Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Проповедь Евангелия всегда составляла, составляет и будет составлять проблему для каждого верующего христианина, для церкви и для общества. Не только потому, что таинство слова предполагает некоторую Тайну Слова внутреннего и Слова прореченного. Но и потому, что Христом сказано для всех раз и навсегда: «Велика жатва, а работников мало; так просите Хозяина жатвы, чтобы Он выслал работников на жатву Свою» (Лк 10:2, Мф 9:376-38).

Сейчас особым образом можно говорить, что пришло новое «время Церкви» ради совершения нового «дела Церкви». Сейчас по-новому раскрываются свойства Церкви, и мы находимся на переломе, в начале новой эпохи церковной истории. Кончается, и кончилась уже, «константиновская эпоха», теперь у нас должно быть все обновлено, должно быть «все новое» (Откр 21:5). Это означает приближение Царства Небесного, нового начала и нового конца.

Это предчувствовалось давно – и в церкви, и в мире, и, в частности, в области христианской миссии, ведь миссия – самая чуткая область церковной жизни. Не случайно именно из миссии в конце XIX – начале XX в. родились идеи, позже названные экуменическими. Не случайно Великий Московский собор Российской православной церкви 1917–1918 гг. на своем последнем заседании в двадцатых числах октября 1918 г. успел «принять резолюцию, в которой благословил дело христианского единения и всех людей, работающих для христианского единства» (См. Боровой В., протопр. Миссия Русской православной церкви: история и перспектива // Миссия церкви и современное православное миссионерство: Международная богословская конференция к 600-летию преставления свт. Стефана Пермского. М., МВПХШ. 1997. С. 34. – Прим. авт.) Не случайно на том же Соборе епископ Уфимский Андрей утверждал, что «вся деятельность прежних миссионеров кроме зла ничего не сделала, а миссионеры создают <лишь> фикцию церковной жизни, делают шумиху» (См. Паглазова Н. Собор Русской православной церкви 1917-1918 гг. о внешней и внутренней миссии // Там же. С. 70. – Прим. авт.). По его мнению, новая миссия должна осуществляться в новых организациях, учреждаемых, например, при приходах, «чтобы прихожане друг друга учили, а не были бы случайными людьми в храме. Тогда и победа миссии будет органически вытекать из организованной жизни церкви» (См. там же. – Прим. авт.). Не случайно на том же Соборе при обсуждении проблем миссии звучали и такие речи, что «миссия должна быть широко общественной и подчинена не епископскому ведению и руководству, а церковному обществу» (Там же. – Прим. авт.) и еще что Собор и его Миссионерский отдел «должны указать принципиальные основания для светских свободных проповедников православной веры», ведь «какие будут принципы, такова будет и миссия» (См. Паглазова Н. Собор Русской православной церкви 1917-1918 гг. о внешней и внутренней миссии // Там же. С. 68. – Прим. авт.).

Вызов в адрес старой церкви и ее старой миссии системно прозвучал в конце XIX – начале XX в. Уже тогда можно было понять, что в будущем Бог хочет видеть Свою Церковь обновленной, а значит, и по-новому раскрывающей как свое единство и свою кафоличность, таки свою святость и свою апостоличность. Но церкви не услышали пророческого слова. И тогда жестокая судьба и история заставили их услышать его и начать изменяться. На это ушел весь XX век, и этот процесс еще идет. Сейчас уже немыслима старая модель организации церковной жизни во всех конфессиях. Даже в кругах традиционных православных людей теперь нельзя думать о свойствах церкви лишь внешне, организационно, без учета всего народа Божьего, думать как о чем-то заоблачном и загробном или только иерархически-преемственном.

Послушаем, как в Русской православной церкви отразились эти изменения к концу XX и в начале XXI в. Возьмем, к примеру, мнение профессора-протопресвитера Виталия Борового, изложенное в его докладе «Миссия Русской православной церкви: история и перспектива», прозвучавшем в октябре 1996 г. на конференции Свято-Филаретовского института «Миссия церкви и современное православное миссионерство», и мнение митрополита Сурожского Антония, высказанное им в беседе с режиссером В. Матвеевой, состоявшейся в Лондоне в апреле 2001 г. (См. Антоний, митр. Сурожский. Миссионерство церкви // Континент. 2004. №120. С. 244-251. – Прим. авт.). Оба выдающихся церковных деятеля и богослова видят современную православную русскую миссию как «естественную» и «внутреннюю», но по-разному. Они оба связывают ее с контекстом современной церковной жизни, прежде всего в России, но тоже делают это не одинаково.

Так, о. Виталий Боровой говорит: «В отличие от западных миссий, которые высылались из данной западной страны куда-нибудь в другие страны, континенты... миссия нашей церкви была "органической" миссией. Не было "специальной" миссии... Распространение <веры> шло естественным путем: распространялся народ, распространялось государство, и с ними шла миссия. ... Русская церковь прошла громаднейшее геополитическое пространство Евразии со Словом Божьим, с проповедью Христа, с организацией храмов. Но сейчас у нас совсем другое положение. Наша миссия – внутри нашей страны, нашего народа. Нам некуда ехать, да мы и не в состоянии, мы не подготовлены. Наоборот, нам надо свидетельствовать о Христе и проводить миссию и евангелизацию здесь, на нашей территории, и пытаться каким-то образом снова объединить это пространство» (См. Боровой В., протопр. Миссия Русской православной церкви: история и перспектива. С. 30-31. – Прим. авт.). При этом о. Виталий оговаривается, что он не выступает ни защитником идеи восстановления Русской империи или Советского Союза, ни вообще адвокатом гегемонии «русскости».

Затем он рассуждает о возникших после распада СССР проблемах в сфере церковной миссии как со стороны Русской церкви, так и со стороны Запада. Он считает недоразумением употребление в Русской православной церкви понятия «каноническая территория» теми, кто пытался дать отповедь нахлынувшим в Россию инославным миссионерам. С другой стороны, он обличает Запад, допустивший искажение двух общехристианских понятий. Во-первых, католическая церковь скомпрометировала у нас понятие «церкви-сёстры», ибо, по словам о. Виталия, «одна сестра не устояла перед соблазном воспользоваться слабостью другой сестры, которая вышла из времени преследования после революции (будем говорит правду) больной, слабой и разгромленной... Наши братья-католики, хотя и не все, а часть их, соблазнились и стали не только восстанавливать здесь <т. е. в России, Белоруссии и на Украине> свои приходы и устраивать церковную жизнь, <а> за счет православия появилась уже и неоуния». Таким образом, сами понятие и принцип жизни «церквей-сестёр» были скомпрометированы.

Во-вторых, наши братья-протестанты скомпрометировали у нас понятие «совместного свидетельства», ибо, по мнению о. Виталия, прежде «десятилетиями говорилось... что когда появится возможность, когда будет свобода, тогда западные братья помогут нам в нашем свидетельстве здесь (т. е. на территории б. СССР) неверующим, воспитанным в атеизме людям, помогут нам общим, совместным свидетельством. Когда же началась перестройка и Советский Союз распался, наши западные протестантские братья не устояли перед соблазном... <и> ринулась армия сотен и тысяч миссионеров самых разных родов, движений и сект – с тем, чтобы каждому ухватить как можно больше... И Всемирный Совет Церквей, и Конференция Европейских Церквей осудили это, но одно дело осудить, а другое – провести <это решение> в жизнь, потому что их не особенно-то и слушают» (См. там же. С. 32-34. – Прим. авт.)

Отец Виталий Боровой признает как приоритетные два направления современной миссии Русской церкви. Это прежде всего евангелизация и реевангелизация нашего народа, «ведь у нас крещены почти все, но еще Н.С. Лесков говорил, что Русь была крещена, но не просвещена». Исходя из этого, нам предстоит осуществить «духовное просвещение тех, кто уже верит», молодежи, «интеллигенции, которая испытывает к церкви интерес и симпатию», в итоге «всех, нуждающихся в серьезной миссии, религиозном образовании и научении».

Кроме этого, «мы имеем обязанность миссии <...> в отношении бесчисленной тьмы как наших, так и западных новых религиозных движений: иеговистов, мормонов, мунистов, кришнаитов, членов Белого братства, Богородичного центра, последователей Виссариона и многих других, с которыми нам приходится иметь дело». Да, диалога с этими направлениями у нас быть не может, но «диалог с этими людьми у нас быть должен». О. Виталий считает, что «мы обязаны нашим братьям <из> других вер не только в любви», но и в свидетельстве о Христе. «Они имеют право не принять наше свидетельство, так как оно может быть слабым и невнушительным, но наше дело – до конца жизни свидетельствовать им о Христе и любить их. Если они не принимают <его, то нам надо> уважать их, а не предавать их проклятью, не считать их врагами» (См. там же. С. 36. – Прим. авт.).

А какие возможности и средства есть у нас для евангелизации и реевангелизации нашего народа? По мнению о. Виталия Борового, «до сих пор мощным средством свидетельства и воздействия <на людей> было наше богослужение, его красота и глубокий смысл... Но есть основной закон миссии, начиная от Христа и апостолов, – она должна быть понятной людям. К человеку надо обращаться на его языке. <3начит, и> богослужение должно быть понятным народу». Проблема «священного языка» – скорее внешняя для церкви, ведь «перед Богом все языки одинаковы».

«Но мало понимать язык, надо понимать и смысл молитв и песнопений. В них содержится глубочайший смысл христианского учения. И это учение должно быть доступно». И к этому «надо, чтобы <все люди> понимали еще и смысл происходящего <в храме>, символику действий и значение службы... и это нужно в первую очередь. Поэтому нам надо воспитывать новое поколение миссионеров и катехизаторов, которые будут людям объяснять и веру, и богослужение. <Для этого, в частности,> необходимо сделать хорошую школу для девушек и женщин... чтобы они могли помогать священникам воспитывать народ».

Но богослужение – еще не всё в церкви. Кроме него, как говорит о. Виталий Боровой, «надо, чтобы церковь заговорила… на языке тех понятий, которые интересуют народ и важны для народа. Люди должны... чувствовать, что речь идет об их интересе, о том, чем они страдают, <что их мучает,> что они переживают». В связи с этим церковь должна думать и всерьез высказываться и по социальным вопросам, в том числе вопросам социальной справедливости, и по вопросам нравственной жизни, и по проблемам диалога церкви с обществом и культурой. «Только тогда наша миссия может хоть как-то воздействовать на людей» (См. там же. С. 36-38. – Прим. авт.)

Митрополит Сурожский Антоний, подобно протопресвитеру Виталию Боровому, видит миссионерство как «посланничество». И для него «ничего в этом нет как бы профессионального, "технического"... Это роль каждого верующего... <ведь всем> нам дано знать Бога и идти в мир, для того чтобы весь мир мог Бога познать, мог из безнадежности, из страха, из мрака выйти в область надежды, в область радости, в область победы, но победы не своей собственной, а Божьей победы, которая через верующего льется во весь мир» (См. Антоний, митр. Сурожский. Миссионерство церкви. С. 244-245. – Прим. авт.)

Митрополит Антоний смело и свободно переходит к своему личному, почти интимному опыту, когда хочет рассказать о главной внутренней пружине своего миссионерского слова и дела. Он говорит: «Я встретил Христа, и после этого у меня осталось только одно желание: поделиться с другими людьми этим чудом: не церковью, не церковностью, не богослужениями, не молитвами святых, а тем, что я знаю Христа, я уверен, что Он есть, <что> Он – мой Спаситель, Он – Твой Спаситель, Он – смысл твоей жизни, как и моей жизни». Владыка Антоний настаивает на необходимости каждому миссионеру иметь подобный опыт личной своей причастности ко Христу и ко всему, о чем он свидетельствует. Он говорит: «Если ты повторяешь спасительные слова, которые могут спасти другого, а тебя не спасают, до твоей души не доходят, то ты кощунствуешь. Опять-таки скажу: мы должны научиться, когда совершаем богослужение, когда молимся вслух с другими людьми, говорить с Богом этими словами, словами святых, которые превосходят нас, но должны стать нашими» (См. там же. С. 246-247. – Прим. авт.)

По мнению владыки Антония, «обновление церкви связано с миссионерством, т. е. с тем, что мы должны с другими поделиться этим опытом, этим содержанием». Он говорит: «Церковь должна меняться в том смысле, что <она> должна все больше осознавать, не только в лице духовенства, но в лице каждого верующего – как он слышит, как он повторяет, как он читает эти молитвы... дома или в храме» (См. там же. С. 248. – Прим. авт.)

Размышляя о том, как миссионеру следует передавать учение церкви, митрополит Антоний вновь перекликается с о. Виталием Боровым. Он справедливо отмечает, что «мы можем повторять совершенно грамотно слова Символа веры, мы можем повторять учение церкви о том, о другом, но как часто это бывает механично, как часто это не наш опыт и не наша вера. А пока это не станет нашим опытом и нашей верой, мы <еще> не вошли в Церковь, мы еще не говорим от имени Церкви». И здесь он вновь переходит на личный, полуинтимный тон: «Я верю, верю в истину Православия, но нам надо научиться эту истину передавать так, чтобы люди понимали. И говорить человеку: "Ты – еретик! Ты ошибаешься, ты не прав, ты вне Церкви" – никому не помогает: ни тому, кто говорит это, ни тому, кто это слышит. Иногда можно сказать человеку: "Да, ты Богом любим, да, ты о Боге знаешь многое, но ты выражаешь <это> не так. <Хочешь,> я тебе объясню, в чем разница, в чем дело"» (См. там же. С. 249. – Прим. авт.)

Наконец, обращаясь к классическому для православных вопросу о значении в деле христианской миссии внешних форм церковной жизни, благочестия и, в частности, богослужения, владыка Антоний говорит: «Нам надо научиться быть в церкви живыми людьми, чтобы между нами и Богом не стояли никакие формулировки, никакие формы. Я не хочу сказать, что надо их презирать. Я люблю богослужение, я стал священником, потому что любил богослужение и люблю; но для многих оно не доходчиво, а Бог доходчив до каждого. И нам надо в проповеди, в молитве, в том, как мы себя держим, открывать людям этот путь. А этот путь нелегко открыть» (См. там же. С. 251. – Прим. авт.)

И в заключение митрополит Сурожский Антоний делает вывод: «Нам надо миссионерство открывать по-иному, не то что учить других людей, а самим стать другими людьми. Чтобы люди, глядя на нас, спрашивали – а не то чтобы мы шли и требовали от них, чтобы они слушали. Так церковь будет обновляться, если каждый человек будет стоять перед Богом, будет с Ним, будет молиться Ему, давать Ему произносить живые слова в его сердце, <будет> соединяться со святыми в одной любви к Богу. Тогда церковь будет обновляться, и обновляться, и обновляться. Не в смысле послереволюционного "обновленчества", а в том смысле, что люди будут новые, и новые люди принесут свет в мир, который так нуждается во свете» (См. там же. С. 251. – Прим. авт.)

Как мы видим, опыт старца владыки Антония существенно дополняет умозрение и опыт старца о. Виталия Борового. Их опыт мы положили в основу нашего сегодняшнего рассуждения. Это касается прежде всего внутренних качеств духовной жизни миссионеров и всех членов церкви.

Но, на наш взгляд, есть и третья сторона дела, без которой тоже невозможно реалистично говорить о главных, неформальных проблемах возрождения церковного миссионерства на фоне решения других проблем современной церковной жизни в России.

Любая миссия не может существовать вне определенной среды и определенного контекста. Она неизменно есть элемент определенного процесса, как личного, так и церковного. Поэтому всегда важно учитывать все то, что предшествует миссии и что за ней следует, как миссия развивается сама и как она развивает внутреннюю и внешнюю жизнь ищущего Бога и себя человека.

Приступая к миссии, современный миссионер должен ответить себе на ряд вопросов. Условно разделим их на три группы. Первые две группы – вопросы о том, что должно предшествовать успешной миссии, сначала – со стороны миссионера, а потом – со стороны самих ищущих, а также со стороны церкви, общества, культуры и государства. К третьей группе относятся вопросы, как не потерять духовных плодов миссии, т. е. того, что за ней в жизни должно так или иначе последовать.

I. Приступая к миссии, каждый современный миссионер должен четко осознать, Кого и что он должен проповедовать. Казалось бы, что за вопрос? Мы проповедуем христианство, веру, новую жизнь, Христа распятого, спасение и преображение, в котором нуждается каждый человек в мире. И это верно. Но и здесь нас подстерегают свои опасности и искушения. Ведь христианство не сейчас родилось, за ним стоит огромная, разнообразная, а иногда и противоречивая традиция. Что мы положим в основу своей проповеди? Какую традицию и культуру? И не случится ли так, что, даже выбрав лучшую из них, мы будем проповедовать не Христа, а христианскую культуру, ту или иную формулу веры или форму жизни и жизнеустройства на земле, тот или иной быт, культ, обряд? То есть нечто земное, а не небесное. Ведь так с миссионерами последних веков во всех конфессиях случалось уже не раз. Не по этой ли причине многие люди не доверяют миссии, миссионерству и миссионерам? За ними слишком часто стоят чьи-то слишком земные интересы, расчеты, выгоды, в том числе политические, экономические, культурные и национальные.

Итак, в миссии в первую очередь надо избегать любой ангажированности. Иначе Бог миссию не благословит и не поддержит. И сам возможный ее успех будет не победой Божьей в сердцах людей, а победой чисто человеческой, связанной не с тем, что приводит к общению, а с тем, что исходит из того или иного со-общения, включающего и разного рода финансовую, государственную и тому подобную подпитку.

Всякому миссионеру вновь следует задуматься и над тем, куда мы приводим людей, провозглашая им Слово Божье. Как это ни покажется кому-то, может быть, странным, но и здесь возможны варианты. Мы призываем людей к вере и к Богу, но что это реально для нас значит? Куда именно мы их при этом ведем: в храм? в церковь как структуру? в новый Божий Народ? ко Христу в Духе Святом? к Богу-Отцу и Его Царству? А может быть, просто к себе – делая их, по слову Христа, вдвое хуже нас самих, чуть ли не сынами геенны?

Ведь каждый человек, если его уста отверзаются не Богом, а его собственным произволом, говорит лишь о том, что лучше знает «по себе», и по сути зовет лишь туда, где живет он сам, где реально, а не идеологически живут его сердце и дух.

Не менее важен вопрос: как следует провозглашать слово Истины? В каком духе и тоне и в какой последовательности лучше это делать? Здесь можно применять разные методы, но очень важно не прибегать ни к какому давлению и насилию над личностью человека, не смотреть на него только как на статистическую единицу. Важно говорить человеку лишь то, что он уже может понять и воспринять, и в разговоре с ним дерзновенно и смело базироваться на нашей вере в человека как живую икону Бога, как живой образ Божий и Его подобие. Русская миссионерская традиция в лице св. Макария (Глухарева) призывает миссионеров скорее к доброжелательному настрою в отношении ищущих, к радушию и даже особой миссионерской приветливости, а не к ветхозаветной жесткости и строгости «по закону». При этом каждому миссионеру должен быть ясен вред духовного либерализма и секуляризма, как и духовного фундаментализма и филетизма. В частности, это означает, что в миссии нужно шире использовать «принцип дополнительности», т. е. восполнения миссионером уже имеющегося человеческого опыта тем опытом, который дан через божественное Откровение только христианству, церкви и личности во Христе. Еще это означает, что миссионеру нельзя сразу говорить с неверующими обо всем: нельзя сразу объяснять им суть таинств и догматов, как и христианской аскетической и мистической жизни. Нельзя также в проповеди базироваться лишь на эмоциях или рациональном начале.

Что еще нежелательно говорить в начале миссионерского свидетельства современным людям в России? На мой взгляд, нежелательно поддерживать бесплодные схоластические споры конфессионального свойства, т. е. не следует говорить без особой нужды о других христианских конфессиях и верах и об их недостатках. Думаю также, что если человек пришел к вам не через храм, то и не надо спешить его туда вести, особенно на литургию. В крайнем случае это можно сделать только ради того, чтобы вместе побыть в атмосфере христианского храма и почувствовать общий дух и настрой пребывающих в нем.

Мы, как христиане, всегда верили и верим, что в каждом человеке есть жажда общения с Богом и с ближними, что в каждом есть жажда спасения «от рода сего развращенного», что Бог готов принять и всегда принимает человека таким, каким он в данный момент является. Да, Бог при этом ведет нас по пути совершенства и святости, но это уже потом, после живого отклика человека на Его призыв. На этой вере можно основывать всякое миссионерское слово и дело. Главная проблема сейчас в России (а может быть, и не только в ней) заключается в том, что люди привыкли более к контактам, а не к общению, даже в самой простой его форме. Кроме того, как известно, «от избытка сердца говорят уста», но именно этого избытка многие в себе сейчас не чувствуют – отчасти из-за недавнего «коммунистического» прошлого, убивавшего всякую возможность искреннего духовного общения между людьми, вселявшего в сердца только страх и недоверие, отчасти из-за особенностей современной массовой культуры, более настроенной не на то, чтобы давать, а на то, чтобы брать. Даже в храм люди часто заходят с внутренним настроем на потребительство: «Бог, дай, дай, дай!» А ведь миссионерство невозможно без первой встречи и дальнейшего общения как между человеком и Богом, так и между человеком и человеком.

В связи с этим, размышляя о миссионерстве в современных условиях, особенно в современных мегаполисах, таких как Москва, нужно иметь в виду, что миссионеру приходится каждый раз заново решать внутренние, экзистенциальные вопросы, касающиеся того, что именно сейчас для ищущих людей важнее, горячее, что может современного человека со всеми его радостями и горестями, нуждами и заботами лучше связать с христианским духовным опытом. Это важно и при первых личных встречах с людьми, и на первых общих беседах (которые у нас в Преображенском братстве и Свято-Филаретовском институте называются «открытыми встречами»), и на последующих встречах как бы предогласительного характера, которые могут проходить раз в неделю в течение нескольких месяцев (в Европе аналогом таких встреч является, например, общеизвестный «Альфа-курс»). Цель этих встреч – дать возможность ищущим людям сделать целожизненный выбор в пользу Бога, а также в пользу Его Народа-Церкви через налаживание горизонтальных межличностных связей и через узнавание в других людях своих сокровенных мыслей и проблем. Людям нужно освободиться, расковаться, увидеть, что их вера – не просто их частное дело, до которого никому никогда нет и не должно быть дела. Без этого невозможно любить Бога и ближних, невозможно начать молиться Богу, как невозможно увидеть и в Церкви нечто большее, чем просто человеческий культовый, историко-культурный и общественный институт.

II. Вторая группа вопросов, стоящих перед каждым современным миссионером в России, – это благоприятствующие или неблагоприятствующие миссии особенности сегодняшних ищущих людей, человечества, культуры, общества, СМИ и самой церкви в ее реальном современном состоянии.

Что мешает и что помогает современному ищущему человеку придти к Богу и в Церковь? Я бы сказал, что в первую очередь мешает внутренняя раздвоенность, нецелостность, нецеломудрие современных людей. Стремясь ко все большему в своей внешней жизни, в том числе в познании «нового», «приятного» или «интересного», «выгодного», человек не замечает, как он переходит внутренние границы позволенного ему Богом и природой, как развращается и телом, и душой, и духом. Это подрывает основы его нормального человеческого существования и приводит к закрытости, страхам, сомнению и недоверию глобального масштаба – и к Богу, и к Церкви, и к людям, и даже к самому себе. Это питает всевозможные комплексы современных людей, их постоянное недовольство то собой, то другими и другим, это создает в них мертвящий негативный жизненный фон, часто просто обесценивает все в их жизни и саму эту жизнь. Отсюда малая рождаемость и слишком большая смертность, в том числе в результате самоубийств, дорожно-транспортных происшествий, техногенных, природных и иных катастроф. С этим же связано и большое количество разводов, абортов, незарегистрированных браков, безответственных сексуальных связей всех сортов, а также популярных эротических и оккультных сект. Наша эпоха – эпоха большого духовного и душевного разврата и еще большего страха и недоверия. Ведь даже в церкви люди, как никогда прежде, могут верить в Бога, но не доверять ни Ему, ни другим людям.

Можно ли это преодолеть или чем-то компенсировать человеку, если он еще не живет с Богом, если он еще не познал свободу и любовь Христову? Современному человеку трудно помочь, но тем не менее ему всегда помогает его собственная сердечная радость и его собственное сердечное страдание, независимо от их источников и поводов для проявления. Также всегда помогает искреннее чувство благодарности и искреннее желание жить по совести во всем и всегда. В наше время совестливый и благодарный человек – это всегда уже человек близкий к истинной вере, надежде и любви, независимо от того, что он сам о себе в этом отношении думает. Настоящая открытость и подлинная общительность человека также не могут не привести его к истинной вере, к Богу и к ближнему. Но для этого человеку надо суметь одолеть свой страх перед лицом другого человека и лицом Божьим и открыть им свое лицо, а не ту или иную свою маску, личину. Это трудно, а многим кажется даже невозможным. Но это зависит не только от самого человека, но и от его воспитания, образования, от общей атмосферы жизни в семье, в школе, в обществе и государстве, в сфере культуры, в СМИ и в церкви.

Что это значит? Что роль этих сторон жизни человека остается огромной. Для миссионера и церкви очень важно знать, какой политический строй более благоприятен для слышания Слова Божьего. Это же касается типов устроения государства, установившихся норм общественной жизни, господствующего в жизни типа культуры и т.п. Все эти вопросы отнюдь не праздные и не закрытые, особенно для посткоммунистических стран, да и для других тоже.

Здесь особняком стоят современные СМИ (масс-медиа). Эта область тесно связана с проблемами психологии и педагогики, с вопросами жизни молодежи и интеллигенции, от которых традиционно очень многое зависит в деле успешности христианской миссии. Я бы сказал, что современные СМИ всех сортов – это некая база контактов современных людей. И пусть контакты – это еще совсем не духовное общение, это еще что-то слишком внешнее, но иногда следует вспомнить, что, по Евангелию, «Кто сотворил внешнее, Тот сотворил и внутреннее». Именно через СМИ в первую очередь проходит разлом между современной культурой и цивилизацией. На псевдокультуру, представляемую в СМИ, часто «клюёт» и молодежь, и большая часть интеллигенции, не случайно когда-то названной А.И. Солженицыным «образованщиной». И все-таки у современной молодежи и интеллигенции еще есть большой потенциал, ведь и современной молодежи свойственно показывать живой пример другим, без чего другие люди часто страдают, а современной интеллигенции и сейчас свойственно нести живую ответственность за других, без чего тоже жить трудно, как и трудно стать христианином. И здесь православная церковь в России сильно отстала. Она часто уступает протестантам в работе с русской молодежью и католикам – в работе с русской интеллигенцией. И дело здесь не только в финансовых возможностях, в умении и опыте внешней организации миссионерского служения.

Следует еще добавить, что свою специфику сохраняет миссионерское служение среди рабочих и женщин, не утративших свой особый потенциал в церкви и обществе, хотя, конечно, этот вопрос сейчас стоит не так остро, как это было, скажем, сто лет назад.

Отдельно миссионерам надо ставить и решать вопрос о современной церкви, о ее готовности не только проповедовать, но и принимать в себя неофитов. Здесь, на наш взгляд, положение совсем не простое.

Конечно, можно было бы говорить по преимуществу о положительных изменениях, происшедших здесь за последние пятнадцать лет, и вообще о достижениях православной миссии. Тогда нам следовало бы вспомнить о сотнях открытых монастырей, тысячах новых приходов и десятках новоорганизованных духовных школ, о новых епархиях и церковных отделах по делам миссии и катехизации, об опыте приходской катехизации детей, молодежи и взрослых, о работе среди военнослужащих и заключенных и т. д. Здесь же следовало бы с радостью присоединиться к словам послания последнего архиерейского собора РПЦ ко всем ее чадам, призывающего народ Божий «к укреплению единства, умножению миссионерских трудов и святости жизни», а также к словам определения этого же собора о вопросах внутренней жизни РПЦ, в п. 8 признавшего, что «для развития свидетельства Церкви современному миру, обретения его достойного положения в обществе и укрепления церковного авторитета, а также для развития богословия и образования следует активизировать диалог и взаимодействие Церкви со светской культурой и наукой».

К положительным сторонам нам, наверное, нужно отнести и ряд положений из соборного доклада председателя Миссионерского отдела МП архиеп. Белгородского Иоанна (Попова). В этом докладе, в частности, были отражены некоторые итоги всецерковного съезда епархиальных миссионеров, состоявшегося 30 октября – 3 ноября 2002 г. и обозначившего основные направления развития миссионерского служения. Среди них указана необходимость точного перевода Священного писания на языки народов России, совершения богослужения и издания православной литературы на местных языках, а кроме того, необходимость тщательной подготовки людей к таинству крещения, регулярного проведения огласительных бесед, издания пособий для священников и катехизаторов по этим вопросам, а также сборников программ катехизации. При этом там же признается важность недопущения религиозного экстремизма и конфликтов, важность привлечения мирян к активной церковной деятельности, поощрения общения людей за пределами богослужения, в частности, через проведение собраний и совместных трапез с обсуждением наболевших вопросов. Не были забыты в докладе архиеп. Иоанна и вопросы готовности миссионеров к межконфессиональному сотрудничеству, «если эта открытость не будет использована в прозелитических целях», а также вопросы воцерковления детей и молодежи, т. е. привлечения их «к самостоятельной духовной жизни, ответственному молитвенному предстоянию пред Богом». Признается и необходимость использования в миссионерской деятельности современных информационных технологий, форм дистанционного обучения, автомобилей, вагонов и поездов-храмов, а также необходимость миссионерских экспедиций в труднодоступные районы страны и долговременных миссионерских станов (стоянок).

Все это требует, по мнению архиеп. Иоанна, «постоянного обновления миссионерского служения», тем более что в «быстро меняющемся мире <нецерковные> люди требуют постоянной заботы и участия». Поэтому от миссионеров сейчас особо требуется «молитвенность, смирение, бескорыстность, ревность о Боге и приветливость» с «готовностью преодолевать все трудности». Однако, по признанию владыки, «многим священнослужителям недостает подобных качеств, поэтому их приходы не становятся миссионерскими, а все больше напоминают места для требоисполнения».

Не способствует успеху миссии и многое другое: российская демографическая ситуация и состояние религиозного сознания. Мы повсеместно сталкиваемся с «неблагополучием в духовной, нравственной, эмоциональной сферах, с депрессией населения». Во многих местах еще не хватает храмов, особенно миссионерских, разрушены церковные и народные традиции. Есть необходимость противодействовать и обеим противоположным тенденциям – стремлению к секулярному глобализму и к псевдорелигиозной архаизации.

Тут мы невольно переходим к отрицательным характеристикам. И действительно, на постсоветском пространстве миссионер до сих пор может регулярно встречаться с духовной пустыней, образовавшейся в XX в. вследствие русского холокоста, физического истребления народа и морального подавления всего живого в обществе и прежде всего в церкви. Не быстро преодолевается и постсоветский менталитет, связанный с внутренней агрессией, недоверием, инфантилизмом, подавленностью, обидами и страхами, с крайностями в поведении и оценках, что нередко приводит к эксцессам обостренной ксенофобии и внутреннего сектантства или полной ориентации на западную глобалистскую модель. Миссионеру приходится действовать еще и в ситуации постмодерна, когда «все хорошо» и когда полностью обесцениваются слова и высказывания как таковые. Все говорят красивые слова, но можно говорить и все что угодно, ведь это все равно ничего не значит. Главное – «заразить собою», хоть на миг. Люди внутренне крайне расцерковлены, даже тогда, когда они открыто признают себя верующими. Отсюда у них множество суеверий и господство потребительского отношения к Богу и церкви.

Все это создает благодатную, но опасную для миссии Церкви почву для агрессивного церковного фундаментализма (фарисейства) и для безразличного ко всему модернизма и политиканства (саддукейства и «обновленчества»). Современные люди не знают внутренней жизни Церкви и поэтому часто не доверяют ей, тем более что идет много дезинформации о церкви при дефиците хорошей информации. И находясь уже в церкви, люди часто чувствуют себя бесполезными, теми, от кого ничего реально в церкви не зависит. Поэтому на приходах в полной мере не используются даже имеющиеся у них возможности.

Миссионерской активности и личной ответственности мирян крайне мешает так называемое «младостарчество», т. е. попытки неопытных священников авторитарно руководить всеми сторонами духовной и мирской жизни своих прихожан, и широко распространенное магическое отношение к таинствам, как и к самому священнику. К этому добавляется повсеместный кризис богослужения. Мало того, что оно многим непонятно по языку и своей образности, оно часто еще и формализовано, доведено до уровня ремесла или работы механизма с почти полным вымыванием из него «синаксарности», т. е. собрания народа (евхаристической общины) и его научения, в том числе через проповедь о прочитанном Слове, что существовало в церкви изначально и вошло в церковные каноны. Это значит, что нет соответствующей среды и для подготовки миссионеров. Ведь нет живого пространства, которое бы их рождало. А те, кто в Церкви все-таки занимается миссией, с трудом находят друг друга, если только они не профессионалы. В вакууме все связи затруднены.

Миссии мешает и то, что людей соблазняет и искушает происходящее в исторических и эмпирических церковных границах. Люди часто смешивают эти границы с мистическими.

Не менее сильно ослабляет современную православную миссию и почти полное отсутствие в церкви местной соборности, умения слушать и слышать Бога и старших в Церкви, т. е. умения слушаться голоса Божьего, знать и исполнять волю Божью. Это происходит вследствие почти полной утраты пророчественного духа. А ведь «свидетельство Иисуса есть дух пророчества» (Откр 19:15), и это означает, что возрождение миссии как свидетельства не о себе, а о Христе связано с поиском и обретением этого духа, с познанием воли Божьей «здесь и сейчас», а следовательно, и с покаянием. Наша же церковь бывает похожа теперь на одну из церквей Апокалипсиса, говорившую: «Я богат, разбогател и ни в чем не имею нужды». Ответ Божий на это известен: «Ты несчастен, и жалок, и нищ, и слеп, и наг» (Откр 3:17).

Также неблагоприятно для миссии то, что сложившийся дух и стиль отношений православных христиан друг с другом обличает даже в глазах людей внешних явный недостаток в этих отношениях любви и общинно-братского духа. Многие страдают от духа неискренности, давления (насилия), противоречивости, раздвоенности и раздробленности.

Не способствует миссии отсутствие у миссионеров и в церкви четкой иерархии ценностей и целей. Особенно много соблазнов у людей возникает в связи с проявлениями любой формы стяжательства как со стороны священства, так и со стороны церковного актива, а также серьезная недостаточность церковного образования клириков и мирян, любые проявления духовного обскурантизма.

Большой трудностью для развития православной миссии на посткоммунистическом пространстве является и историческая необходимость одновременного и скорейшего восстановления сразу и церковной инфраструктуры, и внутренней (духовной) жизни.

Крайне опасно для православной миссии рождение в самой церкви любых псевдо- и квазиформ: псевдобогословия, псевдообразования, эрзац-общения (например, дружба «против» кого-либо, «контрмиссия»). Это могут видеть и люди внешние, которые уже не хотят заглатывать все подряд, которым обманки часто уже не нужны, что хорошо видно по характеру и вопросам современных взрослых оглашаемых-катехуменов.

К тому же внешние люди убеждены в том, что церковь должна иметь собственную позицию по отношению к событиям, происходящим в мире, в обществе и государстве, и свою миссионерскую деятельность не должна привязывать к государственным структурам, в том числе к школам, армии, местам заключения. И здесь церковь должна вырабатывать свои формы, что, безусловно, связано для нее с поиском духа и смысла всех современных вещей.

Однако не только нецерковные, но и церковные люди часто боятся новых, живых форм жизни и свидетельства, адекватных современному человеку. Например, еще с советских времен они опасаются миссионерствовать вне храма, хотя в храме миссия тоже почти невозможна, так как не только само богослужение непонятно, но и вне его нет традиции установления горизонтальных связей в церкви. Если же миссия вне храма и пробивает себе дорогу, то при этом она часто политизируется и опирается не только на свои собственные силы и средства, за что ей тоже приходится дорого платить.

В России многие слишком запуганы сектантством и, борясь против него, нередко обращаются к светским властям. Сам же народ Божий часто из-за злоупотребления в церкви смирением и послушанием чувствует себя неуверенно и поэтому в миссии почти не участвует, вернее, дает только то, что сам имеет, – рассказывает лишь о вторичных «святынях», легендарных «чудесах» и «старцах». Умаление личностного начала в церкви, бездвижность и изоляционизм ведут к тому же.

От миссии отвлекает и ложный эсхатологизм и апокалипсизм: если не сегодня, так завтра «конец», то зачем нужна проповедь?

В самой миссии есть ошибочное стремление начинать с внешнего (например, с обрядов), а иногда и заканчивать им. Часто также начинают сразу с конца – с таинств и догматов. Люди обычно не знают последовательности миссионерских действий, как и того, что сперва следует говорить не все то, что тебе самому интересно или известно, а лишь то, что слушающим, «ищущим», возможно вместить. Здесь нам мог бы пригодиться и опыт святых отцов, и опыт разных успешных миссионеров, в том числе иноконфессиональных, пусть и с необходимой корректировкой.

Борясь с иноконфессиональным прозелитизмом, наши миссионеры, увы, сами часто бывают настроены прозелитически. А вот желания миссионерствовать в других странах и среди нехристианских народов чаще всего у них нет.

Нередко нашей миссии мешают наш же «богословский сленг» и внешняя стилизация под монахов-аскетов.

Часто чувствуется недоверие к опыту сердца и разуму, с чем связано и отсутствие стремления к единству духовного, душевного и телесного в себе и других. Здесь же коренится основная причина внешней неопрятности и бескультурья, даже в обыденной речи. С этим может быть связано неумение трезво оценить и отделить жизненную реальность от притчи или мифа, главное от второстепенного и производного, в том числе национального, культурно-исторического или психологического.

Как мы видим, все это большие проблемы. С их решением будут прямо связаны общие результаты миссии на постсоветском пространстве. 

III. Еще сложнее дело обстоит с катехизацией. Прежде всего, нет даже устоявшегося понятия о том, что это такое. Конечно, слава Богу, есть церковный Отдел по катехизации, который так же, как и Миссионерский отдел МП, ведет большую теоретическую и практическую работу. Но и он вынужден исходить из двойственности этого понятия, которая существует не только в РПЦ. Ведь часто под катехизацией подразумевается начальное детское религиозное образование или какой-то иной ликбез. С другой стороны, все чувствуют необходимость восстановления апостольского и святоотеческого понятия катехизации, представляющего собой систему подготовки к крещению и личностному воцерковлению каждого члена церкви. Эта система всегда обладала чертами определенной последовательности и целостности: в соответствии с важными канонами православной церкви катехизация взрослого человека должна продолжаться два-три года, хотя есть обстоятельства, позволяющие ее сократить или продолжить сверх этого срока.

Общепризнанной системы катехизации в РПЦ не существует. В России такая система отчасти встречается лишь в католичестве и протестантизме. В нашей церкви не существует также общепризнанных катехизисов, если под катехизисом иметь в виду не «символические книги», а церковные пособия, необходимые для обеспечения полноты и качества реального оглашения взрослых.

Спорными остаются вопросы о возможности полной катехизации детей и молодежи, а также о миссии и катехизации через храмовое богослужение.

Современный опыт катехизации у нас существует, однако он зиждется только на частной инициативе ряда энтузиастов.

В некоторых епархиях со стороны местных епископов были попытки сделать предкрещальную катехизацию обязательной. Их неудача связана с тем, что в церкви почти нет подготовленных катехизаторов (катехетов). А святоотеческая система, во-первых, забыта и, во-вторых, требует умелого приложения к современным условиям. Реально существующий опыт необходимо собирать, осмыслять и свободно, без предвзятых мнений, обсуждать.

Патриарх Алексий II не раз высказывался в пользу развития в нашей церкви миссии и катехизации. Однако собрать для этого необходимые силы церкви пока не удается. И все же катехизация, скорее понятая как система школьного образования детей и взрослых, в большинстве епархий и в большей части приходов существует, что можно проследить по православным СМИ и ежегодным Рождественским чтениям в Москве, уделяющим особое внимание разным сторонам православной педагогики.

В заключение надо отметить, что к ситуации в целом, сложившейся в нашей церкви с ее миссией и катехизацией, наблюдается разное отношение. Некоторые пытаются просто закрыть глаза на ее трагичность. Мол, мы – Святая Русь, православный народ, и стоит только при помощи государства и общества построить церковные стены, возвести купола с крестами или направить в армию своих «капелланов», а в школах ввести предмет «Основы православной культуры» или, прямо «Закон Божий», как все станет хорошо. Другие пытаются глубже понять ситуацию и говорить о ней. И это уже лучше, хотя, к сожалению, редко и далеко не везде приводит к практическим положительным результатам, даже если думает и говорит об этом миссионерский съезд или архиерейский собор. Но есть в нашей церкви и такие люди, которые пытаются, несмотря ни на что, что-то делать, даже если с этим у них возникает множество трудностей как «сверху», так и «снизу». Например, мы уже упоминали о попытках «сверху» ввести обязательную катехизацию и причинах их неудачи. Но кроме этих причин необходимо учесть, что в церкви часто отсутствует сам внутренний запрос на глубокое вхождение в церковную жизнь всех членов церкви, ибо этому мешает и традиция двоеверия, и магическое отношение к священству и таинствам, в том числе к крещению. Вот с этим в первую очередь и надо что-то делать, если мы хотим всерьез говорить о перспективах православной миссии и катехизации в Русской православной церкви на посткоммунистическом пространстве.

Поэтому еще и еще раз хочется подчеркнуть, что сейчас, как никогда ранее, миссионеры должны настраивать ищущих людей на то, чтобы они сами могли сделать выбор христианской веры и жизни, чтобы любой, услышав призыв «пойди – и посмотри!», мог это исполнить и не разочароваться. Именно для этого никто и никогда в церкви не должен забывать о необходимости укреплять в ней неформальное общение между всеми ее членами. Но всем надо понять, что это невозможно без поддержки в церкви разного рода малых групп, общин и братств, без организации совместных дел, послушаний и служений.

Еще на Московском соборе 1917-1918 гг. примерно на этом же настаивали деятели его Миссионерского отдела. Так, архиеп. Волынский Евлогий говорил о необходимости восстановить братства, а еп. Челябинский Серафим даже утверждал, что «от реорганизации всей епархиальной и приходской жизни зависит успех или неуспех миссии» (См. Паглазова Н. Собор Русской православной церкви 1917-1918 гг. о внешней и внутренней миссии. С. 69. – Прим. авт.). А Д.И. Боголюбов выступил со словами: «Ныне нужны братства, захватывающие все существо человека, все стороны <его> жизни. Деятели (т. е. миссионеры) должны быть не только полемистами, но должны оглашать, катехизировать, просветить призывной проповедью... Братства должны основываться на приходах всюду, иначе миссия ничего не достигнет»18. (См. там же. С. 251. – Прим. авт.). На Соборе были высказаны пожелания восстановить прежние и создать новые братства, привлекающие на служение церкви широкие православные круги, создать монашескую миссию, немедленно учредить высшую церковную миссионерскую школу, учредить должности уездных епископов с поручением им миссионерского дела всего уезда (т. е. района). (См. там же. С. 70-71. – Прим. авт.). Проф. С.Н. Булгаков к тому же призвал добиваться учреждения Духовной богословской академии наук или особого Богословского научного отдела при высшем миссионерском управлении, что дало бы миссионерской работе и (соответствующему) издательству авторитетное обоснование. (См. там же. С. 71. – Прим. авт.). К сожалению, по обстоятельствам времени Собор не успел даже обсудить подготовленный проект Миссионерского братства, но опыт его работы безусловно должен быть сейчас учтен Русской (а может быть, и не только Русской) церковью.

В наше время бесспорно возрастает роль духовного поиска не только до, но и после обретения веры в Бога и в Церковь. И тут надо еще найти ответ на вопрос, может ли современный человек, найдя, удержать «при себе» Бога и ближних? Может ли он «отвергнуться себя, взять свой крест и последовать за Христом», причем во всем и навсегда? Может ли он в своей жизни идти одновременно «вперед и вверх», т. е. по пути синергии и обожения, и «вперед и вниз», т. е. по пути милосердной любви по зову «сердца милующего» и жалеющего всякую тварь?

Если бы сейчас в церкви было больше примеров личной и межличной святости, больше опыта личностного и межличностного просвещения и просветления, на эти вопросы отвечать было бы легче. Но несмотря на то, что в наши дни становится все труднее отвечать на жажду и вопросы современных людей, люди все больше жаждут и ищут Бога, Его Дух и Слово. И от миссионеров во многом зависит, найдут ли они Его.

Милан – Бозе. 18 сентября 2006 г.

Текст приводится по: Кочетков Георгий, свящ. Проблемы проповеди Евангелия и контекст современной церковной жизни в России. М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2006. – 32 с.