2. Я так понимаю, что духовное пробуждение человека — дело Божье, но мы можем способствовать этому средствами искусства и культуры. Какие средства и методы на Ваш взгляд наиболее эффективны для современного человека, не знавшего «советской действительности»?

Александр Копировский. Во-первых, почему «не знавшего»? Разве речь идет только о тех, кто родился после 1991 года? Уж не говорю, что многое из сов. действительности можно видеть перед собой и сегодня. Поэтому только средств и методов недостаточно. Нужно принципиальное изменение всей системы эстетического образования. Раньше это называли «эстетическим воспитанием» и, действительно, пытались воспитывать людей, и того хуже — «формировать нового человека» средствами искусства. Понятно, каким получался человек, и каким становилось в этом процессе искусство.

Сейчас есть, с одной стороны, инерция старого, но с другой – начинает приходить понимание того, что образование — не фаршировка человека полезной, предварительно изученной со всех сторон информацией, а вхождение в тайну, и что такое образование и есть воспитание. Конечно, главным «средством» здесь будет человек, который может этим поделиться изнутри своего опыта, не заслоняя при этом опыта автора произведения, особенностей эпохи и т.д. Ну, а далее – см. ответ на предыдущий вопрос.

Юлия Балакшина. Да, существует традиция (и я даже была в какой-то момент её апологетом) рассматривать искусство и культуру с точки зрения их миссионерских апологетических задач. Искусство — это, действительно, тот язык, через который можно «достучаться» до современного человека, да и любого человека, для того, чтобы сказать ему о христианских истинах. Но, чем дальше я об этом думаю, тем больше прихожу к мысли о том, что искусство и культуру нельзя использовать как средство. Все-таки так сложилась история новоевропейского человечества, что культура и христианство в какой-то момент разошлись. Мы можем относиться к этому как к драме и трагедии, а может увидеть в этом особую духовную логика развития человечества. Культура взяла на себя в тот момент какие-то задачи, которые не смогло решить христианство. Например, тема личности, тема свободного творческого развития, тема открытости жизни, жизни не просто в биологическом измерении, а Жизни как всеобъемлющей силе и энергии, — это всё темы культуры XIX-XX веков, которых церковь не знала. В этом смысле задача церкви — с уважением отнестись к этому опыту, принять его в себя, а не просто сказать: «Спасибо культура, молодец, ты, что-то сохранила, но больше мы в тебе не нуждаемся». Важно, чтобы те ценности и смыслы, которые культура накопила, смогла выразить, высказать, тот опыт Откровения, который был явлен в Новое время через культуру, Церковь приняла как свое достояние, свое сокровище. И если это произойдет, тогда, наверно, может быть восстановлено какое-то глубинное единство церкви и культуры. Я надеюсь, что оно может быть восстановлено это единство, поэтому рассматривать культуру как средство, как метод, я бы не хотела.

3. Когда современный человек из сферы искусства и культуры слышит мнение о том, что мы живём в нетворческое время, сразу видно его желание оспорить этот тезис. Как бы Вы помогли этому человеку?

Александр Копировский. Тем, что не стал бы с ним спорить. Если он считает, что наша эпоха творческая – пусть покажет плоды этого творчества. Сразу будет видно, что речь идет об исключениях, подтверждающих правило. Если только под творчеством не будет пониматься профессиональное изготовление артефактов или художественная самодеятельность.

Юлия Балакшина. Надо помочь этому человеку разобраться, что такое творчество. Напомню, что Н.А. Бердяев говорил о творчестве жизни и творчестве форм. В области творчества форм, к сожалению, сегодня мы не можем похвастаться особой оригинальностью. В наше время постмодерна, такого «топтания на месте», когда уже известные старые формы перебираются, перекладываются, из них составляются новые композиции, действительно, чего-то по сути нового, рождается очень мало. А если говорить о творчестве жизни, т.е. о жизни в духе, о непрестанном создании вокруг себя пространства свободы и любви, то его никогда много не бывает, но все же шанс обрести такое творчество Господь всегда дает человеку.

Можно утешить человека тем, что Господь всё дает человеку, и дух творчества дает, просто его надо искать. «Ищите и найдете» (Мф. 7.7). Господь-то щедрый, Он богатый, Он никогда не жалеет для человека того, что человек просит. Проблема в человеке, который этого творческого духа не взыскует. Для меня всегда вдохновляющими были примеры того, что это творчество жизни возможно. Среди своих современников я таких людей видела и вижу. Фигуры прошлого, которые меня вдохновляют, это Сергей Сергеевич Аверинцев, Николай Бердяев, о.Сергий Булгаков, сестра Иоанна (Рейтлингер). Буквально на днях была у меня чудесная встреча с сестрой, которая была крестницей иконописца Иоанны (Рейтлингер) и, хотя она, может быть, не всё понимала в сестре Иоанне, но она многое сохранила в своей благодарной памяти. Когда она рассказывала о своем общении с сестрой Иоанной в Ташкенте, эта атмосфера свободного творчества очень чувствовалась. Не случайно сестра Иоанна говорила: «Моё послушание – свободное творчество». Это, конечно, передается в её работах, но прежде всего в ее жизни, в ней самой.

Александр Михайлович и Юлия Валентиновна, хочу обратиться к вам обоим. Мы живем в мире ускоренного ритма и среди постоянно сменяющихся картин (картинок) можем просто не заметить произведения искусства и, что особенно скорбно, мы часто не замечаем человека, мы утратили умение созерцать. Конечно, воцерковление помогает этот навык обретать, но это длительный процесс. Что вы можете посоветовать, как научиться различать красоту Божью от подмен, произведение художника-творца от суррогатов, в чем подлинная красота человека?

Спасибо!
Елена А., Санкт-Петербург

Александр Копировский. Елена, не заметить произведения искусства можно только не имея понятия о том, что это такое, т.е. без художественного образования – хотя бы минимального («начального» здесь не бывает). С другой стороны – правильно, что восприятие произведений искусства зависит от восстановления способности воспринимать другого человека, да и самих себя, и что это очень связано с обращением к Богу и воцерковлением. Стало быть, нужно и то, и другое. Мгновенным этот процесс не бывает, ну и что? Как говорил нам перед исповедью один батюшка: «Избави Бог от дьявольского поспешения!». Он не очень хорошо знал церковнославянский: «поспешение» — это помощь, а не спешка.  Но и так тоже правильно … :)

Юлия Балакшина. Я бы посоветовала идти на риск встречи. Ходить на выставки, не пробегая их по диагонали, читать книги, в которых есть что-то кроме глянцевого сюжета, слушать трудную музыку… и ждать и внимательно слушать, что «цепляет» сердце или хотя бы взгляд или слух. А дальше задавать вопросы: к себе, к произведению искусства, к художнику… Не бояться, что какие-то вопросы останутся без ответа, не бояться, что в тебе, что-то изменится. Тогда, может, и «выпрямит», как говорил Глеб Успенский.

Александр Михайлович, не ограничены ли возможности культуры и искусства в миссии и катехизации тем, что называют «инкультурацией», если я правильно использую это слово? Но именно оно приходит на ум, когда переживаешь приобщение к культурным явлениям и знакомство с произведениями искусства. Однако, «веяния» в современном искусстве встречаются столь многообразные, что их прогрессивность бывает трудно вместить. Не хочется быть зачисленной в ретрограды, но порой «умеренности» — недостает. Но в миссии и катехизации, — все ли средства искусства хороши? Да и в жизни — тоже: все ли — полезны?

Благодарю за ответ, Татьяна.

Александр Копировский: Татьяна Николаевна, апостол Павел уже на такой вопрос ответил: «Все мне можно, но не все полезно». Но это, наверное, и так понятно – в качестве общего принципа. А что касается современного искусства, оно, прошу прощения за банальность, бывает разное. И отношение к нему, соответственно, может быть разным. Можно вспомнить одну поэму А.К. Толстого, где главному герою, богатырю Потоку, задают вопрос, уважает ли он мужика?

«… Отвечает Поток:

есть мужик и мужик.

Если он не пропьет урожаю –

Я тогда мужика уважаю!».

Вот так же и с современным искусством. Выдающиеся изображения в стиле средневековья – единичны (некоторые мозаики А. Корноухова, м.б., отдельные иконы архим. Зинона). Да и выражение «в стиле» говорит само за себя…  Выдающихся произведений современной живописи я вообще не знаю. Все заполонил дизайн.  

Есть, конечно, серьезные произведения современного искусства – но ими в миссии и катехизации не попользуешься, они требуют высокой культуры восприятия, укорененной в традиции. А «актуальное искусство» — это просто технический термин, где слово «искусство» часто предполагает действия, подобные именно «пропиванию урожая» — пусть и не всегда связанные с алкоголем. Об этом много и ярко писала О.А. Седакова.

Честно говоря, мне представляется несколько двусмысленным само намерение «миссионерски» или «катехизически» подходить к даже к традиционному искусству. Здесь почти неизбежны передержки, упрощения, а то и значительные искажения его содержания из-за направленности на достижение определенной, пусть и благой, цели. Все-таки, как сказано, «служенье муз не терпит суеты» — в этом смысле тоже. Не случайно на катехизации встреча с произведением искусства – единична, исключительна. Вот тогда она и бывает действенной. Как и в жизни…

Александр Михайлович, здравствуйте!

Как относиться к иконам, которые были написаны местными художниками, и имеют мягко говоря, неканонический вид?

Tatyana Shapovalova

Александр Копировский: Татьяна, можно их просто не замечать – поклоняться им ведь никто не заставляет. Только не забудьте, что и ваши представления о каноне могут быть, мягко говоря, неполными…

Бывает хуже – есть иконы каноничного, даже подчеркнуто каноничного вида, но их персонажи или изображенные на них события не есть плод Божественного откровения и общецерковного признания. В этом смысле они не более чем «дело рук человеческих»… В Третьяковской галерее, например, есть великолепная, огромная, горизонтального формата икона сер. XVI века «Благословенно воинство». Она в аллегорическом виде изображает возвращение русского войска во главе с Иваном Грозным из похода на Казань. Там живые воины-победители сопровождаются святыми воинами-мучениками. Идеология налицо. Ну, а современные примеры Вы и сами, наверное, знаете…

Александр Михайлович, здравствуйте!

В первых веках, когда появилась катехизация, не было такой богатой возможности использовать живопись, иконографию, как «богословие в красках», художественную литературу, потому что их попросту еще не было в том виде и в том количестве, который мы имеем сегодня. Сейчас у катехизаторов и миссионеров широкие возможности обращаться к искусству для проповеди.

В связи с этим вопросы:

Как приобщенность к искусству влияет на качество веры и жизни: мы знаем, что, как и в те века, так и в наше время, была и есть горячая вера у христиан?

Есть ли сведения, что миссионеры и катехизаторы первых веков обращались к искусству? Если да, то на что они могли опираться?

Valeria Loginova

Александр Копировский. Валерия, для того, чтобы в проповеди опираться на произведения искусства, нужно их очень хорошо знать (не только в смысле знания сюжета или символики). И сейчас, когда произведений искусства много, и тогда, когда их было мало, с этим есть проблемы.

Если христианин имеет горячую веру, приобщенность к искусству на ее «градус» вряд ли повлияет. Когда вера есть — даже с зерно горчичное – она может двигать горы. Но ведь она должна быть не только горячей и сильной, а еще и чистой, и глубокой и т.д. Поиск этого, в нормальном случае, ведет человека к расширению ее границ. Тогда он, опять же, в нормальном случае, начинает интересоваться всем, что этому способствует. Иначе говоря, когда вера «зажигает» человека так, что он начинает жить по ней, приобщенность к науке и искусству становится одним из ее «дел», плодов, которыми можно не только наслаждаться, но и служить другим.

Наверное, лучше всего в первые века христианства получалось обращаться к искусству в проповеди у свт. Василия Великого. Есть его текст «К юношам о том, как получить пользу из языческих сочинений» — несомненное одобрение лучших произведений античной поэзии. А еще он неоднократно восхищался произведениями современных ему художников-христиан. Их картины, как он считал, лучше, чем его слова, позволяют прославлять Бога (См.: О Святом Духе к св. Амфилохию, гл. 18; а также — Беседа 17. На день св. мученика Варлаама).

Юлия Валентиновна, в Вашем личном опыте — миссии и в качестве катехизатора были ли ситуации, когда именно произведение искусства — конкретное — «сработало» так, как в теме интернет-конференции сказано: на том или ином «этапе катехизации»? Спрашиваю, потому что ведь известны примеры, когда на одно и то же произведение — разные люди отзывались по-разному — даже противоложным образом. Да и нынешнее культурное «разнообразие» — кого-то впечатляет, а кого-то отталкивает. «Примирение» мнений, унификация — в этой сфере достижимы ли, да и нужны ли?

Спасибо, Татьяна.

Юлия Балакшина. Я могу сказать о своем собственном опыте как человека, а не как катехизатора. Для меня первый мой внутренний призыв ко Христу, осознанный именно как призыв ко Христу, был связан с романом Ф.М. Достоевского «Идиот». Ещё в подростковом возрасте я буквально влюбилась в героя этого романа, и только позже, начав изучать этот роман, я поняла, что моя тяга была не столько к герою, сколько к тому, на Кого образ князя Мышкина был сориентирован. В заметках к роману, как известно, Достоевский записал: «князь – Христос».

Как катехизатор я часто использую на оглашении какие-то образы культуры, обращаюсь к ним, чтобы донести до людей какие-то важные смыслы, не переходя на рациональный, дискурсивный язык. Все-таки в процессе оглашения очень много, действительно, таинственного и таинственного и в том, что происходит в человеческой душе во время оглашения, и в том, что мы хотим до человека донести. Мы говорим не просто легко сводимые к рациональной схеме вещи, и поэтому я очень часто использую образы культуры во время оглашения. К тому же я ещё катехизатор в Петербурге, а тут специфическая ситуация, потому что чаще всего на оглашение приходят люди, для которых язык культуры – это их естественный язык. Например, когда я говорю о последствиях грехопадения, у людей возникает классический вопрос: «Что же несчастного Адама выгнали из рая? Может быть, если бы его не выгоняли, все было бы хорошо?» — я обычно в ответ на такого рода вопросы просто читаю, стихотворение Ольги Седаковой:

Плакал Адам, но его не простили. 

И не позволили вернуться 

туда, где мы все только и живы: 

— Хочешь своего, своё и получишь.  

И что тебе делать такому,

 там, где сердце хочет, как Бог великий: 

там, где сердце — сиянье и даренье.

Достаточно бывает этого стихотворения, для того чтобы объяснить оглашаемым, что дело не в «злом Боге», а в том, что после грехопадения сломалось что-то в самом Адаме.

Юлия Валентиновна, здравствуйте!

Слышала такое мнение: искусство воцерковляет само по себе. Даже без сопутствующих разъяснений. Конечно, надо еще разобраться, что такое «воцерковление». Но знаю, что есть примеры, когда люди обретали мистический опыт, Встречу при одном только созерцании иконы, шедевров искусства, и становились на путь воцерковления.

Вопрос: что же такое искусство и почему оно духовно взаимодействует с человеком?

Valeria Loginova

Юлия Балакшина. Воцерковление средствами только искусства, конечно, невозможно. И я вернусь к тому, о чем говорила отвечая на предыдущие вопросы: чаще всего, современный человек не может встретиться с произведением искусства на экзистенциальной глубине, потому что экзистенциальная глубина у него прочно затянута слоем тины, и ему её надо ещё восстановить, освободить, обрести. Процесс воцерковления позволяет восстановить эту глубину и как-то эту встречу пережить. Человек немного другой традиции и культуры, чем современный изломанный, постсоветский человек, он, действительно, мог пережить откровение через культуру — в силу своей укорененности в традиции гуманистической культуры, он мог пережить эту встречу, этот опыт, как в знаменитом рассказе «Выпрямила». Но даже Глеб Успенский, автор этого рассказа, хотя и принадлежал к сословию разночинцев и уже не был носителе дворянской культуры, все же жил в той России, в которой мы уже не живем, и другим воздухом дышал, и на другое смотрел, и другие люди вокруг него ходили. У Осипа Мандельштама есть строчка:  «Но музыка от бездны не спасёт…». Искусство может открыть таинственную глубину или тайну, может поставить человека перед вопросами «как же жить?» «а что же дальше?», может вселить некую внутреннюю тревогу: «что я перед этим? Откуда эта красота?» … Но дальше человек начинает искать ответ на эти вопросы или начинает ловить кайф, получать удовольствие. Чем соблазнительно искусство? Именно тем, что момент этой распахнутости навстречу прекрасному, может не иметь никакого духовного следствия. Человек может остановиться на этом переживании прекрасного и сделать его своей самоцелью, отказаться от духовного усилия, духовного труда, от ответа на тот вопрос, перед которым его поставила встреча с подлинным искусством. Это, к сожалению, сейчас в большинстве случаев и происходит.

Я по отношению к современной культуре очень пессимистически настроена, потому что это уже не та культура, которая ставит вопросы, это культура манипулятивная, которая просто вызывает определенные эмоции, нажимая на определенные кнопки, культура развлечений, т.е. вкуса к подлинному, и самого этого подлинного стало сейчас очень немного.

Примечание

1. Пайдейя (греч. παιδεία — формирование ребенка, образование, воспитанность, культура) — понятие античной философии, означающее универсальную образованность.

Портал «Идите, научите все народы»