Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Интернет-конференция, опубликованная на сайте www.psmb.ru 8 мая 2010 г.

Можно ли понимать слова «примириться со смертью» в смыс­ле «относиться к смерти спокойно, принимать её»? Я могу при­знать, что у смерти есть своя власть в этом мире, но я не могу не возмущаться при встрече со всяким проявлением смерти как в окружающем и окружающих, так и во мне самой. Чем боль­ше я встречаюсь с даром созидательной жизни, жизни в обще­нии, со всяким даром любви, добра и красоты, тем сильнее я ненавижу всякое действие неправды, греха, разрушения, смерти. В этом смысле мы со смертью – враги навсегда, о каком же примирении может идти речь?

Это замечательный вопрос. Полностью разделяю Вашу пози­цию. Ни о каком примирении со смертью в христианстве речи не идет. Господь не примирился со смертью, Он победил её Своим тридневным Воскресением. Поэтому если мы присоединяемся ко Христу всем сердцем, всей жизнью, всей душой, всем помышлением, каждым делом каждый день своей жизни – мы побеждаем смерть и наследуем Воскресение и Жизнь вечную. Если же мы живём по законам мира сего: по законам космоса, социума, семьи, природы, – то смерть не только не побеждена, она побеждает нас. Поэтому прекрасно, что у Вас есть возмущение против смерти. Ведь Писа­ние так и говорит: смерть – это последний враг Бога. Действуйте, исходя именно из этого опыта, присоединяйтесь ко Христу и слу­жите Богу по любви к Нему и ближним, служите Христу, Церкви, и Вы победите смерть.

В Пасхальном тропаре поётся «Смертью смерть поправ». В дру­гих песнопениях пасхальной службы тоже, на мой взгляд, скво­зит мысль, что смерть побеждается именно Смертью. Разве смерть побеждена не Воскресением? И возможно ли победить смерть не Смертью?

В Вашем вопросе есть небольшое недоразумение. Победа Хрис­та над смертью происходит, конечно, в Воскресении Его из мёртвых. Но оно было бы невозможно, если бы не было Голгофской жерт­вы, как проявления той величайшей любви в самоотдаче, которая привела Господа к Смерти. И этот же Дар Любви вел Его к Воскре­сению. В учении Церкви и в христианской жизни мы не отрываем Смерть Христову от Христова Воскресения, поэтому можем сказать, что Господь попрал смерть Смертью – и в то же время что Он попрал смерть Воскресением. И то, и другое верно; и то, и другое – проявления победы Христовой, Его Любви, Божьей победы над злом и тьмой, мраком мира сего.

Смерть – это благословение или проклятие? С одной сторо­ны, Бог смерти не творит и смерть – это враг, а с другой сто­роны, смерть – приобретение и возможность более полно быть со Христом для ап. Павла и для многих святых. Это то, чего надо страшиться, или то, чего надо чаять, или просто относиться к этому как к обычному бытовому явлению?

Смерть – это последний враг Бога, значит, следствие проклятия, происшедшего от грехопадения Адама и Евы. Поэтому благослове­нием смерть никак не может быть. Христова Смерть – это, как я только что сказал, следствие самоотвержения Христа, Его Любви. Но это и попытка мира сего отомстить за Любовь через умерщвление Господа на кресте, попытка неудачная, потому что через Воскресе­ние произошла победа Христова. Конечно, мы не можем относиться к смерти равнодушно или видеть в ней просто бытовой случай. Это в первую очередь явление духовное, в большей степени, чем физио­логическое, биологическое или родовое.

Мы должны бороться со смертью. В XIX в. был замечательный русский мыслитель Николай Фёдорович Фёдоров, который вообще считал, что главной целью жизни православного христианина явля­ется борьба со смертью до воскресения каждого человека, вплоть до действенного желания воскресить не только себя, но и своих предков. И это учение Фёдорова, вдохновлённое Христовым Воскре­сением, привлекло большое внимание его современников и нашло большое количество приверженцев и в дальнейших поколениях. До сих пор существуют его «ученики», т. е. люди, полностью разделяю­щие его взгляды. Мы можем не разделять некоторых конкретных взглядов Н.Ф. Фёдорова на воскресение предков, но само стрем­ление победить смерть практически, сейчас же, ещё живя на земле, сделать победу жизни над смертью зримым для всех актом жизни, конечно, может быть только поддержано. Другое дело, что эта по­беда не может восприниматься только натуралистически или физиологически: как смерть не просто физиологический акт, так и побе­да над смертью всегда акт духовный. И то, и другое не столько факт, сколько акт. Имейте, пожалуйста, это в виду, и тогда Вы поймёте, что Вам дальше в жизни делать.

Что можно сказать в утешение матери, которая потеряла ма­леньких детей, да ещё некрещёными? Стандартные обычные слова о том, что погибшие младенцы уже у Бога, что семья об­рела молитвенника на небесах и тому подобное, на практике, как оказалось, неглубоки и звучат скорее как насмешка над материнским горем, чем как серьёзный ответ, в котором мож­но черпать поддержку в жизни.

Если мать теряет детей, которые остались некрещёными, это, ко­нечно, в любом случае человеческая трагедия и испытание нашей веры и надежды. Мы надеемся, что, как сказано в молитве о младенцах, умерших до крещения, Господь окрестит их «в море Своих щедрот» (т. е. Своего сострадания). Поэтому для матери единственное уте­шение – это прежде всего надежда на Бога, а ещё – внутренняя потребность послужить Ему, как бы восполняя то, что должны были бы сделать на земле её дети. Пусть именно мать теперь послужит Христу, может быть, тогда она сможет ощутить, что христианская вера, любовь и надежда разрешают даже такие трудные обстоятельства и приводят к победе Жизни. Не стоит доверять тем людям, которые говорят, что младенцы, умирая, сразу становятся ангелами и т. д. Церковь учит о первородном грехе, который касается лично каждо­го человека на земле. Без тяжести первородного греха родился лишь Сам Христос. Все остальные – абсолютно все, даже Божья Ма­терь – не лишены ответственности за первородный грех, не осво­бождены от его последствий. Тут надо иметь трезвенность. И воз­можно, прав тот человек, который в таком предложенном матери утешении почувствовал фальшь: конечно, это был нехристианский ответ. Это просто желание уйти от ответа. К сожалению, очень часто люди, не зная христианской веры, предлагают такие якобы ответы, которые ничего хорошего в себе не несут, в них нет никаких прав­ды и истины.

Если кто-то умер, можно ли сказать, что смерть произошла по Божьей воле, потому что Бог даёт жизнь и только Он может её отнять? Или всё-таки смерть – попущение, и ей пока дана воз­можность забирать жизни до окончательной победы Христа над смертью после Парусин?

Смерть человека не может быть в полном смысле слова «по воле Божьей», ведь, как я уже дважды упоминал, смерть – последний враг Богу. Он не может желать победы над Собой Своему врагу. Другое дело, разговор о тайне жизни человека на земле, о тайне его судь­бы. Все знают, что смерть может быть «безболезненной, непостыд­ной, мирной», христианской и, таким образом, служить как бы мости­ком, как раньше говорили христиане, переходом в Жизнь вечную. Тело душевное должно умереть, чтобы воскресло тело духовное, чтобы человек мог обрести в духовном теле спасение, воскресение и Жизнь вечную. В этом смысле мы со смертью хоть и не соглашаемся и не примиряемся, но понимаем, что смерть физического тела для каждого человека неизбежна. Но смерть – это не исполнение воли Божьей и не попущение Божье. Бог не попускает смерть, как попус­кает некоторые вещи нерадивый родитель. Будьте внимательны, по­жалуйста, к тем характеристикам, которые Вы даёте нашему Господу, чтобы не погрешить против истины. Он борется со смертью и при­глашает каждого из нас с ней бороться. Он хочет, чтобы мы напол­нились любовью, верой, свободой, истиной, надеждой и жизнью.

Едва ли в мире сем тайну смерти человеку удаётся осмыслить в полноте, но не задумываться о ней, не пытаться понять дух и смысл, значение того, как уходят люди близкого нам круга, мы не можем. Последние дни и часы Христа на земле – урок, в котором не было мелочей и случайностей.

А есть ли, как Вы думаете, элемент случайности в смерти обычных людей? Один отошёл ко Господу в храме во время Ли­тургии, другой – по дороге на встречу общины, третий погиб в авиакатастрофе, а четвёртый вечером мирно уснул в своей постели, а утром не проснулся... Для знавших отошедшего, по­скольку им до конца не проникнуть в тайну Божью, что следу­ет считать уроком? То, что Господь открывает им сейчас? Но мы знаем, как со временем может меняться у людей осмысле­ние событий своей жизни...

Уроком надо считать только одно – Смерть и Воскресение Христа. Взирать надо на Начальника и Совершителя нашей веры, а не на ту или иную причину смерти кого-то из окружающих нас лю­дей, родственника или не родственника, близкого нам по духу или не близкого – всё равно. Есть ли в смерти элемент случайности? Ответ может быть разный. Я уже говорил, что кончина может быть безболезненной, мирной, христианской, она может быть «переходом» к Жизни вечной или свидетельством того, что человек прожил свою жизнь злобно, безблагодатно, греховно и беспросветно. Вообще по тому, как человек умирает, очень ясно, как он жил. Каждый человек умирает по-своему, не так, как другой. Но одни отходят ко Господу, и это действительно видно по их мирному духу, по тому, что даже плоть умершего человека, если он жил свято, становится источником благословения Божьего. А другие умирают так, что страшно смот­реть. Не только в смысле внешних мучений – иногда терпят тяжё­лые мучения и святые люди, преданные Богу: мученики, исповедники веры, – а в смысле того, какой дух исходит от умирающего и даже после его смерти отражается на лице. Так что смерть – вещь не то чтобы закономерная, но и не случайная. Она из другого ряда. Она вещь экзистенциальная, духовная, что, впрочем, ещё не означает, что она от Бога. Поэтому мы, признавая смерть духовным, экзистенциаль­ным явлением (находящимся, таким образом, вне ряда закономерностей и случайностей), не признаём в смерти действия Божьей благо­дати и исполнения воли Божьей.

Почему у одних смерть лёгкая, например во сне, а другие ис­пытывают физические мучения, вплоть до необходимости обез­боливания морфием. Можно ли сказать, что это наказание за неправильно прожитую жизнь? Вот такой мучительной смерти я очень боюсь.

Могу ответить в продолжение сказанного выше только одно: будьте верующей и верной. Если в Вашем сердце будет вера и в Вашей жизни – верность, никакое искушение сверх сил не коснётся Вас ни в этой жизни, ни при наступлении момента смерти, ни в том существовании, которое Вы обретете после неё.

Уместно ли различать смерть «естественную» и «противоестест­венную» (насильственный уход из жизни), т. е. смерть, вызван­ную разными обстоятельствами? Спрашиваю, потому что мне ровесник недавно попенял: «Ну что ты всё – "в разборке уби­ли", "в теракте погибли" – вон, сколько на дорогах гибнет!» Или – молодая женщина недавно сказала: «Ну что же это та­кое, Папа – и против абортов так выступил!..»

И люди-то все – хорошие, добрые, а к согласию – не при­ходим.

Я всё же склонна различать, как тот или иной человек ушёл из жизни. И, пожалуй, не менее значимо то, что при этом дела­ли оставшиеся в живых. Или я зря усложняю?

Я уже говорил о том, что люди умирают очень по-разному и по их смерти можно многое сказать об их жизни. Хотя последний суд всё-таки всегда принадлежит Господу Богу. Мы не судим людей, но, конечно, делаем определённые духовные выводы из того, что видим. Действительно, бывает такая смерть, которая не вызывает отчаяния, или какого-то крайне тяжёлого состояния. А бывает смерть, которая яв­ляется прямым откровением ада, в которой явно ощутимо действие зла этого мира. Любая смерть – враг Богу, но всё-таки проходят через неё люди по-разному. Смотрите, как Вы живёте, и тогда у Вас не будет сомнений относительно того, как придётся умирать, для Вас искушение смертью не будет роковым и неизбывным, непреодолимым.

То, как человек уходит из жизни, очень значимо. Конечно, из это­го нельзя сделать вывод, что эта жизнь лишь подготовка к смерти, сказать так было бы неправильно. Земная жизнь имеет свою цен­ность, уникальность в очах Божьих и для самого живущего челове­ка. Но смерть как некий венец земной жизни может протекать по-разному. И надо надеяться, что с Божьей помощью можно будет встретить этот час достойно, по-христиански, и перейти через врата смерти, не потеряв дара Божьей Любви и тем самым Дара вечной Жизни.

Бог смерти не творил, однако в Ветхом завете израильский народ не раз призывается к истреблению людей и народов, впавших в грех. Что это – действительная воля Бога погубить чуждое и оградить тем самым от зла Свой народ, божествен­ный промысел о грешниках (лишив физической жизни, не дать душе грешника окончательно погибнуть) или искажённое по­нимание ветхозаветными людьми воли Божьей?

Это свидетельство того, что бывает с людьми, которые ещё не восприняли благодати и любви Христовой и вынуждены искать Бога скорее через Закон. Но любой закон всегда говорит не только о том, что надо делать, но и о том, что будет, если человек не испол­нит заповедь, нарушит этот закон. А коли есть тема преступления и наказания, то, конечно, в крайних случаях, наиболее серьёзных, воз­никает вопрос о смертных грехах, т. е. о таких грехах, которые при­водят к смерти. Действительно есть грехи, которые человека убива­ют. Это не только собственно убийство, но и многие другие смерт­ные грехи: и прелюбодеяние, и богохульство, и идолопоклонство, и работорговля, и нарушение заповеди почитания Бога в субботу, по­читания родителей и т. д. Поэтому мы должны понимать, что когда как бы от имени Бога произносятся повеления, тот или иной пророк или тот или иной святой человек говорит, что нужно кого-то предать смерти, то этим хотят сказать, что грех, за который следует такое наказание, – смертный, самый тяжкий, оставляющий человека без Бога, без источника жизни и без самой жизни. Это грех, которого надо больше всего бояться, от которого надо всеми силами уходить. Вот в этом смысл этого опыта, этих слов Писания. Нам нужно, конеч­но, помнить, что эпоха Закона прекратилась вместе с приходом Христа, и если человек вмещает благодать Христову, благодать Святого Духа, если он соединяется с Богом, то таких ситуаций не возникает, за исключением одной, крайней: в Писании Нового завета не случайно говорится, что хула на Духа Святого не прощается «ни в веке сем, ни в будущем». Это тоже смертный грех, но только чисто мисти­ческий. Поэтому мы, конечно, не отвергаем благодати Христовой, не хулим Духа Святого, мы стараемся жить в Христовой Любви и иметь твёрдую надежду на дар Жизни Христовой, Жизни вечной.

Христиане иногда объясняют смерть человека в результате бо­лезни или несчастного случая (особенно, если это касается ре­бенка) заботой Бога об этом человеке. Считается, что таким образом Бог, заранее видя (предвидя) дальнейшую судьбу человека в мире, уберегает его от более тяжёлых ситуаций (на­пример, тяжкого греха) и потрясений. Насколько оправдана такая точка зрения?

Очень боюсь, что она не оправдана ни насколько. Эта позиция не имеет никакого оправдания, кроме психотерапевтического. Мож­но, подобно психотерапевту, успокаивать человека, придавая смысл смерти близких. Но смерть не имеет смысла, она апофеоз бессмыс­лицы и бездуховности (если иметь в виду Дух Божий), она есть вы­холощенная пустота, апофеоз этой пустоты и мрака. Поэтому все попытки придать смерти смысл, говорить, что вот, мол, Бог отнял у че­ловека жизнь для того, чтобы тот больше не согрешил или ещё из-за чего-нибудь, – это, конечно, очень наивная, детская позиция, ко­торая не может быть всерьёз рассмотрена и принята.

Совершая убийство, человек оказывается свободен распоря­жаться жизнью другого человека. Может ли Господь ограничить такую свободу и предотвратить убийство? Если может, то поче­му не всегда ограничивает?

Как это «не всегда ограничивает»? Господь всегда ограничивает такого рода действия! К тому же это вовсе не есть свобода, это произвол, хаос, беззаконие, это следствие греха и само по себе грех. Поэтому убийство ограничено самой категорической заповедью: под страхом смерти не убивать ближнего своего. Другое дело, как че­ловек реагирует на волю Божью, исполняет он её или не исполняет. Это уже ответственность человека. Человек свободное существо и может злоупотребить своей свободой. Но Бог не может отнять сво­боду у человека, иначе Он отнимет у него и разум, и сам человечес­кий образ. Бог этого не делает, но Он предупреждает от злоупотребления, тем более от таких вещей, как убийство.

Мы часто говорим, что мир создан Богом разумно, и красота мира даёт нам возможность судить о красоте его Создателя. Од­нако если посмотреть на животный мир, мы увидим, что и в отсутствие человека он живёт по довольно жестоким законам, когда одни животные являются пищей для других, и чем слабее тот или иной представитель, тем сложнее ему выжить. Этим достигается гармония в мире. Но неужели такая гармония для Бога важнее, чем жизнь тех, кого Он создал? Или всё это – результат человеческого грехопадения, и как следствие, отпа­дения всего мира от Бога? Или это – несовершенство сотворенного мира, который человек призван преображать и возде­лывать? Как это лучше понять и объяснить?

В конце своего рассуждения Вы совершенно правы. Это имен­но свидетельство о ещё не достигнутой гармонии. Бог ведёт Свой мир к гармонии, Он дарует возможность её достижения, призывает к ней и человека, и животный мир, и весь физический мир. Но гармо­ния не может быть обретена без человека, без победы Христовой Любви. Конечно, то, что естественно для законов жизни животного мира, в том числе поедание одним существом другого, не может быть признано последним словом мировой гармонии. Но потому-то и не ограничивается Господь сотворением мира, Он создаёт и человека и даёт ему заповедь о том, как человек должен распоряжаться ми­ром, как он должен жить в этом мире, чтобы очеловеченный мир пришёл к гармонии.

Скажите, может ли человек быть готов к смерти? Что он дол­жен при этом чувствовать? И что значит для христианина – не бояться смерти?

Быть безусловно готовым к смерти, я думаю, невозможно. Смерть есть тайна, так же как жизнь человека есть тайна, и вполне подгото­виться к откровению тайны нельзя. Можно – в силу вот этой глу­бокой связи жизни и смерти человека – по духу не очень боять­ся смерти, можно мужественно относиться к её приближению или к её наступлению, можно не унывать, не впадать в истерику, в отчая­ние – это возможно. Можно умирать с полной верой в присут­ствие Христа, присутствие благодати Духа Святого, в наследие Жиз­ни вечной, приближение Царства Небесного – всё это можно. И не только можно, но и нужно. И это будет блаженная смерть, та, которая вызывает у людей вдохновение и восхищение, хотя все понимают, что смерть есть смерть и она никогда не будет источником вдохновения в чистом виде, сама по себе. Она всегда будет иметь враждебный Богу характер.

Что должен чувствовать человек при приближении смерти? По-моему, только одно – он должен не просто смириться с судьбой, не просто поплыть по течению, он должен проявить веру в победу жизни, в Воскресение Христово, а значит, и в дар Воскресения и Жизни вечной от Бога человеку с надеждой, что этот дар будет дан и ему лично. Нельзя сделать такой подарок самому себе, но надеяться на Бога здесь можно, и это будет не лживая надежда, а та, которая не постыжает. Это очень важно в наше время, потому что сейчас люди как никогда панически боятся смерти. Чем больше смертей мы на­блюдаем, чем больше её суррогатов всякого рода мы видим, в том числе во всяких компьютерных играх, фильмах или каких-то ещё рассказах и показах, тем неадекватнее современный человек отно­сится к реальной смерти. Некоторые совсем перестают чувствовать важность смерти другого человека, и при этом оказываются слиш­ком беспомощны в случае приближения смерти к ним лично, не под­готовлены, растеряны, а часто подавлены и раздавлены этой смер­тью. Они считают, что теряют через неё сразу всё, всякую надежда на жизнь, на общение, на любовь. Это фактическое неверие, конечно, подавляет многих современных людей, но христианин должен это­му противиться.

У меня не получается объяснить своей дочке, которой четыре с половиной года, как без страха относиться к смерти, если в то же время ей часто «угрожают», что если, допустим, она залезет на окно в детском саду, то выпадет, разобьётся и умрёт, или не разрешают выйти на дорогу, не глядя по сторо­нам, так как поедет машина, её задавит, она умрёт и тому подобное. В итоге она спрашивает: «Мама, так умереть это страшно или нет?», – а когда я привожу аргументы в пользу «не страшно», то она спрашивает, почему же её этим пугают. Мы всей семьёй каждый день молимся и читаем с детьми Пи­сание, но с этим вопросом я запуталась в объяснениях, помо­гите, пожалуйста.

Вот это как раз важный современный пример, где обе позиции неправильны. Сказать, что «не страшно», – будет неправдой; ска­зать, что «страшно», и на этом замолчать, поставить точку, – тоже неправда. Нужно, чтобы человек, зная, что враг Божий всегда и для нас враг, понимая, что не надо способствовать приближению смерти как своей, так и других людей, при этом мог бы ощущать себя бор­цом со смертью, сопротивляться ей, с одной стороны, своей верой и любовью, с другой – просто своим осторожным поведением, следованием правде жизни. Это правда, которая от Бога, и закон жиз­ни, который позволяет уберечь человека от безвременной кончины или от несчастных случаев. Как много детей и взрослых гибнет про­сто по глупости, по бездумью. Конечно, надо указывать с детства, что такое поведение недостойно. С другой стороны, уже детям нуж­но говорить, что есть вещи, за которые можно умереть, за которые умирать не стыдно, что есть смерть постыдная и непостыдная, без­болезненная и мирная. Вот к чему в своей «первой смерти» должен стремиться человек.

Прежние поколения, насколько об этом можно судить, прекрас­но понимали, что смерть всегда рядом, возможно, готовились к ней. Современное молодое поколение живёт, не задумыва­ясь о смерти, из повседневной жизни её убрали, а старость когда ещё придёт...

Весьма не просто говорить с молодыми людьми на подоб­ную тему, поскольку она им малоинтересна. Поэтому оказыва­ется малоинтересна и тема воскресения. Какими могут быть осо­бенности бесед с молодёжью на тему смерти? Что может мо­лодых людей зацепить?

Действительно, с молодёжью говорить о смерти трудно, молодёжь вся устремлена вперёд. Это естественно для её возраста. Да, рань­ше люди были значительно ближе к природе, к естественным про­цессам в обществе, в семье, как и во всём мире, и поэтому они трез­веннее относились к таким вещам, намного проще, чем мы, иногда даже упрощённо. Например, я замечал, что при всём трагизме смерти младенцев, когда детей в семье было десять, а то и больше, смерть но­ворожденных оказывалась хоть и памятным событием, но не такой трагедией, как это бывает сейчас, что очень чувствуется и явно вид­но. Поэтому в наше время, когда каждый человек на счету, в семье чаще всего лишь один или всего два-три ребенка, люди зациклены на себе, им обещают счастливую жизнь, желают здоровья, вот этого самого счастья. Процветает эвдемонизм: представление о цели жизни как о внешнем счастье, об удовольствии, которое надо получать преж­де всего. Конечно, здесь часто проявляется всё наше сибаритство и эпикурейство, т. е. всё наше язычество. Поэтому мы так сюсюкаем­ся с маленькими детьми, у нас нет к ним трезвого отношения, мы неестественно относимся к жизни и смерти.

Да, с молодёжью говорить о смерти очень трудно, и тем более трудно говорить о воскресении. Если смерть они ещё воспринима­ют как некий итог жизненного пути, как то, чего никто в своей судь­бе не обойдёт, то разговор о воскресении идёт совсем туго, потому что здесь никакие естественнонаучные аргументы не подходят, а тот опыт и те знания, какие есть у молодёжи, в таком разговоре, как пра­вило, не могут пригодиться. Мне мало приходилось беседовать с молодежью о проблемах смерти и жизни, о воскресении. Обычно эти вопросы у неё возникают позже. Может быть, это даже нормально. Я могу говорить только о своём опыте, потому что не знаю, как это делают другие, – я никогда не навязываю таких тем для разгово­ра. Вот, допустим, молодёжь интересуют сексуальные проблемы, это всегда пожалуйста, или вопросы создания семьи и все роды ослож­нений, которые с этим связаны. Тут у людей глаза горят, им это ин­тересно, это щекочет нервы, и им кажется, что тут всё нормально. Но говорить о смерти приходится редко, только в тех случаях, когда умирает кто-то из близких людей, а человек так воспитан или так психологически устроен, что он никак не может этого пережить. Это рождает свои психические или духовные осложнения: человек начи­нает предъявлять претензии всем людям и даже Богу, – вот тут приходится говорить на эти темы, но всё-таки в особом ключе. По­этому если бы мне и пришлось говорить о смерти с молодёжью, я бы, наверное, не начинал с античного «memento mori» – «помни о смерти», я исходил бы из более христианского тезиса: помни о жиз­ни – и в век не согрешишь! А смерть в этом смысле я рассматри­вал бы как то, что венчает жизнь человека, показывая её качество, подводя итог духовным достижениям или провалам, и считал бы, что этого для начала достаточно.

История XX века, за который наш народ прямо и косвенно по­терял более ста миллионов человек убитыми в репрессиях и вой­нах, сделала смерть явлением, присутствующим в жизни чело­века ежедневно на протяжении трёх поколений. Сегодня ко­личество абортов и сопоставимое с ними количество жертв ава­рий на дорогах, то, что Россия занимает первое место в мире по количеству смертей от криминальных убийств – это плоды той антропологической катастрофы, которая произошла в на­шем народе. Ни своя личная жизнь, ни тем более жизнь другого человека не воспринимается больше как величайший дар и величайшая ценность, которая обязывает тебя не растрачивать её впустую, не говоря уже о спокойном отношении к смерти. Не означает ли это, что произошло фактическое примирение со смертью? Как тот морок тьмы, который накрыл народ, не по­нимающий, что происходит. И если в этой догадке есть хоть доля смысла, то с чего же надо начинать, чтобы помогать людям освобождаться от бездумного и «легкого» отношения к жизни и смерти? Как донести сегодня до человека и смысл, и силу слов Господа: «Жизнь и смерть предложил я тебе, благослове­ние и проклятие. Избери жизнь...» (Втор 30:19)?

Конечно, то, что в XX веке в нашей стране произошла антрополо­гическая катастрофа очевидно. Отрицать её невозможно. Пройти через три поколения тоталитарного строя, причём одного из самых страшных в мире, и не иметь такого рода последствий было невоз­можно. Конечно, у людей исказились представления и о жизни, и о смерти, они стали более однобокими, плоскими, поверхностными, ма­териалистическими, опять же бездумными, пустыми. Это всё правда. Люди предпочитают не думать вообще ни о чём, кроме того, что даёт мгновенные выгоды или наслаждения. Они прожигают жизнь и час­то отдают её ни за что, «за понюшку табака». В то же время все цепляются за жизнь, за все формы её проявления, даже там, где по этическим или иным подобным основаниям цепляться явно не нуж­но, где нужно думать о том, за что ты можешь отдать свою жизнь. Да, это всё – проблема.

Вы спрашиваете, не произошло ли фактически примирения со смертью. Многие люди хотели бы этого примирения, но понимают его искажённо. Полного примирения со смертью быть не может, оно может быть только через Смерть и Воскресение Христа. И то, это примирение не со смертью, а с Богом, а значит, вкушение Дара Жиз­ни вечной.

Как с этим бороться – трудно сказать. Только одним – про­поведью Жизни вечной, жизни во Христе, и самой жизнью в благо­дати Святого Духа в Церкви. Только в служении Богу и Церкви и в общении Святого Духа и общении святых можно обрести выход из положения. А в этом и заключается смысл всей христианской жиз­ни. Освобождаться от бездумного, «лёгкого» отношения к смерти и жизни по-другому невозможно. Если человек обдумает в глубине своего сердца, в «сердцевине» своей жизни слова Бога, Который повелевает нам избрать жизнь, благословение, а не проклятие и смерть, – вот тогда эти проблемы для него решатся. Не откроет человек своего сердца – он никогда не решит этих проблем, он сам будет мучиться, страдать, он будет заставлять других страдать и му­читься, но он никогда ничего не решит. Это надо очень хорошо знать. Далеко не все пути ведут к Богу, и далеко не все пути в жиз­ни решают такого рода вопросы. Надо выбирать, надо от чего-то отказываться ради того, чтобы получить от Бога большее – драгоценную жемчужину Царства Божьего, Царства Любви и Свободы, Царства братолюбия и боголюбия.

Правозащитники считают, что жизнь человека бесценна, а как оценивается жизнь человека с христианской точки зрения? Может ли христианин пожертвовать своей жизнью ради каких-то, может быть, более высоких ценностей?

Этот вопрос сложнейший. Современные люди не любят думать на эти темы, я уже об этом упоминал. Сегодня у нас возникает удиви­тельная параллель, удивительное пересечение тем в вопросах самых разных людей, и меня это очень радует. Значит, людей волнует что-то самое важное, где бы они ни жили, кем бы они ни были.

Да, христианин должен понимать: бесценной человеческая жизнь становится только в том случае, если она проникнута Любовью и Духом Божьим. Любовь Божья, соединённая Духом божественным с любовью человеческой, – вот это бесценно. А сам по себе чело­век, если он лишён Духа Божьего, Любви, не может быть оценён как нечто бесценное.

Далее, несмотря на такую бесценность жизни человека, всегда возникает вопрос о жертве своей физической жизнью ради чего-то главнейшего, важнейшего. Одни люди жертвуют собою ради Бога, другие – ради Церкви, третьи – ради ближних, спасая их от вер­ной смерти, считая, что их собственная жизнь менее нужна людям, чем жизнь тех, кому грозит гибель. Всё это – основания достойные. Есть и иные вещи, за которые люди готовы умереть или были готовы уме­реть в недалёком прошлом, такие, как высшие этические идеалы: достоинство, честь и т. п. Конечно, есть и более языческие представ­ления о высших ценностях, например, когда это не просто честь, а ещё и личная слава. Некоторые умирали за своё социальное, экономическое, политическое достоинство или за своё имущество. То есть очень важно, что стоит на вершине бытия человека, очень важ­но, какова реальная иерархия его ценностей, т. е. чем человек мо­жет пожертвовать, сохраняя что-то высшее. От того, что стоит на вер­шине его бытия, зависит, как он в принципе может распорядиться своей жизнью, может ли он отдать свою жизнь за что-то или за кого-то или он свою биологическую или физическую жизнь ценит как Бога, ставит её на место Бога и ни за кого и ни за что более отдать её не может. Вот об этом нужно думать каждому человеку, и здесь надо проверять себя именно на практике жизни, а не просто в мечтах или идеологических построениях.

Может ли христианин служить в войсках ОМОНа, СОБРа или добровольно (по контракту) служить в армии, ведь, возможно, придётся принимать участие в боевых действиях, убивать? Су­ществует заповедь «не убивай», и в то же время святые отцы (например, Сергий Радонежский) благословляли войска на рат­ные подвиги, на убийство вражеских солдат. Помогите, пожа­луйста, разобраться с этим противоречием.

Конечно, в Ветхом завете «не убий» было сказано прежде всего не в абсолютном смысле, а в смысле: не убивай никого из народа Божьего, из своих братьев и сестёр, из ближних и близких. В Ветхом завете имелось в виду именно это. Судя по всему, Вы читали Ветхий завет и, если так, прекрасно знаете, что там очень много крови, очень много убийств, которые часто оправдываются прямо авторитетом Божьим. И в этом действительно есть некоторое противоречие, не­которая трудность, да и современная гуманистическая этика предпо­лагает, что каждый человек абсолютно ценен, что сама по себе его физическая жизнь бесценна. Но о том, насколько она бесценна, мы говорили только что, когда разбирали предыдущие вопросы. Поэто­му вопрос лишь в том, сам ли человек отдаёт себя и свою жизнь или кто-то забирает её у него. Мы не должны быть теми, кто забирает жизни других людей. Мы должны бороться против смертной казни, имея в виду все те последствия антропологической катастрофы, о которых уже упоминали. Нам нужно действительно вспомнить древ­ние запреты христианам служить в армии, быть палачами, исполнять смертные приговоры, даже если это совершенно законное действие, уж не говоря обо всех видах незаконных или полузаконных действий.

В древности нельзя было быть христианином и в то же время про­фессиональным солдатом, воевать, участвовать в боевых действиях. Да, иногда человеку приходилось это делать; когда возникала ситу­ация выбора из двух зол, он должен был иногда идти на зло мень­шее, подобно ветхозаветным случаям, когда кто-то убивал кого-то ради того, чтобы спасти невинного, ради того, чтобы спасти свой народ, свою семью, свой город, свою деревню от истребления или от рабства и ига. Но мы должны знать, что это всегда компромисс, это всегда безблагодатная ситуация выбора из двух зол меньшего.

Вы должны знать, что в церкви существует канон свт. Василия Великого, который не отменён до сих пор, о том, что всякий, если он участвовал в войне, даже если он кого-то убил по приказу сво­его начальника, высшего офицера, несёт за это ответственность. Он, конечно, несёт её не так, как простой убийца: в случае убийства на войне предполагается в несколько раз меньший срок епитимьи, т. е. отлучения от церкви, от причастия, но этот срок есть. В древности за обычное убийство отлучали от церкви, от причастия на пятнадцать лет, а за убийство на войне, которое солдат совершал по приказу влас­ти, – на пять лет. Об этом каноне, к сожалению, редко говорят и ещё реже его исполняют, но всё-таки и о нём нам надо знать.

Надо помнить, что священнослужителям до сих пор запрещает­ся носить оружие, так же как запрещается вносить воинское оружие в алтарь. Правда, непонятно, почему в алтарь – нельзя, священнос­лужителям – нельзя, а простым мирянам и, скажем, домой себе мож­но. Это, конечно, тоже плод раздвоения и компромисса, который по­явился в истории церкви в так называемый константиновский пери­од её истории, когда были установлены не совсем правильные и здо­ровые отношения церкви и государства, когда государство опиралось на церковь, а церковь опиралась на государство.

Всё это и привело в наше время к излишним компромиссам, к тому, что церковь иногда благословляет и освящает бомбы, оружие, танки, и ядерные ракеты, и подводные лодки и т. д. и т. п. Этого не сле­дует делать. Не надо их проклинать, потому что мы понимаем, что у государства существуют свои задачи защиты всего общества, всех людей, неверующих и верующих тоже. А с другой стороны, церковь ведь не государство, и поэтому то, что позволено государству, может быть не позволено церкви, то, что позволено церкви, может быть не всегда позволено государству. Так что это вопрос очень важный и очень серьёзный.

Должен заметить под конец, что Сергий Радонежский не благо­словлял войска на ратные подвиги. Он благословил лишь двух сво­их монахов пойти на жертву собою для вдохновения других в войс­ках – Пересвета и Ослябю. И то целый ряд серьёзных историков считает, что даже это легенда, а не исторический факт. Так что это всё очень сложно. Чаще всего христиане всё-таки жертвовали со­бою, но не другими. Повторяю, если бывает какое-то относительное оправдание и смягчение отношения церкви к участию в войне или к убийству врага, то это всегда воспринимается как компромисс или как то, что всё равно является грехом, хотя и меньшим, при необхо­димости выбирать из двух зол или грехов. Церковь готова идти на­встречу таким людям, но всё-таки не до конца.

В фильме Тарковского «Андрей Рублёв», известном многим, мо­нах, святой Андрей Рублёв говорит явившемуся ему из высшего, гор­него мира его учителю прп. Феофану Греку: «Вот, я убил того, кто покусился на жизнь юродивой девушки, и нет мне прощения». А в ответ на свою жалобу слышит от него такие замечательные слова: «Господь тебя простит, а ты себя не прощай, так и живи между Бо­жеским прощением и собственным непрощением». Вот это, мне ка­жется, очень мудрая и глубокая мысль, соответствующая христианс­кой вере.

Недавно умер мой очень близкий человек, и самое главное, что мешает мне примириться с его смертью, это то, что я не знаю, какова будет его дальнейшая судьба. Когда смерть подходит так близко, тут оказывается, что всё, что я раньше знала о ней, ста­новится как бы не очень понятным. Очень страшно за близко­го человека. Я молюсь о нём, но мне кажется, что этого мало. Что может сделать христианин для человека, которого уже нет рядом, как он может помочь ему своей любовью?

Как раз молитвой и можно помочь! А что такое молитва, по-Вашему? Молитва за усопшего это и есть проявление любви к чело­веку, ушедшему с этой земли. Ничего другого для ушедшего сде­лать нельзя. Нужно только вспомнить всё хорошее, что вызвало в Вас ответную любовь, всё, что осталось в Вашей благодарной памя­ти. Это называется поминки. Для такого рода воспоминаний они и собираются, а не для того, чтобы выпить и закусить, как на язычес­кой тризне. Да, Вы не знаете, что будет дальше с Вашим близким человеком, но Вы и не узнаете, это не в Вашей власти, это знает один Господь. Отдайте это в руки Божьи, в руки божественной Любви, и, уверяю Вас, никогда об этом не пожалеете.

Как справиться с пустотой в душе после смерти близкого че­ловека?

Только проявлением любви. Ведь Вашу душу нельзя наполнить ничем, кроме любви к Богу и к самому ушедшему человеку. Сохра­няйте же к нему любовь, несмотря на то, что Вы его не видите и уже никогда на земле не увидите. Приносите плоды этой любви, но так­же приносите плоды любви к Богу, к ближним и помните, что имен­но по плодам такого рода Господь будет судить всех людей. Там не будет пустоты, там не будет полного уничтожения и мрака, где есть такая любовь, вера и надежда!

Текст приводится по: Кочетков Георгий, свящ. «Беседы по христианской этике». Выпуск 10. – М.: Свято-Фи­ларетовский православно-христианский институт, 2011. – 64 с.