Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Дмитрий Сергеевич Дорошко 
Москва, Общецерковная аспирантура и докторантура 
им. свв. Кирилла и Мефодия

На основном этапе оглашения темы подбираются таким образом, чтобы помочь человеку в его непосредственной подготовке к покаянию и крещению. Беседа о сотворении мира, как правило, начинает основной этап оглашения и является одной из ключевых, т.к. дает просвещаемым представление о мире, его цели, его нынешнем состоянии и о месте человека в этом мире при соответствующем образе жизни. И главными вопросами, которые необходимо раскрыть в беседе о сотворении мира являются, во-первых, вопрос о цели сотворения мира: «Зачем Бог это сделал?» и, во-вторых, вытекающий из него вопрос: «какие задачи стоят в жизни человека в связи с этой целью?» Итак, имея все это в виду при изложении темы, необходимо понимать и учитывать некоторые особенности восприятия мира самими просвещаемыми.

Цель нашей статьи – продемонстрировать причины вытеснения главных вопросов беседы о сотворении мира на второй план и того, как можно избежать.

Следует отметить, что на восприятие человеком мира влияют различные факторы, и один из них – это наука. Определяя науку как особый вид познавательной деятельности, можно было бы говорить о её появлении или её прототипе с каменного века, когда человек, принципиально отличающийся от всего остального живого мира именно разумом, вёл свою познавательную деятельность. Но традиционно считается, что наука родилась в Древней Греции, со времен Аристотеля. Именно тогда появилось то, что мы называем систематической разумной деятельностью. Также известно, что в разные исторические эпохи менялась и сама наука и восприятие мира.

В этой связи наше сообщение поделено на три основные части. Эти части выражают условное обозначение восприятия мира. В первой части мы говорим о мире как о знаке: в нём многое еще неизвестно человечеству, многое пугает, но зачастую воспринимается как указание на нечто стоящее за непосредственно видимым. Во второй части речь идёт о мире, воспринимаемом как лаборатория: всё доселе неизвестное, как оказалось, можно подвергать методическому исследованию, «разбирать» и обратно «склеивать» с определенной целью. В третьей части ставятся вопросы о мире как о даре. И в этой части акцент ставится на том, какую ценность представляет собой мир, сотворенный Богом, а также на том, какие глобальные и духовно-нравственные проблемы стоят перед человеком, готовящемуся к вхождению в Церковь.

Мир как знак 

В эпоху Античности настоящей научной деятельностью считалась деятельность 
созерцательная. Ремесло же считалось уделом рабов, и потому технологии науку того времени не интересовали.

Аристотель был первым, кто начало мыслить «научно», т.е. он «создал первую в 
истории мысли систематическую науку, использовав в качестве инструмента, 
продуманный научный метод» [Гутнер, 144]. Все предметы, всё в мире мыслилось с точки зрения своего предназначения и цели; цель интересовала Аристотеля больше, чем процесс. Можно сказать, что для науки того времени вопросы «Зачем?» и «Почему?» стояли во главе угла. Почему предметы падают? Чтобы достичь состояния покоя, присущего каждой вещи. «Почему желудь прорастает? Чтобы превратиться в дуб. Почему идет дождь? Чтобы напоить растения» [Барбур, 5] и т.п. В Средние века, когда греческую науку открыли заново перед ученым человечеством стояли те же вопросы.

Вместе с тем всё неизвестное и таинственное в мире наводило на человека 
закономерные страх и трепет. В языческом сознании в этой связи различные вещи в природе обожествлялись или предполагали поклонение себе. В христианском сознании, в свою очередь, природные явления воспринимаются как знаки или прямое действие Божье.

Примечателен пример того времени, давший название одному из природных 
явлений, оно известно как «огни святого Эльма». В католичестве Св. Эльм считается покровителем моряков. Сами же огни – разряд в форме светящихся пучков, который образуется на концах высоких предметов, возникают перед грозой. Это явление можно наблюдать и сегодня, и даже вызывать искусственно в «домашних условиях», когда, например, вы снимаете с себя шерстяной свитер можно услышать характерный треск и увидеть кратковременное свечение.

О чем это говорит? Сейчас мы знаем причину возникновения этих пучков света, 
нас удовлетворяет научное объяснение, и мы не видим ничего сакрального или духовного в этом естественном явлении. Никто всерьёз не задаётся вопросом, для чего это произошло, ведь ясно, как это произошло. В XV-XVI веках об этом не знали, и, например, моряки Колумба или Магеллана, наблюдавшие огни на концах мачт своих кораблей видели в этом покровительство своего святого и милость Божью, которую Господь являет, чтобы спасти их от бури и кораблекрушения. Приведем цитату из «Истории и философии науки» В.С. Степина: «В системе таких установок познание мира трактовалось как расшифровка смысла, вложенного в вещи и события актом божественного творения. Вещи 
и явления рассматривались как дуально расщеплённые – их природные свойства 
воспринимались одновременно и как знаки божественного помысла, воплощённого в мире. В соответствии с этими мировоззренческими установками формировались идеалы и нормы объяснения и описания, принятые в средневековой науке» [Степин, 236].

Мир как лаборатория

В науке Нового времени появляется эксперимент и на экспериментальной части 
делается акцент. Это принципиально отличает её от науки Средневековья. Эксперимент оказывается не просто возможным, но и необходимым. Этим начинает заниматься Галилей, умышленно оставляя вопросы о «целевой причине» в стороне. «Галилея интересовала проблема не почему движутся предметы, но как они движутся. Он с удовольствием описывал развитие явлений, но полностью игнорировал вопросы о целях, достижению которых они служат» [Барбур, 13]. Мы видим, что это есть новый подход к объяснению явлений в мире, так начинает меняться отношение и к самому миру.

Таким образом, можно заключить, что отношение к миру меняется вместе с 
перестановкой акцентов с вопросов «Почему?» и «Зачем?» на вопрос «Как?».

Характерной особенностью этого времени является и то, что материя мыслится 
единой. В Античности и в Средневековье мир мыслился как видимый (естественный, природный) и невидимый (духовный). «Средневековая космология противопоставляла вечные небеса земной сцене изменений и распада… Новая космология уничтожила это разграничение между тем, что подвержено порче, и тем, что ей не подвластно, и стала применять одни и те же естественные категории ко всей вселенной» [Барбур, 19].

Итак, опыт становится неотъемлемой частью науки, под вопрос ставятся 
привычные представления. Меняется и отношение к миру. Теперь он становится не столько таинственной стихией, но своего рода лабораторией, в которой можно проводить различные эксперименты. То, что раньше воспринималось как священное, становится материалом для исследования и средством для решения доселе непонятных загадок.

Таким образом, смещается сакральное пространство человека и сфера, где человек 
ищет цели и смысл. Если раньше, всё это легко можно было связать с самим миром, то теперь оно смещается в какую-то другую область. Позднее такое положение дел дало повод к противопоставлению научного миросозерцания, как наиболее точного и обоснованного и перспективного, миросозерцанию религиозному, как пережитку прошлого, необразованности и т.п. Неверие в Бога воспринимается едва ли не как обязательная характерная черта любого ученого. Приведем любимый пример многих агностиков (а надо иметь в виду, что многие просвещаемых приходят именно из этой среды): 
На вопрос Наполеона: «Ньютон в своей книге говорил о Боге, в Вашей же книге я не встретил имени Бога ни разу» Лаплас ответил: «Гражданин первый консул, в этой гипотезе я не нуждался».

Конечно, в нашей стране совсем недавно подобные примеры только поощрялись по понятным причинам, а «научные» подходы культивировались. Но тот факт, что кто-либо из ученых не нуждается в «гипотезе бога», лишь подчеркивает смещение акцентов с конечных вопросов «Почему?» и «Зачем?» к вопросу «Как?», о чем было сказано выше. Но опуская вопрос «Почему?» мы получаем, хотя и подробное, но лишь частичное описание картины мира. По сути дела, знание, обретённое в результате ответа на вопрос «как?» есть лишь промежуточное знание; конечное знание предполагает и ответ на вопрос «Зачем?». И если не признавать существование границ научной деятельности и границ «науки как особого (но не единственного – ДД) вида познавательной деятельности» [Философский, 403], то мы лишимся не просто целостного знания, но даже и возможности двигаться дальше по пути этого познания. Потому что, как справедливо отмечал Альберт 
Швейцер, будучи и теологом, и философом, и ученым, медиком: «Прогресс науки состоит только в том, что она все точнее описывает явления, в которых обнаруживается многообразная жизнь, открывает нам жизнь там, где мы её раньше не подозревали… Но ни одна наука не в состоянии сказать, что такое жизнь» [Швейцер, 217]. Другими словами, никак невозможно в попытках понять, как устроено что-либо в этом мире, понять, зачем оно существует, т.е. понять, что оно есть с точки зрения своего предназначения и цели.

Чарльз Дарвин с глубоким сожалением говорил о себе, что уже не получает 
удовольствия от созерцания природы, от поэзии, и что более не любит музыку, как 
прежде, что уже и себя начинает воспринимать как «некую машину, производящую всеобщие законы из большого количества собранных фактов» [Барбур, 70], а «в отношении всего, – говорит он, – что не связано с наукой я ощущаю себя увядшим листком» [Барбур, 70], испытывая при этом иногда даже и ненависть к науке.

В то время как Альберт Швейцер, утверждая, что: «Различие между ученым и 
неученым весьма относительно. Неученый, преисполненный при виде цветущего дерева тайной вездесущей воли к жизни, обладает большим знанием, чем ученый, который исследует с помощью микроскопа… тысячи форм проявления воли к жизни, но при всем его знании… не испытывает никакого волнения перед тайной вездесущей воли к жизни» [Швейцер, 217], оказывается прав. Потому что утрата целенаправленности в процессе познания обессмысливает этот процесс и искажает восприятие и, как следствие, понимание мира, т.е. ровно то, ради чего, как мы находим, и существует научная деятельность человека.

Мир как дар

Новые идеи того, каким образом человек взаимодействует с миром и природой 
«уже не вписываются в традиционное для техногенного подхода понимание природы как неорганического мира, безразличного человеку». Мир не может далее восприниматься как «мертвый механизм, с которым можно экспериментировать до бесконечности» [Степин, 396], и не как механическая система, но как «целостный живой организм, изменение которого может проходить лишь в определенных границах» [Степин, 396]. Нарушение этих границ ведёт к катастрофическим проблемам. Отсюда мы видим, что не только наука 
влияет на восприятие мира, но и меняющийся в результате человеческой деятельности мир заставляет науку изменяться. А ведь до середины XX столетия такое восприятие мира ещё могло восприниматься как шаг назад, к «полумифологическому сознанию», противоречащему «научным» представлениям.

Однако мир живой природы осознается как сложное взаимодействие экосистем. 
Это представление о взаимодействии всего в окружающей среде возникает ещѐ со времен Дарвина, оно и подготовило появление современной экологии [Барбур, 66]. «Эта система представлений, – как отмечает В.С. Степин, – образует важнейший компонент современной научной картины мира» [Степин, 397]. Более того, отмечается, что «она выступает своеобразным мостом между представлениями о развитии живой природы и о развитии человеческого общества» [Степин, 397], а это взаимосвязь уже новый уровень восприятия мира.

Такую связь подчеркивает и Н.А. Бердяев в своей работе «Царство Духа и царство 
Кесаря». Кроме этого он говорил, что несоответствие морального и технического развития человека приводит его в состояние потерянности. Не техника должна властвовать над человеком, а человек должен овладеть техникой; природа не может восприниматься механистически, потому что в таком случае и взаимообщение с ней будет невозможно.

Итак, после того как мир уже более не является «знаком» и не может продолжать 
оставаться «лабораторией» он может восприниматься только как ценность или дар, или, по меньшей мере, как предмет заботы, необходимой для более или менее благополучного существования человека. Бесспорным оказывается то, что современное человечество должно признать необходимость этического аспекта в своей научной деятельности. К такому пониманию пришла здоровая часть научного сообщества, даже безотносительно своей веры в Бога, пусть, возможно, ещё не доходя до самых предельных вопросов смысла бытия. И об этом тоже следует говорить просвещаемым, раскрывая тему о сотворении мира.

Конечно, не лишним будет сказать, что нельзя игнорировать вопрос «как?», а 
заниматься только поисками ответов на вопросы «с какой целью?», здесь не должно быть разрыва. Но первичным на оглашении является вопрос о цели, потому что вопрос «как?» является промежуточным, и в некоторых случаях может даже совсем не обсуждаться в рамках именно оглашения.

Заключение

Наука, безусловно, влияет на восприятие мира. И у современных оглашаемых это 
хорошо видно по тому, какие вопросы их интересуют больше всего.

Вместе с переменой в науке меняется и восприятие мира. Но не все такие перемены известны стереотипному сознанию. Поэтому важным представляется необходимость, хотя бы отчасти, коснуться вопросов изменения самой науки.

Поделив, условно, этапы развития науки на три части, мы увидели, что в первом 
случае, в Средневековье мир представляется как знак или даже целая система знаков. На долю ученых приходится обретение навыков считывать эти знаки и так постигать смысл жизни. Вопросы о целях и смысле волнуют Средневековое сознание больше всего.

На втором этапе, в Новое время, наука существенно меняется в связи с появлением эксперимента. Это время рождения современной науки. И тут мир меньше всего 
воспринимается религиозно, но понимается, как материал или лаборатория, в которой различные опыты могут нам открыть что-то об устроении мира и показать, как именно он устроен. Однако вопросы о целях уходят на второй план или исчезают практически совсем.

Наконец, начиная примерно с середины XX столетия человечество оказывается 
лицом к лицу с глобальными проблемами. Понимание того, что отношение к миру 
является вопросом жизни и смерти, человек ищет и формы новой рациональности. Наука в этой связи не может обойти вопросы этики и нравственности. По этой причине мир следует мыслить как ценность или дар, требующий заботы и соответствующего отношения.

Неверная расстановка акцентов на главных вопросах в теме о сотворении мира 
может исказить и понимание человеком тех задач, которые перед ним стоят, особенно в связи с его воцерковлением.

Библиография 

1. Барбур Йен. Наука и религия: история и современность. 2-е изд. Москва : ББИ, 2001. 434 с. 
2. Бердяев Н.А. Царство Духа и царство Кесаря. Париж : YMCA-Press, 1951. 165 с. 
3. Гутнер Г.Б. Философия: Античные мыслители. М. : Свято-Филаретовский институт, Академический проект, 2016. 352 с. 
4. Катасонов В.Н. Вера в науке. Режим доступа: http://katasonov-vn.narod.ru/statji/razdel2/2- 
8_v.n.katasonov_vera_v_nauke.htm (дата обращения: 25.04.2016). 
5. Катасонов В.Н. О внутренних границах в науке. Режим доступа: http://katasonovvn. 
narod.ru/statji/razdel2/2-6_v.n.katasonov_o_vnutrennikh_granicakh_nauki.htm (дата 
обращения: 25.04.2016). 
6. Копейкин К., прот. Человек и мир: противостояние или синергия // Ответственность религии и науки в современном мире / ред. Г.Б. Гутнер. М. : ББИ, 2007. 470 с. 
7. Лаплас П.-С. Изложение системы мира. М. : Наука, 1982. 376 с. 
8. Степин В.С. История и философия науки. М. : Академический проект, 2014. 424 с. 
9. Философский энциклопедический словарь. Инфра-М, 2009. 576 с. 
10. Швейцер А. Благоговение перед жизнью. М. : Прогресс, 1992. 576 с.

Источник: Сретенские чтения [Электронный ресурс] : материалы XXIV научно-богословской конференции студентов, аспирантов и молодых специалистов (Москва, 24 февраля 2018 г.). — М. : Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2018. — 1 эл. опт. диск (CD-ROM).