Вы свидетели этому.

Лк 24:48

Верный свидетель спасает души,
а лживый наговорит много лжи.

Притч 14:25

Дорогие отцы, братья и сестры! Для нас не секрет, что миссия и научение вере (катехизация) в последнее время являются предметом особой заботы Русской православной церкви. Начиная с Архиерейского собора 1994 г., который был посвящен возрождению миссионерской деятельности, почти ни одно выступление патриарха и других архиереев не обходится без каких-то абзацев, а иногда и целых параграфов, связанных с проблематикой миссии и научения вере. После этого собора проходили многочисленные съезды (такие, например, как съезды епархиальных миссионеров, молодежных миссионеров) и другие собрания разного уровня. И, в общем-то, можно видеть, что за это время официальное сознание нашей церкви дрейфовало от концепции возрождения миссионерской деятельности 1995 г. к концепции самой миссионерской деятельности. Эту концепцию вот-вот должны принять [1].

Плюс к этому, конечно, не нужно думать, что миссионерская и катехизическая деятельность нашей церкви ограничивается только словами или проектами, которые реализует Миссионерский отдел или Отдел по катехизации Московской патриархии. На самом деле любая попытка воздействия нашей церкви на общество является, по сути, формой миссии, а любая попытка просветить церковный народ, помочь тем, кто хочет креститься, или тем, кто уже крещен, обрести христианскую совесть – формой катехизации, формой научения вере. И здесь мы можем найти яркую, очень контрастную палитру опыта – от миссионерских литургий до снарядов с надписью «С рождеством Христовым!» в ходе Чеченской войны, а в сфере научения вере – от ширпотребовских, наводняющих большинство наших храмов, брошюрок, на страницах которых со властью и по-американски конкретно отвечают на витальные вопросы, а лучше сказать запросы населения, до годовых и более длительных курсов катехизации.

Несмотря на большое официальное внимание к вопросам миссии и катехизации, на разнообразие опыта, налицо, как мне кажется, неудача миссионерских и катехизических предприятий нашей церкви в обществе. За прошедшие годы, которые не раз характеризовались как уникальные в истории нашего Отечества в смысле возможности для миссии, церковь не смогла изгнать из нашего народа чуждый, идущий из глубин российского двадцатого века, может быть, даже и ранее, унылый, а значит, и гордый дух. Наше общество все более уходит от христианских ценностей, а церковь все более маргинализируется. Теперь понятно, что время 90-х безвозвратно ушло. Народ внутри себя активно воскрешает учение о подлинной святости вне церкви и не чувствует даже нужды иметь особую к ней неприязнь, как в известные годы. Положительное влияние церкви на общество, на его дух и нравственность катастрофически мало.

В чем же причина? В том, что забывается или недооценивается главное – что миссия и научение вере в качестве главного и определяющего фактора имеют свидетельство о дарованном и грядущем Царстве. Больше того, можно прямо сказать, что свидетельство о нем является единственным их содержанием. В тексте Нового завета свидетельство – полный синоним миссии и катехизации. Если нет первого, то нет и последних. Причем обычно тесно связываемая с миссией и научением вере (катехизацией) проблематика – культурная, национальная, социальная, психологическая и даже учительная и педагогическая – может восприниматься только как сопутствующая, а значит, в известном смысле как периферийная или вторичная. Главное требование к любому миссионеру и катехизатору – быть свидетелем. Или, как еще говорится в тексте Нового завета, иметь «свидетельство Иисуса», которое «есть дух пророчества» (Откр 19:10).

Забывается, как мне кажется, и важный закон: в своей практике миссия и катехизация всегда и точно отражают жизнь церкви, которая их осуществляет. Следовательно, они являются свидетельством ее жизни, да и призваны им быть.

Имея в миссии и катехизации проекцию своей жизни в общество и мир, церковь никогда не сможет их осуществлять иначе, чем она живет. «По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою» (Ин 13:35). Ведь предлагать обществу и миру церковь призвана не нечто свое или от себя, а саму себя одновременно как опыт и как ожидание неотмирной жизни в поклонении Отцу в Духе и Истине.

Почему же наша церковь, имея в своем опыте, в своей традиции именно такое понимание, до сих пор не оказала заметного влияния на общество? Основную причину почти полного отсутствия христианского свидетельства православия в нашем обществе я вижу в том, что не преодолены два греха – лжесвидетельство и малодушие. Не изгнаны их духи.

Лжесвидетельство прямо проистекает из тех болезней, которыми страдает наша церковь, – из фундаментализма, филетизма, клерикализма и модернизма. Конкретизировать все эти вещи вряд ли нужно, мы о них немало говорили (в том числе и на наших конференциях). Но важно и страшно другое: «Что молот и меч и острая стрела, – говорит Писание, – то человек, произносящий ложное свидетельство» (Притч 25:18). Таким молотом, таким мечом и острой стрелой оборачивается для нашего народа лжесвидетельство от лица нашей церкви. Сколько людей соблазнены и развращены им!

Перечислив источники современного церковного лжесвидетельства, нужно указать и на его главное условие – малодушие, т. е. ложное смирение, тех, кто вкусил воздуха свободы, тех, кому посчастливилось общаться со святыми. «Ибо жизнь явилась, – говорит апостол, – и мы видели и свидетельствуем, и возвещаем вам сию вечную жизнь...» (1 Ин 1:2). Но сколько в нашей церкви тех, кто видел и слышал, но молчит, и тех, кто все понимает, но безмолвствует!

Здесь нужно вспомнить из юридической практики известное различение свидетеля и очевидца. Очевидцев может быть много, но свидетеля можно так и не найти. То есть можно так и не найти человека, который не только что-то видел, но и готов это открыто исповедать. Для чего? Для того чтобы восторжествовала правда. «Верный свидетель спасает души...» (Притч 14:25). Но быть свидетелем опасно всегда, во все времена, свидетелей не любят.

Почему из множества очевидцев в нашей церкви так и не рождаются свидетели? Потому же, почему они не появляются и в общественно-политической жизни, – из-за малодушия. И если в юридической практике быть свидетелем – гражданский долг, а отказ – право человека, то в народе Божьем свидетельство – это заповедь и призвание, а отказ – тяжелый грех, что было понятно еще в ветхозаветном Израиле (Иез 3:16–21).

Здесь вспоминается случай, описанный в одной из книг Царств (4 Цар 7:9), когда двое опомнившихся прокаженных, обнаруживших покинутый сирийскими войсками стан, которые держали в осаде уже погибающую от голода Самарию, и начавших было припрятывать найденное добро для себя. «И сказали друг другу: не так мы делаем. День сей – день радостной вести, если мы замедлим и будем дожидаться утреннего света, то падет на нас вина».

И ещё. «Если, – говорит Господь Иезекиилю, – праведник отступит от правды своей и поступит беззаконно... то, если ты не вразумлял его (т. е. остался просто очевидцем. – В.Я.), он умрет за грех свой... Я взыщу кровь его от рук твоих» (Иез 3:20).

Взыскание подлинного свидетельства или его обновление связаны с возрождением церковной жизни. Обновление дара Духа, взыскание полноты духовных даров, а также связанные с ними общение и служение – это путь к воплощению апостоличности нашей церкви, к ее способности быть «всем для всех».

Свидетельство – призвание всей Церкви. Как Иисус – Свидетель верный (Откр 1:5), так и мы призываемся к приобщению к Его свидетельству.

Призвание Преображенского движения не только в примере, но – главное – в том, чтобы зажечь жаждой Духа, стремлением жить по его Дару.

Закончить я хочу молитвенным обращением, содержащимся в книге Премудрости Иисуса, сына Сирахова: «Даруй свидетельство тем, которые от начала были достоянием Твоим, и воздвигни пророчества от имени Твоего» (Сир 36:16).

Обсуждение доклада. Ответы на вопросы

О. Иванова. Чем свидетельство-пример, отличается от свидетельства-зажигания жаждой Духа?

В. Якунцев. Просто пример может человека порабощать. А настоящий, подлинный пример есть всегда плод жажды Духа, плод его стяжания, т. е. то, на чем нужно фокусировать зрение, к чему нужно стремиться.

Игум. Варсонофий (Хайбулин). Считаете ли Вы, что оскудение духовного переживания связано еще и с тем, что наше православие задавлено некоторыми ересями? Были эпохи, когда почти все впадали в ересь, за исключением единиц – я имею в виду Афанасия Великого и еще немногих. Иконоборчество было же просто ересью. И церковь собиралась и на соборах их обличала и осуждала. А вот в наше время нет ли таких ересей, при которых православие перестает быть православием? Ведь мы живем в очень критическое время.

В. Якунцев. На самом деле и фундаментализм, и модернизм, и филетизм, и клерикализм – это ереси. Все эти вещи связаны с ложными надеждами, с ложным упованием, с ложным предметом упования. Иначе говоря, с нехристианской эсхатологией.

Игум. Варсонофий (Хайбулин). Эсхатологического догмата еще нет?

В. Якунцев. Сформулированного, наверное, нет.

Игум. Варсонофий (Хайбулин). Ортодоксальна ли наша экклезиология? Например, экклезиология филаретовского катехизиса – разве она православная?

В. Якунцев. Дело в том, что она не полная, конечно. Когда мы говорим о церковном кризисе, который мы видим, то, безусловно, его реальность не связана только с какими-то дисциплинарными или каноническими нарушениями, с тем, что просто какие-то плохие или глупые люди стоят у руководства церкви. Источники кризиса глубже, они в искажении веры, в подменах на этом уровне. Это, конечно, связано с ересями, их по-разному называли. Мне вспоминается тут статья о. Александра Шмемана «Богослужение в секулярный век», где он соединяет фундаментализм и модернизм в одной ереси секуляризма. Он говорит именно о ереси.

Примечания

1. Концепция миссионерской деятельности Русской Православной Церкви была принята 27 марта 2007 г. – Прим. ред.
 

Текст приводится по Свобода — дар Духа и призвание в церкви и обществе: Материалы международной богословской конференции (Москва, 16-18 августа 2006 г.). М., 2007.