Перейти к основному содержимому
МиссияКатехизация
О насАвторыАрхив
Катехео

Православная миссия
и катехизация

Возможности использования архитектуры и внутреннего убранства современного храма для проповеди о Христе слушающим и просвещаемым

Материалы круглого стола на конференции «Традиция святоотеческой катехизации: Керигматическая проповедь о Христе слушающим и просвещаемым»
27 января 2018

Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Свящ. Георгий Видякин. В самом начале А. Копировский категорически отверг возможность использования икон при оглашении, а потом как бы сам себя поправил. Лично мое мнение — их скорее нельзя использовать, потому что слишком много символики, оглашаемые просто тонут в этом. У них символика забивает все остальное. К тому же, когда иконописцы и живописцы творят свои произведения, они во многом руководствуются какими-то внешними обстоятельствами, которые заставляют их писать так, а не иначе: способностями, школой, традицией, либо наоборот, ломают традицию, идут против нее, т. е. воспроизводят в своих произведениях свой личный опыт Христа и опыт жизни в Церкви. Используя эти образы при оглашении, мы даем человеку какое-то готовое, пусть даже и гениальное, но восприятие Христа третьим человеком, т. е., на мой взгляд, пропадает прямой контакт Христа и оглашаемого. Поэтому, может быть, лучше постараться, чтобы сначала у оглашаемых произошла личная встреча с Христом, а потом, когда они уже уверовали в Него, когда приняли Его как своего Бога и Спасителя, можно показывать им Его изображения (например то, что было представлено в докладе).

К. Мозгов. Мне кажется, что, когда люди первый раз попадают в храм, не имея ни опыта восприятия храмового пространства, ни художественного образования и т. д., до символики дело просто не доходит. Когда люди первый раз зашли в храм, какие могут быть вопросы? Обычно примерно на таком уровне: что означает эта закорючка в том уголке? То есть выхватывается какая-то маленькая, даже не второстепенная деталь… Все вместе человека подавляет, он не считывает символику, просто это другой язык. Поэтому мне кажется удачным ходом показывать икону, ведь отдельно это как раз деталь, изъятая из этого сложного контекста, то единственное, может быть, что человек способен сейчас вместить. Понятно, что икона в каком-то смысле должна находиться в пространстве храма, но когда человек там оказывается, он пока этого не воспринимает. Если найти грамотный подход, то детали могут помочь ввести человека в это пространство.

О. Глаголев. Хочу поделиться опытом, который в каком-то смысле нечаянно возник. На первом этапе я повел оглашаемых по храмам. Собственно, идея была не просто познакомить людей с храмом, а познакомиться, совершить какой-то совместный выезд. Знаете, на первом этапе иногда хочется подышать вместе свежим воздухом. Мы поехали на юг Челябинской области за сто километров от Екатеринбурга, прошли по разрушенным храмам, которые стоят в разных деревнях, и просто посмотрели на судьбу каждого храма. Удивительно при этом материализовалось устоявшееся выражение «храм-мученик». Действительно, «мученик» в смысле «мартир», «свидетель». Что мы сейчас видим в этих деревнях? Там почти нет более-менее приличных строений, все разрушено. И самое красивое, в чем есть какая-то подлинность, архитектура и гармония, — это то, что создано верой, — храмы. Они совсем не старые: самые древние, может быть, середины XIX в. (1840-е гг.), но в основном это конец ХIX в., а где-то и начало ХХ в. При этом видно, что храм — это то, во что люди вкладывали свое сердце, душу.

Мы рассказывали оглашаемым, как раньше строился храм. Сначала из села писали прошение на высочайшее имя, т. е. императору. Потом люди за свои деньги возводили храм — 25, а иногда и 40 лет. Практически без спонсоров. Если где-то оказывался богатый человек, то могли уложиться в 12–15 лет. Видно, с какой дорогой душой все это создавалось, и для оглашаемых это стало настоящим свидетельством подлинности веры, во что люди вкладывали свои жизни. А с другой стороны, для всех стала очевидна огромная духовная эрозия на нашей земле. Ведь сейчас эти храмы зачастую превращены в туалеты. И это уму непостижимо.

Еще стало очевидно, что главное разрушение этих храмов произошло не в 1917 г., не в 1920-е или 1930-е, а в 1990-е гг. Пока в них еще были элеваторы, дома культуры, автовокзалы, все как-то держалось. А потом их просто хищнически разорили и загадили… Для оглашаемых это был первый шаг к покаянию, что и должно происходить при таком свидетельстве. Для меня самого это был неожиданный эффект, потому что идея-то была немного другая: рассказать про историю, про храмы. И вдруг эти стены или даже руины, все еще красивые и крепкие (по сравнению с тем, что сейчас строят), открывают что-то необыкновенное — что в этой земле еще осталась какая-то корневая система, чтобы было за что зацепиться.

Свящ. Виктор. У меня тоже есть некий опыт проведения экскурсий. Собственно, я пользовался всем, чем можно, для начала оглашения и рассказывал об архитектуре храма ищущим и неверующим. Я уходил от всякого символизма, рассчитывал на то, что человек заходит и много чего может сам увидеть. Я заходил с ними и говорил: «Когда войдете, попытайтесь найти, что здесь главное, центральное в храме, а что наоборот лишнее, что мешает». Конечно, большинство сразу обращает внимание на центральный аналой. Говорю: давайте, уберем. Хорошо, в своем храме у меня была такая возможность — убираем аналой прямо у них на глазах. Что дальше? Царские врата, иконостас — их тоже когда-то не было. Мысленно убираем. Показываю им внутреннее пространство алтаря — здесь тоже интересно, а что тогда главное? Конечно, видят иконы, семисвечник — снова убираем. Наконец они видят: что это? Какой-то куб. Стол? Точно, стол. Для чего? Для трапезы? И как-то у них начинает складываться: смотрите, дорожка ведет к трапезе. А что за трапеза? Здесь что-то должны давать? Давайте подумаем. Что лежит на этом столе? — слово Божье. Слово Божье — пища. Хорошо, а кто дает эту пищу? Смотрим на икону: Христос стоит и раздает. Как официант. Ты сидишь, а Он тебе дает… Все это очень сильно меняет взгляд по отношению к Христу.

С. Сонина. В продолжение мысли, что меняет представление о Христе: катехизатор еще на первом этапе показал нам изображение Христа и Мины (где Спаситель обнимает Мину), это оставило впечатление на всю жизнь. Сейчас я понимаю, что это еще и образ Церкви. Не только Христа, но и Церкви.

А. Алиева. Я вспоминаю, как наши оглашаемые в первый раз приходили не в обычный храм, а в домовую часовню Свято-Филаретовского института. Она всегда производит большое впечатление благодаря своей соразмерности человеку. Если говорить о внутреннем пространстве храма, об архитектуре, то, конечно, современного человека формы, соразмерные ему, относительно простые и красивые, не оставляют равнодушным. А вот традиционное для России убранство храмов XVII–XIX вв. людям как раз не очень понятно.

А. Копировский. То, что сейчас сказала Анна, правильно. Мы с о. Георгием Видякиным даже хотели начать наш круглый стол фразой: «Использование архитектуры и внутреннего убранства храма для проповеди о Христе оглашаемым скорее невозможно». Если и не невозможно, то очень трудно, потому что храм в нынешнем своем виде приобрел и несет слишком много функций. И он больше говорит о старом, о том, что было на рубеже XIX — начала XX в., а это совсем не идеал церковной жизни. Всегда вспоминаю о. Александра Шмемана с его короткой и убийственной характеристикой: «Декорации заняли всю сцену» [1].

Идешь в храме и все время натыкаешься на «декорации», они как бы главные, а люди оказываются немного «при сем». Это неправильно.

Помнится, мы были с о. Георгием Кочетковым в Афинах, там все храмы прекрасные, идеальной сохранности. В цокольном этаже маленькое христианское кафе, теннисные столы, — все, что хотите, но народ реагирует вяло, все уже надоело. Тогда настоятель одного прихода в Пирее, это портовый пригород Афин, взял и с отчаяния выкопал около своего храма катакомбы по образцу римских, вставил туда росписи, — отбою от прихожан теперь нет. Молодежь готова стоять буквально насмерть, потому что дышать там очень трудно. Душно, но для них это то, что надо.

Душа ищет чего-то непростого, какого-то подвига, включенности во что-то значительное. Ведь еще очень важна включенность человека в храмовое пространство. Храмы XI–XII вв. (может быть, еще XV в.), предполагали, что входящий в них человек — неотъемлемая часть храмового пространства, на него и архитектура ориентирована. Интерьеры и система росписи, значительно более «бедная», немногословная, чем будет позже, предполагает своим нижним, четвертым, ярусом — живых людей. Это было даже не столько включение в богослужение, сколько включение во встречу с Христом, Который смотрит сверху, а снизу — вот они, живые люди. И святые — не посредники, они тоже включены в это пространство. Христос открывается человеку, собственно, в интерьере.

Когда это сейчас нарушено — чего мы хотим? Входящего в храм человека надо вести не так, как гид ведет группу («посмотрите туда, посмотрите сюда»). А например так, как уже говорилось, — задавая вопросы. Я всегда стараюсь приводить пример «экскурсии», описанной С. И. Фуделем: «В храм вошли два мальчика: одному лет шесть, другому меньше. Младший, очевидно, здесь еще не бывал, и старший водит его, как экскурсовод. Вот и Распятие. “А это чего?” — замирает младший с широко открытыми глазами. Старший отвечает уверенно: “А это — за правду”» [2]. И не надо ничего больше. Это на детском уровне, но мы сегодня уже отмечали, что часто взрослые лучше реагируют на детские слова, чем на взрослые.

Другой пример. Вы завели людей в храм и говорите: «Идите сами на поиски, найдите то, что вас затронет, что зацепит». Тогда можно сказать им это «что» в двух словах (по образцу: «это за правду»). И пока хватит, потому что оглашаемый в храмовом пространстве должен почувствовать себя просто не лишним и уловить то, что в такой организации пространства есть смысл.

Конечно, разрушенные храмы лучше «работают», чем сохранившиеся. Фрагмент отбитой фрески с одним глазом воздействует гораздо сильнее, чем целое изображение, потому что люди понимают, что порушено; по части иногда лучше видно целое. Даже пусть росписи XIX в., но если это — храм-мученик, то в людях поднимается естественное нравственное чувство, а рядом и духовное — что это поруганы сами святые, Сам Христос. Это очень сильный момент, вдохновляющий и освобождающий.

Наконец, последнее: недостаточная образованность, иногда просто необразованность и духовенства, и мирян, прихожан храма. Люди приходят в храм и ни на что не реагируют, им вообще, строго говоря, все равно, что там есть, лишь бы было. Иконы есть? Есть. С окладами? Отлично. А участие, личное отношение к иконе — это никому не нужно, ни священникам, ни мирянам. В этом смысле у нас действительно иконоборчество. Побольше все расписать, все завесить иконами. Почему у нас такое невероятно большое количество икон в храмах? Почему такая бессмысленная у них развеска? Потому что в советское время при закрытии храмов иконы, которые можно было спасти, или растаскивали по домам, или передавали в другой храм, где их тут же вешали на стены. Но это время давно кончилось, а иконы висят по-прежнему, и чем больше, тем лучше. Иногда храмы выглядят просто как какие-то церковно-археологические музеи — семь-десять икон Богородицы висят подряд. В музее это нормально, а здесь-то совсем другое.

Понятно, что по живому резать нельзя. Преодолевается этот непорядок не насильственной перевеской (ведь люди будут стоять насмерть: «Вы иконоборцы, зачем убираете иконы?!»). Важно образование. Нужно демонстрировать хорошие вещи, разъяснять смысл, двигаться постепенно. Профессор Санкт-Петербургской духовной академии Николай Васильевич Покровский в конце XIX в. пытался это делать, он хотел, чтобы церковь вошла в свое наследие, которое она фактически утратила. Знаете, кто отвечал за древние храмы в России? Министерство внутренних дел! В то время считалось, что нужно передавать церкви древние храмы с условием наличия соответствующего образования у духовенства.

 

Примечания

1 «Сколько в церкви попросту ненужного, но занимающего всю сцену» (Шмеман Александр, протопр. Дневники : 1973–1983. М., 2005. С. 79).

2 См.: Фудель С. И. У стен Церкви // Он же. Собр. соч. : В 3 т. Т. 1. М. : Русский путь, 2001. С. 155.

 

Традиция святоотеческой катехизации : Керигматическая проповедь о Христе слушающим и просвещаемым : Материалы Международной научно-практической конференции (Москва Московская область, 16-18 мая 2016 г.). М. : Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2017. с. 144-150.

Миссия

Современная практика миссии, методы и принципы миссии, подготовка миссионеров и пособия

Катехизация

Опыт катехизации в современных условиях, огласительные принципы, катехизисы и пособия

МиссияКатехизация
О насАвторыАрхив