Перейти к основному содержимому
МиссияКатехизация
О насАвторыАрхив
Катехео

Православная миссия
и катехизация

Бог и человек: Вопросы нашей жизни и смерти

Сборник вопросов и ответов на миссионерско-предогласительных «открытых» встречах
13 августа 2013 13 мин.

Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Книга предназначена для читателей, интересующихся проблемами веры и жизни, как имеющих образование, в т.ч. в области богословия, так и начинающих свой духовный путь. Особенность книги в том, что эти вопросы задаются не «в лоб», а сквозь призму насущных потребностей человека: в общении, еде, учебе, работе и т.д. На вопросы отвечает известный православный пастырь, основатель Свято-Филаретовского православно-христианского института, профессор-священник Георгий Кочетков. Вопросы и ответы распределены по блокам, основой каждого служит один ключевой вопрос. Таким образом, «полифония» тем сохраняется в каждом блоке.

Сборник призван помочь желающим сориентироваться в разрешении острых духовных и жизненных проблем. В то же время его задача – пробудить интерес к более глубоким вопросам, ответы на которые потребуют серьезной самостоятельной работы или – что лучше – приобщения к подлинному духовному образованию.

Содержание

Предисловие

Вопрос о добре и зле - это первый вопрос, который ставит проснувшаяся совесть

Откуда берется вера?

Что такое совесть?

Любовь - бремя, которое легко?

В чем заключается свобода человека?

Зачем нужны откровения и вера в Бога?

Что такое христианский мир, что в нем особенного?

Смирение - что это такое?

Что значит прощать?

Почему человеку никогда не хватает мира, радости и правды?

Как можно услышать ответ на молитву?

Что это значит - служить, быть слугой?

Рождение свыше в какой момент происходит?

Как узнать, действительно ли сердце человека посвящено Богу или нет?

Разве одному к Богу не прийти?

Как определить: Бог с нами или не с нами?

Как реагировать на трагические события в жизни?

Разве обо всем можно просить Бога, ведь есть же что-то, что против воли Бога?

Надо ли бояться совершать ошибки?

Почему Евангелие - это радостная весть?

Что значит быть как дитя?

Обязана ли смоковница приносить плоды?

Зачем покупать поле, если на нем только одно сокровище?

Что важнее с точки зрения Царства Небесного: наши дела или наши слова?

Что означают слова из Нового завета о том, что исполнилась полнота времён?

Почему именно на Кресте Христос мог искупить людей? Почему именно своей кровью?

Что такое хула на Духа Святого?

Как Бог мог допустить разрушение храмов в России?

Есть ли у христианина историческое предназначение?

Почему в православной церкви нет женщин-священников?

Зачем нужно монашество и монастыри?

Как церковь относится к эвтаназии?

Почему в церкви не приветствуется общение?

Некоторые верующие говорят, что компьютер – чудо Божье

Возможно ли в одной семье жить верующему и неверующему?

Как воспитывать детей, если мир так сложен?

Если у человека есть талант, должен ли он это отрабатывать, даже если он не религиозен?

Дают ли деньги свободу?

Как мы, простые люди, можем миссионерствовать?

Вестники с небес в этот мир не вмещаются

Предисловие

Вы держите в руках книгу, написанную по материалам так называемых «открытых встреч»*. Подобные встречи в течение многих лет проводились и проводятся преподавателями и студентами Свято-Филаретовского института и членами Преображенского братства для всех, кто живо и искренне интересуется вопросами веры в Бога и жизни по вере. Любая «открытая встреча» – это, в первую очередь, попытка людей самых разных, стоящих на разных позициях, имеющих разный жизненный и духовный опыт, разный уровень культуры, образования, разное воспитание, найти истину. А значит – исповедать свою веру, испытать правду, найти справедливость, и ради этого – вступить в контакт, а то и в общение с другими ищущими людьми. Это не просто миссионерская, это встреча, на которой все равны, мнение каждого уважается, где не приняты ожесточенные дискуссии, не должно быть желания выровнять всех под себя. Даже со стороны старшего, даже со стороны священнослужителя. На «открытой встрече» все ищут истину, все вместе ищут Бога, все интересуются духовным опытом каждого.

Наши «открытые встречи» всегда связаны с христианством. Христианство люди часто совсем не знают, но почти все имеют к нему то или иное отношение. Увы, не всегда положительное, увы, не всегда справедливое. Люди имеют много антицерковных предрассудков, а иногда и прямо антихристианских. В наше время к этому добавляется обострение взаимоотношений между конфессиями внутри христианства. Почти все сейчас имеют опыт, связанный с той или иной конфессией, той или иной религией, мистической или аскетической практикой.

«Открытые встречи» – для взрослых людей, а не для детей. И значит, каждый человек на ней склонен крепко стоять на своих позициях, даже ищущий. Даже недовольный собой, своим опытом и избранным путём всё равно старается сохранить свой путь, принятую им систему взглядов, отношений, симпатий и антипатий. Поэтому вопросы «открытой встречи» – это всегда вопросы изнутри, из сердца, даже если они могут показаться кому-то слишком простыми или слишком банальными, общеизвестными. Опыт показывает, что эти вопросы – даже самые простые из них – не бывают глупыми, поскольку они касаются поиска истины, духовной жизни, отношения к Богу и к людям, ближним своим. Иногда в таких случаях я говорю: «Не бывает глупых вопросов, бывают глупые ответы».

«Открытой встрече» всегда предшествует что-то важное в жизни каждого человека: какие-то разговоры, поиски, удачи, неудачи, трагедии или радости, и за ней что-то следует. Всякая «открытая встреча» предполагает не только «горизонтальную» открытость, но и продолжающуюся возможность общения. Если люди заинтересовались, если у них возникло живое отношение не только к ведущему, но и ко всему собранию, то они хотят продолжать эти встречи. И такая возможность всегда должна быть. Только тогда встреча в полном смысле слова открытая, когда она имеет перспективу для каждого. Если люди выбирают христианский путь, то они должны иметь возможность вступить на этот путь. Наставление на него называется «катехизацией» (т.е. наставлением устным, без специальных учебников). Каждая «открытая встреча» предполагает возможность такого продолжения.

В наше время люди не всегда могут встретиться лично друг с другом. Поэтому есть смысл публиковать живые вопросы людей, ищущих Бога и ближних, и ответы на них. Этим сборником мы начинаем такую работу. Понимая, что читающий этот материал не сможет встретиться глазами с теми, кто задавал эти вопросы и отвечал на них, мы, тем не менее, надеемся на ваш живой отклик и на продолжение таких встреч.

Бог в помощь на этом пути всем читателям!

Профессор-священник Георгий Кочетков

* Впервые эти материалы были опубликованы в газете «Кифа».

Вопрос о добре и зле – это первый вопрос, который ставит проснувшаяся совесть

«Мастер и Маргарита». Хороший фильм, правда? Он ведь очень точно передает события романа?

Пожалуй, и да, и нет. Следование, иногда даже слишком буквальное, страницам романа – иногда приятное, иногда немного механическое, – безусловно, свидетельствует о намерении следовать именно тексту. Хорош же фильм или нехорош – вопрос сложный. Есть разные вкусы, могут быть разные критерии оценки. Так что здесь нужно разбираться.

При просмотре фильма всё время возникает вопрос: а был ли Булгаков верующим? Нужно сказать, что при чтении романа об этом как-то не думалось…

Булгаков для нас, прежде всего, автор романа. Он был большим, настоящим художником, и поэтому его мысли, его образы имели самостоятельное значение. Нельзя отождествлять Булгакова с Мастером, хотя параллели находить можно и нужно. Этот роман, куда он вложил всего себя, что-то может сказать и о нём самом. Булгаков, конечно, был верующим человеком. Он был и мыслящим человеком, настроенным, в духе своего времени, немного позитивистски, немного по-ренановски… Но при всём том он был человеком традиционной русской культуры и традиционной русской духовности. Нельзя забывать, что его отец был профессором Киевской духовной академии.

Как Вам кажется, сатана и должен быть таким спокойно-неподвижным, каким предстает в фильме Воланд? Всегда кажется, что у него должен быть «сатанинский блеск» в глазах и вообще – некая «заведенность», как бы сила…

Воланд в фильме получился не совсем сатана, он – «часть той силы, что вечно ищет зла и вечно совершает благо…» Он всё-таки человек, который созерцает зло и старается осуществить принцип справедливости в этом мире, наградить добро и воздать злу, иногда жестоко. Отсюда и его свита – иногда весёлая, иногда – беспощадная и мрачная. Его созерцание – это не внутренняя примиренность, он просто созерцательно оценивает, берет на себя функцию судьи, который выносит приговоры. Он не склонен прощать, в нём нет милосердия – в этом его фундаментальность и серьезность. Может быть, в фильме с этим немного переборщили. У Булгакова в романе Воланд хотя и профессор, но он внутренне очень динамичен. В фильме же он немного «тугодум».

А самого по себе Иешуа многие представляли по-другому. Не таким жалким, что ли... Он уж совсем не похож на Христа, во всяком случае, в фильме больше не похож, чем в романе.

Так оно и есть. Создателям фильма трудно было с подбором молодых актеров. Хорошие внешние данные тех, кто играл Иешуа, Мастера, Маргариту не очень соответствовали масштабу актерского дарования. На этом фоне старые мастера, безусловно, выигрывали.

Многие молодые люди воспринимают фильм так: «Прикольно! Надо будет всё-таки почитать». Это же хорошо? Значит, фильм выполнил какую-то важную культурную и духовную задачу?

Конечно. Сейчас, на мой взгляд, идёт мода на фильмы, полные мистифицированных образов сражения Добра и Зла. Народу это нравится, и экранизация «Мастера и Маргариты», конечно, «попала в струю», и, может быть, под эту струю и делалась. Поэтому фильм был обречен на успех, и какова бы ни была критика – конечно, многие ожидали большего, – но всё равно все его смотрели, он стал событием.

Я могу сказать одно: когда люди вообще начинают думать о христианских темах, о борьбе добра и зла – это хорошо. Когда они начинают путать это, бросаться на других с ножами или с руганью, тогда это шизофрения, духовная или душевная, а жизнь не терпит шизофрении. Если же это отсутствует и превалирует размышление над тайной добра и зла – то, что ведет к раскрытию тайны, если люди начинают думать над этим, это всегда полезно. И неважно, что вызовет такой отклик – «Мастер и Маргарита» или «Хроники Нарнии», или фильмы о Гарри Поттере, или соответствующие сюжеты Толкиена. Я считаю знаковым явлением то, что опять вернулись к основам, т.к. вопрос о добре и зле – это первый вопрос, который ставит проснувшаяся совесть, встревоженное сердце человека. Поэтому меня очень вдохновляет, что современная молодежь горячо реагирует на такие вещи. 

Откуда берется вера?

Говорят, что христианство – это вера в Бога и вера в человека. Значит ли это, что человек может верить в себя тоже? Вот он живёт, что-то делает так или не так, видит свои ошибки, он пытается их исправлять. Достаточно ли, что он верит в себя, может ли вера с этого начинаться?

Конечно, может. Всегда всё надо начинать с себя. И вера должна начинаться с веры в себя. Современному человеку иногда легче довериться тому или иному ближнему или даже, хотя бы в своих мечтах, Богу. А вот поверить в себя ему бывает трудно. Человек, действительно, хочет исправить свою жизнь, он хочет покаяться. И вера в то, что это реально можно сделать в своей жизни, приложив собственные усилия, хотя и не по своим заслугам и силам, а с Божьей помощью и по-божьему, – эта вера помогает. Конечно, вера – такое свойство человека, которое не может замыкаться только на себя. Если человек будет доверять только себе и верить только в себя, но не будет доверять другим и верить другим, если у него не будет веры в Бога, то он разуверится и в себе, он не возлюбит и свою жизнь, и самого себя, он захочет уничтожения себя. Не случайно в наше время совершается огромное количество самоубийств и суицидальных попыток. Это происходит именно из-за того, что люди не решаются довериться другим, открыться другим, не решаются довериться Духу Божьему, Духу Любви. Дай Бог, чтобы у нас этого не было.

Откуда берется вера?

Вера берётся из сердца, изнутри человека. Сердцевина человеческой жизни, то, что мы и называем сердцем человеческим, содержит в себе некоторую естественную возможность верить. Сердце стремится быть расширенным, открытым и не пустым, стремится быть заполненным благодатью, любовью, надеждой, духом Свободы и Истины. Вот отсюда и берётся вера. Когда мы открыты, когда мы доверяем друг другу и Богу, когда мы стремимся познать невидимый мир, духовный мир, и при этом понимаем, что он остаётся непознаваемым до конца, – тогда возникает возможность жить по вере, потому что вера – это очи, которые помогают нам увидеть невидимое внешним образом. Мы хотели бы, чтобы наша надежда на Бога себя оправдала, также как и надежда на других людей. Но для этого тоже нужно доверие, тоже нужна вера. И это будет, если у нас будет любовь, если в нас будет жива совесть, если мы будем стремиться жить вместе, пренебрегая мелкими недостатками, недочётами и даже согрешениями наших ближних, если мы будем готовы прощать их и идти вперёд, а не топтаться на месте.

Мне кажется, когда человек понял и осознал себя верующим, ему нужны силы на пути к Богу. И для этого ему нужно креститься, чтобы он получил эту благодать в крещении, и тогда уже он увидит то, чего сейчас может не видеть. Почему он не может креститься в тот же самый момент? Мы же помним ситуацию с евнухом из книги Деяний, когда тот встретил апостола Филиппа и сказал: «Вот вода, что мешает мне креститься»? И Филипп ответил: «Если веруешь, то можешь».

Опыт Церкви показал, что вопрос о времени крещения не так уж прост. Очень часто случается так, что для крещения недостаточно лишь осознать себя верующим, надо принести достойные плоды этой веры. Не случайно в ответ на вопрос «что мешает мне креститься?», заданный эфиопским евнухом, апостол Филипп ответил не просто «если веруешь, то можно». Он сказал: «Если веруешь от всего сердца, то можно». Вот в этом вся проблема. Евнух эфиопской царицы был достаточно образованным и подготовленным человеком, он уже знал пророков, ему нужно было только указать на Христа, ему нужно было только полюбить Христа, открыть Ему своё сердце. И он мог креститься, потому что эта вера заполнила мгновенно всё его сердце и стала проявляться во всей его жизни. Так ли случается с нами? Боюсь, что очень часто не так. Мы иногда можем целый год, а то и больше, готовиться к крещению, а всё ещё, смотришь, сердце наше расколото, какой-то кусочек, какая-то часть его принадлежит Богу, принадлежит вере, какая-то часть готова принять жизнь по вере, готова принять благодать, но другая часть не готова. И эта вторая часть бывает очень значительна. В этом всё дело. Крещение не может быть просто панацеей от всех бед. Благодать крещения не даётся магически, механически, автоматически, она даётся только тем, кто верует всем сердцем, пусть даже ещё и не познал всех путей Господних. Так что – да, надо стремиться к крещению, к исполнению воли Божьей во всём, к умиранию со Христом для Жизни с Ним в вечности, но к этому надо готовиться, надо сделать так, чтобы наше сердце веровало в полноте своей, чтобы в эту веру был вовлечён и наш ум, и наши руки и ноги, то есть все сферы нашей жизни, чтобы мы смогли их как-то воцерковить, привести к единому знаменателю веры. Вот тогда и можно будет креститься.

Что такое совесть?

Насколько нравственность можно приобрести добром или злом?

Немного странный вопрос. Обычно такая проблема – «можно ли приобрести нравственность злом» – не встаёт. Правда, зло само по себе может поставить человека в экзистенциальную ситуацию, заставить его задуматься, остановиться – и это будет способствовать нравственному возрастанию человека. Я видел не однажды, как люди, считающие себя более или менее праведными, не совершающими особых грехов, при этом часто бывали нравственно нечуткими, а иногда даже совсем бесчувственными в этой области. Много раз я видел и людей, которые проходили через разные искушения, иногда даже попадались в их силки, но это заставляло их действительно обострять свои нравственные чувства, обогащать свой нравственный опыт. И хотя было бы странно делать какой-то прямой вывод, скажем, «побольше грешите, тогда вы будете более нравственными», – это, конечно, была бы ерунда, – но, тем не менее, человек, прошедший через разные искушения, «может искушаемому помочь», и не только тот, кто не поддался на эти искушения, но и тот, кто на них поддался. Эту проблематику много раз в течение веков затрагивали разные христианские мыслители. Об этом говорят святые отцы, напоминают русские писатели, например, Достоевский. Поэтому всегда остаётся один императив: «люби человека и в грехе его». И чтобы раскрыть эту любовь, нужно пройти через искушения, нужно пройти через трудности, нужно пройти через разные этапы своего нравственного созревания. Хорошо, если человек может это сделать, сам не запачкавшись никаким образом в грязи, но в жизни часто бывает иначе. Повторяю, это не есть оправдание греха и зла, это наблюдение над реальностями нашей жизни.

В том, что добро может человека нравственным образом совершенствовать, конечно, нет сомнения. Но только это добро должно быть не механическим, не просто традиционным, не тем, что легко, без особых усилий даётся человеку, а тем, через что приходится прорываться, буквально окорябав всего себя до крови. Это связано с нашим духовным крестоношением, с несением того служения, которое дарует нам Господь. Однако опыт показывает, что многие христиане этого служения не знают, не чувствуют, и поэтому их добро имеет в себе не много добра, о чём и говорил Николай Васильевич Гоголь в известном месте своего дневника: «Грусть от того, что не видишь добра в добре». Так что нравственность человека – вещь глубокая, экзистенциальная, духовная, связанная ещё и с чувством такта, с чувством вкуса духовного, с чувством меры, с тем опытом взаимоотношений с Богом и ближними, с друзьями и врагами, сотрудниками и теми, кто тебе противостоит в твоём служении, или, во всяком случае, не помогает, кто равнодушен к тебе, – это всё важные категории жизни человека и его нравственности.

Что такое совесть?

Ну, что такое совесть? Самым лучшим определением остаётся древнее: это голос Божий внутри человека, это голос сердца человека. Совесть – это то, что в человеке присутствует благодаря его духу, дарованному от Бога, его сообразности Богу, его призванности к Богоуподоблению. Это некое движущее начало, которое помогает человеку не зарапортоваться, не формализовать свои нравственные или канонические требования, или свою исполнительность по отношению к разным формам и формулам церковной жизни и веры или молитвы. Совесть – это то, что соразмерно с Божьей Правдой и Истиной, то, что может подсказывать человеку путь тогда, когда он сам разобраться рационально или по своему отрефлексированному опыту не может. Совесть, действительно, живой голос Бога. Но поэтому она легко и подавляется, искажается, извращается и затем она легко ведёт человека уже не туда, куда надо. И если человек слишком доверяет своему внутреннему голосу, своим чувствам, он всегда попадает в ловушку, причём бывает, что очень серьёзную. А людей, доверяющих только себе, в наше время слишком много. Поэтому очень многие люди не могут вырваться из своих трудных духовных ситуаций, не могут обрести настоящий дискурсивный, глубокий и развивающийся, опыт, который бы, с одной стороны, очищал и углублял голос совести в человеке, а с другой – вёл человека вперёд.

Если мужчина больше воспринимает мир через разум, а женщина – через интуицию, значит ли это, что женщины более совестливы?

Это обычное недоразумение. Да, мужчина больше апеллирует к разуму и даже не столько к нему, сколько к рациональному постижению мира, рациональному анализу, а женщина – не столько к интуиции, сколько к чувствам. И в том и в другом случае это не одно и то же. Действительно, женщина обычно очень чувствительна ко многим вещам, к которым нормальный мужчина совершенно глух. Но настоящая, глубокая интуиция как раз более свойственна мужчинам. Я думаю, что та интуиция, о которой говорил философский интуитивизм, говорил Анри Бергсон, это, конечно, в первую очередь мужское чувство. Мужчина значительно более интуитивно одарённый человек, но, к сожалению, менее чувственный. То есть современные-то мужчины бывают очень чувственны, они иногда даже превосходят женщин в чувственности, но это уже другой вопрос, это специфика современного унисекса, этой новой субкультуры. Но в нормальном случае мужчина обладает и большим рацио, и большей интуицией. А это два начала, которые, к сожалению, часто попирались в практике христианской церковной жизни. Чувственность всегда поддерживалась, и поэтому женщины чувствуют себя в храмах обычно очень хорошо – слёзы текут рекой, человек погружается пусть даже в непонятную, но очень глубокую по чувствам своим молитву, а вот мужчина понять ничего не может, не может удовлетворить ни свою рациональную жажду познания, ни интуитивную.

Чувственно развитый человек не доверяет интуиции, как и рационально слишком развитый человек не доверяет интуиции, не доверяет тому непосредственному ведению совестью, когда человек ведётся совестью, когда он ведётся Духом Божьим, когда он способен на какие-то неординарные поступки, которые других могут шокировать, которые могут казаться нарушением общепринятых норм нравственности. А ведь если это было даже в Ветхом Завете, что же говорить про Новый! Не случайно, допустим, подвиг юродства, т.е. снятие рационального и чувственного пласта ради интуитивного, ради безумства Христа ради, которое посещает иногда великие христианские души, этот подвиг в основном – мужской подвиг. Настоящий юродивый, как правило, мужчина. Скромное, небольшое юродство бывает свойственно и женщинам, но, к сожалению, к этому тоже часто примешивается чувственность, а то и всякие магические мотивы, как это было, например, с известной, теперь канонизированной, Матроной Московской.

Любовь – бремя, которое легко?

Что делать, если так устаешь от борьбы в этой жизни, что начинаешь завидовать птичкам, цветочкам, деревьям и всем недумающим предметам. Что это – грех? Как назвать это чувство?

Скорее всего, это некая духовная немощь, духовное бессилие. Это на самом деле никакая не зависть. Это просто способность человека опустить руки тогда, когда он чувствует, что на самом деле ему надо действовать. Увы, это бывает с людьми нередко, особенно с людьми неверующими. Людям надо говорить, что опускать руки никогда не нужно. Но для того, чтобы не опустить руки, надо иметь реальную надежду и знать, на кого положиться. Вот на Бога положиться можно. На природу положиться нельзя, хотя она бывает и красивая, и замечательная, и вызывает в нас много прекрасных чувств. На ближних положиться иногда можно, а иногда, к сожалению, нельзя. Бывают ближние, которые подводят, особенно там, где не ждешь. И это, конечно, всегда очень и очень печально. Но за ближних надо молиться, природу надо охранять и ей сочувствовать, а на Господа надо полагаться, т.е. иметь живую реальную надежду. Для этого надо Бога знать – не как абстрактный принцип существования некоего абсолюта или праосновы этого мира, а как живого Бога, Который есть Любовь – живая Любовь, Который есть Полнота Любви, что и дает нам основание для надежды.

Христианство – это вера в Бога и человека. Мой родной человек опустившийся, пьющий. И я, если честно, не верю, что он хотя бы бросит пить. Но я молюсь за него, потому что нам заповедано молиться за болящих. Продолжать ли мне за него молиться, если я не верю в него?

Как всем, к сожалению, известно, пьянство – это разновидность наркомании со всеми вытекающими отсюда последствиями. Надо помнить: пьянство – это не только болезнь, но и грех. Однако оно не только грех, но и болезнь. За больного человека, безусловно, надо молиться, а в грехах надо каяться. Надо призывать человека к покаянию и молиться за него и как за болящего, и за покаяние того, кто губит себя, свою жизнь и все вокруг себя, даже не желая этого.

Любовь – это бремя и подчас очень тяжелое. Скажите, может ли это бремя обессиливать человека? Что делать с тем, что, поворачиваясь к христианству, человек становится неприспособленным к жизни, узнав Христа, не хочет больше оставаться в этом мире?

Любовь – бремя, которое легко. «Иго Мое благо и бремя Мое легко», – говорит Христос, имея в виду именно благодать, именно дар любви. Любовь возвышает человека, но никогда не принижает, не унижает его. Если человек чувствует, что происходит нечто обратное, значит это пока ещё не та любовь.

Это совсем не связано с тем, что человек, становясь христианином, иногда хочет уйти от этого мира, иногда хочет жить так же безответственно, как жил до этого, ссылаясь в этом случае на Бога, на необходимость служения Ему. Но человек, который уходит от этого мира, не служит Богу, он служит себе. Надо помнить, что эгоистическая любовь, даже во имя собственного спасения, не является спасительной. Господь сказал о Своих учениках: «Не хочу, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла». Господь протягивает нам руку помощи. Но мы можем взяться за эту руку или не взяться – это уже наш выбор.

Что такое религиозный фанатизм?

Религиозный фанатизм – это вера без любви, то есть на самом деле имитация веры. Потому что вера – это открытое состояние, а фанатизм – это крайне закрытое состояние. Без любви не может быть настоящей веры, но, к сожалению, может быть суеверие или видимость веры. Так что если истинной веры нет, но есть ревность не по разуму, тогда возникает фанатизм.

Как искать Бога? Что значит найти Бога? Как определить, что ты Его нашел?

Искать Бога можно только одним образом – открыв Ему своё сердце, отдав Ему своё сердце целиком, а не отщипнув какой-то кусочек на всякий случай, из страха перед тем, что якобы «Бог есть природа, но может наказать». Поэтому поиск Бога – это поиск жизни, жизни с избытком, а не просто тёпленького уголочка для себя или для своего гнёздышка. Найти Бога – это значит обрести ту самую любовь, ту самую открытость, то самое провидение, тот дух, о котором прекрасно писал Пушкин.

Такому пророку всё видно и всё внятно, даже то, что является сокровенным от всех остальных людей, от науки, от культуры, от семьи, от общества, – 

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход

И дольней лозы прозябанье…

В чём заключается свобода человека?

Если не веришь – попадешь в ад, веришь – попадешь в рай. Какая же это свобода? Какой разумный человек пойдет добровольно жариться на сковородку? Каждый хочет попасть в рай, а не в ад.

Прежде всего, то, что каждый хочет попасть в рай, – тезис более чем спорный. Большинство людей, на мой взгляд, не думают ни о каком рае. Они не верят ни в рай, ни в ад. И здесь вопрос веры не просто в Бога, а веры, в том числе, и в реальность последствий своей жизни. Имеет ли наша жизнь на земле какое-то значение или нет? Есть ли связь между кратковременной человеческой жизнью на земле и его вечной судьбой? И есть ли вообще эта вечная судьба человека, а не просто высокоорганизованного животного? Вот в чём вопрос. Сюда, конечно, входит проблема свободы, но скорее как вопрос духовного богоуподобления, потому что быть свободным – значит уподобиться Богу.

Как можно быть свободным сейчас в нашем обществе?

Свободным можно быть всегда, и внутренне, и внешне. Ведь источник свободы – в Боге, и дар свободы мы получаем вместе с благодатью. Другое дело, как мы этот дар усваиваем, насколько мы можем этой свободой пользоваться не в ущерб себе и другим. Многие воспринимают свободу как свободу для себя, и только. Но это не есть свобода.

Верующие заключают с Богом договор, завет. Но любой договор ограничивает свободу. Значит, верующие не могут быть свободны?

Безусловно, свобода в смысле произвола («что хочу, то и ворочу») для человека, заключившего с Богом договор, завет, – невозможна. Всякий завет связан с заповедью, а заповедь – это всегда граница. В этом мире, лежащем во зле, без границ невозможно: свет во тьме светит, но тьма не должна объять его. И это нужно всегда понимать – что когда человек отказывается от самоограничения, хотя бы в принципиальных вещах, он не удержит ни любви, ни свободы, ничего ценного в этом мире.

Если Бог есть любовь и свобода, то больше ничего не нужно. Зачем обращать внимание на окружающий мир? Нужно идти в монахи и всё.

Кто сказал, что только пойдя в монахи, человек становится преданным любви и свободе, а вне монашества он этого не знает? Как раз очень часто бывало наоборот – монахи искушались и оказывались вне любви и свободы, а люди простые, иногда живущие обычными семейными ценностями, были выше их.

Выбор из двух зол – это свобода? Можно в ситуации выбора из двух зол не выбирать ничего, это будет правильно?

Конечно, выбор из двух зол – это свобода. Но свобода свободе рознь. Бывает свобода выбора между добром и злом. Бывает свобода выбора между любовью и злом или грехом. И это всё разные свободы.

Если же ты попал в ситуацию выбора из двух зол, ты должен выбирать меньшее. Это требует мужества, это требует смелости. Ты должен вполне понимать, что выбираешь всё-таки зло и, ограничивая его, этим его не уничтожаешь, не преодолеваешь. Да, нужно понимать, что это безблагодатная ситуация – то, что нужно выбирать из двух зол меньшее, но всё равно зло. Это ситуация мира сего, и она оправдана в ту меру, в которую ты попал в ситуацию выбора из двух зол не по собственной воле. А если ты попал по собственной воле, то тут уж надо смотреть – насколько ты в этом виноват, насколько ты должен в этом каяться. Не выбирать ничего нельзя. Если ты не выбрал ничего, то ты фактически выбрал худший вариант, потому что попустительствуешь победе большего зла. И следует это понимать и за это отвечать.

Разве можно уйти от Бога, если Он везде?

Что значит – везде? Если вы считаете, что Бог разлит везде в природе, то вы просто пантеист, или, по-другому, язычник, т.е. человек, который не знает личного Бога, Бога – Творца мира и всего, что в нем. А если вы думаете, что Бог обладает свойством Вездесущего в том смысле, что всё может быть пронизано Духом и Любовью от Бога, если Бог пошлёт этот Дух и эту Любовь людям или каким-то событиям или вещам, то это другое дело. Но это не значит, что Бог везде и во всём, потому что, например, во зле и в грехе Бога нет. Ни в каком предательстве, ни в какой подлости и злости Бога нет. А всё это занимает немалую долю человеческой жизни. Так что уйти от Бога очень даже легко, достаточно войти в сферу, где Бога нет. Но не дай Бог вам это когда-либо сделать.

Зачем нужны откровения и вера в Бога?

Некоторые люди, которые занимаются научным познанием мира, привыкнув основываться на опытных данных, считают, что они таким образом приближаются к Богу.

Это разные вещи, одно другому нисколько не мешает.

Конечно, люди, постигающие законы природы, в каком-то смысле приближаются к Богу, потому что – кто заложил законы в этом мире, как не Бог? Мы предполагаем, что эти законы неизменны. Мир меняется под влиянием, под действием этих законов. Есть более общие и менее общие, более известные или неизвестные законы, но они предполагаются стабильными, хотя можно предположить и какую-то динамику внутри субсистем. Так вот, человек, который познает мир, не случайно радуется этому, потому что познает гармонию, красоту и порядок, упорядоченность этого мира. Это, конечно, ещё не есть познание Бога само по себе. Познать, что в мире есть красота и доброта, гармония, – ещё не значит знать Бога, но это значит чувствовать эти вещи глубоко и подлинно, и, значит, приближаться к Богу.

Но приближаться надо с целью познания Бога. А для этого каждому человеку и нужно откровение.

Расскажите, пожалуйста, о роли старцев в церкви. В каждом ли приходе есть старец?

Смотря в каком смысле мы будем употреблять понятие «старец». Если мы под старцем понимаем просто старшего, старейшину, то старец – это вариант слова «старый», «старик», – но старик не просто физически, а старший человек, который обладает соответствующим духовным и жизненным опытом.

Если же мы понимаем под этим человека, который имеет благодатные дары, делающие его старцем в собраниях верующих людей, старшим по опыту, по глубине видения, по возможности духовного умиротворения и утешения окружающих людей, то тогда надо сказать, что, конечно, такие люди встречаются редко, настолько редко, что иногда даже возникают сомнения, остались ли старцы на Руси. Может быть, сейчас мы уже и не можем сказать определенно, что в нашей церкви в таком полном, пророческом смысле слова могут быть старцы.

Как можно жить в этом мире не от мира сего? Получается – как в сумасшедшем доме: сумасшедшие друг друга понимают, а их никто не понимает, над ними всё смеются.

Да, это очень хорошее сравнение. Апостол Павел говорит, что мудрость человеческая – безумие для Бога, а мудрость Божья – безумие для человека. Мы всё «юродивые Христа ради» в том смысле, что мы как сумасшедшие в этом мире. Это правильно. Люди, живущие по законам мира сего, не понимают тех, кто живёт по иным законам – по законам Любви, Свободы и Истины. Но, с другой стороны, для верующего человека этот мир, мир сей, лежащий во зле, есть мир, сошедший с ума, безумный мир. Так что, конечно, здесь объективно установить истину невозможно. Каждый подозревает другого в сумасшествии. И остается лишь судить по плодам, как заповедал нам Господь.

Как можно услышать ответ на молитву?

Во-первых, Бог может отвечать, а может и не отвечать. Это зависит от того, молитва это или это «биение воздухов». Есть и такое интересное выражение: иногда молитва «выше потолка не восходит».

Надо быть очень осторожным с понятием молитвы. Молитва – это глубокое взаимопроникновение, взаимообщение. Как вы можете понять и услышать ответ любимого вами и любящего вас человека? Это что, обязательно должно произноситься словами? Опыт жизни показывает, что многое, произносимое словами, является неистинным, даже когда дело касается любви. Люди даже клянутся в любви друг другу, никакой любви при этом не имея. И это бывает слишком часто, это не просто случайная ошибка какого-нибудь малоопытного человека. Это бывает совершенно сознательным действием. Поэтому услышать Божий ответ – это не то же, что услышать слова человека о любви. Это что-то иное. Это значит некоторое воспламенение сердца, это некоторое внутреннее духовное состояние. Это нечто, приводящее в движение наш дух и ведущее его. Вот это и есть действие молитвы. Именно по этому мы узнаем ответ Божий, узнаем, как Бог нам отвечает и куда нас зовет. К слову говоря, о том, что происходит с человеком, который получает дар Духа, писал ещё пророк Исайя. Это тоже очень важно – что мы об этом не только сейчас из современного опыта говорим, но что это ещё в древности было выражено замечательными словами пророка.

Преподобный – это подобный Христу. Но святые считали себя очень грешными, а Христос – нет. Значит, они не совсем Ему подобны? Т.е. совсем подобным Христу всё-таки не стать? Всё равно есть дистанция?

Во-первых, понятие «подобие» предполагает возможность такой дистанции. Бывают полные подобия, совершенные подобия, а бывают неполные, несовершенные. Поэтому преподобный – это тот, кто устремлен к богоуподоблению, к уподоблению Христу, но совсем не думает о том, что он уже достиг цели. Апостол Павел говорит: «Я не почитаю себя достигшим; а только, забывая прежнее и простираясь вперед, стремлюсь к цели, к почести вышнего звания Божия во Христе Иисусе».

Христос абсолютно безгрешен. Как же Он может понять суть человека, который грешен?

А это ещё проще. Дело в том, что понять человека и грех человека может как раз тот, кто свободен от греха. А кто не свободен от греха, кто является рабом греха, тот понять другого не может, тем более понять в грехе его, – такова природа взаимопонимания между людьми. Достоевский писал о том, что надо любить человека и в грехе его для того, чтобы его понять, для того, чтобы самому не оказаться ещё ниже.

Согрешили Адам и Ева. Почему же мы все должны за это расплачиваться?

Потому же, почему должны расплачиваться за ошибки медиков их больные пациенты.

Можно ли верить в душе, но не ходить в храм? Потому что бывает, что когда приходишь в храм, сталкиваешься с тем, что священнику ты не нужен, а это обидно.

Для того, чтобы ходить в храм, верить в душе нужно обязательно. Для того, чтобы верить в душе, нужно иметь смелость общаться даже в условиях не очень благоприятных, в т.ч. в храме. Необходимо достаточно смирения, чтобы не иметь претензий на то, чтобы вокруг тебя ходили как вокруг новогодней елки, чтобы кто-то был обязательно заинтересован в общении с тобой. «Бог гордым противится, а смиренным дает благодать», – говорит нам Писание. И никакая «вера в душе» без этого подвига общения не будет подлинной верой. Это будет фикция. Так же как и хождение в храм без веры в душе, без доброты, без открытости, без жертвенности тоже ничего не даст. Нужно и то и другое на достаточно серьезном уровне. Но и то и другое – это следствие любви к Богу и ближнему, следствие умения жить по-христиански. Вот к этому именно качеству я Вас и призываю.

Что такое «христианский мир», что в нём особенного?

Чем христианский мир отличается от мусульманского или какого-либо другого?

Конечно, для нас христианский мир, что в нём особенного – это мир, который объединен единством основных положений веры, единством истории, культуры, иерархии ценностей и целей, хотя бы в самом общем, самом крупном масштабе. Это мир, для которого свойственна определенная последовательность, определенный взгляд на историю, на человека, на общество, который всерьёз воспринимает гуманистические ценности, так же как определенным образом относится к миру внешнему, природному. Человек этого мира должен так или иначе проявлять заботу об этом мире точно так же, как и о каждом человеке, о его духовной судьбе, как в близком масштабе, так и в самом далеком. Христианский мир, конечно же, отличается от всякого другого мира – от мира секулярного, или древнего мира, или мусульманского, иудейского, языческого – разных исторических миров, и отличается именно этими характеристиками.

Трудно ответить коротко на вопрос, каков этот мир. Он таков, каким он заложен в Евангелии, каким он дан нам в образе, учении и жизни Иисуса Христа, апостолов, святых. Он таков, каким он раскрывался в эмпирической жизни, несмотря на то, что иногда декларации людей отличались от их реальной жизни, от их реальных действий. Но эта разница есть в каждом мире, не нужно думать, что она – свидетельство неподлинности христианского мира. Это было бы неправильно, потому что в каждом мире, как и у каждого конкретного человека, есть проблема единства слова, дела и мысли. Просто христианство старается радикальней, серьезней и глубже решать эти проблемы, поэтому возрастают требования, хотя и даются великие дары. Христианин должен стать солью земли, светом этого мира, поэтому он несет на себе самую большую ответственность, имея и самое большое призвание, – ведь кому больше дано, с того больше и спрашивается. Это трудно, но это приобщает человека ко благу, к Божественной жизни в благодати, к Любви, к Свободе, к Свету, к Истине – в более полном и более качественном виде, чем это бывает во всех других случаях.

Мы не отвергаем того, что в других мирах тоже могут быть свои ценности, в том числе и общие с христианским миром, но мы видим и различия, мы не можем думать, что этими различиями можно пренебречь, что они малозначительны. Мы хотели бы, чтобы осуществилось Божье предопределение о единстве всего мира, но понимаем, что пока ещё свет во тьме светит и наша забота – способствовать тому, чтобы тьма не объяла его.

Почему в католический или лютеранский храм бывает легче зайти, чем в православный? Почему там больше уважают человека, чем у нас?

Очень трудно согласиться с такого рода утверждением – что в православии не уважают человека, а в католичестве и лютеранстве уважают. Тем более, что можно встретиться с разными православными, точно так же как и католиками, и протестантами, – это уж как вам повезет. Везде есть свои святые, и везде есть недостойные люди, которые плохо реализуют свою веру. Поэтому, прежде всего, сделайте вывод для себя, не показывая ни на кого пальцем. Попробуйте изнутри православной веры относиться к людям достойно, принимая их такими, какие они есть, как Бог нас всех принимает. Да, исторически часто бывало так, что Восток жил в жестоких, трудных обстоятельствах и не всегда здесь ценность жизни отдельного человека стояла на достаточной высоте. Но то же самое бывало и на Западе – и в протестантизме, и в католичестве. Поэтому избегайте спорных обобщений. Пытайтесь найти полноту любви и веры в Бога и в человека – то есть именно христианской веры – для себя, делая эту веру своим путем, показывая пример для других. Вы увидите тогда и благодать, но и все трудности такого пути.

Если Вы встречаетесь в храмах с каким-то неуважением, Вы должны понимать, что в наших храмах в ХХ веке по известным причинам прежде всего, внешнего порядка (хотя не только), практически не осталось культурных и образованных людей – как среди духовенства, так и среди прихожан. Надо понимать, что культурный человек стоит тихо, спокойно и не мешает Вам, а запоминается тот, кто ведет себя недостойно. Посмотрите внимательнее вокруг себя, когда приходите в православный храм, постарайтесь почувствовать глубину молитвы. Постарайтесь вступить в общение, а не просто в контакт с верующими, и Вы увидите, что Ваша характеристика была неточна.

Смирение – что это такое?

Какова мера страдания человека, чтобы смириться с чем-либо? Как соотносить страдание со смирением? И каково тут участие веры? У каждого человека своя мера страдания?

Страдание связано не только со смирением. Не случайно Бердяев говорил, что мера страдания – это мера свободы. Чтобы быть свободными, мы должны уметь ограничить себя. Мы должны брать на себя свой крест и следовать за Христом, а если мы этого не делаем, если мы боимся страданий, то мы очень плохие или только начинающие христианскую жизнь христиане. Поэтому нам, конечно, нужно понимать, что есть возвышающие человека страдания, которые очищают его, как золото очищают огнем. Но бывают страдания другого рода. Если это страдания не ради Христа, если они бессмысленны, если они не связаны с верой, то они разлагают, унижают, убивают человека, его дух, душу и тело.

Если мы сталкиваемся со страданиями и видим в этом следствие своей греховности, то это бывает для человека спасительно. Если человек может вместить и такие страдания, и такое смирение, пусть вместит, и чем больше будет этого смирения, тем лучше. Смирение человеку нужно всегда. Но нельзя смирять других, причиняя им страдания, – этот ход для нас, христиан, всегда запрещён. Мы можем смирять лишь себя – смиряться, когда мы встречаемся с вещами, противоречащими триумфалистическим настроениям нашего ума, нашей внешней жизни, нашего сердца.

Мы никогда не должны радоваться чужим страданиям, мы никогда не должны поддерживать страдания в ближних наших, но мы должны смиренно принимать собственные страдания. Это не значит, что не надо бороться со злом, которое эти страдания вызывает (ведь страдания и болезни – всегда следствие воздействия зла или греха на нас). Таким образом, вопрос о страданиях является непростым. И мы должны быть здесь очень внимательны и осторожны.

Смирение – что это такое? Качество характера, чувство, эмоция?

Ни то, ни другое, ни третье. Смирение – это духовное качество. Хотя духовное качество может выражаться и в качестве характера, и в чувстве, и в эмоции.

Смирение – это умение духовно познать меру себе и всему своему. Это значит сохранить в себе внутренний мир – а мы чаще всего нарушаем внутренний мир, свой и других людей, потому что не знаем меры ни в чем, ни в себе, ни в своём. И в этом смысл познания смирения как духовного качества жизни.

Христос говорит: «Придите ко Мне все утружденные и обремененные, и Я успокою вас. Возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой вашим душам». Так что человек, который знает себе меру, который хранит внутренний мир, находит покой в своей душе, даже если эти рамки и противоречат его прежним представлениям о себе, о своём призвании, обо всём своём.

А меру смирения кто определяет? С кем себя соотносить, кому подражать?

Христос и определяет, что такое смирение. В Нём показан нам пример для подражания. Но мера смирения, мера меры – это вопрос уже другой. Наверное, человек может и должен всю жизнь двигаться по пути смирения, так же как по пути преодоления гордыни. Ведь чаще всего отсутствие смирения есть прямой путь к возвышению гордости, а значит и уныния в человеке. Поэтому мера смирения только в одном – вмещать столько, сколько ты это можешь сейчас реально, т.е. исполнять слова апостола Павла: кто до чего достиг, по тому правилу должен и мыслить, и жить.

Что значит прощать?

В молитве «Отче наш» есть слова: «и прости нам долги наши, как и мы прощаем должникам нашим». Дело в том, что мне некоторые люди должны деньги и не отдают. Я должен их простить?

Если вам кто-то должен деньги и не отдает, вы можете поступить по-разному. Можете простить – просто забыть об этом, считать, что вы пожертвовали свои деньги, а можете поступить по-другому, считая, допустим, что вы не можете прожить без этих денег, или что справедливость в данном случае важнее. По справедливости надо отдавать. Можно требовать, можно, в конце концов, подать в суд. И вы не согрешите, если это сделаете. Здесь многое зависит от того, как в том или ином случае проявляется воля Божья, где она лучше проявляется. Потому что в одних случаях, действительно, людям лучше оказать милосердие и с них ничего не требовать, а в других – наоборот, чтобы их не развращать, чтобы не попустительствовать злу, надо с людей спросить, почему они не выполняют свои обещания, почему они не делают то, что должны по чести и совести делать. Так что решение этого вопроса – за вами.

Вот некоторые говорят, что нужно уметь отделять человека от его греха. Но возможно ли это? Ведь человек и его грех – это нераздельное целое.

Правильно говорят. Ведь не случайно сказано Достоевским: «Люби человека и в грехе его». Святые отцы говорили: «Не люби грех, но люби грешника». Другое дело, что, действительно, отделить одно от другого невозможно. Но как невозможно? Невозможно в каком-то физическом смысле. А в духовном – можно. Можно любить человека, даже если ты точно знаешь, что он грешник, и даже, может быть, тяжёлый грешник. Более того, всем известно, что к грешникам иногда возникает куда более глубокое чувство сострадания, милосердия, а то и жалости, чем к праведникам. Праведность часто бывает более холодной, более формальной, более законнической, и это может не вызывать большой симпатии. Человек-грешник, если он сам страдает от своего греха, если он не безразличен к этому, если он не циник, если он не совершает грех лишь бы грешить, если он не делает это заведомо во вред людям и Богу, церкви, невольно вызывает к себе чувства добрые. Всегда хочется помочь такому человеку, протянуть ему руку, как утопающему, как поскользнувшемуся, как падающему. И это, по-моему, совершенно естественно и нормально для всех, даже для людей не очень верующих. Так что действуйте, это вопрос любви. Если вы человек верующий, вам будет легче полюбить человека, не любя грех, если вы человек неверующий, вам будет это сделать значительно сложнее. Но не невозможно. Старайтесь.

Как могло случиться, что Бог вёл израильский народ в землю обетованную для того, чтобы были уничтожены другие народы, проживавшие в этой земле?

Все вопросы, касающиеся Ветхого Завета, – это вопросы, требующие специального подхода. В центре Ветхого Завета – полученное израильским народом откровение от Бога о том, что Бог един, что Он один – Творец Неба и Земли, что Он, Бог Авраама, Исаака и Иакова, – живой, истинный Бог, Которого надо слушаться. Другие народы такого откровения в то время ещё не получили. Они были язычниками. Поэтому в Ветхом Завете откровенно говорится: для того, чтобы вы не развратились, нужно предать заклятию и людей, и скот, и имущество тех народов, землю которых вы заселяете, выйдя из Египта. Конечно, если смотреть на эти отношения с современной точки зрения, с точки зрения политической и социальной справедливости, это несправедливо. Но Библия здесь показывает только одно: что надо сохранить веру в единого Бога и что это ценность абсолютная, большая, чем любое приобретение. Всё остальное описывается в духе нравов того времени. Так, как поступали израильтяне, поступали бы и другие народы. Так было принято в то время. Я думаю, что и в наше время есть много таких вещей, которые, может быть, через пятьсот лет будут казаться страшной дикостью, и люди будут спрашивать: «Как же они могли так поступать, так думать, так делать?» Увы, люди сильно меняются и они далеко не совершенны. Так было и в древности.

Как научиться прощать не всех, а одного?

Прощать – значит исправить отношения, выправить то, что искривилось, извратилось, пошло не по верному, а по греховному, злому пути. Поэтому прощать всегда трудно. И всех прощать трудно, а конкретного человека, если он тебя сильно обидел, если он сильно, тяжко пред тобой согрешил, – ещё труднее. Всех прощать бывает иногда легче, потому что как бы отвлекаешься от тех конкретных тяжких последствий грехов, которые в этом случае не видны. А вот когда речь идёт о конкретном человеке, видишь, прежде всего, последствия греха.

Хорошо бы мы всегда видели последствия грехов – и всех, и одного! Тогда бы мы, во-первых, стремились быстрее прощать и прощать до конца, а во-вторых – мы бы поняли, что простить можно только тогда, когда имеешь к человеку любовь, когда имеешь веру в человека – в то, что он может исправиться, и в то, что силой духа, силой добра и света, и любви, и веры человек может, действительно, творить чудеса и в себе, и вокруг себя. Поэтому набирайтесь этой силы веры, любви и благодати, набирайтесь милости, потому что Господь милостив. И вы увидите, что прощение каждого человека – это великая благодать, которая за собой влечёт множество добрых плодов не только для вас, но и для всех вокруг вас.

Почему человеку никогда не хватает мира, радости и правды?

Когда русские послы сказали о православном богослужении: «Не знаем, где мы были, на земле или на небе», они имели в виду пение, иконы или духовное состояние?

Ну, не надо так уж буквально относиться ко всему, что пишут летописи. Совершенно очевидно, что рассказ из Повести временных лет о послах князя Владимира в Константинополь для изучения веры православной носит легендарный характер. К нему нельзя относиться как к объективному научному факту. Но и нельзя сказать, что за ним ничего не стоит. Здесь, скорее всего, отражается то, что больше всего привлекало древних русичей, древнерусский народ в христианстве. Им в то время ближе всего была эта красота, эта возвышенность и пения, и икон, и духовного состояния человека. Здесь и одно, и другое, и третье очень тесно связаны.

Почему человеку никогда не хватает мира, радости и правды?

А потому, что мир, радость и правда – вещи, приходящие от Бога, и значит – беспредельные, бездонные. Они до конца не познаваемы и неисчерпаемы. Они указывают тот путь, по которому мы должны идти на протяжении всей своей земной жизни, а может быть, и дальше.

Тот, кто имеет, тому будет дано и приумножится? Не совсем понятно, о чём здесь говорится.

Если человек имеет в себе веру, надежду, любовь, свободу, свет, дух, жизнь, которые от Бога, то он получит ещё, ещё и ещё. А если человек этого не имеет, то у него отнимется и то, что он имеет просто в силу своей человеческой культуры, в силу своих человеческих способностей и т.д. и т.д., в силу своих человеческих трудов и заслуг. Вот это очень важно понять, потому что очень многие считают, что человеку достаточно обрести лишь такого рода заслуги и качества, а ничего другого больше и не требуется. Но Евангелие это резко отторгает, потому что не вообще всё доброе и хорошее важно для Бога – для Бога важно то, что соответствует тому движению, как бы тому вектору, который Господь устанавливает в этом мире, в том числе и в судьбе каждого человека. Надо уметь выбирать то, что по воле Божьей, т.е. выбирать между добром и добром, а не только между добром и злом, как это было, скажем, в Ветхом Завете. В Новом Завете самое трудное как раз именно это – умение знать приоритеты, главные вещи, а не вообще делать некое добро, творить что-то по справедливости. Вот это то, что многие современные люди не чувствуют, не понимают, и поэтому говорят: ну у всех же есть что-то доброе. Да, это так, действительно, у всех есть что-то доброе. Но базируясь на этом, многие делают неправильные выводы, что коли у всех есть что-то доброе, значит, все одинаково спасаются, значит, все следуют за Богом. К сожалению, надо сказать, что это не так. Потому что можно делать доброе, и это не будет добром для Бога. Помните известные слова из записной книжки Гоголя: «Грусть от того, что не видишь добра в добре»? И вот такого рода добра, в котором добра нет, мы в своей жизни, к сожалению, видим очень много.

Сказано: «Придите ко Мне все труждающиеся и обремененные, и Я упокою вас». В чём этот покой?

Покой – это мир. Даруя нам любовь, Христос дарует нам и мир, даруя нам свободу и силу духа, дарует нам примирение. Христос – Примиритель не только между теми людьми, которые исторически по разным причинам противостояли друг другу, между народами, между социальными классами, людьми разных культурных сред и т.д., но прежде всего Примиритель сердец человеческих, потому что только любовь переплавляет все перегородки, разделяющие людей, только любовь способна преодолеть все грехи, которые являются корнем разделений. Поэтому именно Он может сказать: придите ко Мне, и Я упокою вас – т.е. дам вам покой и мир, – и вы найдёте покой душам вашим, покой в жизни своей, мир в сердце. Для современного человека найти внутренний мир – это редкая счастливая возможность, за которую, я уверен, многие современные люди могли бы отдать очень многое. Не правда ли?

Как можно услышать ответ на молитву?

Мне кажется, люди становятся верующими для того, чтобы избавиться от ответственности, чтобы жить в системе по послушанию, потому что так легче. Что Вы на это скажете?

Смотря как понимать послушание. Если правильно – как послушание Богу, то ничего простого в этом нет. И такая жизнь по послушанию нисколько не легче ответственности перед людьми или перед собой и обстоятельствами.

Если люди считают, что в церкви есть иерархия, где старшие думают за младших, а младшие должны только подчиняться, то они имеют неправильное представление о христианской жизни, кем бы они ни были, даже если они священнослужители. А нужно сказать, что такое мнение – что все должны жить именно по такому послушанию, понятому как солдатское подчинение, казарменное подчинение, – встречается и среди священнослужителей. Это пережиток старого константиновского периода церковной истории, когда церковь воспринималась по образу и подобию социального института.

Впрочем, и сейчас многим людям кажется, что армейское подчинение, жизнь по уставу – это лучшая форма организации жизни, действительно освобождающая от ответственности того, кто подчиняется. Но здесь надо помнить и о том, что по церковному учению подчинение начальнику не освобождает подчиняющегося от ответственности. Об этом говорят каноны св. Василия Великого.

Людей так много, что Богу не до нас. Как можно говорить, что Бог думает о каждом из нас?

Бог – не человек. Если люди не гнушаются брать на себя ответственность за целые семьи, а иногда думают даже обо всём мире, обо всех людях – и такое случается, правда, редко, как в положительном смысле, так и в отрицательном, – то уж, наверное, с Богом проблем меньше. Вообще надо иметь в виду, что в Боге проблем нет, они есть только у людей. И Бог думает о людях не так, как люди думают о людях или о Боге. У пророка Исайи говорится: «Мои мысли – не ваши мысли».

Что это значит – служить, быть слугой?

Как ещё можно служить Богу, кроме профессиональной деятельности?

Служить Богу можно и нужно теми дарами Духа Святого, которые получает человек. У каждого человека есть свои особенности в этих дарах, есть свои дары, хотя все они взаимосвязаны, все – от одного Духа Святого. Служить нужно каждым даром, как говорит апостол: каждый служи тем даром, который получил.

Служить Богу можно и нужно всеми дарами. А какие есть дары – об этом хорошо говорит нам Священное Писание, особенно Новый Завет: это может быть и вера, и знание, и толкование, мудрость, милосердие, управление, это может быть сила слова, свидетельства. Конечно, могут быть и другие дары, это надо смотреть уже по человеку. Поэтому нельзя сводить все дары Духа лишь к одному дару, тем более профессионализировать его. Вообще говоря, служение не может быть профессией. Священник, который думает, что его жизнь – только профессиональная деятельность, это ремесленник, причём не очень хороший ремесленник.

Профессиональная деятельность – это вещь объективированная, может быть – общественно, социально полезная, культурно значимая, но это ещё не служение. Можно быть прекрасным профессионалом, но даже не знать, что такое дар Духа и что такое служение Богу и ближнему, служение Церкви, служение обновлению в Духе и Истине.

Поэтому служить можно чем угодно – всем, что соответствует дарам Духа Святого.

Что это вообще значит – служить, быть слугой?

Это значит – помогать в деле Божьем, осуществлять своё призвание, это значит – на каждый дар приносить прибыль, т.е. способствовать движению вперед, умножению добра, любви, красоты, свободы, истины, блага в сердце своем и во всех окружающих тебя, особенно в Церкви, а по силам, по возможностям – и во всём мире. Есть люди, которые могут служить одному человеку или нескольким, есть люди, которые могут служить всему миру своим примером, своим словом, своим делом, всей своей жизнью. Это уже кому как дано.

Что может быть у нас самое дорогое и любимое, что мы можем принести Богу, ведь Бог – самое дорогое и любимое?

Конечно. Значит, и всё, что от Бога. Значит, нужно Богу возвращать то, что Ему принадлежит, то, что оторвано от Него нашими грехами, злом, в котором мир лежит, всем тем несовершенством, которое ещё пропитывает незавершенное Божье творение. Творение продолжается, мы призваны к тому, чтобы всё, что оторвано от Бога, к Богу вернулось. Будет ли это наш дух, будет ли это красота этого мира, доброта, справедливость, любовь – в чём бы эти вещи ни проявлялись.

Рождение свыше – в какой момент происходит?

В православном христианстве рождение свыше и водное крещение – это одно и то же? Одно из них производит священник, а рождение свыше в какой момент происходит?

Это вопрос сложный. Рождение свыше – это мистический акт, и когда оно происходит, сказать бывает не очень просто. Водное крещение – это обряд, который должен ознаменовать призвание человека к возрождению во Христе, очищению от грехов, открытости к Дару Святого Духа, к общению в Церкви, общению со всем народом Божьим. Но когда человек рождается свыше, это другое. Наверное, это происходит тогда, когда человек будет готов отдать Богу всё своё сердце, когда он будет готов посвятить себя Богу, посвятить себя Христу, служению духовному везде, где бы он ни находился.

Дает ли рождение свыше гарантию, что человек обретёт свой дар?

Конечно, всякий человек, рождающийся свыше, т.е. от Бога, возрождающийся в Духе Божьем, обновляющийся, спасающийся, исцеляющийся Духом Божьим, каждый такой человек обретает новые дары. Сердце его открывается, оно расширяется для принятия дара любви Божьей и даров Святого Духа. И пусть эти дары будут основанием для служения.

Как узнать, действительно ли сердце человека посвящено Богу или нет?

Каким образом в ветхозаветном жертвоприношении человек отдаёт своё сердце Богу?

Через жертвенную любовь. В жертву всегда приносится лучшее. Человеку свойственно по-человечески относиться к животному миру и, отдавая лучших животных Богу, человек проявляет таким образом, свою любовь. Конечно, это не непосредственная любовь, а опосредованная, но на то и Ветхий, а не Новый Завет.

Самому человеку не видно, в каком духе и что он делает. Что делать?

Конечно, человеку трудно судить о себе, но различать духов он может – через благодать, если он её не потерял, и по плодам. В Евангелии сказано: «по плодам их узнаете их». И себя можно распознавать по плодам. Но для этого необходим такой дар как трезвение. И трезвость. Некоторые думают, что нетрезвый человек может лучше распознавать «музыку сфер» и лучше слышать голос Божий. Так вот, это неправда.

Еврейский народ оказался избранным благодаря Аврааму, Исааку, Иакову. В других народах не нашлось таких праведных людей?

Может быть, люди там бывали и не хуже, но они не смогли эту свою «хорошесть» реализовать, причём пред лицом Божьим, исполняя Его слово.

«Блаженны чистые сердцем...» Сердце – это что?

Это сердцевина человеческого бытия, человеческой экзистенции, человеческой личности, хотя бы потенциально присутствующей в каждом человеке. Сердце – это главный орган восприятия вещей таинственных, мистических, как божественных, так и человеческих. Конечно, сердце в таком понимании отличается от сердца как органа чувств. К сожалению, эти вещи часто путают и говорят, например, о сердечной любви, имея в виду распаление чувств, что может не иметь никакого отношения к Богу. Но если мы говорим о сердце как духовном органе, духовном «чувствилище», то ясно, что для нормального восприятия и нормальной передачи духовного опыта необходима чистота, прозрачность. Поэтому только чистые сердцем и узрят Бога.

Человеку легко считать, что его сердце посвящено Богу, но это может быть и не так. Как это понять? Как человек может увидеть сам, что это не так?

Очень просто. Надо только задуматься над тем, что значит «посвятить». Посвящено – значит целиком отдано Богу и принято Богом как нечто, Ему не чуждое. И всякому человеку, которого не покинула хотя бы капля трезвости, ясно, отдал ли он своё сердце и всё, что в сердце, Богу или нет. Это выражается, в частности, в иерархии ценностей и целей и в степени жертвенности человека. Большинство людей, думающих, что они посвятили своё сердце и самих себя Богу, не относятся к категории щедрых и открытых, не готовы к кенозису, самоистощанию, самопожертвованию. Они не жертвуют ни собой, ни своим, что очень видно в любой «контрольной» ситуации. Им важнее свои удобства, покой, а то и прямая выгода.

Следует ли из Библии какое-то неравенство народов (у них были разные прародители, например) ? Не отсюда ли вырастает национализм?

Национализм вырастает из коллективного эгоизма. Прародители – это лишь прототипы, что может проявляться в коллективном бессознательном – как в хороших чертах, так и в плохих. Да, могут быть призвания народов свыше, но ведь есть и призвание каждого человека лично. И всякий человек может превзойти все родовые, культурные, исторические, национальные недостатки и предрасположенности.

Разве одному к Богу не прийти?

Если есть родственники, то можно возлюбить их, зачем община? В советские времена люди могли не найти рядом людей, верящих в Бога, но в наше время всё иначе.

Заповедь любви к ближнему потому и подобна заповеди первой – любви к Богу, – что предполагает любовь к человеку, который оказался в жизни рядом с тобой независимо от родственных связей и идейной близости. Любовь к родным – естественна, и в этом и плюсы ее, и ограниченность, небожественность этой любви. Это родовая любовь, и её трудно бывает преобразить. То же можно сказать и о любви к единомышленникам. Это любовь к своим, к тем, кто тебя ценит и любит.

Вспомним слова Христа, Который сказал, что мы должны быть подражателями Отца нашего Небесного, посылающего солнце и дождь и праведным и неправедным, и добрым и злым.

Если человек не ходил в церковь, просто жил по совести, он не мог прийти к Богу?

Мог. И если до сих пор не пришел, значит, по совести не жил. Ведь можно ходить в храм и потерять веру, но нельзя жить по совести без Бога.

Разве одному к Богу не прийти?

Прийти можно и одному. Но важно, что будет потом. Если не возникнет желания общения с другими, с церковью, с праведниками, святыми, и в то же время с грешниками ради их пользы, это значит, что человек ещё к Богу не пришел.

Почему у нас в церкви нет общения?

Потому что туда приходят люди из общества, которые потеряли эту величайшую ценность духовной жизни. И во внешней, эмпирической церкви, как бы церкви с малой буквы, остается много страхов, рабского духа, страстей, стяжательства, лицемерия и неправды.

А что, священников нигде не учат общению, что они не умеют порой общаться?

Не учат, так же как и сам народ. Но, честно сказать, научить общению трудно. Это не вопрос психологии, это вопрос открытого сердца и открытой Богу и ближним любви, стремящейся к воплощению. Здесь нужны добрые примеры и опыт жизни. И среди священников подчас это – проблема.

Говорят, что христиане должны покрывать грехи других людей. Это возможно? Если да, то каким образом?

Конечно, христиане должны в первую очередь каяться в своих грехах, действительно, начинать надо с себя. Но это не значит, что мы не несём ответственности за других. Более того, без ответственности за других нельзя нести реальной и полной ответственности за себя. Мы должны нести ответственность и за Церковь, и за весь мир, и даже за Божье дело, за плодотворность Божьей благодати, потому что она свои плоды приносит в сотрудничестве с людьми, с человеческими силами. Да, хорошо, когда люди понимают, что на них лежит ответственность и за других людей. И даже каяться надо не только в своих грехах, но и в грехах своих ближних, своего народа, своей страны, государства, общества и т.д. Это не всем дано. Например, человек, который только входит в Церковь, обычно не имеет таких сил, и возлагать на него этот тяжёлый крест не следует. Но если человек уже духовно созрел, он может от избытка духовных сил заботиться о покрытии, т.е. прощении грехов других людей.

Как можно духовно общаться с людьми – духовно, а не душевно? Это возможно? Как можно духовно общаться с Богом – это понятно.

Всё зависит от того, открыто наше сердце или закрыто. Душевно общаются все, потому что они – живые люди. А вот духовно общаются только те, у кого есть доверие к другим. Это возможно, когда источник духа раскрыт, когда сердце расширено, когда, как говорит апостол Павел, другим людям «не тесно» в нас. Но надо сказать, что это равно по отношению человека и к Богу, и к ближним. Если человек умеет общаться с Богом, он всегда найдёт возможность общаться и с человеком – несмотря ни на какие проблемы, ни на какое несовершенство этого общения. Да, если от Бога зла нет, то от ближних оно всегда может быть. Никто из ближних не бывает абсолютно безгрешен. И, тем не менее, повторяю, человек, общающийся с Богом, знает и путь общения с ближними. Но человек, не умеющий общаться с Богом, не будет общаться с ближними, и не умеющий общаться с ближними никогда не может себе сказать, что его общение с Богом уже реализуется, что оно уже существует не иллюзорно, а действительно.

Что Священное писание говорит о самооценке человека? Как принимать себя покорёженного, когда себя трудно принять?

Не надо принимать себя покорёженного, надо принимать своё призвание, которое как раз освобождено от уродств и искажений нашей прошлой жизни. Самосознание у нас должно быть достаточно трезвенным. Да, мы должны видеть своё несовершенство, но мы должны видеть и чувствовать своё призвание, чувствовать то, какими мы должны быть, какими Бог нас хочет видеть. Бог принимает нас такими, какие мы есть. Так же мы должны принимать ближних и самих себя. Но Бог не хочет, чтобы мы всегда оставались такими же, Он всегда нам хочет добра, Он всегда хочет нам лучшего и большего. Точно того же должны хотеть и мы – как по отношению к ближним, так и по отношению к себе.

Как определить: Бог с нами или не с нами?

Может ли верующий человек быть плохим человеком?

Хорош или плох человек – об этом мы судим, соотнося с собою. Это вещи субъективные и относительные, очень связанные ситуационно с разными обстоятельствами, часто они могут быть просто плодом недоразумения. Поэтому лучше вообще реже выносить такого рода суждения о людях. В каждом человеке есть что-то доброе, и в каждом человеке есть что-то греховное или злое. Поэтому лучше отдать суд Богу, а заодно и отмщение: «Мне отмщение, Аз воздам….»

Как можно говорить об универсальности совести, нравственности, если мы сейчас, например, считаем самоубийство грехом, а самураи почитали это за честь, по крайней мере, в определенных обстоятельствах?

Нравственные требования – это не новость, не открытие – в человеческих обществах всегда были относительны. Они связаны с культурой, историей, национальной и социальной психологией, привычками, утилитарными соображениями и т.д. Поэтому и требуется откровение Закона Божьего, которое принимает человеческая совесть, но которое не тождественно этому субъективному, личному или коллективному, нравственному сознанию.

Что делать, если стараешься выбрать лучшее, а потом оказывается, что снова выбрал худшее?

Исправляться. И не унывать.

Если христиане призваны к борьбе за победу любви и свободы в этом мире, то какой смысл идти к этой цели, ведь она недостижима?

Недостижима только для тех, кто не верит в любовь и свободу, кто не верит в Бога и Человека. Но если есть хоть немного веры, то цель оказывается значительно ближе, чем об этом можно было прежде подумать.

Как определить: Бог с нами или не с нами?

По дару любви и благодати. Если этот дар есть, пусть даже в зачаточной степени, то мы приближаемся к Богу, и Бог будет с нами. А если нет – то нет.

Чем было бы плохо, если бы человек стал вторым богом?

А человек и является вторым богом, при условии, что он не занимает место первого.

Зачем Богу было создавать человека несовершенным?

Потому что человек не тождественен Самому Богу-Творцу. Его совершенство осуществляется через единственного человека – Богоматерь, и через осуществление своего личного, а также общечеловеческого призвания.

Верующий человек живёт для других людей?

Он живёт для Бога, а значит, и для людей. Ни односторонний эгоизм, ни односторонний альтруизм в конечном счете не оправданы. Не случайно первой заповедью Христос назвал любовь к Богу, второй – любовь к ближнему, добавив – как к самому себе.

Представления о рае и аде мешают верующим. У них есть большое желание всех, кто им не нравится, причислить к грешникам, которые будут гореть в аду, и на этом основании с ними не общаться. Но ведь так быть не должно?

Прежде всего, одним людям других людей посылать в ад запрещено. Ведь если даже Бог этого не делает, то как это может делать человек?

Если христианин не раб Богу, то между человеком и Богом равноправие?

Непонятно, о каком равноправии идёт речь, что это за «права Бога», которые мы можем признавать или не признавать. Мне кажется, что это некий антропоморфизм. Нельзя понимать Бога как человека. Можно говорить о Божественной Любви и об ответной любви человека, но причём здесь равноправие?

Зачем нам нужен Суд?

Нам нужен Суд для того, чтобы утверждалась справедливость. Суд нам нужен так же, как нам нужна правда во взаимоотношениях. И тот, кто не понимает, что «Божий Суд восходит как свет», как сказал один из ветхозаветных пророков, тот не понимает, что значит Суд с большой буквы.

Что такое страх Божий? Благоговение – это преклонение?

Страх Божий есть благоговение. А благоговение – это не просто преклонение пред Богом. Это желание Богу угодить не по-рабски, а как любящий и любимый пытаются угодить друг другу для того, чтобы доставить друг другу радость, чтобы принести достойные плоды любви.

Как реагировать на трагические события в жизни?

От меня недавно ушла жена: как понять – за что мне это?

Ну, какое это событие – ещё неизвестно. Жена ушла – это неприятность, но это ещё не трагедия. Во-первых, она может вернуться, во-вторых, иногда это бывает во благо, если Ваш брак был Вашей ошибкой, или он разрушился со временем, так как не стоял на твёрдом основании. Потому, что это и за что это, сразу ответить бывает нельзя. Подождите. Ищите Божью волю, «взыщите прежде Царства Небесного и правды (т.е. и справедливости) его, а остальное всё приложится вам». И если Вы потеряли жену, потому что делали добро, потому что шли за Богом, а она не хотела этого пути, то Вы найдёте себе жену – туже самую, если между вами сохранилась любовь, или другую. Если Вам по Божьей воле должно жениться, то жена у Вас будет. Помните, что сказано в Писании: «Нет никого, кто оставил бы жену и детей и родителей своих ради Меня и Евангелия, – говорит Христос, – и не получил бы во сто крат больше взамен».

Почему умирают маленькие дети? Это карма или что-то другое?

Всякая смерть есть плод греха. Смерть маленьких детей так же, как и смерть всех людей, есть именно такой плод. Иногда это плод греха родителей или их родственников, или близких окружающих людей. Но иногда это бывает плод всеобщего греха, того зла, в котором, как говорит нам Писание, лежит весь мир. Поэтому как бы ни прискорбна была смерть любого человека, а тем более ребенка, это напоминает нам о том, что в мире ещё сильно зло, и с ним необходимо бороться. Без Христа, без силы любви Христовой достичь победы в этой борьбе никому не дано.

Если архангелы бесплотные, зачем им оружие – их ведь изображают с копьём и мечом? Или это иллюстрация к тому, что «не мир, но меч» принесён в мир?

Всякое изображение, всякий образ, всякая икона есть в определённом смысле только определённое видение. Это не то, что один к одному соответствует первообразу. Соответствие здесь надо искать в духовных основаниях. Когда ангелы или архангелы или прочие небесные силы изображаются с мечом, это означает, что они вестники гнева Божия, что они обладают определённой силой. И это именно так и есть. Если бы этой силы у них не было, то и никакого смысла в учении об ангелах не было.

Я читала книги, в которых говорится, что в нашей жизни много испытаний, которые нужно выдержать. Если мы их выдерживаем, то в будущем испытаний и разных страданий у нас и наших потомков будет меньше, а если не выдерживаем – то больше. И ещё: что мы сами страдаем за ошибки своих предков. Соотносится ли эта теория с христианством? Как-то от неё грустно становится и больше не хочется об этом думать.

Вы говорите о том, что мы страдаем за ошибки, за грехи своих предков. Да, бывает и так, что мы страдаем за ошибки своих предков, а не только за свои ошибки. Это может быть связано с определённым генотипом, это может передаваться нам генетически, как некая предрасположенность. Это действительно так, потому что грех искажает саму природу человека, искажает его генотип. Надо всегда помнить, что если мы допускаем в своей жизни какое-то серьёзное, глубокое зло, какой-то смертный грех, то за него страдаем не только мы, но и многие поколения после нас, как связанные с нами по плоти и крови, так и связанные с нами духовно.

С другой стороны, Вы говорите, что если мы выдерживаем испытания, преодолеваем зло, то у нас испытаний будет меньше. В каком-то смысле и это верно: если наша борьба со злом, проявляющимся через испытания, через искушения, успешна, если мы не падаем под воздействием этих ударов судьбы, то, конечно, мы себя тем самым ограждаем от дальнейших искушений и падений, мы как бы набираем духовную силу и опытность, что, безусловно, должно быть оценено положительно. Так борец, который борется и побеждает, становится опытнее и сильнее. Поэтому я не вижу здесь оснований для пессимизма, для грусти. Может быть, Вы слишком внешне понимаете эти процессы, как что-то магическое, тогда другое дело. Действительно, в христианстве нет места магии. Передача последствий зла и греха по наследству – духовному или физическому – это закон мира сего, это закон того мира, в котором мы живём. Это совсем не обязательно связано с какой-то магической силой, предопределением или роком, судьбой и тому подобными вещами.

Разве обо всём можно просить Бога, ведь есть же что-то, что против воли Бога?

«Истинно также говорю вам, что если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного»?

Конечно, конечно. Когда Христос говорит о том, что мало о чём-то достойном просить Бога, но надо ещё это делать вместе, имеется в виду, что это как бы само собой разумеющаяся вещь. Понятно, что Бога не просят о зле, Бога нельзя просить о чём-то недобром, злом, греховном, тёмном, мрачном, разрушительном и порочном, так же как нельзя Богу нечто подобное принести в дар. Об этом здесь просто и речи нет. Речь идёт не о том, что просить, а о том, как просить Бога, если мы хотим обрести Христа, пребывающего вместе с нами: едиными устами, единым сердцем. Мы иногда забываем, что Христос может быть вместе с нами в любой момент тогда, когда есть полное единодушие, когда есть то, что называется на церковном языке соборностью, т.е. собранностью на одно, нацеленностью на одну единую великую ценность – на Небесное Царство, на полноту жизни, полноту любви, полноту истины, полноту духа, на то совершенство, которое мы призваны обретать, к которому мы призваны стремиться. Христос говорит: «Будьте совершенны, как Отец ваш Небесный совершен». В этом и святость, в этом и всё то, что ищет живой человек, который обретает в этом и своё призвание, и свою личностную основу.

«И всякий, кто оставит домы или братьев, или сестёр, или отца, или мать, или жену, или детей, или земли ради имени Моего, получит во сто крат и наследует жизнь вечную». Что значит оставить? Как муж может оставить жену, а отец детей? Что здесь имеется в виду?

Да, это один из самых трудных вопросов в Евангелии. Это, конечно, очень напоминает продажу всех жемчужин ради одной – величайшей, это напоминает и притчу о талантах, которые прилагаются к тому, что человек имеет, потому что он обрёл самое главное. Человеку очень трудно совершить такой акт предпочтения – оставить всё. Он не склонен отдавать своё и своих. Но важно помнить: речь идёт не о том, чтобы предавать людей, их забывать или не любить, ненавидеть. Речь идёт об иерархии ценностей и целей, о том, что как раз близких своих надо обрести в Боге и через Бога. И когда люди делают это без Бога, они своих близких теряют, а когда они делают это в Боге, во Христе, в Духе Святом, в Церкви, в истине, в любви, тогда они обретают даже больше, чем просто свою семью и родных, что могут делать и язычники. Но тем и отличается христианин от язычника, что он призван любить не только близких, но и ближних, потому что любит Бога, что он призван любить и врагов своих, и распространять свою любовь на всех, в том числе и тех, кто его не любит. Конечно, когда мы читаем эти места Евангелия – они есть в разных вариантах в разных местах, – мы можем смущаться, потому что чаще всего неправильно понимаем смысл. Мы забываем, что это место опять же подобно притче, и его не надо воспринимать слишком буквально. Не так много случаев в жизни, когда надо буквально воспринять эти слова. Чаще всего мы должны их воспринять не как выбор между Богом и человеком – потому что это ложный выбор, в котором нет воли Божьей. Но мы должны помнить, что любовь к Богу стоит на первом месте, а любовь к человеку возникает всерьёз лишь тогда, когда мы уже любим Бога. Это понять труднее всего. Человек обычно всё-таки старается любить тех, кого он видит, а Бога, Которого не видит, он готов любить, но постольку, поскольку чувствует благодать и видит перед собой дары Божьи, когда он удостоверяется в непосредственной помощи Божьей, в Его присутствии. И это ловушка. Надо полюбить Бога, Которого не видишь, но любя человека, ближнего, которого видишь. Только надо помнить именно о том, что любовь к Богу первична, а любовь к ближнему является её прямым следствием.

Почему при исцелениях, например, двух слепых, Господь спрашивает: «Чего вы хотите от Меня?» Значит, человек должен желать чего-то и просить об этом, чтобы Господь мог это дать?

Да, конечно. Вы уже сами себе отвечаете, и в принципе – правильно. Человек, действительно, должен проявлять свою энергию, своё желание. Он должен не просто ждать у моря погоды, не просто ждать, что всё произойдёт само, и Бог или другой человек сделает всё за него (никогда так не будет!). Это в богословии называется синергией, т.е. сотрудничеством Бога и человека. Мы должны быть друзьями Христа, мы должны иметь дружество и содружество, мы должны иметь братство, мы должны иметь Церковь, но мы должны быть в общении, жить в общине, только тогда мы сможем раскрыть свои таланты, а не закопать их в землю, только тогда мы сможем, собравшись вместе, просить Христа о всяком добром деле, о всякой помощи и о всякой благодати, о всех дарах и талантах. Полнота жизни возникает у человека в сердце, но не сразу, она должна раскрыться. Подобно цветку раскрывается человек на протяжении своей земной жизни. Этот цветок может быть прекрасным, уникальным, удивительным, неповторимым, но для этого нужно приложить усилия. Мы все в каком-то смысле слепыми рождались на этот свет – духовно слепыми. И когда мы хотим прозреть, хотим увидеть Христа, постичь истину и благодать, мы должны буквально возопить о помиловании, возопить о том, чтобы пелена спала с наших глаз. Мы должны не просто этого хотеть, а буквально и стучать, и просить, и искать. Вот к какой удивительно открытой и смелой позиции призывает нас Господь! Поэтому и подчёркивается в Евангелии, что исцеляются не вообще все, кто был в трудном положении рядом со Христом, а те, кто дерзновенно приступал к Нему с соответствующей просьбой, даже, можно сказать, требованием, пусть и смиренным, но и дерзновенным. Христианин должен знать и как ему быть смиренным, и как ему проявлять своё дерзновение. Без этого дерзновения, то есть без свободы в слове и деле, и без смелости, которая нужна в таких случаях, никому невозможно обрести благодать и войти в Небесное Царство любви и свободы.

Надо ли бояться совершать ошибки?

Бывает ли так, что человек думает, что делает добро, а Бог так не считает?

Очень даже бывает. Во-первых, потому, что добро и зло очень часто переплетены, а во-вторых, потому, что зло мимикрирует. В Писании об этом сказано, что сатана принимает вид ангела света. И человек может быть свято уверен, что он делает добро, что он говорит хорошие вещи, что он на правильном пути в жизни, а при этом всё может быть по-другому. Вот для этого и существует Церковь – чтобы проверять духом и смыслом, и словом Божьим, конечно, то, что делает человек. Ведь доверять исключительно себе он не может.

Если человек неверующий, то все его поступки – зло?

Конечно, нет. Хотя человеческая натура «удобопреклонна ко злу», в каждом человеке есть образ Божий. Как бы он ни был искажен, извращен – он есть. А коли он есть, значит, в каждом человеке есть хоть какая-то крупица добра. И это очень важно. Так что даже злодеев нельзя осуждать с ходу и окончательно.

Если в том мире нет добра и зла, то какая разница, как тут, в мире сем, ведет себя человек и к чему тянется – к доброму или к злому?

Чтобы ответить на этот вопрос, надо понимать, что значит, что в том мире нет добра и зла. Это не значит, что там может быть беззаконие. От добра и зла можно двигаться в двух противоположных направлениях – вниз, к беззаконию, или ввысь – к закону любви и свободы. В том мире есть закон любви и свободы.

Но это совсем не значит, что для человека здесь, в этом мире, есть возможность не знать различения добра и зла. Если он не знает его, то он будет творить беззаконие. К сожалению, такова жизнь: человек, отказывающийся от познания добра и зла, всегда идёт к худшему, а не к лучшему. Послание к Евреям говорит нам, что чувства должны быть навыком приучены к различению добра и зла. Лишь через этот навык можно возрасти в Христовой благодати. Раньше у нас часто говорили: до революции, мол, люди были так воспитаны, что они не могли сказать неправду, не то что украсть или убить. Даже для простого народа в большой степени это было немыслимо. (Конечно, всегда были и другие люди, они всегда бывают, но это другой разговор). Именно на этом основании хорошо усваивается благодать Христова, и тогда человек может жить тем, что выше добра и зла.

Об этом же говорил и Бердяев: лучше было бы не знать различения добра и зла, но если уж мы знаем это различение, то должны учиться различать очень хорошо.

Получается, что революцию совершали люди, которые в отличие от нас знали Закон Божий. Как это могло быть?

Во-первых, это не факт, что революционеры знали Закон Божий. Учили – да, даже в семинариях, но как они его учили, видно из их писаний. А потом – человек может внешне знать, а сердцем не знать. Я думаю, что это тот самый случай.

Правда, надо сказать, что среди революционеров, к их чести, были люди разные, были и те, кто действительно сострадал народу, кто искал социальной справедливости, и тогда вопрос был только в средствах: какие средства допустимы для того, чтобы эту несправедливость и это зло в некоторую меру преодолевать. К сожалению, следуя столь частому противопоставлению внешнего и внутреннего мира, они думали лишь о внешнем, а о внутреннем не думали. Вот это их и губило.

Что значит довериться Христу? Это значит не бояться действовать и даже совершать ошибки?

Надо бояться совершать ошибки. Но не надо жить одними страхами. Если человек будет слишком бояться ошибиться, то он просто ничего не сделает. Надо иметь страх Божий, но надо и доверять Богу, Который покроет наши недостатки, грехи и немощи ради того, чтобы мы могли послужить Ему. Конечно, «мы все много согрешаем», но важно, чтобы мы не были к этому равнодушны, чтобы мы всё-таки старались не делать ошибок, и действительно этого боялись.

Почему Евангелие – это Радостная весть?

Как Евангелие может быть Радостной вестью, если Христа распяли? И ещё, Он говорил: «Я принес не мир, но меч» и «Кто не откажется от отца или матери ради Меня, тот недостоин Меня». Что здесь радостного?

Вопрос задан очень хороший. Евангелие – благая весть. Если она может быть понята как радостная, то не в смысле радости житейской, не в смысле простого удовольствия, не в смысле радости как чего-то безответственного, скоропреходящего. Евангелие – это собственно благая весть, добрая весть, это весть о том, что преодолевается средостение между Богом и миром, между Богом и человечеством, и это самое главное. Поэтому когда мы вспоминаем о кресте и в то же время называем это благой вестью, то имеем в виду единство Креста и Воскресения, имеем в виду конечную победу. Если бы всё кончилось одним крестом, то, конечно, это не было бы благой, радостной вестью. Это была бы великая трагедия, поучительная, но не радостная.

Христос говорит, что Он пришел принести не мир, но меч, но не в том смысле, что Он является виновником этого, не потому, что в этом воля Божья. Это констатация факта – того, что этот мир будет сопротивляться, что зло этого мира агрессивно. Есть борьба добра, любви и свободы, того, что от Бога, с одной стороны, – и того, что не от Бога, что от греха, от зла. Христос своими словами нас предупреждает, что в этом мире в результате Его пришествия будет разделение на добрых и злых, на свет и тьму. Это разделение будет ещё более серьезным, ещё более глубоким, чем раньше, и нам надо выбирать и нести за свой выбор ответственность.

Когда говорится о том, чтобы оставить отца и мать, имеется в виду установление нормальной иерархии ценностей в жизни человека. Человеку естественному, природному, который принадлежит только лежащему во зле миру, естественно цепляться прежде всего за тех, кто рядом, кто близок ему по крови или по убеждениям. А Христос говорит, что надо поставить на первое место, прежде всего Бога, и Божью Истину. И без этого ты будешь терять и отца, и мать, и близких по убеждениям людей. Если хочешь сохранить близких, ты должен отказаться от них во имя Бога. Отказаться не в смысле предать, а в том смысле, что ты не будешь ставить их интересы и взаимосвязь с ними на первое место и считать, что смысл жизни зависит в первую очередь от этого.

Это великая заповедь, потому что без того, чтобы отвергнуться себя, взять свой крест и следовать за Христом, не может быть христианства. Но в этом и великая тайна, и великий подвиг каждого христианина, если он это понимает и исполняет.

Почему Евангелие так часто вызывает сопротивление? Редко встретишь человека, который взял бы его в руки, и сразу всё пошло как по маслу.

Довольно странный вопрос. Я думаю, что из того факта, что человек не сразу воспринимает в Евангелии всё, никак нельзя сделать вывод, что оно у кого-то вызывает сопротивление. Мне представляется, что как раз Евангелие вызывает значительно меньшее сопротивление по сравнению со всеми другими общезначимыми общечеловеческими книгами. Ветхий Завет или какие-либо другие писания, индусские, буддистские, ещё какие бы то ни было, вызывают куда большее отторжение у многих людей.

Евангелие как раз удивительно хорошо ложится на психологию современного человека. Люди очень быстро узнают в нём свои духовные проблемы, и даже если сразу не солидаризируются с тем, что там сказано, то, по меньшей мере, проявляют уважение и внимание к тексту. Другое дело, что язык сложен, реалии, означенные в Евангелии, часто непонятны. Нужно всегда иметь какого-то «проводника» – человека, который способен был бы ответить на возникающий вопрос. Это верно, с этим нельзя не согласиться. Поэтому нужно брать хорошее комментированное издание, а ещё лучше, чтобы всегда была возможность у кого-то спросить, как понимать то или другое место. Я лично считаю, что вообще не надо давать людям Евангелие в руки, если возможности для такой обратной связи нет.

Каким бы ты ни был, отвергнись себя, главное – Бог. Почему? Читаю Евангелие второй раз. Ощущение, что человек сам по себе не важен.

А потому, что только в Боге себя находит человек. Если он не найдёт Бога, то и себя не найдёт. Так что первое, о чём должен подумать всякий человек, – это то, как ему найти Бога и жить с Ним и в Нём, а значит, со своими ближними и в Божьем мире. Евангелие действительно говорит: отвергнись себя. Но человек, который этого не делает, как раз себя-то и теряет, так же, как теряет своих ближних. Никогда ни эгоизм, ни даже голый альтруизм не достигают своей высшей цели. Человек, думающий, что он должен спасать только себя, никогда себя не спасёт. Человек, думающий, что он должен думать только о других, исключает из этой общности кого-то, в том числе и себя. Такой тоже немного сделает в своей жизни.

Почему люди умирают? Как Бог это допускает? Кто в этом виноват?

Бог этого не допускает. Это допускаем мы. К сожалению, человек допускает смерть, он разлагается и растлевается во грехах и похотях. А Бог этого не делает. Смерть – это духовная характеристика, а не внешнее разложение телесной оболочки индивидуальности того или иного человека. И если Вы только об этом подумаете, Вам сразу станет ясно, почему нужно идти к Богу – источнику жизни. Ведь Вы хотите сохраниться в духовной жизни, в любви, в вечной памяти Божьей? Так подумайте о том, как сделать, чтобы единение с Богом привело к Жизни неувядающей. Смерть – это враг Бога, а не только человека. Поэтому давайте вместе со Христом и друг с другом бороться против этого врага! Это и делает Церковь, это и делает христианство, это и делает наша православная община.

Что значит быть как дитя?

Быть простым и чистым сердцем. Дитя надо принимать как дитя. Кто любит детей за то, что они могут открыть своё сердце Богу, за то, что они могут непосредственно воспринимать благодать и непосредственно реагировать на неё благодарностью, тот, конечно, сам обретает черты жителя Небес, то есть Царства Небесного. Да, дитя нужно было поставить в пример всем, кто заблуждался в отношении откровения Божьего, откровения Божьего Царства. Нужно было всем показать, что непосредственное, экзистенциальное открытое состояние сердца, которое свойственно бывает в определённом смысле детям, является лучшим образцом христианской жизни. Поэтому надо не просто внешне любить детей, потому что они такие маленькие, смешные, приятные, наивные и т.д., – нет. Не надо из них делать игрушку, не нужна здесь бывает и сентиментальность. Детей надо любить таким образом, чтобы развивать в них лучшие качества и помогать им не утерять с возрастом, с созреванием личности то, что им дано непосредственно Богом. Вот это главное.

Обязана ли смоковница приносить плоды?

Непонятна евангельская притча о смоковнице. Разве обязательно ей приносить плоды, ведь она хороша сама по себе, радует глаз человека. Зачем было её губить из-за отсутствия плодов?

Если эта смоковница растёт у вас на огороде или где-нибудь в саду, то, конечно, не стоит губить её из-за отсутствия плодов. Но если она центральный образ притчи – это ситуация совсем другая. Ведь смысл этой притчи в том, чтобы поговорить о плодотворности христианской человеческой жизни, и поэтому здесь без плодов никак не обойтись. О том, что человек гибнет, когда не приносит плода, что он теряет всё, когда закапывает в землю талант, – об этом говорить стоит. Вникните сами в свою жизнь, посмотрите, что происходит, когда вы теряете впустую время, силы, средства, когда жизнь проходит не поймёшь как, когда вы, действительно, можете сказать о себе, что вы бесплодны. Если вы бесплодны, то, наверное, испытываете большой дискомфорт, потому что чувствуете, что жизнь уходит впустую, всуе, что вы гибнете. Вот о чём эта притча. А законы притчи позволяют говорить о гибели – и даже о гибели не только смоковницы, но и людей, если они оказались персонажами этой притчи. И когда говорится, что необходимо предать злой смерти кого-то – тех виноградарей, что не пустили сына хозяина виноградника к себе для сбора плодов, или же тех, кто отказался придти на брачный пир, – то при этом не имеется в виду, что надо кого-то убивать или истреблять буквально. Смысл этих притч прежде всего в наставлении: делайте то, что Бог велит, в чём есть сила духа, что может принести достойный плод.

У меня есть икона Сергия Радонежского, на которой написано: «Святой угодниче Божий Сергие, моли Бога о нас». Значит, Сергий Радонежский – посредник между Богом и мною?

В каком-то смысле нет, в каком-то смысле да. Это зависит от вас, от того, как вы сами это ощущаете и чувствуете. Если вы подходите к своей матери и просите: «Мамочка, пожалуйста, помолись за меня, у меня сегодня важное дело (или: я плохо себя чувствую)», как вы ощущаете свою мать – как посредницу между Богом и собой или просто как друга, который вам в чём-то помогает – и духовно, и по-человечески душевно, своим словом и делом? Если вы думаете, что это вопрос посредничества, ну, пусть будет посредничество, а если вы думаете, что это не вопрос посредничества, то тогда всё обретает новые краски и новые черты. Надеюсь, что ваши мысли ближе ко второму случаю.

Зачем покупать всё поле, если на нём только одно сокровище?

Притча о жёнах со светильниками – в первую очередь, образ постоянной готовности, но с чем связано запасённое масло? Это значит, что нужно всё время быть наготове, во всеоружии? И почему Жених так жестоко поступает с опоздавшими девами – потому что этого «потом» просто не существует?

Это одна из самых известных притч Священного Писания Нового Завета. И, конечно, существует большая традиция толкования этого места. Сейчас я могу рассказать только об одном из подходов: масло связано, конечно же, прежде всего, с количеством любви – елея, милости, благодати. Люди получают некий результат своей жизни – и этот результат именно милосердная любовь – или не получают. Вот самое главное. Важно, чтобы человек был похож на тех, кто имеет достаточный запас любви, который не расходуется по мелочам в житейской суете или на какие-то собственные удовольствия, но может быть преподнесён Богу в контексте последнего, Страшного Суда. Царство Небесное подобно мудрым девам, которые имеют с собой достаточно света, энергии милосердной любви, чтобы войти в чертог Жениха.

Ну, а почему же жестоко поступают с другими? Потому что это притча. Притча должна резко противопоставить свет и тьму, добро и зло, она должна быть очень контрастной для того, чтобы запомниться как образ, – это закон жанра. И очень важно помнить, что понимать притчу буквально нельзя. Дело не в жестокости Жениха, а в том, что отвергается тот, кто во тьме, кто не имеет в себе света. Имейте в себе свет и соль – вот о чём говорит Христос! И тот, кто не имеет этого света, не имеет этой соли, тот не имеет и шанса наследовать Царство Небесное.

В притче о талантах раб говорит о своём господине, что тот человек жестокий, жнёт, где не сеял и собирает, где не рассыпал. Можем ли мы сказать, что это верная оценка?

Опять мы имеем дело с притчей, а значит, с контрастными, образными, яркими суждениями. И конечно, нельзя понимать буквально то, что к Богу можно приложить какие-то подобные эпитеты. Дело в том, что притча всегда имеет смысл – и по отношению к этому смыслу она и должна оцениваться. Смысл притчи о талантах в одном: чтобы человек не был бесплоден в своей жизни. Это немного напоминает и предыдущую притчу – о десяти девах. Когда человек талантлив, то есть имеет благодать, – а талантлив всякий человек, у кого-то больше талантов, у кого-то меньше, но они есть у всех, – то он должен поработать над тем, чтобы их умножить. Если он этого не делает – он зарывает в землю свой талант, он не несёт свой крест, он подобен бесплодной смоковнице. Тогда он остаётся в полной тьме – во «тьме внешней», потому что теряет даже тот талант, который имел. Очень важно, чтобы каждый понимал, что у него есть шанс, но его можно потерять, а можно обрести новое, то, чего не имел прежде. Так и говорит Евангелие: у кого имеется, тому ещё будет дано, а кто не имеет, у того отнимется и то, что он имеет или думает иметь.

Почему Писание говорит, что Христос Сам выбирает, кому открыться, а человек, как бы этого ни хотел, как бы ни бился, ничего не сможет? Например: «Всё передано Мне Отцом Моим, и никто не знает Сына кроме Отца, и никто не знает Отца кроме Сына и кому Сын хочет открыть».

Писание не говорит, что как бы человек ни бился, он ничего не может. Но одних только его усилий недостаточно – вот, что важно помнить, чтобы не быть слишком самонадеянными, чтобы не думать, что можешь как бы волшебной палочкой открыть для себя Царство Небесное. Всё-таки это всегда Божий суд. Человек должен быть всегда скромен. Сын открывает Отца тому, кто имеет готовое для этого сердце, а судить об этом до конца сам человек не может, он может лишь думать о каких-то вещах, он может примерно оценивать, сравнивать, но он никогда не может быть судьёй в последней инстанции. Поэтому и говорится о Сыне, Который открывает Отца людям, – потому что судить может только Христова любовь. Никто из нас не достигает уровня Христовой любви, но все мы стремимся жить в лучах этой любви, во свете любви мы стараемся умножить свои таланты, накопить в своих духовных сосудах необходимый свет, как бы масло, елей, и тогда уже Господь судит и проявляет Свою силу, открывая нам врата Небесные, то есть Самого Бога.

Зачем покупать всё поле, если на нём только одно сокровище ? Можно ли трактовать эту притчу как то, что если спасается один человек, спасаются все, кто рядом?

Я думаю, что это было бы уклонением от главного смысла этой притчи. Очень важно, что человек как раз продаёт всё, что имеет, все свои малые человеческие способности отдаёт ради одного таланта, ради одной жемчужины. И этот момент имеет принципиальное значение, потому что чаще всего человек живёт по принципу «хочу всё и сразу», а Господь говорит: не живите так, не будет этого, потому что мир лежит во зле, свет-то, хоть и явился в мир, но он всё ещё во тьме светит. Поэтому живите здесь и сейчас, но не желайте иметь всё и сразу. Поэтому нужно продать всё, что имеешь, чтобы обрести драгоценную жемчужину Небесного Царства – она стоит всего, и на самом деле в ней есть всё. В Боге есть всё, в духовной жизни христианской есть всё. Ошибаются люди, которые думают, что кроме христианской жизни им нужно ещё параллельно строить семейную жизнь, профессиональную, социальную, культурную жизнь и ещё отдельно – свою психологию. Люди, которые так рассуждают, обычно лишаются всего, они не успешны ни в чём. Но это, к сожалению, мы встречаем почти во всех случаях, все люди на земле проходят через это искушение – одно из самых тяжёлых искушений нашего времени. Люди не доверяют тому, что в Боге есть полнота жизни, что христианская жизнь содержит в себе все ценности, весь свет, все дары, все возможности, что человек может до конца реализовать себя во свете Христа, в духовной христианской жизни, которая может охватывать всё – и внешнее, и внутреннее, и высоту, и глубину, и широту жизни, в том числе, сделать духовной и плоть. Вот если человек это увидит, если он это почувствует, если он в это поверит, если он будет готов отказаться от всего, чтобы обрести единую жемчужину Небесного Царства и вместе с ней всё остальное, – тогда он последует Христу и обретёт награду вечной Жизни.

Что важнее с точки зрения Царства Небесного: наши дела или наши слова?

Можно ли с приходом к Богу изменить привычную ситуацию, когда думаешь одно, говоришь другое, а делаешь третье?

Можно, но это трудно всегда, в том числе и для верующего человека. Всегда существует проблема единства слов и мыслей. Конечно, верующему человеку легче соотнести и свои слова, и свои дела, и мысли, прежде всего с Богом и с Божьей волей, и с Божьей любовью, и с благодатью Божьей, для чего нам и нужна эта благодать и откровение Божьей воли. Но всё равно за нас никто этого не сделает, никто за нас не потрудится над тем, чтобы нам достичь внутреннего и внешнего единства.

Что важнее с точки зрения Царства Небесного: наши дела или наши слова?

С точки зрения Царства Небесного важнее то, что Бог принимает как Своё. А это может быть и слово, и дело, и мысль – то, что является реальной силой нашего сердца и нашей души, и всей нашей жизни. Точка зрения Царства Небесного – это точка зрения Бога, значит, важно только знание и исполнение воли нашего Господа. Так что я не вижу разницы между словами и делами с точки зрения вечности. И то и другое может иметь жизнеобразующее и судьбообразующее начало.

Что означают слова из Нового Завета о том, что исполнилась полнота времён?

Новый Завет означает, что начался новый цикл? Появилась новая цель?

Полнота времён – это мистическая вещь, это не просто вещь утилитарная, говорящая о том, что вот, мол, теперь у нас есть новые цели, это не новая идеология, не новые практические аспекты нашей жизни. Эти слова говорят лишь о том, что как бы перевернулась страница истории, что созрело время для того, чтобы люди могли вместить новое Богоявление, то откровение Бога, которое и произошло вместе с явлением в мир Христа Спасителя. Господь приходит в этот мир и являет нам Бога по-новому. Не отрицая всего лучшего, истинного, что было в прошлом, Он даёт нечто такое, чего прежде никогда не было. Говорит о новой полноте времён и о том, что Бог обновляет Своё призвание, Он даёт нам новые силы, открывает нам новые пути, новые возможности, и мы должны ими воспользоваться, если хотим Богу ответить так, как Он этого от нас ждет.

Почему именно на Кресте Христос мог искупить людей? Почему именно Своей кровью?

Что значит, что Христос пережил на Кресте богооставленность?

То, что Его смерть была реальной. А смерть есть «последний враг» человека и Бога.

Что было бы, если бы Христос был спасен от Креста?

Тогда не произошло бы искупления, и любовь оказалась бы недостаточно плодотворной. Или сила зла – внешне слишком эфемерной, с чем вряд ли может согласиться совесть любого чуткого к этому вопросу человека.

Почему мы говорим, что после Его смерти выпрямились наши отношения с Богом? В чём это выразилось?

В том, что открылся путь любви, открылись источники любви и вновь соединились небо и земля – для тех, кто принимает в своё сердце Христа. Это самый прямой путь человека к Богу, потому что Христос – единый и единственный Посредник между Богом и всяким человеком.

Почему именно на Кресте Христос мог искупить людей? Почему именно Своей кровью?

Потому что это абсолютно невинная кровь. И потому, что эта кровь пролилась по любви, без каких-либо иных причин со стороны Христа.

Что значит научиться принимать любовь Христа? Что это за любовь, которую хочется отвергнуть?

Странный вопрос. Я думаю, что любовь Христа не отвергает на самом деле никто, ни один нормальный человек. Во всяком случае, я за всю свою жизнь не встречал ни одного человека, даже ярого еретика или атеиста, который бы, если он вообще признавал существование Христа, отвергал бы Его любовь. Вообще отвергать любовь неестественно, это самое противоестественное дело. Чтобы принять любовь Христа, надо попытаться расширить своё сердце, освободиться от эгоизма и аутизма, пожелать добра другому не с утилитарными целями.

За что Иисус оказался на Кресте?

По зависти, как сказано в Писании. Потому что Его не поняли, не приняли те, кто хотел слишком многого для себя и только для себя, кто хотел служить Богу в расчете на свои интересы и для своего удовольствия. Христос идёт на крест так, как идут люди на страдание, защищая высшее, что есть в их жизни, то, в чём осуществляется их призвание, т.е. то, ради чего они приходят на землю. Это было и с Иисусом – Он избирает этот путь для того, чтобы Его Победа была полной и бесповоротной, необратимой.

Что такое хула на Духа Святого?

Что означают слова Христа «не мир, но меч»? Возможно ли такое толкование: Христос ставит человека перед выбором и человек должен пойти ради Христа на всё?

Человек должен совершить в своей жизни выбор между добром и злом. Это и отражает образ меча в процитированных Вами словах Христа. Меч разделяет, рассекает – мир объединяет, соединяет, приводит к общению. Бог хочет мира, Бог хочет объединения, но Господь предупреждает Своих учеников о том, что живя в мире, лежащем во зле, они через это обретут разделение, потому что всегда будут противники Божьей воли, всегда будут противники Божьего дара, Божьего мира.

А может быть, этих противников просто воцерковить – и всё?

Если у кого-то это легко получится – пожалуйста, никто не будет против. Это было бы замечательно. Но тот, кто попробует, сразу увидит, что реально это получается совсем не просто. Господь знает силу зла, в котором лежит мир сей, отпавший от Бога, поэтому и говорит так. Если бы всё было просто, не надо было бы никого ни о чём предупреждать.

Христос говорит, что дьявол не может изгонять себя сам, однако в жизни бывают случаи, когда одно зло изгоняется другим. Например, жажда славы помогает избавиться от лени. Нет ли тут противоречия со словами Христа?

Нет, конечно, потому что когда жажда славы даже, например, избавляет человека от лени, такое избавление от лени приводит лишь к активизму, но не к смирению, не к послушанию Богу, т.е. добро из этого не возникает. Даже избавившись от лени, человек из огня да в полымя попадёт. И в любом случае попадёт из одной страсти в другую. Когда происходят подобные вещи, то ничего не меняется по сути, по духу, по смыслу жизни, и это нужно очень хорошо понимать. Это очень важно для современных людей, ведь им кажется, что если они добились какой-то одной, предположим, даже действительно хорошей цели, то значит, они обрели что-то хорошее. Но совсем не обязательно будет так. Можно избавиться от одного зла, но в действительности попасть совсем в другую, иногда даже не лучшую, а ещё худшую ситуацию.

То есть в ситуации, когда «носик вылез, а хвостик завяз», «носик» и «хвостик» – равнозначны?

Да, вполне.

Можно ли слова «Кто не со Мною, тот против Меня», трактовать так: кто не помогает Господу, тот помогает злу?

Ну, в общем-то, в каком-то смысле можно, потому что Господь не случайно говорит: «Кто не собирает со Мной, тот расточает», «Кто не со Мной, тот против Меня». Да, если ты не собираешь со Христом, если ты не слушаешься Господа, если ты не идёшь за Ним, то ты, пусть даже невольно, пойдёшь против Него. Даже не желая того, ты окажешься среди богопротивников, потому что и несделанное доброе дело, неисполненное предназначение – всё равно зло. Древняя церковь очень всерьёз к этому относилась – не только к тому, что человек делал, но и к тому, что он не делал, хотя мог бы сделать (если это относилось, конечно, к добру, к Божьему делу, к Божьей жизни). В нашей жизни это редко учитывается. Обычно считается, что если ты не делаешь ничего плохого – ты хороший человек. Ничего подобного! Ты можешь быть очень плохим человеком, даже если ты, предположим, внешне глядя со стороны, ничего плохого не делаешь. Потому что если ты лентяй и бездельник, если ты расслабленный и толку от тебя никакого, то тебе Царство Небесное не откроется.

Что такое хула на Духа Святого, почему она не простится?

Потому что Дух Святой даёт о себе знать настолько сильно, что человек не может сказать, что он не чувствует действия Духа. Если Дух действует, а человек говорит, что это не Дух Божий, а действие какого-то чуждого Богу духа, то он наверняка лжец. Можно обманываться умом, рационально. Людей легко обмануть, они часто обманываются. Людей легко обманывали в отношении Бога и Церкви, в отношении Христа, и люди выступали против Бога и Христа – Сына Божьего, нашего Спасителя, и против Церкви, потому что они не знали ни того, ни другого, ни третьего. Но сказать, что люди никогда в жизни не чувствовали благодати, любви, свободы, тяготения к истине, не может ни один человек на земле. Поэтому если человек начинает бороться с Богом или хулить Бога в том, что он знает, то эта вина уже не прощается. В этом и смысл слов Христа – нельзя, никогда нельзя божеское называть небожеским, добро называть злом, свет называть тьмой. К сожалению, бывает, что люди хулят Бога только потому, что они в чем-то разочарованы, только потому, что они в чём-то получили воздаяние за свои грехи. Им кажется, что ничего этого не должно быть, коли Бог добр, что Он должен их охранять в любых условиях от всего, даже если они от Него отвернулись. Но это абсолютно неправильная позиция, это тот путь, который приведёт человека лишь к унынию, к погибели и, в общем-то, к полному извращению жизни, то есть к тому, что и называется непрощением, неисправлением человеческого пути.

Как исправляться, если ты добро не считаешь добром или зло не считаешь злом?

Ну, конечно. Если ты не знаешь, куда тебе идти, если ты не знаешь, на кого ориентироваться, если ты полностью дезориентируешь себя, а заодно и других, то что же хорошего из этого выйдет?

Это очень свойственно современной культуре. Ей свойственна и другая вещь: когда добром повсеместно называется и признаётся то, что добром не является, любовью называется то, что является на самом деле тяжёлым смертным грехом и т.д., причём это принято в культуре. А есть ли в этом элемент хулы на Духа Святого?

Во всяком случае, это очень близко. Это ещё, может быть, не хула на Духа Святого, но это тот путь заблуждения, который не позволяет людям даже взглянуть на Бога, поднять голову и познать благодать Божью. Поэтому все разговоры, которые как раз наводят тень на плетень, наводят вот эту муть в жизни и в мозгах, и в сердцах, и в делах людей, – всё это лукавство – оно прямо ведёт к хуле на Духа Святого. Может быть, это то, что способно очень легко, очень быстро привести человека к такому страшнейшему состоянию, почти безвыходному состоянию, – это так.

Как Бог мог допустить разрушение храмов в России?

Почему Бог допустил, что сажали и убивали священнослужителей и верующих?

Все вопросы такого рода относятся к проблеме различения добра и зла и ответственности за добро и зло, а также к вопросу, связанному с первым, – вопросу о преодолении зла, о борьбе со злом и грехом. Не совсем понятно, из чего исходит предположение, что Бог допускает всякое зло, которое творится на земле. На каком основании люди возводят к Богу ответственность за зло? Если Бог, по мнению задающих такие вопросы, должен был бы наказывать за всякое зло, если Он должен был бы пресекать всякое зло и всякий грех, и таким образом уничтожать всех, кто несёт в себе что-то недоброе, злое или греховное, то давно никого не осталось бы на земле, потому что «нет человека, который жил бы и не согрешил», – так говорит Священное Писание и так говорит нам наша совесть. Даже верующие люди нуждаются в Ходатае, Который очищал бы нас от всякого греха. Мы имеем такого Ходатая в лице Христа, действующего в Духе Святом, и мы верим, что Бог нас очищает от всякого греха. Конечно, мы хорошо понимаем, что кто-то должен нести ответственность за разрушение храмов, за убийство невинных людей, особенно верующих и священнослужителей, но это, скорее всего, всё-таки не Бог, а люди, а также те, кто своими ошибками и грехами привёл жизнь к тому, что появились те люди, которые стали жить столь беззаконно, столь греховно, столь зло. Важно, откуда появились эти люди. Они же тоже когда-то были детьми, и кто-то их учил или, допустим, не учил тому, как они должны жить. И здесь мы не можем сказать, что церковь ни в чём не виновата, что мы как члены церкви, тоже ни в чём не виноваты. И если мы отвергаем все претензии, обращённые к Богу, то мы не можем отвергнуть претензии, обращённые к церкви, ко всякому, даже доброму, человеку. Ведь человек должен отвечать не только за то, что он сделал плохого, но и за то, что он не сделал хорошего. Об этом мы, к сожалению, часто забываем. Более того, ответственность за то, что мы не сделали хорошего, иногда превалирует над той ответственностью, которая возникает из-за того, что мы делаем то или иное дело плохо. Вот если мы будем рассуждать так, я полагаю, мы будем значительно ближе к истине, и тогда мы поймём, в чём наша личная ответственность, мы не будем сваливать её на Бога или на кого-то другого, мы начнём с себя. А древний христианский принцип всегда так и говорит: начинай с себя

Почему сейчас, когда можно восстанавливать храмы, это идёт так медленно, и восстанавливают не всё? Например, в Баку все мечети очень быстро восстановили. А русским это не нужно?

Эти вещи зависят от нескольких причин. Во-первых, нужна ревность о Боге и о всяком Божьем деле, а значит, и о всякой святыне, а значит, и о храмах, об их восстановлении. Во-вторых, должны быть ещё определённые возможности. Я помню, что когда начал служить священником, это было в 89-м году, а до этого я был дьяконом, как раз тогда стали отдавать храмы. И мне дали в городе Электроугли совершенно разрушенный, развалившийся храм, который надо было как-то восстанавливать. И хотя к нам ездили настоящие прихожане, их было много, они были дружны, замечательны, были искренни в своей вере, но они были простым народом, не имеющим доступа к каким-то особо высоким прибылям. И поэтому восстановить храм своими силами они просто не могли. Восстанавливать старые храмы, которые были созданы в хотя бы формально, но христианском государстве, при его помощи, было нереальной задачей. Храмы очень дороги, их содержание очень дорого, христианский культ стал таким, что он очень дорого стоит, это очень дорогое удовольствие. Но христиане часто бывают небогатыми людьми. Государство же наше, в отличие от, скажем, азербайджанского, не столь интенсивно помогает восстановлению храмов. Последние годы здесь что-то стало меняться, но часто бывало так, что никто и не собирался, без особых на то причин, помогать церкви в восстановлении её инфраструктуры. К сожалению, не была проведена реституция собственности, отобранной у людей и у церкви после революции. Об этом надо думать. Действительно, иногда мечети восстанавливаются быстрее, чем русские храмы, хотя надо сказать, что мечеть восстановить значительно легче, поскольку это всегда довольно простая конструкция, это относительно менее дорогое дело. Но может быть, имело бы смысл и нам немного упростить внешнюю форму и сделать наши храмы и наш христианский культ, наше богослужение не столь дорогими. И тогда, глядишь, было бы больше храмов, и людям было бы куда ходить, чтобы не стоять в толпе, в давке. Об этом надо думать, об этом надо заботиться, за это надо отвечать каждому из нас. И помнить: пока что время работает на нас, но всегда так не будет.

Есть ли у христианина историческое предназначение?

С трудом могу совместить то, что я знаю о нашем мире, с представлением о том, что Царство Божье в какой-то мере уже здесь существует. Даже если это правда, и есть люди, в которых это Царство Небесное есть, что им делать здесь, в этом диком мире?

Вопрос очень важный и интересный. Действительно, зло в этом мире огромно, колоссально, и хуже всего то, что оно ещё и возрастает. Но не обязательно быть пророком, чтобы увидеть – возрастает не только зло, в процессе истории растёт и добро: накапливаются добрые традиции, добрые навыки жизни человека и общества, разных народов, разных классов и т.д. Очень важно здесь быть трезвенным. Трезвенность предполагает чёткое видение не только тёмных, но и светлых сторон существующей реальной жизни. Каждый человек знает, что в нём есть и голос совести, и положительный опыт. Мой опыт священника подсказывает, что даже самые большие грешники и злодеи бывают не лишены светлых минут и прозрений в своей жизни. Для человека всегда есть возможность покаяться и прийти к Богу. Да, это не происходит быстро, да, часто это не происходит в нужное, в раннее время жизни. Но даже тогда, когда это происходит позже или не всегда так, как хотелось бы, сразу, всё равно это очень ценно. Это говорит о действии Божьем, о том, что Бог слышит нас и ведёт нас. Конечно, люди бывают водимы и своими страстями, и своими грехами. Это верно. Каждое сердце, как сказал Достоевский, – это поле битвы, где сатана с Богом борется. Поэтому демаркационная линия проходит через сердце каждого человека: в нём иногда бывают проявления и добра, и зла, и света, и тьмы. Таким образом, важно, что мы выбираем и по какому пути идём – идём ли мы за Богом или нам безразлично, куда мы движемся.

Нельзя жить в оцепенении, нельзя жить в вечном страхе перед злом. И поэтому очень важно видеть, что людей привлекает Евангелие. Христос привлекателен для современного человека. И ближние, когда они проявляют в себе подлинный образ Божий, т.е. настоящую свою природу, подлинное основание своей жизни, всегда замечательны и привлекательны. Нужно чаще обращать на это внимание и пользоваться этим для благодарения Бога, для лечения собственного сердца.

Можно ли узнать своё предназначение или у христианина нет исторического предназначения?

У каждого человека есть своё предназначение, есть своё призвание. У каждого человека есть свой духовный дар, потенциально и реально проявляющий себя. Но, конечно, не так легко это распознавать, здесь легко ошибиться. Поэтому надо выверять свою веру и жизнь и в богопознании, и в познании воли Божьей. А это делается только в Церкви, прежде всего через общение любви – любви не только к тем, кого сам любишь, но и к тем, кого перед собой видишь. Как говорит Писание: «Если ты не любишь ближнего, которого видишь, как ты можешь любить Бога, которого не видишь?» Именно через ближних наших Господь чаще всего открывает нам Свою волю и даёт знаки Своего благоволения или, наоборот, неблаговоления. Поэтому и живёт христианин не индивидуалистично, а по закону любви с ближними и с Богом. Эта соборность церковной жизни, общинность – то главное, что составляет, может быть, самую большую трудность для многих современных людей, привыкших никому не доверять, привыкших к индивидуальным удобствам и к течению жизни по линии наименьшего сопротивления.

Почему в православной церкви нет женщин-священников?

Почему в церкви заглохла традиция дьяконисс?

Надо сказать, что традиция дьяконисс существовала удивительно долго, всё первое тысячелетие. Она «заглохла» только к началу второго тысячелетия, тогда, когда уже совсем заглох и катехуменат, да и вообще творческие начала в церкви, когда всё стало воспроизводить себя с неким немного механическим оттенком, когда всё было ритуализовано, и любые изменения происходили медленно и в незначительном объёме.

Вообще говоря, в середине XIX века институт дьяконисс был восстановлен митрополитом Филаретом Московским, потом поддержан другим святым митрополитом, Нектарием Эгинским, в греческих церквах. Были возрождены чинопоследования рукоположения дьяконисс. Всеправославное совещание на острове Родос по подготовке Святого Великого Всеправославного Собора, начавшееся в 60-х годах прошлого века, тоже рекомендовало восстанавливать институт дьяконисс. Но этому мешает историческая инерция, сложившийся ныне порядок.

Никаких принципиальных препятствий для восстановления такого института нет. Многие женщины уже сейчас реально исполняют функции дьяконисс, будучи катехизаторами, или помогая при крещении, или занимаясь каритативной деятельностью и т.д. Даже чтение Священного Писания, скажем, Апостола, пение в хоре – всё было с конца XIX века и в XX веке предоставлено и женщинам. Так что, в общем-то, непонятно – чего не хватает сейчас реально служащим нерукоположенным дьякониссам, которых много? Если человек хочет служить Богу, он и без особого рукоположения получает необходимые благодатные дары. Я вспоминаю даже случаи причащения умирающих женщинами, духовными чадами праведников XX века. И такое было возможно. Фактически это полностью покрывает собой поле служения древних дьяконисс. Так что, может быть, надо пересматривать просто само представление об институциональных служениях? Может быть, просто Церковь как-то находит другие способы проявления благодатных даров без отдельного рукоположения? Может быть, Господь ведёт Свою Церковь какими-то нам ещё неведомыми путями к новой организации церковной жизни? Мы этого не знаем, над этим надо думать, всё это надо проверять. Но я глубоко уверен, что те из женщин, кто хочет служить в качестве дьяконисс, могут добиться этого и иметь соответствующий авторитет во всей нашей церкви.

Почему в православной церкви нет женщин-священников?

Это очень интересный вопрос. Всё ведь зависит от того, что мы понимаем под священством. Христианство приобщает каждого верующего, и мужчину и женщину, к величайшим дарам Святого Духа и к священству Христа – уникальному, единственному священству. Ведь Господь наш единственным, уникальным образом отдал Себя в жертву, послужив «первосвященником будущих благ», как говорит апостол Павел. И поэтому каждый человек становится по вере во Христа священником и царём Бога Живого. В этом состоит так называемое учение о всеобщем священстве Народа Божьего. И в этом смысле каждая женщина вполне может приносить Богу бескровные жертвы, жертву хвалы и жертву благодарения, «возвещая совершенство Призвавшего нас из тьмы в чудный Свой Свет», как сказано в Писании. Это надо тем более учитывать, поскольку апостол Павел очень серьёзно однажды сказал, что во Христе нет ни мужского пола, ни женского. Поэтому нужно лишь быть во Христе, и тогда для твоего священства нет преград, независимо от того, какого ты пола.

Но есть другая проблема – проблема возглавления евхаристического собрания Церкви. И здесь уже другие критерии принесения духовных жертв, например, той же жертвы хвалы и благодарения, евхаристической жертвы. Ясно, что из пастырских соображений для Церкви важнее такими предстоятелями иметь братьев. Во всяком случае, в истории Церкви не наблюдались предстоятели-женщины, кроме как в еретических сообществах. Даже тогда, когда были женщины-пророки, даже тогда, когда были женщины-катехизаторы, учителя, даже тогда ничего не известно о том, чтобы женщины возглавляли евхаристическое собрание. Это, действительно, имеет некоторые неудобства, уж не говоря про то, что Ветхий Завет говорит о всякого рода ритуальной нечистоте женщины в разные периоды её взрослой жизни. И хотя в Новом Завете уже можно было бы подвергнуть сомнению эти ветхозаветные представления, потому что ритуальная нечистота отходит на задний план для христианина, однако всё-таки женщина по природе своей больше связана с деторождением, с организацией и охраной очага, семьи, рождением детей, заботой о муже, заботой о том, кто является её главой. И апостол Павел не случайно говорит, что глава жены – муж, а глава мужа – Бог. Этого, мне кажется, имеет смысл не забывать и относиться к этому всерьёз, конечно, не абсолютизируя эти вещи. (Это не значит, что женщине закрыты личные отношения с Богом. Я думаю, что всем понятно, о чём идёт речь).

Таким образом, мы наследуем древнюю апостольскую практику, древний церковный опыт, говорящий о том, что возглавлять евхаристическое церковное собрание должны братья, даже если женщина обладает лидерскими свойствами, хорошим острым умом, энергией, убедительным словом, знанием Писания, способностью научать новых членов Церкви и т.д., т.е. многим из того, что так необходимо любому предстоятелю Церкви, – многим, но не всем.

Зачем нужно монашество и монастыри?

Зачем нужно монашество и монастыри? Сказано: «идите, научите все народы», а монахи не идут. Многие хотят от Бога чуда и только чуда, а монахи не пресекают этого язычества. Почему?

Монахи, а потом монастыри, возникли в церкви совершенно естественно. Как известно, монашество было духовным движением с пророческим и глубоким молитвенным настроем. Оно, особенно в первые века своего существования, было прививкой в теле церкви, которая позволяла ей не обмирщаться, оно замедлило и смягчило процессы секуляризации, т.е. обмирщения, которые неизбежно пошли в церкви после начала константиновского периода её истории, – после того, как церковь и государство пришли к определённому согласию, к «симфонии», как позже стали говорить идеологи этого процесса. Монахи, действительно, ощущали свою личную ответственность за церковь и ощущали личную ответственность за всё то, что в церкви существует. Они хотели, чтобы их праведность «превзошла праведность книжников и фарисеев». В Евангелии говорится не только «идите, научите все народы», в Евангелии говорится обо многих вещах, и не только в Евангелии, вообще во всём Священном Писании. Говорится: «непрестанно молитесь», «бодрствуйте и трезвитесь», говорится о различении духов, говорится о терпении, послушании, смирении и целомудрии. И вот в этом смысле монашество дало очень много. К слову говоря, в истории, особенно в истории христианской, в том числе и православной, миссии далеко не последнюю роль играло монашество. Даже на Руси первыми миссионерами были выходцы из Киево-Печерского монастыря. Кто у нас миссионерствовал за тысячелетия? Посмотрите, проанализируйте. Очень часто это будут именно монахи. А если и не монахи, то всё же люди, которые тоже вели нередко иноческую жизнь.

Конечно, в наше время значение монастырей и монашества начинает меняться – это неизбежно. Во-первых, нет уже старых пустынь, нет тех условий, в которых монашество естественно развивалось, во-вторых, задачи перед церковью стоят несколько новые и иные. Действительно, сейчас важнее проповедовать. Да, это можно делать и в монастыре, но не всегда и не в любом. Да и далеко не все люди, которые должны услышать слово Божье, могут придти в какой бы то ни было монастырь. Нам же надо думать и о тех людях, которые живут совсем в другой плоскости современной жизни. Но всё же мы не можем забыть заслуг исторического монашества перед церковью, и не хотим забывать те положительные откровения, которые были даны церкви через монашество и которые актуальны до сих пор. Как и такие хорошие иноческие, монашеские свойства, как стояние в вере, мужество, личная ответственность, которая не перекладывается ни на кого. Очень важно помнить и то, что если монашество – это не обязательно то, что должно быть идеалом всех христиан, то иночество – это обязательное свойство христианской жизни, потому что иноком христианин должен быть, даже если он не живёт в монастыре, если он имеет семью, детей и т.д. Конечно, отвлекаясь на свои семейные проблемы, человек не всегда может исполнить своё предназначение. Семья в каком-то смысле отвлекает человека от служения Богу. Но она же может быть и хорошей школой, хорошим училищем для того, чтобы знать, как люди живут в этом мире, – знать не понаслышке, не на расстоянии. Все кризисные явления современного мира проходят через современные семьи, и человек, живущий в семье, часто познаёт жизнь – пусть и на своих ошибках, и на ошибках своих близких – очень непосредственно, в полную силу и в полном объёме.

Современные люди должны думать об иночестве, о том, как его реализовать. Но без учёта опыта монашества невозможно осуществить современное иночество. И нам нужно быть благодарными монашеству, ценить подвиг людей, как и все усилия, которые прилагаются людьми ради Господа, – в том числе усилия самоотвержения, например, способность отвергнуть удовольствия и богатства этого мира и даже семейную жизнь, отвергнуть свою волю, свою выгоду. Это вещи, и в наше время отнюдь не потерявшие своё значение. Да, монашество должно научиться служить в этом мире, научиться открываться, научиться закрывать те прорехи, пробелы в церковной жизни, какие сейчас есть. Должно учиться оно и проповедовать, миссионерствовать, быть открытым не только к своим собственным проблемам, но и ко всем проблемам людей нашего времени, нашего мира. Монашество может дать всем нам прививку мужества и ответственности. Но оно должно преодолеть свой индивидуализм, честолюбие, алчность, карьеризм и некоторое самомнение, которое прокралось во многие души и через смирение (его в этом случае можно было бы назвать лжесмирением, тем «смирением паче гордости», о котором говорится в известной русской пословице). Да, в ряде случаев с этим сегодня приходится сталкиваться, я уж не говорю про другие, более грубые нарушения христианской этики и принципов жизни во многих монастырях. Но ни один человек на земле не может быть назван безгрешным. Мы исповедуем, что один Христос вне греха, и об этом нельзя забывать, когда мы говорим о грехах и недостатках других людей.

Как Церковь относится к эвтаназии?

Как Церковь относится к назначению наркотиков больному, который не может терпеть боль?

Наркотик, как и змеиный яд, в определенной мере может быть полезен. Он может быть лекарством. Если человек не может терпеть боль, то подавить боль – это благородное дело. Естественно, можно злоупотребить наркотиками – человека можно сделать наркоманом. Вот эта граница не должна переходиться никогда никем. Но сама по себе терапия такого рода бывает необходимой. Однако нужно уметь выбирать наркотики и здесь знать во всём меру. Врачи же при этом должны очень смотреть за своим духовно-нравственным состоянием – впрочем, как и все другие люди.

Если Церковь говорит, что нужно лечиться, то почему она отрицает знахарство? Насколько много среди людей, занимающихся этим, шарлатанов, насколько – настоящих знахарей?

Дело в том, что неизвестно, что лучше – знахарство или шарлатанство.

Шарлатанство – это просто халтура. Халтура может, конечно, принести большой вред больному, который слишком верит тому, кто выступает в роли знающего человека. А «знахарь» – это тот, кто знает, ведун. Отсюда, к слову говоря, производно и понятие «ведьма», «ведьмак» и т.д. «Ведьма» – это та, которая знает, «ведун» – это тот, кто знает больше, чем другой. Это всё одно и то же. Что вам больше нравится – шарлатанство или ведьмовство? Полагаю, что вам не понравится ни то, ни другое.

Я лично считаю, что более опасным является ведьмовство. Дело не в том, может человек вылечить того или другого человека от физической немощи, важно, какими средствами он это делает. Если средства негодные, то ещё неизвестно, что лучше – исправленное здоровье, но утерянный духовный путь или, наоборот, оставшаяся физическая болезнь, но духовное здоровье. Если уж не получается в ряде случаев людям соединить одно с другим, то нетрудно установить здесь некоторую иерархию ценностей.

Ведь что делает «знахарь»? Если понимать под знахарством некие магические действия, которые просто затуманивают сознание человека, хотя и, предположим, с добрыми намерениями, которые превращают человека в безвольное существо, подвластное всяким посторонним силам, то даже при условии, что физическое состояние улучшается, духовно-нравственное состояние человека, по меньшей мере, не улучшается. Вот из этого надо исходить. И знахарство как магическое действие Церковью не признается. Оно гонит, уничтожает свободу человека.

А вот лечение, нормальное лечение, причем не только традиционное (могут быть нетрадиционные методы – иглоукалывание, акупунктура, если, конечно, это не переходит в какие-то магические действия), – приемлемо в свою меру.

Как церковь относится к пересадке органов или переливанию крови? Что при этом происходит с духом человека? Когда человек находится в состоянии алкогольного опьянения, он подхватывает другой дух. То же происходит и при переливании крови?

Не очень понятна связь алкоголизма с переливанием крови, думаю, что это несколько поспешное суждение. Я полагаю, что переливание крови, а также пересадка органов никаким образом не затрагивают духовную сторону человеческой жизни. Ведь когда Священное Писание говорит нам о том, что душа человека в крови его, оно, во-первых, говорит не о духе, а о душе, во-вторых, говорит о душе в смысле жизни, в-третьих, говорит о принципе жизни, о сохранении, преемственности жизни. Ведь понятно, что когда в человеке нет крови, то он умирает. Но переливание крови – это не отнятие у человека крови, это не выливание его крови, а переливание крови, что совсем не одно и то же. Душа человека в крови не в смысле просто физической крови, а в смысле того начала, которое помогает человеку жить, т.е. не терять душу.

Пересадка органов – это ещё понятнее, проще.

А относительно алкоголизма – не знаю, никогда в жизни не был пьяным, поэтому не могу сказать, вселяется ли в человека опьяневшего злой дух. Может быть, и вселяется, судя по поведению некоторых алкоголиков или просто сильно выпивших людей. Ведь то, что они делают и говорят, ни в какой нормальный образ этих людей не вписывается. Видимо, вы из этого исходите, говоря, что в них вселяется дух чуждый, дух злой, дух мрачный, дух скользкий, лукавый и отвратительный.

Почему в церкви не приветствуется общение?

Понимаю, чем вызван этот вопрос: стереотипом, что церковь – это строгие, сухие, мрачные люди, которые стараются больше молчать и не общаются. Но нужно помнить, что типов общения очень много, и они не сводятся лишь к разговорам. В современном обществе очень распространено безответственное, ни к чему не ведущее общение – бесплодное, бесплотное. Такое общение вряд ли совместимо с жизнью верующего человека. Конечно, это не значит, что в церкви невозможны никакие шутки, никакая радость. В ней гораздо больше места для радости, чем вне её.*

Отвечает Александр Копировский, первый оглашаемый отца Георгия (1971), ныне профессор Свято-Филаретовского православно-христианского института, катехизатор.

По какому праву старушки, которые уже всё знают о вере и церкви, как бы присваивают себе храм, его пространство, чувствуют себя в нём хозяевами, а на вновь приходящих только шикают и ругаются?

Потому что они и правда думают, будто они всё знают о вере. Человек должен понимать, что он не всё знает. С другой стороны, важно помнить, что именно бабушки наполняли храмы в советское время, они как-то их содержали, ремонтировали и так далее. И очень часто благодаря им храмы не были закрыты – по крайней мере, некоторые.

Я думаю, сегодняшняя ситуация может измениться только если в храм придут люди, действительно знающие церковное учение и традицию, и реально возьмут на себя заботу не только о храмах, но и об этих старушках.

Многовековая монашеская традиция говорит о необходимости ухода человека из мира. Об этом и все святые отцы пишут. Почему настоящему христианину нужно уходить из мира? И тогда: так ли уж необходимо церковное общение в свете православной традиции?

Отречение от мира – не монашеская традиция. «Не любите мира, ни того, что в мире» – эти слова были написаны для всех. Но встает вопрос – отречение от какого мира? Христианство связано именно с поиском нового мира – Царства Небесного. Когда человек видит, что тот мир, который его окружает, очевидно живёт против Божьей воли, он начинает искать иного и тех, кто ищет иной жизни, – и находит!

Что делать, чтобы действительно быть христианином? Например, я хожу в храм на богослужения, ещё там проводятся встречи о вере, на которые я хожу. Этого достаточно?

«Достаточного» здесь вообще не бывает. К тому же, можно ходить в храм, на встречи, но не быть христианином, делая всё это только для себя. А христианином человек становится, когда почувствует, что во Христе есть то, чего нет ни в ком другом, и пойдет за Ним. Тогда будут естественными и храм, и встречи о вере.

Откуда появилась церковная традиция после причастия молчать, уходить в себя, не давать целования другим и т.д.? Это древняя традиция или нет?

Традиция ухода в себя скорее восходит к язычеству, чем к христианству; она и теперь существует в обществе. Однако очень понятно, почему она возникает в связи с причастием. Эта граница – просто реакция на недостатки людей, на легкомысленное отношение к тому, что сокровенно и что можно оскорбить и профанировать. Да, иногда это доходит до крайностей: я помню одного священника, который всерьёз требовал после причастия три часа молчать. Но, конечно, то, что на самом деле есть в церкви, – гораздо шире, гораздо разнообразнее и живее, а то, о чём вопрос, – скорее напоминание, что человек не должен переходить слишком быстро к повседневности.

Зачем подавать записки в церкви, если никто не знает людей, имена которых я записываю?

Записки в церкви подаются для молитвы, это то же самое ходатайство. Конечно, лучше всего знать людей, тогда молитва о них становится более осмысленной и более личностной, и значит, более сильной и глубокой. Но вы же не всегда просите помощи для себя и для своих друзей у тех, кто хорошо знает ваших друзей или вас. Иногда можно попросить и людей не очень хорошо знакомых, просто рассчитывая на их доброту. Вот то же самое и здесь. Сила молитвы может действовать и тогда, когда кто-то молится, не зная людей, хотя, повторяю, я лично считаю, что лучше знать. Но если вас это смущает, можете не подавать записку и читать её сами. Помните об этом церковном правиле, и всё у вас будет благополучно.

Некоторые верующие говорят, что компьютер – чудо Божье

Правда ли, что просто человеческим мозгом невозможно было придумать компьютер? Вы согласны?

Компьютер, как всякое новшество технического свойства, связан, с одной стороны, с каким-то творческим напряжением, с другой стороны – с определённым научным прогрессом. И мы не выступаем против такого творчества и прогресса. Другое дело, что мы понимаем: когда речь идёт о научном прогрессе, это не всегда однозначно положительная вещь, потому что плоды этого творчества очень легко использовать негативно, не лучшим образом. Компьютер – это благо цивилизации, это то, что принадлежит миру сему. Но так как мир сей лежит во зле, как вам известно, то и блага цивилизации часто оказываются в руках недобрых людей или сами обладают неоднозначным воздействием на человека, на того, кто ими пользуется. Это в большой степени связано и с компьютером. Это не просто благо цивилизации, или, тем более, чудо Божье, это всё-таки ещё и очень определённая атмосфера, это то, что предполагает определённое воздействие на самого пользователя, особенно когда таких пользователей много. Пользование компьютером очень сильно воздействует на человека и существенно меняет его психологию, его душевные качества, существенно меняет человека физически, существенно меняет его духовный настрой. Компьютер, Интернет могут создавать иллюзию общения. Многие люди общаются через компьютер, через Интернет, по e-mail и забывают, что это техническое средство, что на самом деле общаются люди, общаются сердца человеческие, но что с компьютером общаться нельзя, что это машина, это бездушное существо, сколько бы информации оно ни поглощало или ни выдавало. И я не однажды в своей пастырской практике встречался с людьми, особенно с профессиональными компьютерщиками, или теми, кто профессионально работает в Интернете, или просто большими любителями этого дела, сознание которых было резко искажено и извращено. Иногда люди производили даже впечатление не вполне психически здоровых людей. У таких людей очень много особенностей, совершенно другой взгляд на мир, совершенно другое понятие об общении, совершенно другое течение времени, приоритеты, ценности, другое отношение к другой личности. Часто это бывает связано и с какими-то особенностями телесного, даже сексуального характера. Человек, сидящий за компьютером, много работающий в Интернете, не гарантирован ни от каких искажений, как духовных, так и плотских, и очень часто является просто жертвой этого воздействия. Он сам не замечает, как в него входят совершенно несвойственные ему и нетрадиционные для обычного человека вещи – мысли, образы, чувства, желания, представления и т.д. Поэтому я считаю, что надо очень дозировано пользоваться такими благами цивилизации, надо знать, кому это полезно, а кому, может быть, стоит от них уклоняться.

Возможно ли в одной семье жить верующему и неверующему?

Конечно, возможно. Об этом писал ещё апостол Павел: если неверующий согласен жить с верующим и если он не противится главному в вере и исполнении принципов христианской жизни, то с таким человеком, пусть он и неверующий, можно жить. Это значит, что у него есть уважение и любовь. А там, где любовь, – там и Бог. Если человек – даже неверующий – может проявлять свою благодарность, может проявлять свою любовь, значит, он на пути к вере и его не надо оставлять, ему надо помогать.

Евангелие противоречит лозунгу «свобода, равенство и братство»? Ведь Христос призывал быть последними, а в лозунге речь идёт о равенстве.

Равенство может быть очень разным. Равенство может быть и в первых рядах, и в последних – это с точки зрения логики вопроса. Христос был против уравниловки, но не против равенства всех пред Богом; был за братство более чем кто бы то ни было; был за свободу, потому что Он Сам был откровением Свободы. В Нём Самом всё это было. Как Он может Себе противоречить?

Как воспитывать детей, если мир так сложен?

Как воспитывать детей, если мир такой сложный, со многими соблазнами, хотя бы с точки зрения общечеловеческой морали?

Как воспитывать детей? Кто бы знал, как воспитывать детей, особенно в сложном мире с точки зрения общечеловеческой морали… На сегодняшний день мы можем констатировать только одно – что этого никто не умеет и не знает. И к этому надо отнестись очень всерьёз. Это говорит о кризисе традиционных ценностей, традиционных этических норм и даже самой семьи, о кризисе нашего отношения к детям, даже если вся семья христианская, православная, верующая.

Проблема в том, что воспитать детей можно, только привив их к духу и смыслу евангельской жизни, к церковной традиции – не во внешних обрядах и формах, а в самом духе этого многовекового наследия Церкви. А делать это можно только одним образом. Во-первых, своим примером: нет примера – нет воспитания. Во-вторых, воспитанием в духе и смысле Евангелия, в духе и смысле Христовом. Нет духа Христова – нет христианского воспитания. В-третьих, нужно детей воспитывать в терпении, смирении, послушании Богу, в дерзновении, а значит, как мы знаем, в свободе и смелости духовной. Только тогда дети, когда вырастут, не побоятся выглядеть в определенных ситуациях как белые вороны. Ведь не секрет, что современный христианин часто «один в поле воин». Но воин ли он – это зависит и от воспитания. Понятно, что вера города берет, понятно, что всё возможно верующему, но надо быть таким верующим, надо понять, что же в нашей вере есть такое, что открывает нам все пути, все возможности, что обеспечивает нам помощь Божью во всем. Это очень трудно передать современным детям, потому что они во многом оглядываются на своих сверстников, зациклены на себе, часто стилизуются под общепринятые стандарты, под моду и т.д. Они бывают эгоистичны, и это почти неизбежно, ведь часто в семье ребенок лишь один или их двое. С другой стороны, многодетные семьи живут сейчас очень трудно. И даже не потому, что им материально тяжело, можно найти способы компенсировать материальные трудности. Мне кажется, что многодетным семьям очень трудно духовно, потому что, с одной стороны, нельзя замкнуться на себе, закрыться, что было бы желательно с точки зрения воспитания, но нежелательно с точки зрения социализации ребенка, а с другой стороны, нельзя быть открытым ко всем ветрам мира сего. Удержать здесь баланс удается крайне редко.

Это великое чудо – когда дети из гадких утят превращаются в прекрасных лебедей. Вдруг наступает переходный период, они часто экспериментируют там, где не надо экспериментировать, в том числе в области этики, не слушают никого и ничего, иногда даже сомневаются в самом главном или уходят от Бога и из Церкви. Но проходит небольшое время, и если хоть что-то живое было заложено в их душах, оно прорастает. И уже годам к 19-20 дети преображаются. Они становятся взрослыми людьми и часто вполне благочестивыми христианами. Насколько всё это глубоко – это другой вопрос, и отвечать на него придётся в разных случаях по-разному. А бывает так, что дети, образцовые в малом возрасте, не проходят этого «экзамена» и после переходного возраста уходят так далеко, что вернуться им уже невозможно. Тогда, конечно, беда. Значит, их воспитание не удалось. Это не всегда связано с родителями или с самими детьми. Иногда это связано с тяжёлыми обстоятельствами, в которых приходится жить детям. Это судьба. Это в каком-то смысле слова уникальная ситуация, в которой живёт каждый человек. Это иногда фатум. Но чтобы не быть под властью фатума – внешней, космической, «магической» судьбы, социально, или классово, или материально, профессионально, семейно обусловленной, – надо обрести свободу и мужество. К этому надо готовить. В этом и трудность. Раскрыть эту тайну – и значит раскрыть тайну воспитания детей в современном мире.

Как Бог допускает, что люди болеют или умирают в молодом возрасте?

А кто сказал, что Бог это допускает? Это мы допускаем, потому что у нас есть свобода. Это мир сей, отпавший от Бога, допускает, потому что он лежит во зле. А Бог не допускает вообще никакой смерти – ни молодых, ни старых. Он призывает нас к вечной Жизни, Он открывает нам этот путь и мы должны по нему пройти. Большое недоразумение – считать, что всё, в том числе и всякое зло, от Бога. Так часто считали в Ветхом Завете, иногда в педагогических целях так говорили в Новом Завете, даже святые отцы, но это условность. Новый Завет хорошо знает, что «Бог не искушается злом и Сам не искушает никого». Последний враг Бога – смерть. Как же Бог может допускать смерть молодых? Повторяю, на мой взгляд, Он радикальнейшим образом не допускает этого. Именно поэтому Он воскрешает Своего Сына Иисуса Христа, не просто умершего за нас, за наши грехи, но прежде всего Своей Любовью победившего Смерть.

Невозможно приписывать Богу зло мира сего. «Князем мира сего», как известно из Евангелия, является сатана. Поэтому вопрос, как мне кажется, поставлен не вполне корректно. Здесь надо быть осторожнее в выражениях. Повторяю, великое упрощение и даже, более того, ошибка, если не прямой грех, считать, что всё, что с нами случается в жизни, – от Бога. Это не так. Бог зла не творит, как сказано в Писании, и Он не допускает грехов. Он как раз всё делает для того, чтобы их не было в нашей жизни. Если бы мы научились так же относиться ко злу и греху, которые ещё существуют в этом мире, мы были бы значительно лучшими христианами.

Если у человека есть талант, должен ли он это отрабатывать, даже если он не религиозен?

Если должен, то каким образом?

Всё зависит от того, что мы понимаем под словом «талант». Часто путают талант, который свыше, от Бога, который является особым даром и за который человек действительно отвечает перед Богом и людьми, перед своей совестью, перед всей своей судьбой, своей жизнью, – и, скажем, человеческие способности, более или менее ярко выраженные. Настоящий талант – это не просто человеческие способности. Это действительно благодатный дар. Поэтому он и не всегда умещается в обычные рамки мирской жизни. Он может приносить определенные страдания, определенные трудности человеку. Это узкий путь, это тесные врата, через которые человеку надо пройти. Уже из этого видно его отличие от обычных человеческих способностей, которые человек использует чаще всего для себя или для удовольствия ближних, а иногда и дальних. Талант же требует не столько «отработки», сколько служения. Человек, который получает талант, должен понять, что он, в соответствии с известной евангельской притчей, не имеет права его закопать в землю. Он должен не отрабатывать, а умножать. И вот это самое главное. Талант – это своего рода крест. И неся этот крест, человек не должен бояться трудностей. И как зерно, прорастая, давая колос и принося урожай, умножает себя, умирая, – в три, в пять, в десять раз, а иногда и больше, – точно так же человек должен заботиться только об одном: чтобы, забывая о себе, в каком-то смысле нивелируя свою самость, свою гордыню, своё честолюбие, свою жалость к себе, принести благодаря своему таланту новые дары, новые таланты, новые плоды, которые, в свою очередь, должны помочь другим людям сделать то же самое. Вот это, мне кажется, самое трудное, но и самое главное. Человек должен чувствовать это своим сердцем, своей совестью, умом, всем своим существом. И великие слова Христа, важнейшая парадигма христианской жизни человека – что человек должен отвергнуться себя, взять свой крест и следовать за Ним, – тут как раз оживают и исполняются.

Дают ли деньги свободу?

Если да, то как объяснить парадокс: свобода – от Бога, а сребролюбие – грех?

Смотря что понимать под свободой. Деньги и дают свободу, и отнимают её. Сказано: корень всех зол – сребролюбие. Человек может в каком-то одном отношении получить свободу, но в других отношениях эту свободу потерять, как обычно и бывает с людьми, обладающими довольно значительными денежными средствами. Деньги могут освободить человека в какой-то конкретной житейской ситуации, но это не та свобода, которая имеет божественное происхождение. Мы говорим: Бог есть Свобода, но имеем в виду другую свободу – Свободу, которая свойственна Духу Божьему. А Дух Божий не связывается, и дары Духа тоже не вяжутся людьми, даже если они могут человека физически нейтрализовать, даже убить, по крайней мере так или иначе ограничить его деятельность в этом мире. Поэтому-то и о свободе в отношении к деньгам говорить невозможно: купить свободу, как и благодать, нельзя. Человек, который задумал купить благодать или свободу за деньги, – это большой грешник или человек очень неразумный, который совсем не знает, что деньги приносят и чего от человека требуют. Поэтому надо стремиться к Свободе Божьей, Свободе Духа, но не путать эту свободу с произволом, с возможностью жить по собственному желанию, просто «по своему хотению», «по щучьему велению». Это также как с любовью. Надо искать Любовь от Бога. Но не всё, что люди называют любовью, есть Любовь от Бога.

Настоящая свобода – это зависимость только от Бога и больше ни от кого и ни от чего?

Настоящая свобода – это независимость ни от кого и ни от чего, в том числе и от Бога, потому что Бог есть Свобода, и человек, который обладает Духом Свободы, он в Боге. Он не зависит от Бога, он живёт полноценной жизнью в Боге и в Духе Божьем. Это большая разница. Бог не отнимает у человека свободу, если только человек живёт не под законом, а под благодатью и истиной. «Закон через Моисея, благодать же и истина через Иисуса Христа», – мы слышим эти слова евангелиста Иоанна в первый день Пасхи, и нам, конечно, принципиально важно помнить, что, устанавливая себе границы в этом мире, границы Закона, который помогает нам в этой жизни, который действительно устанавливает некоторую нашу зависимость, мы не можем ограничиться одним Законом. Мы ищем при этом благодать и истину, которые не являются границами, которые не устанавливают отношений зависимости с кем бы то ни было, которые выступают против рабства, всякого вида рабства, в том числе против рабства у Бога.

Как мы, простые люди, можем миссионерствовать?

Как миссионерствовать друзьям, если они не очень расположены меня слушать? Одни советуют: не мечи бисер перед свиньями, а другие: идите, научите все народы. Чем руководствоваться?

В данном случае существует очень важный церковный принцип, который отражает подход ко всем подобного рода вопросам: в христианской жизни всегда должно иметь место усилие, но не насилие. Различие между усилием и насилием очень важно, и каждый христианин должен его чувствовать и знать объективные критерии различения этих вещей. Понятно, что усилие связано с определённым напряжением воли, ума, если угодно, внутреннего экзистенциального начала в жизни человека. Это работа сердца человека, которая может быть связана, в том числе, и с внешним напряжением. Однако есть определённые границы, которые не нужно переходить, чтобы не попасть в область насилия. Насилие – это то, что не просто предполагает определённые усилия со стороны человека, но то, что наталкивается на сознательное противление другой личности, другого человека. Если человек в принципе не согласен с таким воздействием, если он в принципе не соглашается с тем или иным направленным на него влиянием, то он всякое такое воздействие и влияние будет воспринимать только как насилие. Конечно, человек существо противоречивое, и иногда в нём самом борются разные начала. Может случиться так: человек чувствует, что то или иное слово или дело, которое ему предлагается, соответствует глубинам его существа, но он не находит в себе сил для приятия этого образа действия, этого пути жизни. И тогда он говорит: да, я в принципе согласен, но я сейчас не хочу или не могу принять этого. В таком случае нужно рассуждать, потому что если это неприятие не является принципиальным, тогда усилие оправдано, даже когда оно тяжело, с большим трудом воспринимается другим человеком, утомляет его или раздражает, но всё-таки не нарушает внутренних корней, внутреннего фундамента жизни. Если же оно будет разрушать этот фундамент, оно станет разрушать и самого человека, ибо будет разрушать его свободу. Вот это самое главное различие. Так что когда вы идёте свидетельствовать – свидетельствуйте, и знайте, что вы делаете Божье дело, доброе дело, но делайте его так, чтобы не переходить черту и не оказываться духовно насилующими других людей своим словом. Они могут не желать вашего влияния просто в силу инерции своего поведения, потому что они уже приспособились к какой-то форме своей жизни, к образу своих мыслей, к своим планам и т.д. Тогда нужно вступать в общение, в диалог, чтобы хотя бы их заинтересовать, чтобы они как-то открылись, нужен деликатный подход, уважающий личность и саму свободу другого человека. Это ещё одна вещь, о которой здесь необходимо сказать: надо уважать личность и свободу другого человека, тогда мы не перейдём границу, отделяющую усилие от насилия, тогда наши усилия будут благими, добрыми и результативными, и наше слово будет услышано и принято другим человеком. Надо помнить, что когда другой человек даже принимает слово, но это слово сказано с давлением на его личность, т.е. с насилием, то даже это приятие есть лишь результат слома внутри человека, но не результат свободного приятия. А значит, это не может принести духовного плода, не может принести благодати и возрождения личности тех, кому мы проповедуем.

Как вообще мы, простые люди, можем миссионерствовать? Вот Христос мог, Его ученики тоже могли, а мы разве можем?

Сказано: идите, научите, сделайте учениками все народы. Поэтому миссионерствовать мы не только можем, но и должны. Не смущайтесь, когда ваше слово не сразу доходит до других людей. Христос мог миссионерствовать, но многие от Него отходили, соблазнялись и говорили: кто может это слушать? Каждый человек стремится сохранить свой status quo, защитить свою прежнюю парадигму жизни. Так что учитесь диалогу, учитесь общению, учитесь свидетельству в духе и истине. Христианин должен говорить так же, как Христос: как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи.

Может ли иллюстрация зла помочь прийти к Богу? Можно ли назвать искусство, показывающее зло этой жизни, например фильм «Груз 200» и т.д., миссионерским, т.к. после него человек начинает задумываться?

Если это именно изображение зла, как оно есть в мире, то в этом может быть смысл. Мне кажется, что это имеет катарсическое, очищающее действие. Ещё древние греки говорили о катарсисе как одном из плодов искусства. Искусство тем и ценно, что оно показывает трагедию жизни и через это приводит нас к изживанию зла, к отстранению от зла, хотя бы такого, которое показано нам с большой силой средствами искусства. В этом оправдание искусства. Искусство не должно просто ублажать и веселить человека. Оно может делать и это, но это другой вопрос. Оно не должно просто показывать гармонию жизни, изображать лишь классические формы. Искусство без чувства трагедии, несовершенства и зла этой жизни не может быть полноценным искусством. Иногда даже прямой гротеск может дать больше, чем простое нравоучение. Можно говорить о современных фильмах – вспомним, скажем, Тарковского. Если не все, то большинство его фильмов показывают зло этого мира очень проникновенно, очень глубоко. Они показывают, что корни зла уходят в мистические глубины. И человека это очень волнует, человеку очень важно знать, что борьба со злом – это священная борьба. Может быть, это самая святая вещь, которую можно в этой области себе представить. Есть и другие священные вещи – опыт любви, опыт веры, надежды, свободы, духа, света, но этот опыт не будет полноценным без отстранения себя от сопричастности злу и греху. Поэтому как бы ни было тяжело иногда смотреть современные фильмы, которые обнажают подлинные основы и факты нашей жизни, не всегда лежащие на поверхности, не всегда нам понятные или приятные, всё равно надо это делать, надо смотреть, надо вдумываться, надо сопереживать добру, сопереживать Богу и Божьему делу. В этом смысле кинематограф может иметь огромное значение. Он может возбудить в нас любовь к добру и ненависть ко злу и греху. Давайте любить правду Божью, закон Божий, веления совести, давайте не любить ничего из того, что этому противостоит!

Вестники с небес в этот мир не вмещаются

Беседа со священником Георгием Кочетковым о великом русском художнике Анатолии Звереве

Многие считают Зверева гениальным художником, и Вы соглашаетесь с этим мнением. Как Вы думаете, в чём проявляется его гениальность?

Он человек, о котором верно было сказано: «Если есть в стране Зверев, то значит, эта страна жива». По отношению к советскому периоду вопрос, жила ли страна хоть как-то или совсем была мертва, всегда был очень спорным. Так вот: если были такие люди, как Зверев – в живописи, в музыке – Шнитке, в духовно-словесной культуре – Аверинцев, то, значит, страна была жива.

Для меня это очень важно, потому что гениальность – вещь особая. Гениальность – не просто некая самостоятельность, не просто способность повести культуру и людей новыми путями. Это всегда та степень творчества, когда вся человеческая талантливость ставится на службу одному таланту, который выше и больше самого художника, может быть, даже не вполне понимающего или оценивающего этот талант. И очень часто бывает – то, что ценили при жизни художника или какого-то другого гения, потом оказывалось не самым главным в его творчестве, в его наследии; а то, что ценили меньше, вдруг выходило на первое место. Достаточно вспомнить довольно поздно признанного Иоганна Себастьяна Баха. И не только его. Даже Рембрандт был далеко не в фаворе, я не говорю про Яна Вермеера Дельфтского, или в музыке – Антонио Вивальди. Это всё художники или музыканты, а можно вспомнить и поэтов, и архитекторов, и деятелей науки, особенно гуманитарной, писателей, которых при жизни или вообще не ценили, или ценили не совсем за то, за что их ценим мы. Такой великий талант, являющий собой образ великого сокровища, великой жемчужины Царства Небесного, действительно дается редко. Это как алмаз или корень женьшеня, обладающий особыми, уникальными свойствами. Скажем, почему бы корню женьшеня не расти как чертополоху? Почему алмазов нет, а простого камня, гранита, много? Потому я и ценю Зверева, что в нём очевидно есть этот уникальный дар.

Хотя его и обожали люди приближенные, но его почти никто не знал. Он сам себя ценил высоко, и он пытался размышлять – о жизни, о судьбе, о себе, о прошлом, о настоящем, о будущем, пытался оценивать какие-то крупные события, и при этом оставаться на твердой почве, не терять трезвенности. В этом смысле он также интересен.

Его нельзя назвать художником-самоучкой. Пытались называть его так, и он действительно не имел какого-то высокого и целостного художественного образования, но всё же язык не поворачивается назвать его самоучкой, хотя в каких-то отдельных вещах видно, что ему где-то не хватает именно художественной выучки. Однако, в конце концов, у многих есть эта выучка, но таких проблесков не то чтобы гениальности, а даже таланта – нет.

Мне показалось, он очень уверен в своем даре, и поэтому так точно подступает к материалу.

Пророки и гении всегда знают о своем даре (другой вопрос – что они с ним делают; в их власти погубить этот дар или раскрыть и усвоить, и принести соответствующий плод). Нельзя быть пророком, не зная о том, что ты пророк! Нельзя быть гениальным художником или писателем, или музыкантом, не зная, что ты – творец. Просто нельзя,

какого бы ты ни был темперамента, какой бы ты ни был культуры, возраста, пола и т.д. Это очень важно. Почему таких людей всегда подозревают в гордости? Почему считается, что лучше быть «простым святым», как бы убрав ради общего чина и образа святости все свои отличительные свойства, которые к тому же очень часто не вписываются в общепризнанные каноны поведения, отношений, взглядов и т.д.? Потому что всё это людей шокирует – они боятся открытого пространства жизни, их больше привлекает тихое болотце, тихая заводь. Не случайно даже церковь люди умудрились за столетия сделать тихим омутом.

Наверное, в этом драма или даже трагедия пророчества. Пророк знает о своём даре – но оказывается, что мир не может его принять.

Такие люди – гении и пророки, великие творцы – не очень оборачиваются на мир. Они согласны исполнять своё предназначение в любых условиях – вот это потрясающе! – и в богатстве, и в бедности, и даже если у них есть какие-то врожденные или благоприобретенные вывихи… Вспомните знаменитую фразу о Достоевском – что он гений не благодаря, а вопреки своей психической болезни, своей эпилепсии – это о многом говорит. То же самое можно сказать про Зверева. Он великий художник вопреки своему алкоголизму, а не благодаря ему. То же можно сказать и про других. Микеланджело или Леонардо великие гении вопреки своему гомосексуализму, вопреки каким-то другим вещам, а не благодаря им, как сейчас пытаются это иногда представить…

… оправдывая всякие страсти.

Да, многие сегодня уверяют: хочешь быть гением – будь гомосексуалистом, будь пьяницей, будь наркоманом, будь разрушителем всего. И люди в богемной среде очень часто на это ловятся. Там считают, что все эти искажения совершенно нормальны, иначе ты не станешь великим художником, талантливым артистом, писателем. Мне не однажды приходилось беседовать на эти темы с теми, кто привык находиться в таком кругу (условно назовем его богемным), поэтому я это точно знаю.

Можно ли сказать о Звереве, что он принес с собой какое-то откровение, т.е. в чем-то был первооткрывателем?

Конечно. Если бы этого не было, то не было бы и гениальности. Гениальность обязательно включает в себя это качество – быть первооткрывателем, открывать что-то совершенно новое, миру ещё не известное. Если угодно – даже творить новое: новый взгляд на вещи, новые звуки, новые гармонии – то, чего, может быть, в природе не было. Это и есть творчество.

Можно ли как-то прочитать, в чём это откровение?

Я считаю, что его откровение в особом экзистенциальном взгляде на человека. Он по-новому увидел человека в условиях, когда человеческое лицо было никому не интересно – более того, опасно. Быть носителем человеческого лица в советском обществе было опасно для жизни.

Я помню, один старый кагэбэшник, который работал в органах с 30-х годов (в те времена он был молодым человеком), мне как-то говорил: «Вот, Георгий, таких как ты, мы брали на улице по одному виду». Потому что было видно, что идёт человек со своим лицом, каким бы оно ни было…

Это страшно.

Но так жила наша страна! Именно в этих нечеловеческих условиях Зверев смог найти человека, найти в нём человеческую основу, которая, исходя из общих соображений христианской антропологии, всегда, конечно же, есть, – найти и выразить, и тем самым как бы сотворить, поднять, восстановить падший образ. Это – богочеловеческое действие, и потому – гениальность. Именно благодаря ему можно сказать, что если есть такой художник, значит, есть живая страна, живой народ. То же самое в музыке, литературе и гуманитарной сфере – филологии, философии, богословии.

Это самое трудное, почти невозможное в наше время. Почему особенно важен Зверев? Были творцы, которые ещё сохранились у нас «по наследству» с дореволюционных или с первых послереволюционных времен. Но они очень быстро сходили на нет: их выгоняли, убивали, они или ломались полностью, или просто рано умирали. К семидесятым годам почти никого уже не осталось. Та же Ахматова в какой-то степени современник Зверева, но она целиком принадлежит старому миру, она никогда не была советской – никогда! А Зверев – он из советской рабочей среды, он весь был в этом, и он это превзошел. Это большая разница. Ахматова смогла сохранить себя вопреки всему. Она великий человек. Но она всё-таки не гений. А Зверев – гений.

Есть ли что-то сейчас в нашем искусстве, что, можно сказать, продолжает это направление; было ли где-то это откровение Зверева воспринято?

Думаю, оно сейчас только открывается. Конечно, были ценители его творчества; невозможно было знать его и не ценить. О нём знал не только Георгий Костаки, но и другие. Но даже когда они говорили самые превыспренние слова, как Фальк, скажем, – всё равно они его недооценивали и не очень понимали. Только сейчас приходит время Зверева.

Не случайно идут бесконечной чередой его выставки в Москве. Но официальных выставок среди них нет. «Дом Нащокина» – это частная галерея. «Новый Манеж» выставляет свои вещи на продажу. И даже если висят две замечательные вещи Зверева на Крымском валу, в новой Третьяковке, то всё равно только две (что просто позор), а кроме того, они висят так, что можно легко пройти и не заметить их. И это понятно: там Плавинский висит рядом. Это замечательный художник, я ничего против него не имею, но он не гений, скажем мягко. И там он более заметен, чем Зверев. Я специально искал Зверева и потому нашел эти две работы, которые повесили почти в проходе. А то можно, переходя из зала в зал, их не заметить. Удивительно, насколько распространено в официальных и государственных структурах нечувствие к гениальности!

Ведь по-настоящему талантливых художников, которые вполне могут тягаться с художниками мировой известности, слава Богу, в нашей стране достаточно, но большинство художников мировой известности, уж коли мы сегодня о гениальности говорим, – не гении. Так, например, Рублев был гений, а замечательные, удивительные иконописцы его времени – не гении. Всегда есть какая-то невидимая грань, до которой они только доходят, но не переходят её самостоятельно, не вырываются за нее – они не могут открыть чего-то совершенно нового, им не хватает духа, не хватает свободы, смелости, дерзновения, прорыва, а может быть, ещё и смирения, без которого гений жить не может. У гения всегда есть и дерзновение, и смирение. Дерзновение часто путают с дерзостью, с гордостью, а смирение – со следствиями страстей, подавленностью или какими-то другими вещами, которые тоже свойственны гениям в некоторые моменты их жизни. На самом же деле смирение гения в том, что он готов на всё для реализации своего дара. Он действительно готов от всего отказаться – и от отца, и от матери, и от жены, и от детей, и от имущества, и от своего здоровья, от жизни, от самого себя… И отказываются! Если человек оглядывается на свою семью, на своих родных, близких, если он оглядывается на свою работу, выгоду, общественное признание, понимание, даже на своих друзей – именно оглядывается на них, а не просто опирается в чём-то, – то он уже не может прорваться, это надо очень хорошо понимать.

И это неизбежный путь для гениального человека?

Да, неизбежный. Подобно тому, как дар Божий в этом мире не принимается, потому что воспринимается как чужой, точно так же и гениальность. Это вестники с небес, они в этот мир не вмещаются. Это то же, что было с Пушкиным, – не случайно его убили в тридцать семь лет…

Получается, что человек обречен на одиночество?

…Или на смерть. Или на полный кеносис, как Рембрандт, допустим, который пережил своего единственного сына, уж не говоря про свою первую жену, – всё пережил, всё своё благополучие, и умер фактически забытым… Если бы Пушкин выжил, его, как мне кажется, ждала подобная же участь – его бы забыли. Его уже начали забывать незадолго до смерти, он был далеко не в фокусе общественного внимания.

Наверное, гения очень сложно вынести рядом с собой…

Не то что очень сложно – невозможно!.. Не только из-за неудобства его индивидуальных свойств, но просто потому, что гениальность вызывает зависть, непонимание и отторжение. Ведь и Христа отторгли, в конце концов, потому что иудейское общество, даже будучи порабощенным, даже желая освобождения, даже будучи готовым на какой-то свой национальный путь, свой узконациональный подвиг (как мы бы сейчас сказали – «националистический»), – всё равно было собой довольно, даже в тех особых условиях, и очень высоко себя ставило. И поэтому им не нужны были вестники с небес, не нужен был никакой Сын Божий. Мессия им на самом деле был не нужен, сколько бы они о Нём ни думали, ни говорили, ни толковали. Это ведь тоже очень важно.

Вот почему у Зверева есть сильный христианский момент. Он очевидно не был церковным человеком. Ну, может быть, в глубине души был где-то как-то верующим. Но он для нас, церковных людей, куда более интересен, чем многие церковные художники, даже лучшие, такие как Нестеров. Нестеров – замечательный художник, но он куда менее интересен, чем художник Зверев.

Получается, что какое-то время проходит, и люди узнают, что рядом с ними был такой человек... Как это происходит?

Светильник нельзя поставить под кровать – он всё равно светит. Просто пока людям это слишком близко, свет слепит им глаза, и они ничего не видят. Но потом проходит время, и они, уже оглядываясь назад, на некотором расстоянии, начинают вдруг что-то различать.

Неслучайно нам сейчас бывают немного скучноваты те, кто признавался величайшими гениями своего времени. Мы сейчас не читаем Гегеля, а его считали вершиной философской мысли. Нам бывает скучновато смотреть на Рубенса, хотя он удивительный художник, а уж про Ван Дейка и говорить нечего. У нас в России первый великий художник с проблеском гениальности – Александр Иванов, до него таких не было, исключая древнерусских иконописцев. Были очень талантливые типа Рокотова, были просто талантливые типа Боровиковского, Левицкого, но гениев не было. Иванов – первый, и то прорвавшийся лишь отчасти – в своих библейских эскизах – к гениальности. Это есть далеко не во всех его картинах – они были в известном смысле станком, который оттачивал его умение, его видение, его глаз; только отдельные этюды – удивительные итальянские пейзажи, его «обнаженные мальчики» и, конечно, ряд больших картин говорит об этом. Но ведь современники его терпеть не могли, и то, что император купил его картину, – это чудо из чудес, подобное тому, как Николай II по случайному стечению обстоятельств канонизировал Серафима Саровского. Промысел Божий, скажем так.

Это очень важно, потому что русское искусство не осознанно и не оценено. Недавно я задумался: а были ли у нас гении? Не Рублев, не Дионисий, не Феофан Грек, а потом – с XVIII века? И вдруг обнаружил, что это люди, которые составляют удивительную цепочку внутренней и внешней взаимосвязи: Александр Иванов, потом сразу – Врубель, Серов, после них – с проблеском гениальности Петров-Водкин (далеко не во всём, далеко не всегда; он обрёл некое новое видение, у него была потенция гениальности, но смог он её реализовать или нет – это вопрос). Может быть, Корин в своих известных этюдах к «Руси уходящей» (при этом нужно понимать, что и у Корина работы «на заказ», скажем, портрет Жукова, получались просто на уровне талантливого художника). Все эти художники находились под прямым воздействием Иванова. Вспомните горизонтальные длинные пейзажи Корина – один к одному ивановские. И вот, после Корина или Петрова-Водкина – сразу Зверев. И всё, и больше ничего.

Наши гении – это не Малевич, не Кандинский, не Шагал. Они очень талантливы, они в каком-то смысле цивилизационно сыграли огромную роль. Но это уже больше цивилизация, чем культура. И хотя их влияние огромно, их признал весь мир, как сейчас начинают признавать других русских художников того времени, но они не гении.

Удивительная череда русских гениальных художников – это цепочка, о которой я уже сказал, зародившаяся в лице Иванова, как кажется, совсем случайно. Современники-итальянцы, в среде которых он работал, на голову ниже его, т.е. он отнюдь не под их влиянием делал свои вещи и не под влиянием других своих современников, которые могли проходить через Италию, будучи французами, немцами и т.д.

Для нас очень важно, что становится таким «зерном». С одной стороны, каждый гений – это какое-то явление, т.е. действительно «человек с неба», а с другой стороны, он всегда стоит на какой-то почве, кто-то его оплодотворил здесь – не только «сверху», но и «снизу», от земли. И эта земля не высыхает в таких случаях. Почему мы плохо знаем свою культуру? Потому что мы живем совсем не в этой традиции. Спросите об этих художниках у наших современников – много ли вам скажут по существу, даже если знают их по именам? А если что-то начнут говорить – так это ж, простите, уши вянут.

Можно было бы выстроить такую цепочку и в области мысли, и в области литературы, художественной культуры. В литературе первым гением мы по праву считаем Пушкина, а от него пошла череда: он напрямую влиял на Лермонтова, на Гоголя и Достоевского и т.д. И Пушкина в русской литературе не объехать никак.

Если говорить о мыслителях (опять же, обращаясь лишь к эпохе после XVII в.), то начиная с конца – это С.С. Аверинцев, перед ним – Н.А. Бердяев, С. Булгаков. А кто перед ними – сказать трудно, не знаю. Соловьев? Нет, не дотягивает. Достоевский? Да, но это скорее литература. Получается, что мы в Новое время начали свою «гениальную» цепочку позже всего здесь. А раньше всего – в литературе, и это очень характерно для России, и очень важно для нас; сначала Пушкин, а потом – А. Иванов, уж не говоря про Бердяева и Булгакова, это сильно потом.

С одной стороны, всего несколько имен, с другой – это наше приношение всему человечеству, то, чего не может быть нигде больше.

В истории вообще не так много гениев. Это очень видно, допустим, на примере живописи итальянского Возрождения, или, скажем, французской живописи. Огромное количество художников – можно только удивляться, сколько людей было вовлечено в этот процесс (что только положительно можно оценить), но гениев-то мало. Талантливых художников много, я удивляюсь тому, что мы знаем. Кого мы сейчас ценим из итальянцев? Фра Беато Анжелико (Анжелико де Фьезоле), а потом – Боттичелли, перед этим – Джотто, а потом «великая троица» – Рафаэль, Леонардо, Микеланджело, скажем, Тициан, вот, кажется, и всё. Может быть, ещё Тинторетто, а потом уж за гениями надо плыть в Испанию – вместе с отплывающим из Италии Эль Греко (Доменико Теотокопули). Просто удивительно. А сюда можно было бы ещё присоединить цепочку великих мистиков XVI-XVII вв. и т.д. И получается довольно узкий круг.

Как будто эстафета передается от культуры к культуре…

Да, и такой процесс есть, безусловно.

Я боюсь, что сейчас у нас нет в культуре гениев, ни одного нет, и это печально. Уже Аверинцев очень беспокоился по этому поводу. Однажды он спросил меня: «Как я отвечу, что мне сказать себе самому: при ком я живу?» Человек маркирует своё время, называет эпоху по имени гения. Можно сказать: пушкинская эпоха, эпоха Александра Иванова, эпоха Зверева. Мне было весело, когда я услышал слова Сергея Сергеевича, потому что я-то про себя (я не посмел этого вслух сказать) тут же сказал – я живу в эпоху Аверинцева (я это очень хорошо понимал).

Когда я увидел первую репродукцию Зверева (ничего не знал об этом художнике и никогда его раньше не видел) – сразу сказал, что он гений. Когда я услышал буквально первые минуты музыки Шнитке, сразу сказал: «Кто это? Что это за гений, которого я не знаю?» – «Это Шнитке». – «Это что, старый мастер?» И вдруг оказалось, что это наш почти современник. Первый человек, которого я спросил о Шнитке, сказал: «А, я его знаю!»

Как Вы думаете, почему чаще всего люди всё-таки не отзываются на пророческий голос художника, музыканта или мыслителя? Возможно ли пробить «систему», которая внутри нас сидит и не дает нам слышать?

Можно только быть настроенным на поиск нового, на поиск этой гениальности. «Се, творю всё новое», – говорит Господь. И мы должны быть на это хотя бы настроены. Сами, к сожалению, не гении, мы всё же мгновенно реагируем на явление гения. Я, в частности, так чувствую наше братство. Мы далеко не гении, но в нашей среде гении могут или родиться, или раскрыться. И что-то подобное происходит – когда люди просто талантливые или очень талантливые приходят к нам. Они как бы светятся новым светом. Это я очень ясно видел на примере Сергея Сергеевича – человека действительно с явными признаками гениальности. Я каждый раз чувствую, как меняются люди, когда приходят к нам, просто попадая на живую почву. Наша конференция* это сейчас очень хорошо показала. Почему людям не хочется уходить с нее, даже неверующим? Они чувствуют, что это зона притяжения, что это какой-то путь; они не видят этого ни в обществе, ни где-то ещё в церкви, в культуре, но видят это у нас, и это для них абсолютное свидетельство. Поэтому даже если мы только почва или, как сказал бы о. Виталий Боровой, только навоз, всё равно, это стоит того. Потому что на этой почве может что-то вырасти.

И всё-таки у большинства людей, у многих из нас это далеко не всегда выходит. Этому можно и нужно учиться? Чтобы узнать гения, нужно ли иметь особое зрение?

Может быть, именно появление гения дарует особое зрение, которое фокусируется как раз тогда, когда человек смотрит на эти картины, слушает эти звуки, воспринимает эти мысли, читает эти книги. Так что здесь наоборот. Не сначала зрение, а потом – встреча с гением, а сначала встреча с гением, а потом – слышание и т.д. Так же как встреча со Христом: сначала откровение Христа, а потом откровение наших очей и ушей. Почему так мало христиан? Да потому что люди не хотят этого откровения, им нужно от жизни совсем другое. И чтобы увидеть и услышать, нужно, чтобы открылись их глаза, открылись их уши. Открылось их сердце.

Беседовала Анна Лепёхина

22 октября 2007

* Имеется в виду прошедшая в августе 2007 международная конференция Преображенского содружества малых православных братств – «Христианская соборность и общественная солидарность».

Текст приводится по изданию: Бог и человек: Вопросы нашей жизни и смерти. – 3-е изд. – М.: Межрегиональная общественная организация «Культурно-просветительский центр «Преображение», 2011. – 164 с., илл.

Об авторе

Кочетков Георгий, священник

Кандидат богословия, главный редактор научного журнала «Вестник СФИ»

Миссия

Современная практика миссии, методы и принципы миссии, подготовка миссионеров и пособия

Катехизация

Опыт катехизации в современных условиях, огласительные принципы, катехизисы и пособия

МиссияКатехизация
О насАвторыАрхив