Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Сегодня – предпоследняя беседа по христианской этике в этом году до лета, до перерыва, и тема у нас сегодня довольно сложная, хотя, как все сложное, звучит довольно просто: «Грешно ли стремиться к наслаждению». Тема эта может обсуждаться, но обычно или не об­суждается, а лишь подразумевается, или обсуждается как-то косвен­но, либо шутливо. С одной стороны, разговор о наслаждениях счи­тается чуть ли не дурным тоном, а с другой – совсем наоборот: по­пробуйте-ка оторвать людей от тех наслаждений, к которым они при­выкли, и вы увидите, что при этом получится. Здесь я не говорю о каких-то злодеях, о каких-то нездоровых людях, я говорю о здоро­вых, о самых нормальных, таких, как мы с вами.

Еще труднее говорить на эту тему в контексте тех бесед, которые мы с вами ведем, в контексте христианской этики. Дело в том, что в истории много говорилось на эту тему, и, увы, многое говорилось не­удачно. И до сих пор, при самых лучших намерениях, многое гово­рится неудачно. А оказалось, и история это подтвердила и продол­жает подтверждать, что это одна из самых важных проблем челове­ческой жизни, и ее не снять примитивно, так, как иногда делает это современная культура, сводя все проблемы с наслаждениями к пре­красному рассказу о белой мыши, которая нажимает на какой-то дат­чик, подключенный к соответствующему участку ее выдающегося мозга, и тем услаждает себя с утра до ночи. К сожалению, представ­ление на уровне белой мыши мы находим и у многих белых и небе­лых людей. Это очень жаль. Повторяю, здесь все очень сложно: с одной стороны, легко впасть в некий моветон, а с другой – разго­вор на эту тему во многих смыслах чреват плохими последствиями.

Давайте все-таки поговорим об этом всерьез – настолько, на­сколько серьезно мы вообще можем об этом говорить. А говорить об этом надо еще и потому, что многочисленные ошибки в этой об­ласти родили очень мощный предрассудок, один из самых сильных антирелигиозных, во всяком случае антихристианских, предрассуд­ков – из тех, что распространены среди наших современников. Я глубоко уверен, что многие современные, особенно молодые, люди, для которых вопрос наслаждения стоит весьма и весьма остро, не проявляют интереса к церкви, более того, даже несколько раздра­женно реагируют на все церковное в огромной степени из-за того, что у них в подсознании сидит некий совершенно ложный стереотип, который им говорит: все стремления к наслаждениям объявляются в христианстве неблагочестивыми, ложными, греховными. И это для них неприемлемо. Другими словами, они считают, что христианство про­тив всех и всяческих наслаждений. Но вот это-то и неверно. Впро­чем, еще раз повторюсь: говорить на эту тему трудно. Меня, может быть, сегодня спасет только то, что мне однажды уже приходилось в довольно ответственной ситуации об этом говорить.

Итак, попробуем все-таки разобраться в контексте христианской эти­ки, грешно ли стремиться к наслаждению. Давайте думать, вникать, раз­мышлять – внутренне честно, без всякого ханжества, но и без легко­мыслия, без сентенций типа «все, что естественно, то и не безобразно».

Конечно, самый лучший тон для разговора на серьезные темы нам, как всегда, дает Священное писание, Библия. И конечно, если бы у нас сейчас снова была возможность, как я делал это прежде, не только дать ссылки на какие-то места в Священном писании и, цитируя, не только выделить квинтэссенцию этих высказываний, но и привести некий бо­лее общий их контекст, это было бы замечательно. Но увы, увы, пока не приходится рассчитывать на ваше хорошее знание Священного пи­сания Ветхого и Нового Завета. Пока приходится констатировать, что большинство людей, 99% людей, даже верующих, Священное писа­ние знают плохо, и поэтому рассчитывать на то, что вы знаете не только текст, но и контекст этих высказываний, я, увы, не смогу.

У вас в руках, к сожалению, видимо, нет Библии, хотя вообще, конечно, современная цивилизация нам очень помогла, и то, что всем можно Библию иметь в руках, а следовательно, постоянно иметь ее при себе, – я думаю, эту возможность мы с вами в полной мере еще не оценили. А ведь это беспрецедентная возможность в исто­рии за все две тысячи лет. Давайте же обратимся к Священному писанию, и если у кого-то из вас все-таки есть с собой Библия, то было бы хорошо, чтобы вы смотрели в нее, находя хотя бы самые главные места, те, которые покажутся вам особенно трудными, не­понятными, или чтобы вы хотя бы записывали ссылки, дабы потом посмотреть их повнимательнее, заново все вспомнить, а заодно и глубже понять то, о чем сейчас пойдет речь.

С самого начала я должен сказать: наслаждение– тема, присут­ствующая в Священном писании почти тайно. Во всей Библии очень немного мест, где употребляется это слово, причем в Новом завете их еще меньше, чем в Ветхом. Отношение Ветхого завета к наслаж­дениям и отношение к ним Нового завета не одинаково. Заранее пре­дупреждаю, что без проблем свести эти два отношения одно к дру­гому не удастся. Нам надо будет думать и объяснять, почему в Вет­хом и в Новом завете отношение к наслаждению не тождественно. При этом, конечно, глубинного духовного противоречия в Священ­ном писании никогда, как вы знаете, нет.

Каждое слово, относящееся к столь важной области жизни, как наслаждение, в Священном писании удивительно глубоко и не слу­чайно. Я просмотрел абсолютно все места Священного писания, где прямо или косвенно сказано о наслаждении, – и во всем тексте Ветхого и Нового заветов не нашел ни одного места проходного, случайного. Это поразительно! Я всем вам очень советую иногда делать подобную работу. Возьмите «Симфонию», где к каждому ключевому слову, плюс еще к ряду ближайших его синонимов, ука­заны все места Священного писания, где эти слова употребляются, найдите их и попытайтесь сами осмыслить.

Есть ряд категорий, отношение к которым у нас не то же, что в Библии. Библейское отношение во многом оказывается глубже, что очень важно для нас, очень плодотворно и все ставит на свои мес­та. Если бы христиане не уклонялись от Священного писания в сво­их суждениях о наслаждении и понимали разницу ветхозаветного и новозаветного отношения, то, уверяю вас, никаких антихристианс­ких предрассудков в этой области не возникло бы.

Итак, теперь подробнее, конкретнее. Что нам говорит о наслаж­дении Ветхий завет? Во-первых, там говорится о «наслаждении добром» – в книге Екклесиаста (2:1). Кстати говоря, книга Еккле­сиаста – небольшая, но, пожалуй, единственная в Библии, где о на­слаждении сказано много: чуть ли не половина всех цитат, касаю­щихся наслаждения, в Ветхом завете относится к книге Екклесиас­та, т.е. мудрого проповедника, проповедующего в собрании, в цер­кви. Так вот, там и говорится, во-первых, о «наслаждении добром». В каком смысле? Библия одобряет наслаждение «добром» в смыс­ле наслаждения «делами своими» и «от трудов своих», причем все это тоже говорится в книге Екклесиаста, в 3-й и 5-й главах.

Далее, говорится о «наслаждении туком» – такой специфичес­кий лексикон в Ветхом завете. Кто из вас уже сам читал Библию, тот, конечно, хорошо знает, как часто это слово, сейчас практичес­ки вышедшее из употребления в русском языке, встречается в Вет­хом завете. «Тук» дословно означает «жир», но в этом контексте – это некое богатство, то, что дает довольство, насыщение. О наслаж­дении туком-богатством сказано в Книге пророка Исайи (55:2), а еще о «наслаждении благами» – во Второй книге Паралипоменон (6:41).

Далее, в книге Иова (3:18) говорится о «наслаждении покоем» и в 36-м псалме, ст. 11– «множеством мира». А в ряде мест Ветхого завета говорится еще о «наслаждении любовью», например в книге Притч (7:18), и «жизнью с женою, которую любишь», – в той же книге Екклесиаста (9:9). Обо всем этом совершенно однозначно го­ворится в очень одобрительном смысле и значении.

Только здесь надо, конечно, уточнить одну вещь, потому что ветхо­заветная терминология достаточно многозначна, ее надо понимать. Вот когда говорится о благах, о покое, о мире, о богатстве, о добре, о люб­ви, то что имеется в виду? Духовное или мирское? Тут мы сразу дол­жны себе как-то отметить, что в Ветхом завете нет жесткого разделе­ния между одним и другим. Все эти понятия в полную меру включают в себя и то, и другое. Речь идет в действительности и о материальном богатстве, и о некоем духовном богатстве, о любви духовной и о вполне земной, человеческой любви. И добро воспринимается так же: с одной стороны, это добро, которое можно собирать, иметь, которым можно пользоваться и наслаждаться в материальном отношении, и с другой – это добро как некое внутреннее качество души и духа человека.

И все это было бы очень просто, если бы не одно «но». Вы его, наверное, уже сами ждете, потому что если после всех этих цитат я поставил бы точку, а это ведь практически все, что сказано в Ветхом завете о наслаждениях, то вы, скорее всего, не были бы удовлетво­рены. Вы, наверное, все-таки внутри себя недоумевали бы: «Ну, я ждал от Священного писания чего-то большего. Уж очень обыденно все это. Пусть и не совсем: есть некая целостность, признается то, что мы часто ставим под подозрение. Но все-таки это не на уровне Библии – Книги книг». И вы были бы в этом правы. Но в Ветхом завете есть еще не­сколько мест, которые выводят все прежде сказанное на уровень, достойный Книги книг. Хотя все то, о чем говорилось, – одобрение наслаждения добром, туком, делами своими, трудами, богатством, благами, покоем, множеством мира, любовью и т.д. – так и есть, но в Ветхом завете, в одной книге, которую, наверное, немногие из вас читали, в книге пророка Неемии, к этому еще добавляется то, что все это – «по великой благости Бога». А в книге Екклесиаста (2:25) даже сказано: а «как же можно наслаждаться без Него?»

Вот это да! Говорили о земном, утверждали благополучие пря­мо такое чуть ли не пасторальное, и вдруг такая резкая вертикаль. Оказывается, даже материальным богатством, даже любовью с же­ною, которую любишь, люди могут наслаждаться только по великой благости Бога. Уж многие, наверное, подумали: «При чем здесь Бог?» А в Библии Бог здесь в первую очередь «при чем». «Как можно на­слаждаться без Него?» – говорит Библия, и этот вопрос не требу­ет никакого дополнительного ответа, ибо в контексте Библии это звучит вполне определенно. И поэтому мы уже не удивляемся, ког­да встречаем еще одну цитату из Ветхого завета, из книги пророка Исайи (66:11) о том, что «высшее наслаждение – преизбытком Сла­вы Его». Вот та вершина, с которой в истинном свете видны нам все остальные цитаты из Ветхого завета. Итак, то, что «высшее наслаж­дение – преизбытком Славы Божьей», об этом было объявлено откровенно, и объявлено это было уже в Ветхом завете.

И вот тут, наверное, для вас начинаются проблемы. Что это за наслаждение, без которого все остальные наслаждения – не наслаж­дения и при котором все служит человеку и дает ему наслаждение, если только человек живет правдой Божьей? В 66-й главе книги пророка Исайи говорится о высшем наслаждении преизбытком Славы Божьей и здесь же начинается некая дифференциация, некая оцен­ка наслаждений по вертикали, а не только по горизонтальной шка­ле положительных ценностей в жизни человека. Таким образом, в Ветхом завете наслаждение входит в ряд положительных, причем однозначно положительных ценностей, но сама ценность наслажде­ния разная. И все это имеет смысл, все это оправдывается в Биб­лии, поскольку есть вот эта вершина – наслаждение Славой Божь­ей, а значит, есть и познание этой Славы, поскольку человек пони­мает, что невозможно наслаждаться без Бога, что всякое наслаж­дение дается по великой благости Божьей. А благость – это бла­го, это счастье, это любовь, это то, что раскрывается с особой си­лой, в новой полноте, в абсолютной полноте во Христе, т.е. в Но­вом Завете, к Писанию которого мы скоро и перейдем.

Однако прежде чем перейти к Новому завету, я бы хотел вас все-таки немного озадачить: что же это за «преизбыток Славы Божьей», о котором говорится в Ветхом завете? Серьезный ответ на этот вопрос требует довольно большого и нелегкого разговора. Он, конечно, вы­ходит далеко-далеко за рамки нашего цикла бесед. Это разговор даже не в контексте христианской этики и эстетики... Не то чтобы уж совсем не в этом контексте, нет, ведь отношение у нас к этому вопросу есть, покуда понятие Славы в Новом завете раскрывается тоже по-новому и играет большую роль именно в христианской эстетике, а следовательно – и в христианской этике, потому что это две стороны одной медали. Так вот, Слава Божья – это сияние, сила Света, Слава – это и кра­сота. Видите, тут мы подходим как раз к привычному для нас контек­сту. Но повторяю, о Славе Божьей надо было бы говорить всерьез, это отдельный разговор, поэтому я сейчас даю только несколько намеков, а дальше вы думайте сами, читайте сами и, в конце концов, познавай­те собою и в себе этот «преизбыток Славы Божьей». Тогда вам будет все понятно и без слов. Ведь без такого познания вами лично этого сияния Славы, «преизбытка Славы Божьей» говорить об этой Славе, во-первых, как о Славе Божьей, а не человеческой, и во-вторых, как о некоем преизбытке, некоей преизливающейся полноте, трудно. Разго­вор об этом будет излишне абстрактным, а значит, нежелательным.

Ну вот, я немного вас озадачил. Вы об этом подумайте, посмот­рите дома контекст, вспомните другие места из Священного писания. Вам, скорее всего, вспомнятся слова о Христе из новозаветного Пи­сания. Не обратить же вашего внимания на то, что это место из кни­ги пророка Исайи не так легко понять, я не мог. Мы, слыша знако­мые слова, часто их пропускаем, как бы в одно ухо они входят, в другое выходят. И вот в данном случае очень важно, чтобы этого не произошло, иначе весь наш разговор о наслаждении, об отношении к наслаждению в Ветхом завете будет пустым или поверхностным.

Теперь обратимся к Новому завету. Я уже говорил, что в Но­вом завете отношение к наслаждению сложное, в любом случае не­сколько иное, чем в Ветхом завете. Здесь меньше положительных оценок, связанных с наслаждением. Я сейчас назову нужные места в Новом завете – а они так подобраны, чтобы вы в кратчайшей форме получили о них представление, – и вы поймете то, почему в Новом завете отношение к наслаждению более сложное.

Ветхий завет мог называть земные, временные наслаждения «су­етой», т.е. тем, что совершается напрасно, зря. Одно такое место есть во 2-й главе книги Екклесиаста, в 1-м ст. Это тот же стих, с которого мы сегодня начали, где говорится о «наслаждении добром». Но даже это суета – сказано в книге Екклесиаста (видите, какая мудрая ирония над самими собою была свойственна людям уже тог­да). Но дальше этого Ветхий завет не идет, и, как видите, лишь в одном-единственном месте в Ветхом завете сказано о наслаждении так: еще не отрицательно, но и не только положительно, а двой­ственно. Так вот, в Новом завете мы видим нечто большее. Новый завет прямо сводит все чисто земные, временные наслаждения к гре­ховным, о чем ясно сказано в Послании к евреям апостола Павла (11:25): временные, земные, и греховные наслаждения там перечис­ляются просто в одном ряду, как синонимы.

Эти временные наслаждения уже постольку, поскольку они слиш­ком временны, несут в себе нечто, что позволяет не просто подозре­вать их в некоем несовершенстве, т.е. в некоей суетности, но саму эту суетность, само это несовершенство воспринимать через призму учения о первородном грехе. Апостол Иаков с осуждением говорит о тех, кто «роскошествует на земле и наслаждается» (5:5). Нередко эти же люди наслаждаются и «обманами своими», как говорит апо­стол Петр во Втором своем послании (2:13). Этот тон задается уже в Евангелии, в притче о сеятеле (Лк 8:4-15), где житейские наслажде­ния сопоставляются с терниями, которые подавляют в человеческой душе доброе семя и не дают плодоносить сладоносному, как пчели­ные соты, Божьему слову. Вот видите, здесь отношение к Божьему слову – опять же особое, которое близко к категориям, связанным с наслаждениями. О том, что книга со словом Божьим может быть сладка, как мед, говорится также в Апокалипсисе, в Откровении свя­того Иоанна Богослова, в книге, которая у нас часто ассоциируется с весьма мрачными вещами, но которая исполнена не только ужаса, страха, скорби, а и каких-то обетовании и светлых образов.

В Новом завете только один раз еще в несколько ветхозавет­ном духе богатые люди увещеваются «уповать на Бога живого, да­ющего нам всё обильно для наслаждения». Это сказано в Первом послании к Тимофею (6:17). И так же лишь один раз в Новом за­вете говорится о наслаждении однозначно положительном уже в чисто новозаветном смысле. Если положительный контекст отно­шения к наслаждению в Первом послании к Тимофею – это в не­котором смысле все-таки еще реминисценция ветхозаветного от­ношения (что вполне естественно: связь Ветхого и Нового заветов очень существенна, и поэтому мы не удивляемся, когда читаем это место из Первого послания к Тимофею), то вот чисто новозаветный контекст нам, конечно, особенно интересен.

В Послании к римлянам апостола Павла (15:24) говорится о «на­слаждении общением» с Церковью – Телом Христовым, т.е. с вами. Таким образом, это наслаждение в Новом завете тоже телесное, хотя уже в особом смысле этого слова, т.е. не просто плотское. Ведь от­ношение к телу может быть очень разным, и оно тоже не очень про­стое. Повторяю, этот чисто новозаветный положительный контекст отношения к наслаждению через общение с Церковью (с большой буквы) как Телом Христовым, которое является «столпом и утверж­дением Истины», согласно Новому завету, – это тоже телесное наслаждение или подобное ему.

Для полноты картины я еще хочу продемонстрировать вам употреб­ление в Новом завете понятий, которые сродни понятию «наслажде­ние». В Новом завете есть такие понятия, которых вовсе не было в Ветхом завете и которые очень близки к понятию «наслаждение», но окрашены они уже только отрицательно. Таких понятий два: сластолю­бие и сладострастие. В культуре же нашего времени эти понятия дво­ятся. Если кто-то скажет о ком-то, что он сластолюбивый человек, при­чем скажет весело, с шуткой, то многим и в голову не придет, что о человеке говорится нечто однозначно отрицательное. И то же можно сказать о сладострастии. Благодаря нашим поэтам, художникам, пи­сателям в современной культуре тоже иногда говорится о сладостра­стии в положительном смысле, и такое отношение к этим вещам может вызывать скорее не отторжение, а наоборот – притяжение, симпатию.

Но в Новом завете о сластолюбии говорится так: «Женщина сла­столюбивая заживо умерла, тем более вдовица» (Первое послание к Тимофею, 5:6). Там осуждается человек «более сластолюбивый, чем боголюбивый», – это во Втором послании к Тимофею (3:4). Больше это слово в Писании Нового Завета никак не употребляет­ся. Чувствуете, какое мощное противопоставление, когда говорит­ся, что люди стали «более сластолюбивы, чем боголюбивы»!

Что это означает для Священного писания, думаю, много говорить не следует. Достаточно сказанного, чтобы раз и навсегда запомнить эти два выражения из Нового завета. Это очень сильные сравнения, значительно более сильные, чем можно было бы предположить. Уве­рен, что если бы я кого-то из вас спросил: «А что, по-вашему, в Но­вом завете или вообще в Священном писании говорится о сластолю­бии?» – то никто не сказал бы, что сластолюбию противостоит боголюбие, разве что кто-то случайно просто механически бы вспом­нил, что «сластолюбивые женщины и вдовицы заживо умерли». Оче­видно, что понятие «сластолюбия» в этом контексте несколько иное, чем наше обычное представление о нем. Боюсь, как бы вы здесь все не перепутали, поэтому не буду сейчас снова вспоминать белую мышь и вообще любителей конфет с любителями многого чего еще. Здесь путаница – страшная вещь, и об этом тоже стоит помнить.

А что говорится в Новом завете о сладострастии? О нем прямо заповедуется: «Не предавайтесь сладострастию» – и все, точка (По­слание к римлянам, 13:13). «Не предавайтесь сладострастию» – и это в контексте всего того разговора о наслаждении, который мы с вами вели применительно к Ветхому и Новому заветам? Пожалуй­ста, задумайтесь об этом. Как все это сочетается, как все это сосу­ществует в некоем глубинном единстве, а это именно так и существу­ет, – я думаю, это для вас хотя бы интуитивно ясно.

Мы исчерпали все возможности прямо говорить о Священном пи­сании, почти все, потому что там больше на эту тему ничего не ска­зано. Остались лишь некие более отдаленные высказывания, а их можно далеко прослеживать, но нам сейчас придется на этом оста­новиться. Лучше теперь перейдем от библейской традиции Ветхого и Нового заветов к церковной традиции отношения к наслаждени­ям, которая, естественно, не является только библейской.

В новозаветных церковных молитвах часто говорится о наслажде­нии – это удивительно, но это факт, – причем в древних молитвах этих упоминаний значительно больше. Интересно, что молитвы более глубокие, более напряженные и относящиеся ко всей Церкви о наслаж­дении говорят чаще (как, например, и о дерзновении). В молитвах же не лучших, относящихся к последним векам христианской истории, вы об этих вещах ничего не найдете. Чем глубже пласты церковного Пи­сания и Предания вы возьмете, тем больше найдете соответствующих мест. Есть только одно исключение, но о нем я скажу позже.

Так вот, в церковных молитвах говорится о наслаждении, например, от лицезрения неприступного Света Божьего или от созерцания Лица Божьего. В этом контексте исповедание Христа как Богочеловека, и в этом смысле как Бога, привело к тому, что в церкви сложилось со­вершенно устойчивое словоупотребление, когда к Иисусу прилагает­ся эпитет «сладчайший». Для нас это, возможно, несколько приторно, нас это немного коробит, мы это воспринимаем с некоторым, скажем, усилием, но это, тем не менее, так сложилось. Многие из вас знают каноны и акафисты Иисусу сладчайшему, благодать Святого Духа также называется сладкой, и, как сказано в Ветхом завете, закон Божий сладок. Все это подобно тому, что я говорил о сладости слова Божь­его, которое в гортани сладко. Понятно, что все это существует как раз на стыке этики и эстетики христианства (о самой проблеме такого стол­кновения мы будем еще говорить в следующей нашей беседе).

Таким образом, в церкви положительное понятие «наслаждения» связывается с наслаждением от красоты и доброты, от добра и прав­ды, но и от приобщения к Любви, Истине и Свободе во Святом Духе. Само Царство Божие, откровенное в Новом завете, называется «ми­ром и радостью во Святом Духе», что, конечно, нас прямо выводит к тому же наслаждению. Символ христианского наслаждения – это, как и всегда, любовь, но уже не всякая вообще любовь, а Любовь крестная. И следовательно, этот символ – сам радостотворный Крест Христов как манифестация Христовой Любви, которая, конечно, радостотворна, и в этом ее тайна.

Такой же смысл выражает Пасха Христова. Сейчас праздник Пасхи, и я уверен, что для большинства из вас, просто на каком-то подсознательном, почти еще детском уровне, когда произносится слово «пасха», оно ассоциируется с какой-то сладостью, с каким-то наслаждением, пусть часто и в сниженных образах только кули­ча, крашеных яичек, «паски» и так далее. И тем не менее, это не случайно, на самом деле эти образы можно расширять и углублять.

Итак, символ христианского наслаждения – это вместе Крест и Воскресение Христа, а сами эти Крест и Воскресение Христа – это уже символ Нового Завета как такового. Человек вступает в завет, в договор, в союз с Богом, причем совершенно, абсолютно Новый, и символом этого Завета являются именно Крест и Воскресение, Пасха крестная и воскресная.

Новый Завет есть обретение безгрешного наслаждения, а это тре­бует избранности – того, что мы называем избранностью и что прямо связано с понятиями чистоты и святости, некоего духовного аристок­ратизма. Помню, когда для молодежной программы я некоторое вре­мя назад давал интервью телевидению на тему о наслаждении, то ведущих (а это были люди совершенно не церковные) я больше все­го, кажется, удивил, сказав как раз о том, что есть разные принципы устроения жизни: социально-политические, духовно-культурные и прочие. Среди них есть и принцип демократии, и очень хорошо, что он есть, понятно, почему им так увлекаются. Но можно только пожалеть о том, что люди забыли о других принципах, выработанных в той же области человечеством, например о принципе аристократии.

Как раз неумение отличать греховное наслаждение от негрехов­ного, на мой взгляд, очень часто связано с тем, что современные люди этого принципа не придерживаются, что они совершенно не знают внутреннего духовного аристократизма. А этот аристократизм в церкви связан с важнейшими вещами, во-первых, с аскетикой, тре­бующей регулярных усилий для гармонизации духа, души и тела человека, во-вторых, с сакраментологией, усвояющей опыт личного систематического участия в таинствах, особенно в Евхаристии, в-третьих, с догматикой, усвояющей опыт личного Богопознания, вы­раженный в категориях систематического метафизического мышле­ния, и в-четвертых, с христианской мистикой, особенно трансценден­тальной, типа личной мистико-аскетической практики Иисусовой молитвы, которая овладевших ею людей услаждает так, что они го­товы выйти из этого мира ради одинокого и молчаливого, умного созерцания нетварного божественного Света Преображения.

Здесь нужно оговориться, конечно, и тот, кто входил хоть раз в своей жизни в эти материи, меня поймет, если я скажу, что само Пре­ображение мира, жизни и человека выше такой мистики и такого на­слаждения, а значит, и выше всякого наслаждения. Но это вопрос другой, совершенно другой, в принципе превосходящий возможно­сти нашего сегодняшнего разговора.

Тут я должен еще заметить, что есть и экстатический вариант этой же мистики, который очень ярко, необыкновенно ярко представлен в западном христианстве: в протестантизме, особенно в некоторых его течениях, типа пиетизма, и, конечно, в римско-католической мистике и практике личного общения со Христом распятым и вос­кресшим, откуда вытекает стремление к соответствующим страданиям со Христом и к явлениям Самого Христа. Первое мы можем ассоциировать с рядом западных святых, прославленных за стигматизацию, а второе у нас ассоциируется с рядом великих западных мистиков, особенно женщин. Это не случайно. Я не хотел бы вдаваться в под­робности, потому что у нас плохо знают западную мистику и еще хуже ее понимают: то ее неумеренно превозносят, то топчут так же не­умеренно только потому, что ничего не понимают. Но сегодняшний контекст, мне кажется, требует упоминания и об этом.

Когда от имени христианства утверждают, что стремление к наслаж­дениям всегда недостойно и грешно, в этом всегда слышится, и это правильно, некое ханжество и мизантропия, озлобленная зависть, ду­ховная, душевная и телесная патология, в чем часто и упрекают людей, допускающих подобные высказывания, от кого бы они ни исходили, даже от монахов, а иногда, особенно в западной традиции, где мона­шество часто ассоциируется с мизантропией, – в первую очередь от монахов. Но когда утверждают в пику христианству, что, наоборот, цель и смысл жизни – в наслаждениях, где бы и как бы они ни добывались, то этот древний эвдемонизм тоже уродлив, ибо он не различает доб­ра и зла, не отличает красоты от уродства, не знает Бога во Христе, со­здавшего единый источник подлинного наслаждения, о котором и го­ворит нам Библия и который открывается в полноте Христовой Церк­ви. И таким образом, думаю, мы можем в этом контексте, подчерки­ваю, в этом достаточно тонком контексте, совершенно небезразличном к нюансам, утверждать, что Церковь призывает каждого человека к пол­ному и высшему наслаждению, но без того обмана, когда желание насладиться с неизбежностью сменяется чувством разочарования и отвращения. Мне кажется, сегодня мы можем провозгласить как некий итог и вывод из сказанного, что все это относится и к области телесного наслаждения, и к области душевного наслаждения, и к области духов­ного наслаждения, и к области отношений с обществом, семьей, кол­лективом и церковью, с животным, растительным и природным миром, к отношению к Богу и ближнему, к себе, друзьям и врагам, т.е. ко всем тем областям, к которым имеет отношение христианская этика.

Вопросы и ответы

Мне бы очень хотелось, чтобы вы воспринимали то, о чем у нас шла речь, не академически, а практически. Наша тема такова, что гово­рить об этом на газетно-публицистическом, и тем более на крими­нальном или медицинском уровне мне бы не хотелось. Вы, возмож­но, уже поняли это. В этой теме мне хотелось бы дать вам какие-то главные направления, главные ориентиры, главные отношения в на­дежде на то, что вы – люди внимательные, понимающие – сможе­те сами и приложить это к себе, к своим внутренним, внешним, каким угодно другим ситуациям. Мы всегда стараемся идти этим путем для того, чтобы не уподобляться той коньюнктурно-публицистической волне, которая захлестывает сейчас всякую прессу, даже серь­езную, и всю ее окрашивает в некий желтый цвет. Поэтому я буду и далее избегать некоторых подробностей, связанных с нашей темой, хотя очень хорошо, что ваши записки конкретизируют какие-то вещи, говорят о каких-то отдельных сторонах, иногда выходящих за рам­ки нашей темы. Конечно, здесь нужно будет дать несколько конк­ретных примеров для того, чтобы вам было легче соединить все то, что было сказано, с вашей жизнью, ради чего мы здесь и собираем­ся. Попробуем же, соблюдая свою меру, ответить на ваши вопросы.

Что происходит с мужчинами-сластолюбцами в контексте По­слания к Тимофею, где сказано лишь о женщинах-вдовицах?

Я приводил две цитаты из Первого и Второго посланий о сластолю­бии и говорил, что Новый завет однозначно оценивает сластолюбие как грех, как нечто, мешающее человеку найти Бога, потому что это – ус­лаждение благами только мира сего, только временными вещами, а вера во Христа, вера в Бога требует крестоношения, что не сочетает­ся со всем этим, поэтому здесь нет акцента только на женщинах. Очень энергичные выражения употребляются в Новом завете по разным по­водам, но они достаточно универсальны. Поэтому и мужчины-сластолюбцы, и сластолюбивые женщины, т.е. люди, которые свою любовь замкнули на себе, на себя, на этом мире, в Новом завете однозначно осуждаются. И это там не называется наслаждением, хотя ведь можно было бы в некотором синонимичном смысле назвать это точно так же. Но к наслаждению, как вы слышали, отношение более сложное, потому что есть такие понятия, которые позволяют и даже требуют однозначно положительного отношения к наслаждению. А вот сластолюбие – пре­красный термин, который помогает выйти из положения тогда, когда надо осудить некие препятствия на пути к Богу, некую греховность мира, оторванного от Бога, потому что сластолюбие есть атрибут «мира, ле­жащего во зле». Не случайно говорится, что «любовь к миру есть вражда против Бога». В данном случае сластолюбие ассоциируется именно с любовью к миру сему, который, по слову апостольскому, есть, как вы знаете, «похоть очей, похоть плоти и гордость житейская». И вы легко заметите, что первое, второе и третье очень часто связывается с неки­ми псевдонаслаждениями или квазинаслаждениями.

Понятия сластолюбия и сладострастия очень близки, если не тождественны, почему же они различаются в Новом завете в контексте осуждения греховных наслаждений?

Это, конечно, тонкости: сластолюбие – в большей степени не­кое пассивное состояние, а сладострастие – уже более активное и устойчивое состояние. Вот и все различие.

Конечно, это синонимы, хотя и неполные синонимы, но так как это все-таки синонимы, отношение к ним аналогичное. Как вы помните, в Новом завете осуждается и то, и другое. Причем под сладострастием не подразумеваются брачные отношения как таковые. Это очень важ­но знать и понимать. По отношению к ним возможно употреблять даже понятие целомудрия. Ведь в браке люди могут быть целомудренными, имея детей и все такое, и это тоже важно, ибо очень часто сами брач­ные отношения людьми воспринимаются как греховные, а это неверно.

Я сегодня об этом не говорил, но вот из записок следует, что об этом необходимо что-то сказать. Под сладострастием подразумева­ется нечто иное, то, повторяю, когда такая временная сладость ста­новится греховной только потому, что она не знает источника наслаж­дений, не знает – помните, мы о Ветхом завете говорили? – что источник наслаждения в Боге, что всякое наслаждение дается по великой благости Божьей, что без Бога не может быть наслаждений, что человек должен знать высшее наслаждение, иначе он выпадает в некую сферу низшего состояния, состояния животного, а то и хуже того. Увы, это именно так, человек может впасть в такое состояние, став ниже животного. Обычно он туда и пролетает, когда грешит греховными наслаждениями, не будем этого никогда забывать.

Если семейный человек втайне встречался с женщиной и по­любил ее и она должна родить от него ребенка, как ему посту­пить? Остаться ли с семьей или жениться на той, которую он тайно полюбил?

Тут и Соломон бы растерялся, как уж все современно описано: так, по-простому, пришел, увидел, победил, точнее, полюбил. Дело в том, что отвечать вот на такие вопросы абстрактно невозможно. Это сложнейшая тема в жизни многих современных людей, к сожалению, слишком многих. Современные люди более всего грешат, возможно, от затхлости их духовного существования. Они предаются разным грехам и похотям, втайне и не очень втайне, вот и рождаются у них не только дети, но и проблемы, как видите. А это по-настоящему большая проблема, о чем можно только сожалеть. Но ведь чтобы конкрет­но ответить на ваш вопрос, для этого нужно конкретно говорить с теми людьми, о которых идет речь. Поэтому я не буду даже пытаться отве­чать. А вот сожалеть о том, что люди не представляют, что творят, можно и нужно. Ни мужчины, ни женщины, к сожалению, обычно не знают, чем все это кончается, т.е. просто не хотят об этом думать. Они не хотят думать о том, что всякое нарушение ими путей праведных рождает в них и им соответствующие плоды. Ведь совершенно не слу­чайно в Ветхом завете, в Законе, который есть «детоводитель ко Хри­сту», прямо говорится (и вы это хорошо знаете) о том, что мужчина и женщина, взятые в прелюбодеянии, подвергаются смертной казни че­рез каменование. Да, это совершенно не случайно было установлено, и если люди сейчас относятся к этому, как животные, – им от этого только хуже, потому что, повторяю, они все-таки люди, а человек не может стать животным, просто животным. Всякое животное поведение человека есть поведение существа ниже животного, что и есть тот раз­врат, который разлагает человека. Это разложение часто идет очень далеко, необыкновенно далеко, при этом разлагается не только тело, не только душа, но и дух. «Не плоть, а дух растлился в наши дни...» – помните это стихотворение Ф.И. Тютчева – «Наш век», написан­ное в 1851 г.? Плоть тоже, но дух еще больше, и неумение людей дер­жать себя просто в элементарных рамках – к сожалению, общее яв­ление, и, к сожалению, люди, как те белые мыши, готовы с утра до ночи нажимать на педали, лишь бы только пребывать в этом обморо­ке, находиться якобы в состоянии наслаждения. Это обморочное со­стояние, состояние прелести, самообмана, и оно тоже совершенно не случайно напало на людей. Это большой и сложный разговор, сейчас мы не будем это обсуждать.

Здесь, к слову говоря, у меня и записка на эту тему: «Расскажи­те, пожалуйста, о прелести». Вот, я вам уже и рассказал.

Есть вопрос о содомском грехе, о том, что сейчас так звучно названо фактором риска СПИДа.

Всё очень и очень сложно. Это всё плоды. За содомский грех, по закону Моисея, было положено то же каменование, т.е. та же смертная казнь, с помощью которой искоренялся сам род, сам ко­рень. Почему же смертная казнь? Потому что предполагается, что этот корень испорчен настолько, что исправить ничего уже невозможно, что от этих людей следующее поколение пойдет (если вооб­ще пойдет) такое же больное и неправедное.

Однако в наше время совершенно невозможно говорить об этом в тех же веских категориях, потому что тогда нужно было бы уст­роить просто некую новую Варфоломеевскую ночь. Естественно, это не выход из положения, надо искать какие-то другие средства лич­ного возрождения. Это должно быть и общее покаяние, потому что ведь виноваты бывают не только те, кто прямо грешит, часто вино­ваты и те, кто толкает людей на грех. А в этом в наше время задействовано неимоверное количество людей, есть даже люди, которые вообще специализируются на таких провокациях, которые сводят и разводят людей, которые возбуждают в них, иногда в самых невин­ных, именно такие чувства и страсти. Это еще страшнее.

Я совсем не оправдываю тех, кто впадает в искушения, но я ни­кого и не осуждаю, тем более, что людей не учили бороться с иску­шениями. Ведь когда на человека нападает искушение, когда плоть пытается взять верх над душой и духом человеческим, часто оказы­вается, что человек просто-напросто не умеет с этим бороться, он не знает, что с этим делать, он может только поддаваться и поддаваться, играть в поддавки, ибо это единственное, чему его учили.

Понимаете, это чрезвычайно тяжелая, очень страшная ситуация, и здесь нельзя действовать просто по жесткой схеме. Существует очень много разных обстоятельств, плюс к тому, мы имеем тяжелей­шее психическое состояние современного народа – на грани с пре­лестью, почти с беснованием. Это было отмечено еще в начале XX века. Как это пошло, так и идет, с конца первой мировой воины. Когда речь идет о каких-то грехах, то еще надо смотреть, что за этим стоит. Есть люди, которые исповедуют самые страшные смертные грехи, и духовнику приходится обращать внимание на исповеди не на это, а на что-то другое, на то, что кроется за ними и что может оказаться еще страшнее и тяжелее, чем эти самые грехи.

В подробностях говорить сейчас об этом, наверное, невозможно. Я могу пожелать только одно: никому не впадать в подобные грехи и по-настоящему искать средства борьбы с ними. На самом деле они ведь есть, ибо это как раз та псевдоморфоза, та прелесть, та страсть, тот об­ман, о котором я говорил в конце беседы. Чем больше человек преда­ется такому греху, тем больше он напоминает существо, которое посто­янно пьет рвотное: у него все время такое душевное и физическое со­стояние, как будто его выворачивает наружу, что всегда очень видно.

Современные люди внешне очень изменились, изменились далеко не в лучшую сторону, они потеряли очень многое из того, что украшает че­ловека, почему им и нужна всевозможная косметика. Сейчас даже муж­чины начинают употреблять что-то подобное и, наверное, не только из-за каких-то влечений содомского порядка, но все-таки и по каким-то другим причинам. Обезображена жизнь, обезображены лица, тела, души людей. Перед нами ведь на самом деле апокалиптическая картина.

Когда год назад я задумывал эту тему, а сегодня раскрывал ее вам, мне очень хотелось, чтобы вы задумались над этим, чтобы вы услы­шали предостережение, чтобы увидели, что будет потом, после полу­чения греховного наслаждения. Это так же, как женщина, которая де­лает аборт, должна знать, чем ей это грозит на всю дальнейшую жизнь и телесно, и душевно-психически, и духовно. Это будет на всю жизнь кровоточащая рана. А те грехи, о которых мы сейчас говорили, – та­кие же раны, и это надо знать, об этом нельзя забывать. У человека всегда есть выход из любого положения, пусть никто из вас не дума­ет – ни молодые, ни пожилые люди, – что человек подчас собою не владеет или что он может попасть в такое безвыходное положение, ког­да не сможет с собою совладать. Нет, всегда можно с собой совла­дать! Подробнее об этом сейчас говорить сложно, но для этого существуют классические аскетические рекомендации, и не только они.

Да, к сожалению, классические аскетические рекомендации, сложив­шиеся в христианской культуре, очень часто – не для современной эпохи, очень часто они не могут быть реализованы практически. Сей­час надо искать каких-то иных путей и средств выхода из тех затруд­нительных положений, когда вместо великого и глубокого наслажде­ния, к которому человек призван, он получает те или иные суррогаты. И этих суррогатов очень много, существенно больше всех тех, которые мы чаще всего связываем с семейными и эротическими отношениями.

Расскажите, пожалуйста, подробнее об обретении выхода из грешного наслаждения через аскетизм, который часто ассоци­ируется с ношением вериг, самоистязанием плоти, что недале­ко от обычного мазохизма.

Конечно, это искаженное представление об аскетике. Хотя какие-то аскетические крайности в истории церкви и приводили к подоб­ным вещам, они никогда не одобрялись ею. Мазохизм церковью не одобряется. Это не есть истинная аскетика. Более того, это искаже­ние, это уже некая патология, и сегодня я об этом тоже говорил.

Увы, вериги и какое-то прославление самоистязания плоти в ис­тории было, в монашеской истории особенно, но это было, конеч­но, в большой степени под влиянием дуалистических учений Восто­ка, где на тело смотрели как на темницу духа.

Эта струя в силу сложности борьбы с телесными искушениями по­стоянно возникала в церкви, тем не менее это все-таки никогда не предлагалось всем людям. Основная часть святых – посмотрите их жития – все-таки этого не делала. Даже если взять преподобных, уж просто монахов, тех, которые в основном и специализировались на ас­кетическом и молитвенном делании, и у них подвижничество было со­всем не обязательно связано с таким самоистязанием, ношением ве­риг и т.д. Несение креста – это, как правило, все-таки нечто другое.

Конечно, если человек в начале своего духовного пути совсем еще ничего не умеет и совсем еще ничего не знает – а он все-таки жив, и у него не десять жизней, а одна, и на него в любой момент могут на­пасть искушения, и они не будут считаться с тем, знает что-то этот че­ловек или не знает, – то ему иногда приходится пользоваться доста­точно грубыми, слишком однозначными, мягко скажем, несовершен­ными средствами, когда просто нужно насильно взять себя за шиворот и оттащить от источника искушения. Это довольно жесткая операция, но человек только сам может согласиться ее произвести над собою. Никто не имеет права ему ее предлагать, только он сам, иначе это бу­дет насилие, которое не имеет оправдания. Но сам человек имеет право взять и исполнить таким, пусть несколько внешним образом слова Еван­гелия о том, что если одна рука соблазняет тебя, то отсеки ее и брось от себя, чтобы потом все тело твое не было ввержено в геенну огнен­ную. И все же это – крайность и свидетельство какой-то незрелости.

Может ли на человека, приносящего плод нечистого духа, сой­ти Дух Святой? Имеется ли Дух Святой в его душе? Может ли Он сойти к нему не по слову Иисуса?

Видите, здесь опять очень трудно понять, что Вы под этим подра­зумеваете. Надо было бы конкретно смотреть, но очевидно, что тут есть духовное противоречие. Понятно, что, как говорится в Писании, в «злохудожную душу» не войдет благодать Божья. Другое дело, что человек, хотя и обремененный, может быть, тяжелыми, даже тяжелейшими грехами, имеет возможность покаяния, исправления и прощения. И это правда, только надо помнить, что такому человеку покаяться очень трудно, потому что вся инерция, наработанная в нем, в его теле, в его душе и духе, будет ему в этом постоянно мешать. Вспомните хотя бы житие Марии Египетской, которая, может быть, была потому столь беспощад­на к себе, что она не просто боролась с грехами, а ей приходилось бо­роться с этой страшной инерцией. Помните в этом житии упоминание о том, что пред ней постоянно по ночам проносились образы старой раз­вратной жизни, и музыка, и танцы, и пение, и с ними ей приходилось бороться снова и снова? Внешне она не могла совершать никакой грех, потому что была уже в пустыне, но борьба с этими плодами прежних грехов была очень тяжела.

Повторяю, человек может покаяться, но сказать просто, что, хотя человек приносит нечистые плоды духа, тем не менее он может быть святым, конечно, нельзя, пока этот человек не преодолеет своей не­чистоты. Это совершенно ясно. Но это вопрос тонкий, ибо здесь есть еще различие смертных и несмертных грехов. Несмертные грехи по­крываются молитвой, покрываются церковно, они покрываются бла­годатью и прощаются Богом, ибо «сила Божия в немощи соверша­ется» в конце концов всегда. Но есть смертные грехи, а они потому и смертные, что отлучают человека от Бога и от Церкви и для их ис­правления требуются чрезвычайные средства.

О покаянии в грехах: можно ли за один раз покаяться или нужно каждый день каяться за все в течение жизни?

Должно быть и единое покаяние каждого человека за всю жизнь, и, конечно, нужно постоянно помнить заповедь Христа: «Будьте со­вершенны, как совершен Отец ваш Небесный», а это требует покая­ния ежедневного, хотя это будет уже немного иное покаяние.

Сойдет ли в ад непостящийся?

Это уже странно, вроде бы такого обетования нигде не было, та­кое нигде еще не написано. Наоборот, знаменитое слово Иоанна Зла­тоуста на Пасху, как вы помните, прямо говорит: «Постящиеся и не постящиеся, придите, насладимся пира веры». Замечательное сло­во! Недавно была Пасха и вы, наверное, его слышали.

Грешны ли употребляющие ежедневно в пищу мясо животных, и что их ждет после жизни?

Некоторые современные духовные люди хорошо говорят в таких случаях: всё ешь, людей не ешь (смех в зале). Но для самих лю­дей, конечно, это не универсальный принцип.

Грешны ли убивающие животных для еды? В свете откровений есть ли пророчество о близости конца мира?

Автор этой записки, видимо, не был на всех наших предыдущих встречах. Мы уже говорили о Десяти заповедях, говорили и о том, что заповедь «не убий» не относится к животным, и о том, почему она не может быть отнесена к ним. Здесь нельзя применять поня­тие «убийство», поскольку оно связано только с духовной жизнью человека. По отношению к животным есть другая проблема: как с ними поступать, чтобы они не страдали.

Как относиться к наслаждению искусством? Если человек уде­ляет большое внимание эстетической стороне, красоте храма, богослужения, не будет ли это поверхностным, светским, не­духовным?

Хорошо, что Вы задали этот вопрос. С точки зрения общего раз­говора о наслаждении – он периферийный, но с точки зрения се­годняшней ситуации в церкви – это довольно-таки актуальный воп­рос, потому что многие ходят в храм именно для утишения, кото­рое ими воспринимается как такое вот наслаждение храмовой, цер­ковной красотой. Им совершенно неважен смысл, они идут потреблять, они идут утишаться, при этом со свойственным им иногда не­четким отношением к собственным словам, ибо русское ухо часто не воспринимает различия между корнями глаголов «утешаться» и «утишаться». Так вот, эти люди ходят именно «утишаться», а не «утешаться», потому что слово «утешение» имеет совсем другой смысл: «помощь», «облегчение жизненных трудностей».

Это некая болезнь нашей церковности, очень распространенная болезнь, когда люди, например, приходят на Всенощную только для того, чтобы послушать как споют «Ныне отпущаеши», а дальше они могут идти домой, ибо их больше ничего не интересует. Или они приходят на утреню Великой пятницы и ждут только пения «Разбойника». Послушать «Разбойника», да еще если трио поет, – это для них самое главное. При этом они даже в эти песнопения и не вду­мываются, потому что если бы вдумывались, то в таком тоне об этом песнопении говорить уже не смогли. Я, к сожалению, много слышу подобных вещей и считаю, что это свидетельство очень тяжелой болезни нашей церковной жизни. Эстетизм вошел в нее, будучи тоже связан с наслаждениями. Но эстетизм – уродливое явление и, сле­довательно, наслаждения, с ним связанные, по меньшей мере несо­вершенны, а часто просто уже на грани или за гранью греха.

А. Копировский. Дело в том, что происходит ведь очень быстрая подмена на этом пути. Когда приходят за наслаждением искусством, то в поисках этого наслаждения обычно скатываются к тому, что легче потребляется. Очень скоро начинают наслаждаться уже не искусством, а неким его суррогатом. То есть человек ищет не того, что глубже, не того, что дает вот это подлинное, высокое, духовное наслаждение, а того, что быстрее действует, в медицинс­ком, если хотите, преломлении, что очень быстро достигается и в известной мере влияет, формирует рынок потребления искусства, на который начинают работать такие же не очень-то взыскательные производители. Посмотрите, что вокруг-то творится, особенно те­перь, когда все можно, все разрешено. Что пошло в первую оче­редь, что сразу вырвалось на поверхность? Высокохудожественные вещи? Мы все стонали несколько лет назад, что нет репродукций древнерусских икон. Ну и где они теперь? Их так же нет, как и не было, – хороших нет. Появляются очень часто сладенькие иконы, очень примитивные, посмотрите, что в киосках продают. Ничего не стоит, например, выпустить даже государственному издательству большой плакат с «Троицей» Андрея Рублева и с цитатой из Лиха­чева внизу. А слайд «Троицы» – перевернут? Ну просто какие-то мистические вещи творятся. Когда же человек ищет наслаждения искусством, он ищет наслаждения, а совсем не искусства, потому что искусством наслаждаться на самом деле очень сложно, для этого его надо понимать, для этого надо его чувствовать, для этого надо очень много знать, просто иметь навык. Вот тогда, действительно, прорвавшись сквозь это чисто временное наслаждение, отдых, по­пытку такого вот утишения, человек прорывается уже к тому, что нужно. Вот тогда он начинает отдавать, тогда он начинает участво­вать в процессе творчества, и это уже Наслаждение с большой буквы.

Можно ли слушать духовную музыку дома в записях?

А. Копировский. Прямо в продолжение. Видите, как хорошо! Я вспоминаю, как в самые первые годы после своего обращения я с огромным удовольствием слушал духовную музыку дома в записях, с гораздо большим удовольствием, чем даже в храме, потому что в храме все-таки другая обстановка. Я думаю, что это проходит довольно бы­стро. Это хороший этап, и если он не затягивается, то замечательно.

О. Георгий. Да, конечно. Наверное, каждый из тех людей, ко­торые резко, в очень короткий срок обратились к Богу, испытал по­добное состояние. Тогда человек сначала живет, как один современ­ный православный философ выразился, богослужебным праздником, праздником богослужения нашей церкви. Для него это – постоянно длящийся праздник, он ничего не понимает, он немножко как пьяный какой-то, поэтому он готов с утра до ночи слушать эти музыкальные записи, бегать по храмам в престольные праздники, ездить по всем мо­настырям, искать всех старцев, существующих и несуществующих, все­му верить, как дитя, и т. п. Он еще не умеет во всем этом разбирать­ся, но он от всего в восторге. Такое бывает очень часто в первый пе­риод после крещения, а потом приходит, слава Богу, отрезвление. Для христианской же жизни, как вы знаете, очень важно обретение этой духовной трезвости, что совсем еще не означает бесчувственности.

Отец Георгий, такое гигантское количество жен у Соломона (смех в зале) и у князя Владимира ведь не является прелюбо­деянием? В чем здесь разница?

Записка с вопросом о тайной любви и прочее. Александр Ми­хайлович мне здесь уже подписал внизу подсказочку, и я с ней со­вершенно согласен. Жены-то законные были! (Смех в зале.) Закон был другой. И потом у князя Владимира это было все-таки до его Крещения, не забывайте, а у Соломона – еще до Христа.

А. Копировский. Жены его и погубили в конце концов.

О. Георгий. Да, кончилось это все-таки печально. Помните, чем это кончилось у Соломона? Он ведь согрешил в чем-то очень важ­ном именно из-за этого.

Скажите, пожалуйста, истинное наслаждение по Новому заве­ту может быть только духовное или также душевное и телесное?

Мы сегодня уже говорили, что если бы только духовное, то надо было бы немедленно, сейчас же всем развоплотиться и считать это за благо. Но церковь никогда не считала стремление к спиритуализации, к развоплощению благом, наоборот, отношение к телу про­сто уникально в Новом завете, где апостол Павел, например, гово­рит нам, что нужно «не совлечься, а облечься», это во-первых, а во-вторых, где есть его же известные слова: «Тела ваши суть храмы Духа Святого. Кто растлит свой храм, того растлит Бог».

Некоторые конфессии рассматривают интимные отношения в браке как необходимые только для продолжения рода. В ка­кой степени допустима эротика в браке?

Интересно, как вы без эротики в браке обходитесь? (Смех в зале.)

Как Вы относитесь к обету безбрачия?

Я лично – очень хорошо. Но каждому – свое, ибо каждый имеет свой дар. Есть люди, для которых брак – это дар, это счастье, это замечательное исполнение воли Божьей, а для некоторых то же самое – лишь безбрачие, холостое состояние. И одни на других восставать не должны. Очень плохо, когда безбрачные начинают пенять брачным, а брачные безбрачным, подозревая их обязатель­но в каких-то непорядках (смех).

Расскажите, пожалуйста, подробнее о наслаждении от крест­ной Любви. Только ли монашеский это путь? Если можно, при­ведите примеры.

Нет, почему только монашеский? Просто в монашеском наследии этот опыт выражен значительно ярче, что на нынешний день вполне понятно. Концентрация внимания ко Христу, в любви к Богу Отцу или Божьей Матери для людей безбрачных, конечно, значительно выше и ярче. Это и понятно. Поэтому часто этот путь ассоциируется лишь с монашеским, хотя это не только монашеский опыт и дар. В этом плане есть очень одаренные люди, живущие и в браке.

Вы сказали, что символ христианского наслаждения – Крест и Воскресение. В каком смысле имеется в виду воскресение для человека?

Дело в том, что я говорил о символе христианского наслаждения не просто так, а в контексте Любви крестной. Любовь всегда символ всякого наслаждения. Но любовь к чему, к кому, какая любовь, ка­ким образом выражаемая, чем питаемая? Тут мы уже вносили конк­ретизацию. Христианская любовь символизируется радостотворными страданиями, крестными страданиями Христа и Его воскресением, т.е. победой вечной Жизни. Ведь тайна любви связана еще и с этим.

Может ли человек сам избавиться от пьянства?

Знаете ли, как от всякой страсти. Это такая же в некотором смыс­ле патология, как и всякая наркомания. Для некоторых наркотик – ку­рение, а для некоторых – телевизор, газеты, спорт, театр. Что угод­но может быть таким же пьянством. Конечно же, это так. Другое дело, что не всякий, увлекающийся спортом, читающий газеты или смотря­щий телевизор – наркоман, не всякий, знающий вкус вина, – пьяница, это тоже очевидно для всех. А вот избавляться от всего этого, если для человека что-то подобное характерно, довольно сложно, ибо обычно с этим связан целый комплекс проблем. Это как прыщ, за которым неизвестно что стоит, который может быть свидетельством онкологии, а может оказаться просто ерундой, которая завтра пройдет. Понимае­те, здесь опять же надо смотреть, но не надо бояться и «онкологии», хочу сказать это вам заранее, я имею в виду в духовном смысле...

Если беременность наступила вследствие изнасилования, то в этом случае аборт равнозначен ли тому страшному греху, о ко­тором Вы говорили?

Записка очень хорошая, потому что это, к сожалению, стало сей­час огромной проблемой, о которой пока мало говорят, но в связи с чем уже принимаются меры в масштабе общества и всей церкви, поскольку таких случаев все больше, больше и больше.

Изнасилование – это травма для женщины, это вообще какая-то страшная обморочная ситуация современного мира вследствие всего того, о чем мы с вами из этой области говорили сегодня. Ви­димо, скоро появятся какие-то особые, может быть, даже не очень открытые заведения, где в связи с этими проблемами будут делать аборты, не афишируя этого. Для женщины конечно, нежелательно какое-то при этом разглашение. Ведь в таких случаях аборт – не то же самое, что для обычной женщины, живущей в браке.

Аборт – это всегда грех, и грех всегда тяжелый, но в этом слу­чае, конечно, дело другое, так же как и в случаях, когда рождение ребенка связано с реальным риском для жизни матери. Однажды мы с вами об этом уже говорили. Мы говорили, что здесь женщина должна выбирать: или он, или она. Есть женщины, которые скорее родят ребенка и пожертвуют собой, и в истории нередко такое бывало, а есть те, которые пожертвуют ребенком, но не собою. К тому же есть еще и разные обстоятельства...

Это вопрос, ответ на который никогда не должен, на мой взгляд, указываться кем-то извне, он должен решаться в совести человека. Конечно, в случае изнасилования рожать ребенка очень тяжело. Если женщина хочет избавиться от такого ребенка, то, наверное, это тоже должно быть связано все же с ее покаянием, хотя, конечно, покаянием другого рода. Потому что все-таки люди попадают в какие-то тяжкие ситуации тоже совсем не случайно, они часто бывают сами косвенно виноваты в них в силу своей неосторожности или даже провокацион­ного поведения. Такое бывает часто. Конечно, не исключены и ситуации прямой агрессии зла, просто безумного зла в этом мире, когда уже никто не виноват, кроме того, кто открыл, так сказать, дорожку к этому злу. Тогда надо каяться в смертном грехе этого мира.

Почему Христос говорит в Нагорной проповеди, что женщине разведенной дается повод к сладострастию? Как воспринимать эту заповедь в наше время?

Там таких слов нет, будьте осторожнее. В Евангелии говорится: «Кто женится на разведенной, тот прелюбодействует». Это совсем другое: и она прелюбодействует, и он прелюбодействует, ибо име­ется в виду особое понимание брака Христом. У нас была на эту тему специальная беседа, поэтому, в первую очередь, я хотел бы автору этой записки сказать, чтобы он внимательнее смотрел текст Еванге­лия, а не искажал бы его. А как понять именно данный текст – это уже другой вопрос. Повторять много раз то, о чем у нас уже шла речь, я просто сейчас не решаюсь.

Могли бы Вы рассказать о женщинах-мистиках у католиков?

Существует достаточно много соответствующей литературы и ин­тересующийся легко может найти ее и прочесть. До революции у нас об этом много писали, и сейчас литература на эту тему в огромном количестве на всех языках идет в нашу страну и с миссионерскими целями, и просто с информационными или какими-то еще. Ее нетруд­но сейчас найти. Для москвича никаких проблем здесь нет. А вот как оценивать подобную мистику – это вопрос сложный, большой и, ко­нечно, не сегодняшнего дня.

Наслаждение сном – грех? Посоветуйте, как с ним бороться.

Видите, это предпоследняя записка. Наверное, уже наступает время бороться со сном. Я думаю, как всегда мы боремся со сном, так и надо бороться с ним. Бороться напряжением жизни духовной – это лучше всего, хуже всего – лишней чашкой кофе или чая. Думаю, что при постоянном нормальном напряжении духовной хри­стианской жизни такие проблемы не возникают, потому что обычно наслаждение сном возникает от расслабленности, от лености или от того, что человек не знает своего служения, своего места в жизни, в мире, в церкви, дома, на работе и т.д. Я посоветую вам найти это место, это не так трудно. Христианство есть служение, и до тех пор, пока к христианству мы относимся потребительски, мы будем пре­бывать в глубоком сне.

Можно ли брак, не освященный церковно, считать целомудренным?

Что значит не освященный церковно? Если не было совершено таинство Брака? Допустим, у вас неверующая жена, а муж верующий, или наоборот – в таком случае таинство Брака просто не может быть совершено. Невозможно совершение таинства для неверующего че­ловека – это было бы кощунством, профанацией таинства, недопустимейшей вещью, грехом. И такой брак, конечно, признается цер­ковью. Это так испокон веков, об этом еще апостол Павел писал, и, следовательно, какой тут брак – целомудренный или не целомуд­ренный, это будет уже зависеть, прежде всего, от верующей сторо­ны. Конечно, он может быть и целомудренным. Относитесь к этому, пожалуйста, серьезно.

Сейчас, к сожалению, ходит масса каких-то странных, совершенно нетрезвенных мифологем, связанных с этими вещами, когда требу­ют венчания от всех подряд: и тут уже неважно, что второй супруг неверующий или у него есть еще какие-то там другие обстоятельства в жизни, по канонам препятствующие таинству Брака. Забывается, что в церкви всегда признавался и невенчанный брак. Хотя церковь всегда и призывала к тому, чтобы брак был освящен, но она не тре­бовала этого с жесткой необходимостью, за исключением некото­рых эпох, когда это было связано с особыми социальными, полити­ческими и другими подобными обстоятельствами в жизни церкви. Незнание церковной истории, хотя бы только истории, я уже и не говорю о другом, приводит часто к катастрофам в этой области жизни людей. Это недопустимо.

Спасибо за записки. С Богом!

Апрель 1991 г.

Текст публикуется по изданию «Кочетков Георгий, свящ. Беседы по христианской этике». Выпуск 4. Изд. 2-е, испр. – М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2004. – 68 с.