Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Человечество любит давать наименования некоторым своим прави­лам, некоторым своим открытиям, достаточно простым и в то же время послужившим человечеству больше других, и послужившим удачно. Есть законы логики, есть «золотое сечение» в архитектуре, есть свое «золотое правило» и в этике. И сейчас, я надеюсь, вы сможете убе­диться в том, что это правило заслуживает своего названия, хотя получило оно его относительно недавно, в конце XVIII века, а преж­де просто называлось кратким изречением, притчей, принципом, в частности – основным принципом этики.

Что же такое золотое правило этики? Если мы откроем какой-нибудь словарь – энциклопедический или какой-то другой, – то сможем найти там об этом очень немного. В энциклопедическом сло­варе – буквально несколько строк, и даже в специальном словаре по этике – тоже совсем немного. Если прочесть эти тексты, то вдох­новиться золотым правилом будет трудно, а всякое правило хорошо постольку, поскольку оно действительно чем-то правит, действитель­но что-то исправляет. Так, в философском энциклопедическом сло­варе можно прочесть, что золотое правило этики – это одна из древнейших нравственных заповедей, содержащаяся в пословицах и поговорках, высказывавшаяся очень многими знаменитостями и сво­дящаяся примерно к такой формуле: не делай другим того, чего не хочешь себе. А в словаре по этике сказано, что это правило выра­жает некий общечеловеческий опыт, общечеловеческое содержание нравственности. Правда, формулируется оно там немного по-друго­му: поступай по отношению к другим так, как бы ты хотел, чтобы поступали по отношению к тебе, или то же самое в отрицательной форме: не поступай по отношению к другим так, как ты не хочешь, чтобы поступали по отношению к тебе.

Вот в такой положительной или отрицательной форме это пра­вило существует практически во всех развитых культурах, во всех религиях. Так оно было сформулировано и теми философами, ко­торые хотя бы немного интересовались этикой. Впрочем, все эти высказывания не повторяют друг друга буквально. Они имеют инте­ресные варианты, и об этом нужно будет говорить подробнее, пото­му что здесь даже нюансы имеют определенное значение.

Известно, что золотое правило этики высказывалось и древнево­сточными, и древнегреческими мудрецами, над ним люди думали все­рьез. Нам же с вами это правило более известно по Евангелию. В Евангелии, в конце Нагорной проповеди говорится: «...во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними» (Мф 7:12). Совершенно идентичный вариант читаем в Евангелии от Луки: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы посту­пайте с ними» (Лк 6:31). Но в Евангелии от Матфея – более энер­гичная формулировка с добавлением слов «во всем», что придает высказыванию некую всеохватность, делает это правило универсаль­ным по отношению ко всем поступкам, которые нам нужно оценить. Запомним же: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». К этому евангельскому тексту еще нуж­но будет вернуться, поскольку интересно сравнить его с другими подобными высказываниями и посмотреть его контекст: что в Еван­гелии стоит до этих слов, что после и что это дает нам для их луч­шего понимания.

Среди древнейших высказываний такого рода мы можем найти, например, древнеегипетское выражение: «Люби людей, чтобы люди тебя любили». Кажется, то же, да не совсем. А великий китайский учитель этики и этикета Конфуций говорил: «Не делай другому того, чего себе не пожелаешь». В конфуцианстве это и сейчас – стерж­невое изречение. Лев Толстой так суммировал эти слова Конфуция и вообще его представление о человеколюбии: «Владеть собой на­столько, чтобы уважать других, как самого себя, и поступать с ними так, как мы желаем, чтобы с нами поступали». Подобные высказыва­ния есть и в индийском эпосе «Махабхарата», в «Одиссее» Гомера, а также во многих религиях. Например, великий талмудический учи­тель рабби Гиллель, фарисей, говорил: «Не делай другому того, что не любо тебе самому». Такие же высказывания можно найти и у мусульманских богословов.

А вот нехристианский философ Сенека (I в. н. э.) выразил это так: «Если хочешь жить для себя – живи для других». Нечто по­добное приказал написать на стене своего дворца император Алек­сандр Север (III в. н. э.), выразив золотое правило этики вполне по-христиански: «Что хочешь, чтобы люди делали тебе, – делай сам». Это высказывание стоит уже на уровне Евангелия, и как тут не вспом­нить древнейшую историю о том, что этот император якобы был тайным христианином или, во всяком случае, что он что-то знал о Христе.

Тем более неудивительно находить подобные высказывания в христианской культуре. Например, есть русская пословица: «Чего в другом не любишь, того и сам не делай».

Интересно проследить, как из общечеловеческого требования житейской мудрости и практического благоразумия в древней эти­ке этот принцип в христианской этике, евангельской и средневеко­вой, становится ключевым принципом теоцентрической морали. Это и позволило блж. Августину сформулировать свою известную сен­тенцию: «Люби Бога – и поступай как хочешь». Это столь важно в христианстве, но одновременно и столь непросто, что иногда этого святоотеческого высказывания люди боятся, так же как они иногда боятся самого Евангелия в той его подлинной силе и в том свете, что открываются верующему сердцу. В словах блж. Августина очень важно не просто «верующее» представление о себе и о другом, но сама вера в человека, которая знает, что человек, познавший Небес­ного Отца, не может не любить и Его творение.

В новое время в европейской культуре золотое правило воспри­нимается как очевидная истина, как основное и естественное тре­бование нравственности в человеке. С этих позиций к вопросу нрав­ственности подходили и Т. Гоббс, и Дж. Локк, и И. Гердер. В сере­дине XVIII века появляются новые акценты, толкования, свойствен­ные новому времени, например у Т. Честерфилда: «Относись к дру­гим так, как тебе хотелось бы, чтобы они относились к тебе. Вот самый верный способ нравиться людям». Другой деятель отнюдь не христианского духа, А. Бебель, писал, что общечеловеческий смысл золотого правила сопряжен с идеей равенства: «Наиболее высо­ким в нравственном отношении состоянием является то, что люди друг к другу относятся как свободные и равные, при котором пра­вило: "не делай другому того, чего не желаешь себе", господство­вало бы во взаимоотношениях». И. Кант в своем учении о катего­рическом императиве несколько видоизменил золотое правило. В 1788 г. в «Критике практического разума» он сформулировал его так: «Поступай согласно только такой максиме, руководствуясь которой ты можешь в то же время пожелать, чтобы она стала всеобщим законом». Это одна из двух известных формулировок самого категорического императива.

Можно согласиться со светской этической наукой, которая утвер­ждает, что само по себе золотое правило этики свидетельствует о разрыве кровно родственной узости нравственного сознания и, сле­довательно, о переходе от безличной ответственности рода к ответ­ственности индивида или личности. Совершенно очевидно, что в тех цитатах, которые приведены выше, этот мотив присутствует. Во вся­ком случае, этому утверждению ничто не противоречит. Хотя дума­ется, что если бы мы к такому выводу свели все, то, наверное, это было бы слишком узко и слишком скучно, а потому и неверно.

Внешние оценки, которые стремятся отразить общечеловеческий опыт, дают нам и такие толкования: золотое правило утверждает право и обязанность личности брать на себя ответственность и дей­ствовать в соответствии со своими представлениями о наилучшем, т. е. об иерархии ценностей и, следовательно, целей. Это правило вырабатывает у человека способность ставить себя на место друго­го и эмоционально переживать его состояние. Слова об ответствен­ности одного человека за другого и о действенности самого пра­вила здесь очень важны, ведь человеку всегда нужно стараться не замыкаться на себе и уметь ставить себя на место другого (или дру­гого – на свое место) без какого бы то ни было нравственного или физического насилия. И все-таки даже если мы добавим здесь идею Бебеля о равенстве и свободе, то еще не получим полной кар­тины. Я не говорю уж о том, что нельзя все сводить к эмоциональ­ным переживаниям, особенно когда речь идет о духовных или ре­лигиозных учениях, в которых всегда есть стремление к некоторому трансцендированию человеческого опыта, хотя сами эти эмоциональ­ные переживания иногда оцениваются по-разному.

Давайте теперь подумаем о том, что же все это означает с хри­стианских позиций. Вернемся к Евангелию и вспомним контекст тех двух мест, которые мы сегодня уже вспоминали. Вслушайтесь, пожа­луйста, еще раз: «Итак, во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними, ибо в этом закон и пророки». Этот стих стоит в очень важном контексте определения праведного, нели­цемерного суда, суда, при котором человек не пропускал бы бревна в своем глазу, обличая соринку в глазу брата своего. Здесь же гово­рится: «Просите, и дано будет вам; ищите, и найдете; стучите, и отво­рят вам». «Если вы, будучи злы, умеете даяния благие давать детям вашим, тем более Отец ваш Небесный даст блага просящим у Него». Это буквально перед тем местом, где в Евангелии от Матфея фор­мулируется золотое правило этики. А потом, после этой формулы говорится: «Входите тесными вратами». То, к чему здесь нас призы­вает Христос, означает очень конкретную вещь – некую правду в отношениях с людьми, милосердие, открытость, отзывчивость. Все это входит в понятие узкого пути.

Евангелие от Луки дает близкий, хотя и несколько иной контекст: «...любите врагов ваших, благотворите ненавидящим вас, благослов­ляйте проклинающих вас и молитесь за обижающих вас. Ударивше­му тебя по щеке подставь и другую... Всякому, просящему у тебя, давай, и от взявшего твое не требуй назад». И сразу после этого: «И как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними. И если любите любящих вас, какая вам за то благодарность? ибо и грешники любящих их любят. И если делаете добро тем, ко­торые вам делают добро, какая вам за то благодарность? ибо и греш­ники то же делают». Все это место завершается словами: «...лю­бите врагов ваших, и благотворите, и взаймы давайте, не ожидая ни­чего; и будет вам награда великая, и будете сынами Всевышнего; ибо Он благ и к неблагодарным и злым. Итак, будьте милосерды, как и Отец ваш милосерд». Это уже больше, чем просто милосердие, это некое высшее состояние любви, которое кладется в основу, задает контекст золотого правила этики. Таким образом, человеку, ученику Христа, хотеть надо того, чего хочет Бог: как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними.

Вы хорошо понимаете, что люди иногда хотят для себя чего-то такого, что им совсем нельзя пожелать другому, и золотое правило этики имеет, таким образом, определенный смысл и границы своего действия. Евангелие же прямо призывает человека в основу всяко­го поступка и всяких отношений с ближним класть Божью волю и принцип богоуподобления, что уже в принципе выходит за рамки любой этики и внешнего поступка. В евангелиях, и особенно в Еван­гелии от Луки, очень хорошо видно, что золотое правило – это некое внутреннее состояние и некая позиция, которые не так легко обрес­ти и исходить из которых довольно трудно. Действительно, очень трудно исполнить правило, которое предлагает нам Христос. Другие религии, другие авторы дают подобную же форму и норму поведе­ния человека, и нужно признать, что в целом золотое правило есть одно общее правило для всех людей, хотя нюансы смысла в различных контекстах могут быть очень разные. Высшие ценности по-раз­ному воспринимаются людьми, и если даже отвлечься от разницы формулировок, то все равно будет ясно, что люди по-разному пони­мают правило: как вы хотите, чтобы с вами поступали, т. е. чего вы хотите по отношению к себе, во всем так же поступайте и вы с дру­гими. И, наверное, на земле не будет ни одного человека, абсолютно схожего в этом отношении с другим человеком. Таким образом, здесь заложена необыкновенная динамичность отношений и открыта сама возможность для их существования. Человек в этом плане может двигаться вперед или в чем-то и как-то отставать. Это, конечно, час­то находит свое отражение и в формулировках.

Вы, наверное, обратили внимание на то, что многие формулиров­ки, как дохристианские, так и нового времени, делают акцент на тех вещах, на которых Евангелие акцента не делает. «Люби людей, что­бы люди тебя любили» – здесь все-таки важной оказывается не личность другого, а желание хорошего отношения к себе. Здесь че­ловек несколько эгоистически еще оторван от другого. Так, Честерфилд говорит о самом верном способе нравиться людям и форму­лирует золотое правило явно в ключе потребностей того общества и той культуры, в которых он жил. Многие люди до сих пор ведут себя в отношениях с другими именно по этому принципу: они гото­вы с другими поступать так, как те хотят, для того только, чтобы са­мим понравиться им.

Конечно, золотое правило этики может восприниматься как ин­дивидуалистически, так и личностно, и это будет разный подход, это по-разному откроет нам его смысл. Евангелие говорит нам о люб­ви всеобъемлющей, универсальной, любви полной, вплоть до любви к врагам, любви преизливающейся, когда можно дать каждому то, чего он хочет, да еще сугубо. Этот уникальный евангельский кон­текст золотого правила очевидно связан с новым представлением о человеке в его личностности, в его рожденности свыше – «от воды и Духа».

Итак, золотое правило – это дело жизни по вере, воплощение той нормы жизни, которую человек сам признает. И тут еще можно вспомнить, что христианство действительно утверждает большую терпимость в отношении к тому многообразию уровней познания Бога, себя и ближнего, которое и наблюдается в жизни среди людей.

В Послании к филиппийцам ап. Павел писал: «До чего мы дос­тигли, так и должны мыслить и по тому правилу жить» (Флп 3:16). Вот «до чего мы достигли» – это касается как того, кто хочет в своих поступках как-то соотнестись с ближним, так и другой сторо­ны. Людям свойственно меняться, и мы всегда можем надеяться на эти изменения наших близких к лучшему, основываясь на опыте, вы­раженном в Послании к филиппийцам: «До чего мы достигли, так и должны мыслить и по тому правилу жить». И дальше ап. Павел го­ворит, что если того-то и того-то вы еще не познали, то и это вам Бог может открыть. Когда читаешь эти строки, то поражаешься, на­сколько плохо они были восприняты христианской историей, насколь­ко часто от людей требовали того, чего им не давали, или мерили их в соответствии со своей мерой, исходя из себя и своих критери­ев и совершенно не думая о ближнем, как того требует Писание, совсем не думая о том, как открыть ближнему новые пути, как по­мочь ему в его возрастании, в его постижении и достижении, чтобы он мог начать по-новому мыслить и жить.

Итак, если наше отношение к ближним, которое в Евангелии все­гда носит этический и даже сверхэтический характер, происходит и зависит от нашей веры, то остается вопрос, касающийся самой веры: насколько эта вера соответствует совести человека, его внутренней интуиции, его внутреннему откровению? Насколько человек живет в соответствии с этой верой? Если вера человека соответствует его совести, если есть жизнь по вере, то этого, судя по тому, о чем мы говорили, может быть достаточно, чтобы такого человека не называть погибающим. Золотое правило христианской этики требует от чело­века жить по вере, по вере в Бога и по вере в человека, что, как вы знаете, и составляет суть христианской веры, суть христианства. И, повторяю, здесь остается только вопрос, касающийся веры, ее духа, содержания, той веры, которая порождает нормы жизни и иерархию ценностей и целей человека в обществе и в церкви.

Мы видим, что золотое правило этики свидетельствует о единстве общечеловеческого нравственного опыта. Для нас это означает дей­ствительное и действенное подтверждение того, что все люди реально несут в себе образ Божий. Мы можем согласиться с тем, что золо­тое правило этики входит в этот общечеловеческий опыт, но сама сфера общечеловеческого опыта может расширяться или сужаться, что, конечно, зависит и от нас, от нашего примера и духа жизни. Мы видим, что многим людям до золотого правила нужно еще дорасти, и главная проблема, связанная с золотым правилом этики, заключается в том, что не столь трудно понять это правило, сколь трудно его осуществить

Я был рад, когда совсем незадолго до этой лекции у меня на­шлась цитата из книги «Еретики» Гилберта Честертона, который в главе о Бернарде Шоу в свойственной ему парадоксальной, чисто английской манере писал: «Фразу (Б. Шоу) "золотое правило в том, что нет золотого правила", можно в ответ просто обратить вспять. То, что нет золотого правила, – тоже золотое правило, или, пожа­луй, нечто похуже – правило железное, оковы, не дающие челове­ку пошевелиться». И действительно, могут сказать: да, в теории-то все есть, а в жизни золотого правила часто нет, да и не нужно. Людям свойственно исходить из других критериев в своей жизни, не столько золотых, сколько железных, не столько тех, что пред­полагают внимательность, открытость к ближнему, к людям, сколько тех, которые диктует внешняя сила. К сожалению, с этим иногда приходится соглашаться: духовный и нравственный опыт любого из нас легко, хотя и со скорбью, примет это утверждение. Многим из нас бывает очень трудно вспомнить о золотом правиле этики, ког­да нам нужно принимать практическое решение, когда мы с кем-то во вражде, когда мы с кем-то должны выстраивать какие-то отно­шения, а наши позиции не равны.

А ведь во всех важнейших случаях нашей жизни часто бывает именно так. Мы слишком редко вспоминаем о словах Христа: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и вы поступайте с ними». Я уж не говорю про наш быт, про житейский опыт отношений с до­машними, родными, с друзьями и тем более на работе, где мы очень редко придерживаемся этого правила в отношениях с подчиненными или, наоборот, с начальствующими. Нужно быть внутренне очень со­бранным, сконцентрированным человеком, укорененным в евангель­ской жизни, чтобы на практике всегда применять это правило. По­этому я и назвал это главной проблемой, связанной с золотым пра­вилом этики.

Можно было бы значительно больше говорить о нюансах в по­нимании этого правила в зависимости от контекста различных уче­ний: этических, религиозных, философских и т. д., – но это может увести нас далеко в сторону, затемнив самое важное. Честертон очень хорошо, очень красиво выразил этот опыт жизни современно­го человека, да и не только современного. Мы не можем не видеть, что при всех нюансах в контекстах различных учений и практик формулировки золотого правила принадлежат самым выдающимся людям, тем, кому внутренне открывался смысл и значение этого пра­вила в жизни, его необыкновенные потенциальные возможности для изменения самого характера отношений между людьми. Поэтому-то, как сегодня уже говорилось, многим до золотого правила надо еще дорасти, мало его просто услышать и понять.

Я не сомневаюсь, что вы понимаете евангельский смысл и кон­текст этого правила, тоже не лежащий на поверхности, но все-таки открытый нам, поскольку мы внимательны к нему. Но я совсем не уверен, что все мы до этого правила уже доросли, что мы вмещаем его в самое свое сердце, что мы всегда вспоминаем о нем, когда стоим на пороге выбора в наших отношениях с людьми, особенно в труд­ных ситуациях. Обычно мы бываем достаточно претенциозны по отношению к людям, а как мне кажется, любая претензия есть факт, свидетельствующий о том, что внутренне мы в чем-то отступаем от Евангелия. Как правило, мы и не собираемся поступать с людьми так, как хотим, чтобы они поступали с нами. Претензий у нас – более чем достаточно, явных и неявных, грубых и тонких, а это всегда свидетельствует об отходе от нормы этических отношений и еще более от Евангелия, поставившего это этическое правило в сверхэтический контекст. Хорошо бы нам не забывать слов Честертона. Постараемся находить негатив в себе, а не в других. Всякий раз, когда в жизни нам захочется использовать не золотое, а железное правило, будем вспо­минать об этих словах.

Есть еще одна проблема, которая выявилась совершенно для меня неожиданно в связи с этой темой. Совсем недавно вышел журнал «Наука и религия» (1992, № 2), где опубликован наш диалог с ува­жаемым мною профессором А.А. Гусейновым (ныне академик, директор Института философии РАН – Ред.) Когда мы с ним вели диалог, я был необыкновенно рад тому, что мы нашли общий язык. Было чрезвычайно приятно от того, что люди, призванные специально к тому, чтобы культурно ругаться, не только не поругались, но и, вы­яснив позиции друг друга, пожали друг другу руки, при том что на­верняка в каких-то других областях наши точки зрения могли и не совпадать. Может быть, некоторые из вас видели этот номер «Науки и религии» и обратили внимание на одну вещь (к сожалению, она поставлена в итоги статьи Гусейнова), которая меня несколько рас­строила. Там как раз было упомянуто золотое правило. Нам с вами важно, что Евангелие ставит это правило в контекст сверхэтический, и я надеюсь, что выше мне удалось вам это показать. А там это было совершенно не прояснено, и поэтому Гусейнов предлагает ставить общечеловеческий нравственный опыт выше целостного религиоз­ного, который, по его мнению, разделяет, в то время как нравствен­ный – объединяет.

Гусейнов пишет: «Этико-нормативное содержание нравственной программы различных культур, религии и философии в основном совпадает, например, золотое правило». Он его формулирует так: «Чего в другом не любишь, того не делай сам». Вот так. И далее: «Золотое правило – это этическая константа цивилизованного че­ловечества». Этому мы можем только радоваться, ведь чем больше христианских норм воспринимается и признается человечеством как свои, тем лучше. И христианство в этом плане сделало чрезвычай­но много и, слава Богу, продолжает делать, что означает, что оно живо и действенно. Но дальше Гусейнов пишет: «Здесь большое и непримиримое разнообразие субъектов, но этические цели у них одни», – а под субъектами, непримиримыми между собой, он под­разумевает «легендарного учителя Конфуция, Аллаха, христианско­го Бога, философский разум». Это уже само по себе насторажива­ет: почему оказались столь непримиримыми мусульманский Аллах и христианский Бог, мне, например, совсем не ясно. Почему этот же Бог непримирим с философским разумом или с тем, о чем говорил легендарный учитель Китая? Да, учения и практики различны, но так ли это все безнадежно непримиримо? И действительно ли их объе­диняют одни этические цели?

Гусейнов завершает свою статью так: «Философские религиоз­ные убеждения разделяют людей, моральные законы объединяют их. Нет жесткой замкнутости общих моральных принципов на опреде­ленное мировоззрение, и принцип любви может получить как раци­ональное, так и богословское обоснование». При этом он считает, что вопрос о том, какое обоснование более адекватно, в большей степени социальный и психологический, а не логический. Что он не только логический – это очевидно, но можно ли его сводить толь­ко к социальным и психологическим моментам? Вот тут, мне кажет­ся, произошел какой-то сбой. Прекрасно, что моральные законы объединяют людей, но ведь мы-то должны сознавать, что эти мо­ральные законы, объединяющие людей, происходят из одного кор­ня, который на более глубоком уровне проходит как раз через чисто религиозные и философские пласты. Конечно, чем глубже, чем тоньше, тем больше может быть различий и тем легче людям оши­биться. И все же говорить о том, что лишь моральные законы объе­диняют всех людей и потому надо жить именно на этом уровне об­щечеловеческих моральных ценностей, а вот религиозный и философский опыт, как только он доведен до некоторого мировоззре­ния, до некоторых убеждений, разделяет людей, – так говорить, на­верное, не вполне верно. Мне представляется, что здесь имеет мес­то некая объективация и какая-то боязнь войти в большие глуби­ны человеческого духа, где тоже есть то, что людей объединяет, сви­детельством чему служит общность общечеловеческого золотого этического правила и многих других этических законов и норм. В этом тоже есть проблема.

Мы уже не однажды говорили, что всякий разговор о христианс­кой этике является достаточно условным разговором об этике. Само понятие христианской этики противоречиво внутри себя. И здесь нам нужно вспомнить об этом, для того чтобы не сделать той ошибки, которая была при самых добрых намерениях сделана профессором Гусейновым. Наверное, нам не стоит идти широким, просторным и пространным путем. Не случайно это золотое правило в Евангелии от Луки прямо продолжается в следующем за ним стихе призывом искать тесный путь и входить узкими вратами.

Золотое правило этики в его христианском духе и смысле есть узкий путь, потому что оно требует от нас полноты христианской жизни. Мы можем принести благо ближнему лишь постольку, по­скольку этот контекст нами будет воспринят и умом, и сердцем, по­скольку мы будем иметь силу понять ближнего, понять себя и наладить отношения любви и взаимопонимания согласно золотому пра­вилу этики. Эти силы даются изнутри, они не даются просто так, не даются только потому, что человек родился в мир. Актуализировать их можно лишь с большим усилием, и на этом пути возможны про­блемы и ошибки.

Я хочу завершить нашу беседу призывом прийти от объективиро­ванной этики, от некоего объективированного нравственного про­странства наших отношений, пусть даже внешне, формально устро­енных по-христиански – к Богу и человеку в полноте их духа и смысла, в полноте их экзистенциальной жизненной реальности – той единственной реальности, которая только и может быть основой для всех установлений этики, а значит, и для ее золотого правила.

Вопросы и ответы

С одной стороны, сегодняшняя тема относительно легче остальных, но с другой – труднее, потому что она переносит нас в ту практи­ческую сферу, где вопросы ставит нам жизнь. И по тому, как мы на них ответим, будет проверяться, что мы сегодня услышали и поня­ли. Ситуация такая же, как с нашим слышанием, пониманием и вос­приятием евангельского слова. Не случайно людям бывает трудно задавать вопросы по Евангелию, ведь у них есть иллюзия его пони­мания, а если все понятно, то зачем задавать вопросы?

Аморально ли применять насилие против зла? Но так движет­ся человечество. Тупиковый ли это путь с точки зрения морали?

У нас уже была тема о насилии и усилии. С утверждением, что человечество движется насилием, нельзя согласиться. Да, насилие – это одна из движущих сил, но только одна из, и другой вопрос – движущих куда? Если предполагается, что движение – всегда про­гресс, что это всегда прогрессивное движение, то это не так. Наси­лие по природе своей двойственно: если оно и не прямое зло, то по крайней мере результат смешения добра и зла. Так что о чис­том прогрессе в связи с насилием говорить никак нельзя.

Как быть с золотым правилом этики, когда рядом живут альт­руист и эгоист? Альтруист отдает все, что имеет, прощает и тер­пит, а эгоисту это не только не нужно, но его это раздражает, ему надо, чтобы с ним поступали так, как он поступает с дру­гими, – эгоистично и нетерпимо. Это ему понятно. Позиция же альтруиста ему непонятна, она его унижает, и он чувствует себя хуже, чем тот, кто отдает. Однако то, что ему дается, он берет, сам ничего не отдавая взамен. В конце концов эгоист разру­шает альтруиста, а сам деградирует, потому что от него в этой ситуации ничего не требуется. Как и в чем здесь должно при­меняться золотое правило этики?

Вопрос по существу. Я не случайно говорил о том, что золотое правило этики имеет свои границы. Человек действительно может даже по отношению к себе желать чего-то такого, чего желать нельзя, не полезно; нельзя человеку и себе давать все, что он пожелает. В смысл настоящего поступка вкладывается не просто удовлетворение всех подряд желаний в любом количестве, поступок – это категория этическая. Откройте любой словарь на слове «поступок». Вот то-то и то-то – поступок, а то и то – не поступок, если это недо­стойное деяние. Получается, что не всякое деяние является поступ­ком. Конечно, об этом редко приходится говорить и слышать. Наши гуманитарные науки настолько оторвались от жизни, что сейчас не­известно, на кого они вообще работают, а это очень жалко, потому что выраженный в них опыт нужен всем.

Совершенно очевидно, что в данном случае позиция эгоиста – это то, что не рождает поступка. По отношению к нему самому с его же позиций тоже подходить нельзя – это ограничение золотого правила содержится в нем самом, поэтому и важно, в каком контек­сте оно применяется. Я не мог слишком подробно говорить об этом, потому что это увлекло бы нас далеко в сторону, чем сейчас нет возможности заниматься. Я только называл: так – у Конфуция, так – в иудаизме, мусульманстве и т. д. Это могло бы рождать у вас определенные ассоциации, т. е. создавать некую общую картину, свя­занную с этими учениями. Я прекрасно понимаю, что часто такого набора ассоциаций или же просто нет, или же он может быть со­всем не тем. Но, к сожалению, здесь ничего не поделаешь, поскольку о разных учениях в наших рамках говорить трудно. Разговор о дру­гих религиях не может быть академическим, он может идти только в определенном контексте, поэтому мы о них подробно и не гово­рили. Но сегодняшняя тема, конечно же, имеет и этот корень.

Мне кажется, что моральные принципы будут разделять так же, как и религиозные, если учесть, что различные социальные и этнические группы людей имеют разную мораль: то, что мораль­но для одних, для других аморально. Здесь есть такие же объе­диняющие и разъединяющие моменты, как и у религий.

Ну конечно. Мы же говорили, что именно вера порождает сами принципы отношений. Вот если бы всем развитым духовным, религи­озным и философским учениям и практикам удалось найти единый подход к принципу соответствия веры и жизни в отношениях между людьми – тогда это было бы уже очень много и при всей внеш­ней простоте формулировок отнюдь не примитивно. Конечно, существуют разные этические системы, и при желании мы всегда можем найти противоречия между ними. То, что морально в одной системе, может быть аморально в другой – это бесспорно. Но точки соеди­нения есть, и часто они находятся в каких-то фундаментальных ве­щах, хотя и понятых или воспринятых на разной глубине.

Важно знать различие моральных систем, но мы должны знать и степень их единства, поскольку преувеличение как одного, так и дру­гого может нам очень дорого стоить. В последнее время мы вслед за марксистско-ленинской этикой (или любой другой упрощенной этикой) думаем, что моральные кодексы определяются исключитель­но политически, социально, экономически и поэтому они очень различны, вплоть до полного разрыва между ними. Когда мы не заме­чаем точек сходства, мы допускаем колоссальную ошибку – мы тогда вообще не видим морали, она становится относительной: мол, если Бога нет, то все позволено и у каждого – своя правда. А ведь со­временные атеисты больше всего повреждены именно здесь. Каж­дый видит только свою правду: если у тебя другая – это нормаль­но, потому что может и не быть ничего общего, у каждого своя правда, нет единой правды и истины... Но если мы забудем о различиях и будем думать, что все это разные формы одного и того же, то тоже сильно упростим дело. Мы тогда как бы со стороны совершим тот «теософский ход», который всегда запретен в духовной жизни.

1) Вы говорили о возможности объединения людей не на ос­нове общечеловеческой морали, а на более глубокой, религи­озной основе. Почему же существует такая непримиримая враж­да конфессий: православные ненавидят баптистов, католики – протестантов? Какое тут примирение? Только непримиримая вековая вражда. Неужели Вы считаете, что тут может что-то измениться? 2) Вот уже целый год я не могу найти ответа на вопрос: почему погиб отец Александр Мень, мученик нашей эпохи, великий просветитель, крупнейший богослов и пастырь? Нигде об этом ничего не пишут, а христиане отзываются о нем очень негативно, говорят, что Бог покарал его за неугодную Ему экуменическую деятельность. Так что же, в христианстве не должно быть экуменизма? Что Вы думаете по этому поводу и каково Ваше отношение к отцу Александру Меню?

Я не могу согласиться с постановкой первого вопроса. У Вас, на­верное, такие знакомые православные, которые ненавидят баптистов. Хотя, думаю, здесь больше отразилось несколько искаженное видение ситуации. Не так уж все плохо, и не такая уж непримиримая вражда: во всех религиях и во всех конфессиях есть достаточно серьезных, глубоких людей, которые вовсе не поражены такой ненавистью. То, что люди в чем-то не соглашаются друг с другом, далеко не всегда плохо. Это говорит о том, что откровение истины усваивается раз­ными людьми по-разному и возможно разномыслие, чтобы, по об­разному выражению ап. Павла, открылись более искусные в вере. Возможны и некие духовные состязания. Конечно, фигурально вы­ражаясь, когда христиане начинают, говоря друг с другом, «бить друг друга по голове» Священным писанием, при этом совершенно не понимая друг друга, ничего не слыша и не видя, когда они борются идеологически, – это всегда неприемлемо. Но когда они не про­тив другого, а за него и за Священное писание внутри себя и внут­ри ближнего, тогда это находит соответствующее выражение в жиз­ни, и, конечно, здесь о ненависти и речи быть не может. Люди живут не только вековой враждой: если бы все жили одной вековой враж­дой, то на земле уже давным-давно никого бы не осталось. Есть очень много и других вариантов. А может или не может здесь что-то измениться? – Уверен, что может. Ведь большинство людей из-за разных религиозных взглядов, убеждений и практик неверно друг к другу относятся просто потому, что их так учили: говорили, что православие есть то-то и то-то, а к тем ты должен относиться так-то и так-то. Сплошь и рядом есть люди, познавшие в своем сердце, что Православие – это хорошо, это свет. Но если к этому свету потихоньку подмешивают ложку дегтя, то люди, доверяя Правосла­вию, не доверяют тем православным, которые выступают как старшие и учителя. А это уже проблема учителей, которые часто бывают не на уровне своего призвания, если даже они и были призваны к учительству. Очень часто люди узурпируют учительство в церкви, не будучи никакими учителями, хотя ап. Иаков предупреждал: «Не мно­гие делайтесь учителями, потому что все мы много согрешаем» (Иак 3:1–2). Если уж настоящие учителя много согрешают, то что гово­рить о тех, кто просто не на своем месте? Мне очень часто прихо­дилось это видеть и в православной, и в неправославной среде, но с другой стороны, часто приходилось видеть и другие отношения, впол­не здоровые, хотя, может быть, и немного фантастические по своему рациональному обоснованию.

Относительно отца Александра. Почему он погиб? А почему так много мучеников было в XX веке? А Сам Христос? Почему об отце Александре негативно отзываются? Просто потому, что, говоря Ва­шими словами, есть некоторые круги в церкви, которые негативно отзываются о его деятельности, которые считают, что его смерть – это кара Божья. Хотя я лично ни разу такого не слышал. Ни разу.

Вы говорили о единстве в духе философии и религии. В то же время у христиан наблюдается неприятие философов В. Роза­нова, Н. Бердяева, Вл. Соловьева, которых называют сатанистами. Какая тут позиция? Что мы должны для себя решать и как выбирать?

Что значит неприятие философов? Во-первых, между Розановым, Соловьевым и Бердяевым достаточно большая разница, и через за­пятую о них говорить сложно, хотя все они отмечены признаками ге­ниальности. И тем не менее этого мало, когда мы говорим о вещах духовных и церковных. Сатанистами их называют только вполне определенные, а именно крайне правые круги в церкви.

Я всегда удивляюсь тому, что часто это приписывается всем хри­стианам. Доля таких христиан мизерна, просто они кричат громче других – это правда; они без комплексов – потому и кричат. Вот так человек приходит в храм, а потом начинает плеваться: «Ой, какие там бабки» – и пошло... А кто производит это впечатление? Мне неоднократно приходилось проверять, кто же именно производит такое впечатление? На весь тысячный приход – это человек пять, причем, как правило, психически больных. Просто люди, если они несут себя, как драгоценнейший сосуд, нарываются именно на таких, и обой­ти их чаще всего никак не могут, а те в них и выпускают «полную обойму». Это именно так. Я могу это засвидетельствовать по сво­ему опыту. И те, кто называет философов, о которых Вы спрашива­ете, сатанистами, – из того же ряда.

Соответствует ли евангельскому духу теория Толстого о непро­тивлении злу насилием? А диалогизм Достоевского? Или с точки зрения Православной церкви это в некотором роде ересь?

Достоевский был диалогичен и широк. Наверное, к нему тоже можно применить формулу о том, что человек слишком широк – иногда его хорошо было бы и сузить. Тем не менее у него не было позиции относительности правды. У него самого, конечно, было пред­ставление о правде

Божьей, он действительно был христианином. Имея в виду его психическую немощь, профессор Д.Е. Мелехов, в частности, отмечал, что не благодаря болезни Достоевский был ге­ниальным писателем, а вопреки ей. Так что по отношению к Досто­евскому говорить о ереси не получитс

А Толстой в разные периоды своей жизни был слишком разный, и говорить о Толстом вообще как о еретике никак нельзя, тем бо­лее что последний суд принадлежит не нам. Относительно непро­тивления злу насилием кто-то очень правильно сказал, что часто искажали его учение, делая акцент на непротивленчестве, забывая о последнем слове – «насилием» или же неверно это толкуя. Даже если все стояло на своих местах, все равно к Толстому относились иногда очень тенденциозно. Он моралист, человек, который очень чутко почувствовал эту сферу единого в моральном опыте челове­чества, и это стало для него ошеломляющим откровением. Воспи­танный в общем не очень церковно, он был просто поражен этим откровением, заворожен им. Для него очень важно было то золо­тое правило, которое так или иначе является достоянием всех куль­тур, религий и народов. Не случайно я вам процитировал не только Конфуция, но привел и толстовскую формулировку. А относитель­но того, насколько его учение соответствует евангельскому духу, сказать трудно. Вокруг учения Толстого было все очень идеологи­зировано, и мы в большинстве случаев знаем его именно в этом идеологизированном виде. У меня есть мнение, чисто интуитивное, что Толстой был причастен евангельскому духу. В своих высказывани­ях, иногда откровенно антицерковных, он, думаю, предавал самого себя, и тем не менее нельзя забывать о его последних днях, которые все же открывают в нем скорее подлинного христианина.

Вы говорите, что любая претензия противоречит золотому пра­вилу. Но ведь во всяком деле, особенно в профессиональной деятельности, нарушения всегда вызывают претензии к нару­шителю, иначе страдает само дело. Как же тут быть?

Если мы рассматриваем человека как функцию или вообще бе­рем какую-то организацию или учреждение, то в таком случае пре­тензии вполне закономерны, они нормальны. Я даже считаю, что мы часто поступаем нечестно, когда от подобных претензий отказыва­емся. Допустим, мы купили очень дорогой холодильник или телеви­зор, но он не работает, а мы даже жалобу ленимся послать, тем самым нарушая какие-то естественные нормы общественных отноше­ний. В таких случаях претензии очень уместны, но мы зачастую их не предъявляем. А вот к человеку претензии не уместны, если он, конечно, не голая функция. Мы тогда нарушаем золотое правило, потому что не относимся к нему так, как хотели бы сами, чтобы от­неслись к нам. Профессиональная деятельность – как правило, де­ятельность функциональная, связанная с учреждениями и организа­циями на этой земле, и поэтому здесь претензии чаще всего умест­ны. Но профессиональную деятельность все-таки осуществляют люди, и вот тут-то возникает известная двойственность.

Как соотносятся отношения по справедливости и отношения по золотому правилу этики?

Справедливость может быть рассмотрена с внешней и с внутрен­ней стороны. Только что шла речь о справедливости как об осно­вании для претензии: плохая работа может быть названа плохой, и она даже должна быть открыто осуждена. Пресловутая «осетрина второй свежести» осуждалась, но осуждалась, к сожалению, извест­ной силой, правда, осуждена была однозначно. Так что золотое пра­вило нисколько не противоречит внутренней справедливости, оно просто допускает разную меру познания человеком правды Божьей, допускает для человека возможность роста на этом пути, и это очень важно. Справедливость тоже не может и не должна быть чем-то абстрактным и застывшим.

Скажите, пожалуйста, что Вы думаете о творчестве и его мес­те в жизни христианина. Где разница между творчеством и са­мотворчеством? Как приложить золотое правило этики к твор­честву?

Об этом уже было немного сказано, когда мы говорили, что зо­лотое правило в Новом завете поставлено в сверхэтический контекст. Это следует из того, что Господь говорит нам об отношениях между людьми пред лицом Божьим и в Духе Божьем: «Будьте достойными сынами Отца Небесного». Любовь и творчество – вещи вполне со­вместные, более того, это разные стороны одного и того же: любовь есть творчество, так же как мы говорим, что любовь есть свобода. Конечно, творчество можно понимать по-разному. Я, например, согласен с Бердяевым, с его представлением о творчестве человека. Золотое правило должно способствовать творчеству, не мешать рас­крытию творческого начала в человеке, готовить это творчество, хотя само по себе оно или предшествует творчеству или его наследует, является его результатом и плодом. Самотворчество – это, по-мо­ему, такая его разновидность, когда творчество человека обращено на самого себя. Конечно, может быть и такое творчество, хотя пер­вая часть этого слова – «само» – всегда может быть взята под подозрение, особенно если под этим «само» мы подразумеваем са­мость, т. е. уже не творчество как таковое, т. е. не свободу, а произ­вол в псевдотворческом процессе.

Было ли сформулировано золотое правило в Ветхом завете?

В Ветхом завете нет, но я говорил о талмудическом учении зна­менитого учителя рабби Гиллеля. Вот его принцип: не делай чело­веку того, что не любо тебе самому. Я думаю, не случайно это было сказано примерно в одно время с Евангелием, что для нас важно. Господь ведь после формулировки золотого правила добавляет: в этом – закон и пророки, т. е. это некая сумма всего прежде дан­ного в откровении. Во всем этом – закон и пророки, но это отно­сится и к золотому правилу. В Ветхом завете таких слов нет, но по­чему так важно высказывание Гиллеля? Он же был фарисей, значит, свои выводы, свои принципы он созидал на основании закона. Сле­довательно, это не только не противоречит закону, но и может быть прямо выведено из него.

Как в текст, повествующий о соборе апостолов, которые обсуж­дали требование к христианам из язычников («воздерживать­ся от идоложертвенного, крови, удавленины, блуда») попала фраза из более поздних рукописей «и не делайте другому, чего не хотите себе» (Деян 15:29) и как долго она там оставалась?

Это вопрос совсем другой, это вопрос формальный, вопрос исто­рии текста. Текст Священного писания всегда складывался в исто­рии, он никогда не был создаваем так, как будто взял кто-то и что-то написал, потом собрал несколько написанных текстов – и полу­чилось Священное писание. Такого никогда не было, что особенно ярко видно по Ветхому завету, история текста которого очень длительная и сложная. Но и Новый завет тоже не прост в своей исто­рии. Сейчас имеется много книг, где сказано, какая строчка к какой была добавлена и когда, например, как была добавлена последняя глава Евангелия от Марка. Как соотносятся разные пласты текста у ап. Павла, сколько их было изначально, насколько можно считать вставкой эпизод о Христе и грешнице и многое другое. Все это очень и очень сложные вещи. Разные рукописи дают разные варианты, и какие-то из них достаточно убедительно показывают, что действи­тельно некоторые места добавлены в канонический текст позже. Но откуда они были добавлены? Даже если они были добавлены через сто лет, то это совсем не значит, что они были через сто лет сочи­нены. Все это совсем не простые вопросы. Историю текста не нуж­но путать с содержанием, потому что духовного диссонанса нигде нет. Весь текст Священного писания выдержан в одном духе, несмот­ря на то, что ценность разных пластов и разных текстов в Библии может быть неодинаковой.

Как Вы относитесь к тому, что в храмах во время больших служб проводятся телевизионные съемки? Не кажется ли Вам это не­сколько некорректным по отношению к верующим?

Действительно, это не очень приятно, даже тогда, когда только фотографируют, а уж тем более когда зажигают софиты, которые бьют в глаза и мешают молиться. Я думаю, здесь все должно быть в меру. Есть места богослужения, которые не должны сниматься ни при ка­ких обстоятельствах, допустим, литургия верных. Вообще таинственные богослужения не должны сниматься на пленку. Другие можно сни­мать, но в ту меру, в которую это может вместить народ Божий, на­сколько он может это терпеть. Если народ Божий духовно доста­точно крепкий и может терпеть долго и много, то пусть снимают, потому что это, наверное, кому-то нужно (помните Маленького прин­ца?). Ну а если народ Божий еще немощен, то тут надо побольше ограничений. Так что все это зависит и от нас тоже. А с таинствами – дело серьезное. Нельзя, например, передавать литургию верных ни по радио, ни по телевидению, нельзя записывать всю литургию с тайными молитвами. К сожалению, сейчас это делается. Я был по­ражен и шокирован, когда недавно случайно включил телевизор и увидел очень добрую по своим целям передачу, где священник про­водил беседу на исповеди, и все это дословно воспроизводилось.

He думаю, что там были какие-то злоупотребления, всех, наверное, предупредили, люди знали об этом, но сам факт создает некий не­желательный прецедент. На мой взгляд, это называется развратом, и тут сам разврат становится нормой.

А как относиться к тому, что печатают текст исповеди? Это как?

Общее слово перед исповедью – можно, и то очень осторожно, а иногда, может быть, и вообще не надо. Допустим, всем известное издание «Опыт построения исповеди по заповедям блаженства» архимандрита Иоанна (Крестьянкина), на мой взгляд, очень полезно, только оно должно распространяться в самой христианской среде. Злоупотребить ведь можно чем угодно.

Прокомментируйте, пожалуйста, появление стигматов на руках и ногах посетившего на днях Россию итальянца, о чем сооб­щалось в средствах массовой информации. Насколько оправ­данны его претензии на то, что он является посланником Иисуса Христа?

Такие претензии никогда не могут быть оправданны. Это, видимо, болезненное явление – и его стигматы, и его претензии. Но я его не видел и не знаю, могу судить только по Вашей записке.

Ближние очень часто требуют, чтобы я не делал им того, чего я для себя совсем не хочу, и, напротив, я от них хочу того, чего они не хотят для себя. Не кажется ли Вам, что все самое глав­ное в жизни начинается с этого расхождения? Мы нужны друг другу только потому, что мы разные, а вовсе не потому, что мы одинаковы. А как же тогда золотое правило?

Золотое правило отнюдь не нивелирует различия между людь­ми. Как раз наоборот. И огромный потенциал золотого правила, о котором мы сегодня говорили, связан именно с тем, что здесь есть замечательная возможность уйти от этой нивелировки, которая воз­никает почти во всех случаях, когда речь идет о каких-то правилах, например в той же этике.

Я прочитала Вашу замечательную статью в «Науке и религии», и это еще больше утвердило меня в желании попросить прощения у обидевших меня и обиженных мною людей. Но про­щение не было принято. Нужно ли это делать еще раз?

Это зависит от Вас. И смотря как просить прощения. Если Вы это сделали из глубины души, – в общем, в этом сомнений нет, но спро­сите себя еще раз на всякий случай, – то можно искать повод сде­лать это в другой форме еще раз, если Вы видите, что надежда на примирение есть. Надежда, на самом деле, всегда должна быть, но не всегда бывают обстоятельства, способствующие ее реализации. Поэтому если достанет у Вас смирения и терпения и обстоятельства будут этому способствовать, то, конечно, можно попросить прощения еще раз, и не один раз. Но если Вы чувствуете, что это не совсем так или совсем не так, то Вы, во всяком случае, уже сделали нечто со своей стороны, и теперь дело уже другого человека – ответить Вам или не ответить, что ему надо решать и перед Богом, и перед своей совестью, и перед Вами.

Что общего и какая разница между этикой, моралью и нрав­ственностью?

Обычно под этикой понимают осмысление нравственного и мо­рального опыта. Нравственность – нечто изначальное, сам материал жизни, а мораль – это некие практические выводы из него. Но мож­но употреблять эти слова и синонимично или почти синонимично.

Могут ли быть у истинного христианина желания, имеющие источником его личную свободную волю, а не волю Бога?

Почему же нет? Если бы нет, тогда не было бы проблем. Если воля Божья полностью соединена с личной волей, ни в чем не противоре­чит ей, то это значит, что человек решил все проблемы со своей греховностью. Но есть подозрения, что это может относиться толь­ко ко Христу.

Сводится ли полностью свободная воля христианина к воле Бога? И если могут быть свободные желания, то когда они по­зволительны?

Человеческая воля свободна, это вообще великий дар Божий – свобода воли, свобода выбора, свобода душевная. Отнимите у человека этот дар – и Вы получите недочеловека. Другое дело, что она должна быть согласована с волей Божьей, и хотя отождествиться с ней она не может, согласовываться может. А свободная воля и сво­бодное желание – это вещи связанные. Они всегда позволительны, но не всегда полезны.

Вера определяет глубину понимания золотого правила этики и поступка человека в соответствии с этим правилом. И все-таки что может помочь человеку жить в соответствии с этим прави­лом? Тот Путь к этому правилу, каким человек может прийти, – каков он?

Коль Вы пишете «Путь» с большой буквы, то Вы уже знаете, о Ком Вы пишете – не о чем, а именно о Ком. Наверное, только о Хрис­те можно сказать, что Он есть Путь с большой буквы. Действитель­но, человеку помочь жить в соответствии с золотым правилом может только Христос, и никто иной, и ничто иное. Путь Христов – это путь Креста в этом мире. Сейчас Крестопоклонная неделя, середина поста, и как хорошо нам вспомнить о крестном пути именно в это время.

Верующие идут в храм, чтобы поделиться друг с другом све­том, радостью, знанием, которые дала им вера. При этом они совершают некий ритуал, обряд – крещение, зажигание све­чей и т. д. Не является ли это чисто традиционным моментом, не отражающим сущности? Ведь если человек верует, то совсем не обязательно, чтобы об этом знали другие. И уж тем более не обязательно совершать традиционные обряды. Почему, на­пример, пост длится семь недель и именно в это время?

Обряд обряду рознь! То, что обряды традиционны, отнюдь не является их пороком. Порок – когда обряд становится не традици­онным, а формальным, когда он оторван от духа, которым Вы живе­те, – тогда это действительно проблема. А почему пост длится семь недель и как он определяется – это вещи, связанные с традицией, а традиции в церкви многообразны. И вряд ли они могут быть уни­фицированы: то в одном, то в другом они расходятся в опыте раз­ных церквей – это совершенно нормальная вещь. Мы же привык­ли к тому, что все должно отмериваться по часам и должно быть совершенно одинаково во всех случаях жизни. Наша церковь за две тысячи лет накопила большой опыт, и воспоминание этого опыта, актуализация его в наше время происходит особенно быстро и ин­тенсивно. Поэтому вряд ли стоит думать, что всякое внешнее выра­жение и тем более совместное выражение внутренней духовной жизни есть что-то подозрительное. Скорее, даже наоборот: подозри­тельно, когда нет внешнего и совместного выражения веры. Вот тогда-то и возникает вопрос: а есть ли что-то внутреннее? Ведь это ни­как не выражено, а по Евангелию нам известно, что «Кто сотворил внешнее, Тот сотворил и внутреннее». Значит, если внешне ничего нет, то может и внутри ничего не оказаться. Здесь надо быть вниматель­ным и понимать, что один и тот же дух может творить разные фор­мы, и надо быть к этому готовым. Не нужно быть ни формалистом, ни обрядовером. Это болезни духовные, в церкви ими болеет боль­шое число людей, но опять же – в силу своей ненаученности. Так кто же мешает в наше время взять и научиться? В Москве это воз­можно для всех.

Я не буду сейчас подробно рассказывать о Великом посте: по­чему он длится семь недель, как он высчитывается и т. д. Это мате­рия для вас слишком постная.

Человек спрашивал: каков Путь? Мне кажется, у него просто нет ассоциаций.

Может быть. Но я полагаю, что не имея никаких ассоциаций, че­ловеку трудно написать «Путь» с большой буквы.

Для начала нужно постараться поступать по золотому правилу. Но, конечно, для того чтобы так поступать, надо понимать золотое правило в духовном контексте. А без познания Пути, Который есть Христос, сделать это не удастся. В этом вся трудность. Почему мы уделили целый вечер этой теме? Не только потому, что надо знать, что такое золотое правило и что за ним стоит, – это, как видите, колоссальный пласт духовного опыта всего человечества и действи­тельно золотое правило, но еще нужно знать и специфику его смыс­ла и духа в христианском опыте, в христианской Церкви. Надеюсь, мы с вами сегодня достигли этой цели.

Крестопоклонная неделя

30 марта 1992 г.

Текст приводится по: «Кочетков Георгий, свящ. Беседы по христианской этике». Выпуск 7. – М.: Свято-Фи­ларетовский православно-христианский институт, 2006. – 56 с.