Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Мы начинаем третий год цикла бесед по христианской этике и, хотя у нас и большой разброс в тематике, в целом мы каждый год охва­тываем темы, которые дают нам возможность поставить на свои мес­та основные этические понятия. Важно, чтобы у нас была четкость в осознании понятий, употребляющихся именно в христианской этике, которая к нашему времени в большой степени превратилась в обще­человеческую (напоминаю вам, что это не тождественные вещи, не­смотря на высокий уровень их единства – единства воззрений, по­зиций и принципов). Очень важно четко определять эти понятия, как важно и соотносить все то, о чем мы здесь говорим, с нашей совре­менной жизнью, с жизнью каждого из нас именно в нашем обществе, в нашей ситуации, в наше время, что является самостоятельной зада­чей. Вот эти два аспекта мы и ставим во главу угла в нашем цикле бесед. Но сегодня я постараюсь сделать акцент на первом, на выяс­нении понятия справедливости, о которой люди так много говорят в последние десятилетия и которой они так мало достигают в своей жизни. Действительно, люди и сейчас очень любят говорить о спра­ведливости, хотя очень плохо представляют себе, что это такое. Даже если бы мы говорили только о собственно христианском понятии справедливости, то и тут нашли бы много проблем. А христианская этика удивительно подвижна, динамична, и поэтому она позволяет употреблять свои фундаментальные понятия и принципы всякому человеку, и не только христианину. Я буду говорить, исходя из этого.

Люди всегда искали, ищут и будут искать правду жизни, причем уже здесь, на земле. Поиск правды – великая ценность и великое до­стоинство. И когда люди ищут Бога и волю Божью, они совершают подвиг. Мы их можем назвать подвижниками, поскольку этот поиск труден; на этом пути, конечно, возможны разочарования. Уже давно было сказано: «Нет правды на земле. Но правды нет и выше!» Че­ловек, пришедший к такому выводу, достоин уважения, потому что по меньшей мере можно сказать, что он когда-то искал правду, и хотя он ее не нашел и разочаровался в этих поисках, это искание было, и оно его трогало. Из этих же слов ясно, что правда на земле для человека каким-то образом связывается с правдой вышней, с прав­дой на Небе. Есть некая правда на земле, которую можно искать, находить или не находить, и есть то, что является основанием для такого искания, – правда свыше, которую тоже можно искать, на­ходить или не находить.

Правда на земле и правда свыше находятся в сложных взаимо­отношениях, и мы априори можем сказать, что есть автономия того и другого, при том что между ними есть и глубокие связи. Что в жизни – правда, что в ней правильно, то и укоренено в вышнем мире, на некоем «втором» или «третьем» небе, и в конечном итоге – в Боге, в мире трансцендентном. Но если бы мы останавливались здесь только на трансцендентальном мире, то оставались бы в рамках язычества. Грань между язычеством и неязычеством пролегает именно здесь, в этой соотнесенности между собой и открытости друг ко другу и к нам трансцендентного и трансцендентального миров. В языче­стве, как известно, есть своя доля правды, и иногда она обладает очень большой силой, и поэтому языческая вера в глазах людей подчас выглядит благородной и убедительной. Именно из-за того, что не­сет в себе эту долю правды. А что уж говорить о религиях Закона, если даже язычество, не знающее Источника этого закона, может быть благородным?

Всякая «религия книги» – есть такое понятие – делает боль­шой акцент на законе и правде (к «религиям книги» относятся иудей­ство и мусульманство, также к ним часто относят и христианство; мы, правда, не можем с этим согласиться, потому что знаем, что христи­анство может жить и без книги, хотя Священное писание в Церкви играет очень большую роль). Но даже грубое беззаконие часто оп­равдывает себя по-своему понятыми законами.

Закон – это форма выражения правды, и, как говорит апостол Павел, «закон добр», «закон свят» и благ. Закон обычно директи­вен, и чем более он несет в себе вертикальную связь, чем более он соотнесен с высшим миром, тем более он директивен и поэтому выступает в форме заповеди.

Исполнение заповедей и закона тождественно исполнению воли Божьей. Люди ищут путей познания и исполнения воли Божьей. Важ­но не только познавать эту волю – что всегда связано с большими потрясениями в жизни человека и с накоплением большого опы­та в этой жизни, – важно и исполнять ее, для чего надо знать и сред­ства достижения этой цели. В области закона, правду, заповеди очень важно нахождение средств, адекватных цели. Ведь всем с юности известен ошибочный принцип, который обычно в христианстве од­нозначно отвергается: цель оправдывает средства. Этот принцип древний, но у нас он часто приписывается иезуитам, и действитель­но, они какое-то время его использовали.

Можно и нужно ради Бога любить Его волю, Его заповедь, кото­рая становится свидетельством Божьим в этом мире, свидетельством о Боге и Его воле. Человек, познавший закон и заповедь, знающий это свидетельство Божье, исполняется премудрости свыше. И чело­век мудрый является воплощением веры в правду и любви к ней. Закон ведет к гармонии, он нам ее открывает, и всякий человек, ищу­щий в жизни гармонию, ищет ту же волю Божью, тот же закон, кото­рый раскрывается во всякой доброте и красоте.

Согласно Библии, мир создан хорошим, – этим открывается Биб­лия. Так же творятся жизнь и человек, с той только разницей, что че­ловек не просто хорош и добр, а очень – «зело» – хорош и добр. Исполнить волю Божью и означает стать добрым, а следовательно, и гармоничным. Люди, которые ищут гармонического развития – и та­ких много, – часто забывают об этом, часто ищут совсем иного и по­тому никакой гармонии не обретают. Но человек, становясь добрым по благодати, исполняясь волей и правдой Божьей, приобретает гар­монию и в духе, и в душе, и в теле. Очень важна гармония между эти­ми тремя составляющими человека. К сожалению, в истории она ча­сто бывает недостижима: то дух подавляет тело, то тело – дух, то ду­шевная область гипертрофируется и паразитирует на духе или на теле.

В обществе тоже есть свое добро – своя доброта и своя кра­сота. Весь мир может быть пронизан им – тот мир, который мы на­зываем миром Божьим, миром первозданным. И хотя по откровению мы знаем, что в Самом Боге еще есть нечто более высокое – то благо и та истина, которые в обществе раскрываются через веру людей, т.е. через их открытость ко Христу и причастие Ему; хотя мы знаем, что Сам Бог – по ту сторону добра и зла, тем не менее мы высоко ценим всякое откровение правды – именно как откровение Божье. Если в человеке его гармоничность открывается в духе, в душе и теле, то доброта и красота всего мира Божьего могут быть познаны разумным духом и духовным разумом Церкви и личности человека. В падшем же мире сем закон и гармония познаются той или иной наукой, правда, ею познаются вместе и объективное добро, и объек­тивное зло.

В мире и обществе красота и доброта познаются чувством меры, вкуса, такта, стиля и, что нам сейчас особенно важно, справедливос­ти. Справедливость – это часть правды, осуществляемой через от­ношения между людьми и в самих этих отношениях. Справедливость может быть абсолютной и относительной. Абсолютной – значит, нисходящей от Бога и восходящей к Нему. Относительной – зна­чит, не доходящей до Бога. Абсолютная справедливость, как и За­кон, всегда добра и свята.

Перейдем теперь к некоторой конкретизации этих положений.

Тема справедливости ярко обозначилась именно в нашем, XX веке и именно в нашем, русском народе. Еще Ф.М. Достоевский говорил, что высшая характеристическая особенность нашего народа – это чувство справедливости и жажда ее. Пройти мимо этого трудно. Это выражает что-то глубоко важное в характере нашего народа, что нам позволяет хотя бы отчасти объяснить то, почему многие люди в Рос­сии поддержали в начале XX века идею социальной справедливос­ти, хотя и построенную, увы, не на христианском основании, что ее и погубило. Если же было такое сильное стремление к справедливос­ти, настолько сильное, что люди ради нее были готовы пожертвовать своими вековыми святынями, – значит, они чувствовали давнее по­прание в нашей стране справедливости, несмотря на господство в ней христианских идеалов. «Блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся», «блаженны изгнанные за правду, ибо их есть Цар­ство Небесное», – люди веками пели и слушали эти слова, но не­редко сами же забывали их смысл. Правда была предметом воспе­вания, но переставала быть принципом нашей жизни. К сожалению, в те времена от имени христианства часто проповедовали успокое­ние за гробом, а о том, что, по Евангелию, алкать и жаждать правду нужно уже здесь и сейчас, – забывали. Можно предполагать, что кто-то забывал об этом вполне сознательно. Таковые не случайно от имени церкви и от имени христианства проповедовали ложное сми­рение перед неправдой, перед грехом, перед темными духами лично­го и социального зла. И хотя в пределах исторического времени остается непреложным, что мир сей лежит во зле и несправедливо­сти, – и от нас зависит, будет ли этого зла в нашей реальной народ­ной жизни больше и меньше.

В Библии, особенно в Ветхом завете, о справедливости говорится много, и это совершенно не случайно. Человек именно тогда осво­бождался от ложного смирения, от неправославной проповеди успо­коения за гробом, когда воспринимал Закон и Правду, открытые еще и Ветхом Завете. Достаточно вспомнить рассказ Н.С. Лескова «Од­нодум». Это замечательная иллюстрация к тому, что я хочу сказать. И можно лишь сожалеть, что потом люди, искавшие в жизни правду, часто уже не искали ее на страницах Священного писания.

В Ветхом завете говорится об отношении к работникам и слугам, об отношении к собственности, к ближним и не ближним, к старшим, к царю, к страждущим, об отношении к своим соплеменникам, наро­ду Божьему, а также к пришельцам и другим народам. И очень жаль, что мы в своей личной и социальной этической психологии неред­ко реально стоим ниже того, что было открыто еще ветхозаветно­му народу. Приведу пример. В Ветхом Завете народ знал, что он не может быть народом рабов, что у него один Господь, один Госпо­дин, Которому в конечном счете всегда он должен служить, – это Бог, и поэтому никто из народа Божьего не мог быть рабом у дру­гого члена народа Божьего. У нашего же и других христианских народов это сознание обычно почти отсутствовало. Люди могли относиться к своим братьям и сестрам, как к рабам, совершенно не задумываясь о том, что у всех них – один Господь и между братьями и сестрами по вере не может быть отношений господства и раб­ского подчинения.

В Евангелии есть место, которое ежегодно читается в церкви в Неделю о Страшном суде, где сказано, как Господь относится к тем, кто помог страждущим: тот, кто сделал добро для братьев своих, сделал его Ему Самому. Удивительно, что это место Евангелия, важ­ное в литургическом отношении, в жизни христиан выявилось очень слабо. Были лишь отдельные подвижники и движения, которые об­ращали на него внимание и которые такое отношение ставили во главу угла, но народ в целом воспринял его слабо.

Конечно, этого не надо и преувеличивать; в нашей истории бы­вало по-разному, в ней было не то, что происходит сейчас. Когда-то отношение к ближним и страждущим тоже могло быть очень же­стоким и нехристианским, но все же в народе где-то всегда сидела хотя бы часть евангельской проповеди, так что многие люди хотя бы верили в то, что, творя правду братьям, они творят ее не только им, но и Самому Христу.

В Евангелии же было сформулировано и «золотое правило» этики, которое является универсальным в области социальной спра­ведливости: «Как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними». Если бы по этому правилу христиане жили, то у нас многое было бы по-другому.

Тот, кто читал Священное писание в полном объеме, помнит, сколь замечательно там раскрыты законы справедливости, и как часто Бог уделяет внимание этим вопросам, и насколько тяжким грехом счита­ется всякое попрание Божьей и человеческой справедливости. За несправедливость человек терпит наказание – вплоть до отлучения от Бога, от Христа. Не случайно притча о Страшном суде так и за­канчивается: «Не знаю вас, делающие беззаконие». В этом и заклю­чается полное, бескомпромиссное осуждение. Человек, который от­ходит от Христа, теряя чувство справедливости, всегда сам терпит ущерб, даже крах.

В Писании не случайно сказано, что Бог грешных не слушает. А к ним относятся и грешники, не знающие пути правды – справедливо­сти. Интересно, что в древности в церкви этому учили. Усвоение прин­ципов справедливости в жизни считалось одним из критериев готов­ности оглашаемых к Крещению. Если человек не научился милосер­дию, не научился праведно относиться к брату, отдавать долги и т.д., то он не считался подготовленным к Крещению, даже если теорети­чески все знал. Самые древние канонические тексты из очень немно­гих критериев готовности к Крещению выделяли именно эти. Внача­ле это может показаться даже странным: ведь эти древние требова­ния справедливости чаще всего в своих корнях еще ветхозаветны. Но что же с того? Церковь не только готовила людей к Крещению, во время оглашения она прививала им и чувство справедливости, т.е. потребность творения правды в отношениях между всеми людьми.

В церкви изначала была своя этика в отношении к любому чело­веку, о чем свидетельствуют все древние памятники. Но в древнос­ти церковь очень активно осуществляла служение всем людям, наи­паче же верным, которое и называлось «диакония» и которое отно­силось в ней как к мужчинам, так и к женщинам. Во многих церквах были диаконы и диакониссы. Это были люди, которые несли и ли­тургическое служение. Но главным в их служении было то, что они помогали нищим, старым, странным, больным и сиротам. Они облег­чали их жизнь, смиряли суровых господ – ведь конечно всегда были люди, которые искушались своей властью.

Диакония была заботой всей церкви. Общим принципом церков­ной жизни было то, чтобы никто из членов общины не остался голодным, холодным, нищим, одиноким. И все христиане знали, что они никогда не останутся таковыми. Это церковью обеспечива­лось веками. Естественно, что в первую очередь – для своих чле­нов. Это было нормально, ибо когда церковь показывала такой при­мер внутри себя, когда сама она шла внутрь, тогда-то и находились в общине силы для помощи другим. У нас же теперь часто совер­шенно противоположная установка: мы все ориентированы на какой-то всемирный и исторический масштаб, нам хочется помогать всем и всегда, но при этом наш ближний, член нашей церкви или наш род­ственник, может часто оставаться алчущим и страждущим.

В Священном писании есть еще одно важное место, относящее­ся к сегодняшней нашей теме. В начале Евангелия от Иоанна сказа­но, что «Закон дан через Моисея, а Благодать и Истина – через Иису­са Христа». И если мы сейчас говорили о справедливости как о части правды и закона, то здесь, возможно, некоторые сделают такое умо­заключение: покуда мы не нуждаемся в Законе Моисеевом, покуда мы живем Благодатью и Истиной, зачем нам снова говорить о Зако­не и о Правде? Может быть, нам и заботиться об этом уже не надо? К сожалению, часто люди так и заявляли, и заявляют, и тем самым и злоупотребляли, и злоупотребляют благодатью, свободой и истиной, обратив их в беззаконие, ложь и произвол. Может быть, именно этим частично и объясняется столь нередкое попрание справедливости в церкви и христианской истории? Значит, нам надо как-то серьезней относиться к произносимой обычно якобы шутливым тоном поговор­ке: «не согрешишь – не покаешься». Увы, эта поговорка при всей своей кажущейся несерьезности отражает в себе немалую часть реальности. Действительно, люди, которые могут противопоставлять Благодать и Правду, Свободу и Закон, при этом часто их разрывая, сами обычно живут именно по этому принципу.

Апостол Павел тоже противопоставлял Закон и Благодать: «Если по Благодати, – говорил он, – то не по делам, а если по делам (За­кона), то не по Благодати». Но его противопоставление никогда не было отрицанием Закона и отрывом от него. Ведь он же говорил: «Закон – детоводитель ко Христу».

Поскольку в эпоху Нового Завета есть такая опасность подмены благодати произволом, в нем становится возможным выражение «за­кон свободы», «закон совершенный». Это выражение тоже надо уметь понять. Оно содержится, например, в Послании апостола Иако­ва. А мы знаем, что Иерусалимская община, возглавляемая ап. Иако­вом, отличалась удивительно скрупулезным отношением к исполне­нию Закона, так что даже ветхозаветное иудейское общество, воспитанное веками в уважении к Закону, глубоко уважало эту общи­ну. Так что же такое закон свободы, закон совершенный? Это вы­ражение несет в себе интересный смысловой нюанс. Оно говорит о том, что в новозаветную эпоху человек идет не от правды закона и справедливости к благодати и истине во Христе, а наоборот, полу­чив познание благодати и истины во Христе, человек свободно идет к правде и справедливости в жизни, согласно словам Христа: «Кто любит Меня, тот заповеди Мои соблюдет».

Из этого мы в первую очередь должны сделать вывод о том, что подлинная справедливость, всегда сама будучи святой, живой, буду­чи добром и благом, требует, чтобы мы не проходили мимо неправ­ды и несправедливости в своей жизни. Действительно, «наша брань против духов злобы поднебесных» означает войну против зла силою добра и христианской любви, а не просто меньшим злом, как это при­нято в мире сем. В ситуации выбора из двух зол меньшего человек всегда попадает в безблагодатную область компромисса – в область смешения добра и зла, что и есть всегда компромисс, хотя по об­стоятельствам, может быть, и неизбежный. Поэтому для нас важно постоянно утверждаться в силе добра и красоты, свободы, истины и любви, чтобы достичь той Земли, на которой, по Писанию, обитает абсолютная (Божья) Справедливость и Правда.

В наше же время Справедливость и Правда стала большим де­фицитом, и даже те христиане, которые всерьез ищут ее, не всегда находят те пути к ней, которые позволили бы сказать, что цель дос­тигнута ими адекватными средствами.

Вопросы и ответы

Сегодня я говорил довольно простые вещи, которые обобщают то, что всем нам дано в опыте и Писании. В общем, я думаю, что здесь мало чего-то дискуссионного, хотя жизнь пред нами иногда ставит много спорных и трудных вопросов. Мы часто думаем, что справедливо то, что нам хочется. Вот такой субъективной справедливости хотелось бы избегать, как и справедливости, понятой лишь объективно. По этому поводу я уже говорил, что добро и красота могут быть познаны ду­хом и сердцем человека, хотя в падшем мире они познаются объек­тивной наукой и субъективным умом и чувствами человека.

Требует ли от нас справедливость, чтобы мы не проходили мимо неправды и в отношении себя тоже, т.е. мимо неспра­ведливости, проявленной к нам? Если так, то как это сочетать со стихом о правой и левой щеке?

Вопрос очень хороший. Стих о правой и левой щеке говорит о том, каким образом побеждать зло и несправедливость. Подставить другую щеку – это этическое деяние, когда зло побеждается доб­ром, любовью и верой в человека, когда предполагается, что не со­творить зла в ответ, отойти от принципа «око за око, зуб за зуб» – лучше, выше, совершеннее. Не случайно Господь сопоставляет ветхозаветный и новозаветный принципы. И не ответить на акт неспра­ведливости и зла будет ложным смирением. Если несправедливость как своего рода неправда и зло не вызывает у вас никакой реакции – значит, ваша душа нечувствительна ко злу, не отторгает его. И это уже говорит о болезни души. А в Писании сказано: «Не будь побеж­ден злом, но побеждай зло добром».

Что делать, если лекция очень тяжело воспринимается?

Несмотря на это, задавайте вопросы о справедливости. Я старался говорить просто, но, говоря кратко и обобщая, невольно рискуешь быть непонятым или понятым превратно. Второе хуже.

Зачем Иисус Христос пришел на землю и принял смерть, если достаточно было исполнять законы Божьи?

Я сказал, зачем Он пришел. Это ясно. И никто не утверждал, что достаточно исполнить законы Божьи, чтобы Ему угодить. То есть этого было бы достаточно, если бы кто-то мог исполнить весь закон Божий. Но вы помните, что об этом пишет апостол Павел: он справедливо утверждает, что этого никто не сделал и не может сделать, потому что закон плоти и греха воюет против Закона Бога и разума. Если бы кто-то его исполнил, то, действительно, не нужно было бы приходить Хри­сту. Но из-за испорченности природы человека это невозможно. Можно указать на то, что этот Закон есть, что к нему все стремятся, но достичь его ни один человек вне силы Христовой не может.

Противопоставить благодать и закон невозможно человеку, это не в его власти. Благодать бежит от беззакония.

Это правильно. Но апостол Павел противопоставляет закон и благодать – не я это придумал. И здравый смысл подсказывает, что апостол Павел прав более, чем автор записки.

Благодать – это дар не за исполнение закона, а за смирение.

Вот это да! Благодать – дар, но все-таки за что-то. Будьте же последовательны.

От благодати – к закону и справедливости, не похоже ли это на движение вспять? Как только услышал человек о благода­ти, но не узнал, что она есть, Христа не встретил, развернул­ся и ушел.

Хорошая записка. Для меня она драгоценна потому, что это не то самое понимание, о котором я говорил. Я даже не мог себе пред­ставить, что можно так понять мои слова. Интересно, что все три вопроса принадлежат одному человеку, но он был настроен на одну свою волну, те же слова слыша – не слышал. Я-то говорил о тол­ковании слов апостола Иакова о «законе свободы», предполагая, что вы понимаете, что это за взрывная пружина. Поэтому и приходится толковать, что значит этот «закон». Есть движение, о котором пишет апостол Павел, которое соответствует историческому движению, когда человек через закон, как ведомый педагогом, приходит ко Христу. А есть и другое: когда человек может открыть свое сердце Христу, может получить благодать Христову, и только это становится осно­ванием, чтобы ему не беззаконствовать, не грешить.

А. Копировский. Пример у нас у всех перед глазами – в на­шей истории. Вспомните, как Русь приняла христианство. Это было, столь очевидно, по благодати. Сейчас это пытаются объяснить какими-то меркантильными причинами. Это все очень поверхностно. В принципе, мы знаем, что христианство у нас было принято, что оно мгновен­но укоренилось, что этот корень углублялся, все лишнее отмирало... Вспомните вдохновенное искусство XI–XII веков и то, как это описа­но, – жизнь князя Владимира. Но что началось потом, в том же XII веке? Законотворчество. Причем все законотворчество основывалось на Ветхом завете, потому что до этого у нас почти не было закона. «Приятно» вспомнить, как жен резали на могилах мужей, – вот зако­ны, только языческие; и один закон, мол, стал заменяться на другой. Вначале жесткий – помните, в школе учили: за кражу то-то будет и т.д. – вспомните церковные законы. Всегда сперва идет какой-то взлет: вспомните выражение митрополита Илариона: «Благодать до нас дош­ла, озеро закона просохло» – Закона, которым человек до Бога не до­ходит. Ибо закон на этом пути есть преграда, и человек может лишь ожидать искупителя. Но кончилась эпоха Закона – наступила благо­дать, и поэтому приходит некоторый закон, но уже не тот, который ме­шал бы человеку и Богу объединиться. Тут задается потенция, а все должно дальше как-то развиваться, и от нас зависело, куда мы пошли от этих законов XI века и какими стали современные законы.

Помогите разобраться в христианском свете в отношении ро­дителей и детей.

О. Георгий. Этот вопрос имеет косвенное отношение к нашей теме, в которой акцент делается на какой-то более общей, социальной стороне дела. Но отношения справедливости между родителями и деть­ми тоже могут существовать, хотя они часто и не являются в семье центральными. Мы раньше уже говорили о том, что если зло никогда нельзя простить, ибо его надо лишь побеждать, то грех человека нужно прощать, чтобы этого человека внутренне привести к покаянию. В се­мьях часто поступают не по закону, в любой семье все знают грехи друг друга и за множеством бытовых грехов часто не видят чего-то большего. И если члены семьи не способны прощать грехи друг дру­га, то такая семья не удержится, распадется. Строить в ней отношения только на основании справедливости и оправдания нельзя. Пробле­ма справедливости возникает только в конфликтных ситуациях. Вот семья делится, расходится, вот люди не поделили что-то, тогда – да, тут нужна справедливость. Нынешние жуткие бракоразводные процессы, к сожалению, разъедают наше общество. Кто прикоснулся к этой сто­роне жизни, тот знает, что люди при этом часто теряют себя и других, как будто человек, с которым они судятся, – не только не родной и не близкий человек, но уже просто вековой враг. Очень редко бы­вает по-другому. Так что вопрос справедливости в семье не стоит в центре. Но если брать хозяйственные, имущественные отношения или, например, отношения господ и рабов, здесь есть то, что должно ре­шаться по справедливости – обычно в наших условиях через обще­ственные и государственные нормы и через суды.

Какие обязанности между родителями и детьми?

Почитание родителей не означает, что дети, когда они уже вы­росли, должны абсолютно во всем следовать воле родителей. На­ступает возраст, когда дети становятся самостоятельными, и они мо­гут создавать новую семью или просто самоопределяться в старой. И это неплохо. Если бы так было почаще, то было бы лучше, пото­му что тогда у нас было бы меньше инфантильных взрослых лю­дей. Однако почитание родителей должно оставаться на всю жизнь, независимо ни от чего, при любых отношениях. Любой ребенок обя­зан помогать родителям, если они имеют в этом нужду. Он должен также беречь доброе имя своих родителей, даже если действитель­но есть что сказать отрицательного о них. Но это совсем не озна­чает, что если родители запрещают детям ходить в церковь, то нуж­но принимать и это. Это было бы грехом. Полное послушание дол­жно быть постольку, поскольку дети малы, т.е. пока они несовершен­нолетние. Есть обязанность и у родителей – признавать совершен­нолетие своих детей и не давить на них.

Можно ли ожидать заранее друг от друга почтения в поведе­нии, в отношении друг к другу?

Естественно, и заповедь такая есть. Я думаю, что это ясно всем, кто читал Библию.

Можно ли чего-то требовать?

Можно. Родители могут требовать от детей почитания, если дети уклонились на путь зла. Непочитание родителей – это очень боль­шой грех. Хочешь быть долголетен – заложи для этого основу сво­им отношением к родителям, даже если ты с ними в чем-то не со­гласен. И не требуется, чтобы во всем было согласие, до мелочей.

Все мы знаем, как нелегко простить врага, и стоит невероят­ных усилий, видимо не до конца искренних, просить проще­ния для грешников и для своих врагов. Правомерно ли все-таки для христианина молиться о воздаянии по справедливости?

Ветхий Завет очень четко говорит об отношении к врагу, и здесь есть два принципа. Первый – «око за око, зуб за зуб»: за один зуб выбивай не больше одного зуба, не расходись, пусть аппетит не приходит во время еды. Второй принцип в Ветхом Завете – Господь говорит: «Аз воздам». Это важно, когда человек мщение отдает Богу. Не сказано, что не должно быть мщения, – должно быть, но по-Божески. Человек очень сильно ошибается, когда сам начинает судить и опре­делять меру наказания. Хотя вне наказания не остается никто. Верно, что всякий нарушающий закон справедливости несет наказание в себе. Но правильно и то, что молитва за грешников – это тоже реакция на зло, реакция очень сильная и требующая большой силы. Когда чело­век верит в добро и любовь, он понимает, что эта сила может победить зло, и именно этот смысл содержится в евангельских словах о том, что надо подставлять ударившему тебя «другую щеку». Молиться за врагов – значит верить в то, что человек может исправиться, несмотря на то, что он согрешил. Вера в человека лежит в основе христианской жизни. А если вы этого не можете делать искренне, то делайте как можете, но все-таки делайте. Это является самой основой христиан­ства, потому что само христианство есть вера в Бога и в человека.

Если в конкретном случае не получается победить зло добром, неужели можно допустить, чтобы зло победило того, кто стал его причинять?

Да, действительно, бывает, что не хватает силы победить зло доб­ром. Это, увы, реальность, и поэтому всегда, когда мы говорим и о добре, и о зле, то говорим о жизненных реальностях, а не просто о принципе. Понять евангельский принцип нетрудно, принять сердцем – тоже. Уж слишком ясно, что любовь превозносится над злом. Но здесь всегда есть проблема в наличных силах. Есть принцип побе­ды над злом любовью, благодатью, как это сделал Господь на Голгофе, или силой добра, и есть третья ситуация – выбора из двух зол меньшего, которое ограничивает зло, но его еще не побеждает.

Выбор пути зависит от вашего внутреннего состояния, от того, что вы в себе несете. В этом и состоит смысл духовной жизни. Можно очень яро признавать принципы, но не иметь в себе сил воплотить их в жизнь. И тогда грош цена такому христианству. Это – про­блема. И христианство направлено на то, чтобы усиливать добро. В этом большая сила таинств. Для чего они повторяются? Зачем людям собираться «на одно и то же»? Зачем я говорил обо всем этом так много, хотя можно было бы все объяснить одной строч­кой? Для того, чтобы все встало на свои места на уровне понимания и на уровне соотнесения с вашим личным опытом, чтобы еще боль­ше открыть ваши души и умы силе добра.

Как конкретно можно объяснить победу добра над злом? На­пример, к ребенку подошел сверстник-хулиган, который сме­ется над увещеваниями, и понимает он, только если его по­бить. Если ему дать такой отпор, то он не будет впредь лезть к ребенку. После этого он станет уважать его и трогать боль­ше не будет, и таким образом зло в этом аспекте будет по­беждено. Возможна ли такая форма добра?

Очень хорошая форма добра, и на этого сверстника-хулигана похожа! Да, можно дать ему отпор, но это будет ситуация выбора из двух зол меньшего. Этим вы ограничиваете зло, внушая человеку страх, но этот страх у него вылезет в чем-то другом, а этим вы толь­ко накапливаете силу зла. А.И. Солженицын четко показал, что яд «архипелага» разлился по всей стране, как желчь. Не случайно этот яд исказил даже наш язык. Родить такой язык могла только такая система. Ограничивая зло, мы нередко этим зло и умножали.

А. Копировский. Я хочу этот ответ проиллюстрировать. Вы помните рассказ В.М. Шукшина «Верую»? Священника спрашивает человек: «Скажи, если к тебе подойдут и тебя по лицу ударят, что ты сделаешь?» И священник отвечает: «Врежу». У Шукшина это зву­чит как момент положительный. Вот человек борется с несправед­ливостью, он не скажет: «Спасибо, дайте еще». Это первый момент, и это вошло очень глубоко в культуру, это стало почти идеалом. А второй случай – в книге «Отец Арсений». Молодой священник вер­нулся с войны, был десантником и на фронте уверовал. И вот его, когда он шел с молодой женой, останавливает группа ребят, кото­рые стали придираться к жене. Он стоит и не может вступиться, твердя про себя, что должен подставить правую щеку. Потом он начинает соображать, что это не его щека. Тогда он переходит рамки и всю эту ватагу заставляет ползать на карачках. И в результате получа­тся, как у автора этой записки, – они говорят ему: «Вы извините, товарищ Платон, мы не знали, что вы спортсмен, думали, что вы про­сто некультурный поп». К сожалению, у него самого это не вызва­ло какого-то внутреннего протеста. В человеке очень глубоко за­ложена вот эта героика защитной силы в спорной ситуации, и никог­да не рассматривается вопрос, почему ты попал в эту ситуацию. То есть принцип реакции всегда позволяет такие вещи оправдывать. Я думаю, мы не скоро расстанемся с подобной оценкой таких вещей – корни глубоки.

О. Георгий. Мы с вами на эту тему уже не однажды говори­ли. И сегодня говорили о трех принципах. И вот по какому из них вы поступаете, зависит от того, какова в вас сила, какой в вас дух. Когда человек попадает в ситуацию выбора из двух зол меньшего, то на первый взгляд может показаться, что это от него не зависит. Эта ситуация может быть и просто объективной. Однако эту ситуацию вы должны вовремя отследить. Если вы в нее попали, никаких философствований не должно быть, вы должны сразу применять меньшее зло и тем самым локализовать большее. Затем уже нужно ставить вопрос: почему вы в нее попали? Но это после. Иначе вы дадите возможность действовать большему злу и будете неправы. И все-таки надо всегда помнить, что это ситуация не христианская, язычес­кая, если хотите. Если в человеке нет благодати, то он попадает в такую ситуацию. И очень часто, когда человек попадает в такую ситуацию, трудно бывает понять, насколько ее создал он сам. Взять хотя бы приведенный пример – напали ребята. Как защищать? Мож­но поступить духовно, но это во много раз труднее, чем «вмазать». Поэтому в большинстве случаев на физическую силу человек может отвечать лишь силой физической, хотя, в принципе, есть возможность и другого ответа. Ведь иногда слово, взгляд способны остановить преступника. Но все-таки для этого нужно много силы.

К вопросу о неверующих родителях: «Кто выполняет волю Отца Моего, тот Мне и матерь, и братья». Достаточно ли нейтраль­ных отношений с матерью?

Смотря что вы понимаете под нейтральными отношениями. Я сказал, какого минимума отношений требует закон. Почитание родителей должно быть во всех случаях, пока вы считаете отца отцом, а мать – матерью. Отречение друг от друга – изобретение XX века.

В чем разница между злом и грехом?

Разница тонкая: зло – особый дух, грех – деяние, которое этим духом, этой силой порождено.

В связи с ситуацией, которая касается меня лично, возникает острое ощущение несправедливости, но я не могу различить, где несправедливость ситуации, а где мое восприятие, связан­ное со злом, которое внутри меня. Это мешает мне не прохо­дить мимо зла.

Верно. Многие именно на этом камне и спотыкаются, встречаясь со злом, и не могут определить, то ли им кажется, что это зло, то ли это действительно зло. Помните, в раю было дерево «познания добра и зла»? Так вот, добро и зло нам надо познавать, чтобы их различать. Можно было бы не познавать, если бы не начинали это­го делать до нас. Н.А. Бердяев сказал: «Лучше было бы не позна­вать добро и зло, но если уж познали, то надо их знать очень хорошо». В этом заключается одна из важных сторон духовной жизни.

Если человек не может до конца исполнить Закон Божий вне Церкви, означает ли это, что мирская жизнь никогда не дос­тигнет совершенства и всегда будет в чем-то несправедлива?

Бесспорно, это так. Вне Церкви можно говорить только об эле­ментах справедливости и правды. Своя доля правды есть в любой этической философии, религии, но только доля. Причем в них обыч­но еще и сложно перемешаны правда и неправда, справедливость и несправедливость

Не бесполезно ли в таком случае бороться с несправедливос­тью? Ведь она неискоренима.

Для чего же люди идут в Церковь? Несправедливость искоренима, хотя в этом мире и не до конца. Мы еще только должны будем прийти к той «земле, на которой правда живет». Это очень серьез­ное для нас движение – в эту сторону. «Блаженны кроткие, ибо они наследуют землю». А человек, не знающий, что все законы восходят к Небесам, при всей своей искренности и при всех своих каких-то достижениях, связанных с голосом совести в нем, никогда твердого основания для правды в себе иметь не будет. И хотя мы очень вы­соко должны ценить и ценим все достижения мирского человека – ведь ему намного труднее, чем нам, – тем не менее это не означает, что ему не нужен Бог.

Не могли бы Вы рассказать о Вашем участии и об участии дру­гих духовных лиц в августовских событиях?

(Речь идет о путче ГКЧП 19 августа 1991 г. – Прим. ред.)

Мое личное участие было непосредственным: я был в это время у себя в храме и ходил крестным ходом по Большой Лубянке, несмот­ря на все запрещения и странную реакцию людей, которые подходи­ли и спрашивали: «Что это?» Что же касается участия других духов­ных лиц, то всем известно, как реагировал патриарх. Удивительным об­разом: сразу, очень однозначно, прямо с утра 19 августа он отменил в Успенском соборе в духовных прошениях – ектеньях – прошение о властях. Он изменил текст традиционной молитвы, как только обо всем узнал, и распорядился молиться лишь о стране и о народе. В прессе были попытки жесткого противопоставления патриарха синоду и всему остальному епископату, может быть и небезосновательные, но нетактичные и непродуманные, потому что они поставили патриарха в очень неудобное положение. Не мог же он после победы над ГКЧП заставить весь синод пойти в отставку. Церковь ставила задачу: пусть путем компромиссов, но все-таки удержать на плаву церковный ко­рабль. Она от компромиссов не отвыкла. Церковные иерархи не знали, победят ли путчисты; и если бы, допустим, они победили, то вот они бы все уже высказались против, что тогда? Поэтому тогда патриарх лишь один высказался против путчистов, хотя путчисты почти победили, и ни из чего нельзя было внешне увидеть, что они будут вскоре свергну­ты. И это означало, что, если бы они все-таки победили окончатель­но, патриарха бы сняли или он сам должен был бы уйти в отставку. Но церковная структура сохранилась бы. Это было очень смело, ибо исход можно было предвидеть и предчувствовать только через от­кровение. Но увы, церковь часто в истории попадала и попадает в ситуацию выбора из двух зол меньшего. Тут нам уже нужно ставить воп­рос: почему она попала в такую ситуацию? Не вся церковь, впрочем, а известного качества церковное руководство...

Должна ли быть смертная казнь?

В нашем обществе – ни в коем случае. Это то же самое, что воззвать к Богу: «Господи, покарай грешников!» Мы должны трез­во понимать, что в таком случае никто из нас не имеет права жить. Нет сейчас людей, которые могли бы определить, кого лишать жиз­ни, а кого не лишать. Слишком велико зло, совершенное на нашей земле, и оно коснулось всех.

Не противоречит ли понятию высшей справедливости избра­ние Богом одного народа?

Вы имеете в виду Ветхий Завет. Да, там высшая справедливость была открыта только одному народу. Но из одного этого ясно, что Ветхий Завет оказался ветхим. Если бы он был совершенным, то не нужно было бы Нового Завета. Странно слышать сейчас этот воп­рос, потому что мы уже две тысячи лет живем в совершенно иной жизненной ситуации. Сейчас же не просто еврейский народ являет­ся богоизбранным, а Новый Израиль – Христова Церковь.

В народе Божьем после семи лет человека отпускали из раб­ства, но если он хотел, то мог остаться рабом навсегда. Как в этом случае складывались отношения? Значит, было рабство и внутри народа Божьего?

Главное было в том, чтобы была возможность такого освобожде­ния, чтобы было сознание того, что народ Божий – народ свобод­ный. Конечно, жизнь всегда противоречива. Когда римляне захватили Иудею, это в конце концов тоже было рабство. Свободное самосоз­нание было отражено и в Евангелии, что выражено в словах иудеев: «Мы не рабы никому!» Важно, какова была норма жизни. Жизнь все­гда отличается от нормы, но важно, что мы признаем за норму. Когда исключения начинают восприниматься как правило – тогда беда.

Во главу угла революция ставила справедливость и равенство. Вы сказали только о справедливости. Каковы отношения этих двух категорий?

Считалось, что справедливость, в частности, выражается в равен­стве. Мы сейчас пожинаем и эти плоды. Ф.М. Достоевский предупреждал, что такое стремление к равенству тут же превращается в стремление к уравниловке. Произошло страшное. Везде слышится: «Не высовывайся! Тебе что, больше всех надо?» Это целая философия, иногда очень активно воплощаемая в жизнь. Революция в основном выступала под христианскими лозунгами, а основание-то для себя она имела не христианское. Наши социализм и коммунизм были рождены на христианской почве, хотя они по сути враждебны христианству.

Что делается с душой человека, который поступает несправед­ливо? Например, когда судья наказывает невиновного, зная, что он невиновен?

Я бы сюда добавил и дух. Человек повреждается духовно и душевно. Он начинает путать реальность со своей иллюзией. У него начинают расплываться понятия: кто виновен, а кто нет. Я напомню историю, когда митрополит Филарет Московский в присутствии доктора Гааза сказал, что нет несправедливо осужденных и непонятно, за кого тогда хочет ходатайствовать доктор Гааз. Доктор возразил: «Владыка, Вы о Христе забыли!» И Филарет признал его правоту, сказав, что тут Христос забыл его.

В чем гарантия истинности человеческих поступков?

Только в истинности духа, приведшего к этим поступкам, – ведь даже Писание не дает исчерпывающих ответов на все вопросы. Иначе кого-то начинает слышать голоса, требующие, например, принести в жертву своего сына или многих людей. Известны и другие случаи из судебной практики. Есть такие «верующие» маньяки.

Бывают ситуации, когда, чтобы спасти многих, нужно устра­нить убийц. Будет ли это нарушением заповеди?

Смотря какой. Ветхозаветная заповедь как раз говорит: если ты убил, пусть тебя убьют. Поэтому устранять убийц – дело государ­ства, а не Церкви.

Всегда ли нужно поступать по совести? Совесть часто обма­нывает людей, даже искренне верующих доводит до смертель­ных схваток.

Это не сама совесть, а ее внутренний голос. Кто-то его хорошо слышит, а кто-то плохо, кто-то вовсе не слышит, а слышит голоса. Нужно различать духи, для этого существуют и Писание, и каноны, и традиции, и через друг друга люди проверяют свои решения. Есть некая ответственность. Бывают, конечно, люди и психически больные, но общество должно уметь каким-то образом это тоже определять. Психически больному может казаться, что он предназначен быть Богом, Наполеоном, чайником, юристом – мало ли кем. На это же надо уметь реагировать, что довольно сложно и духовно, а иногда и внешне.

Ветхозаветный иудей мог находиться в рабстве только семь лет, иноплеменники оставались в рабстве всю жизнь. Не озна­чает ли это, что справедливость должна проявляться только среди единоверцев? Как это применимо сейчас?

Мы говорили: народ свободный – это народ Божий. Почему у иудеев было сознание, что они не рабы никому? Именно потому, что они считали себя рабами Божьими. Когда люди перестают считать себя рабами Божьими, они становятся рабами греха, или рабами друг друга, или рабами социальных отношений, или классовых интересов и т.д. Так что вполне понятно: если народ Божий был один, то эти отношения отрицания рабства были только в этом народе. А соглас­но Библии, в Ветхом Завете был лишь один народ Божий.

Является ли христианская семья основным мерилом, едини­цей, олицетворением социальной справедливости, правды Божьей в обществе?

Нет, мерилом правды и справедливости всегда является открове­ние Правды, которое всегда – в Церкви. Другое дело, что границы Церкви не объективны и не объективируемы, поэтому где они – все­гда сказать довольно трудно. Церковь – не организация, поэтому эти границы могут проявляться и в семье, и в отдельном человеке, и в об­щине, а иногда и не в семье, и не в отдельном человеке. Всегда выс­шее мерило определяется и по плодам, и по духу Правды Божьей.

В экуменизме как духовном процессе, движении к сближению церквей и церковных иерархов не подменяется ли справедливость человеческим коварством или другими такими же ка­чествами, потому что важна фигура иерарха церкви?

Об экуменизме говорить всегда трудно, потому что люди, задаю­щие вопросы об экуменизме, под этим подразумевают очень разные вещи. Правда, здесь есть некоторое раскрытие – «движение к сбли­жению церквей». Иногда это бывает и человеческое движение, иногда это бывает и духовное движение очень высокого уровня. Все очень по-разному. Вопрос не очень понятен.

Насчет смертной казни. Бывают очень страшные преступле­ния. В Евангелии сказано:  «Кто соблазнит одного из малых сих, тому лучше было бы, если бы повесили ему мельничный жернов на шею». Не есть ли это подобие нынешней смертной казни?

Вы хотите оправдание смертной казни возвести к Евангелию, но здесь есть церковное толкование, на которое можно сослаться. Я думаю, что такого рода высказывания Христа никогда нельзя вос­принимать как заповедь, как прямое, буквальное руководство к физическому действию. Действительно, Господь предупреждает, что такой человек не окажется без наказания. Каждая неправда нака­зывается, потому что сотворивший ее человек этим самым отходит от Бога. А это никогда без последствий не оставляется. Если нам воспринимать это место, как в записке, то даже инквизиция, которая теперь осуждается Католической церковью, так прямо не поступала. Мо опыт инквизиции, опять же «по плодам», достаточно красноре­чив, чтобы возвращаться к нему, да еще в грубой форме.

Если насилуют малолетних, неужели за это не нужна смерт­ная казнь? Это может стать массовым явлением. Тюрьма пре­ступникам не так страшна, ведь бывают амнистии и досроч­ные освобождения.

Я совсем не хочу сказать, что нет страшных преступлений. Есть, и огромное количество. Я считаю, что сейчас нет судей, которые мог­ли бы приговорить к смертной казни; да и специалисты говорят, что от того, что применяется смертная казнь, меньше у нас преступлений не становится. И речь идет о том, как бороться с преступлениями.

Является ли победой над злом раскаяние того, кто его сотворил?

Если это покаяние в полном смысле слова, то – да.

Одна из трудных задач для христианина – научиться прощать. Что это значит? Достаточно ли искренне не желать обидчику зла? Или даже желать ему добра?

Вы вдумайтесь в смысл слова «прощать». «Прощать» – значит «выправить», от корня «просто» – «прямо». Все, что искривлено между вами в результате греха, то нужно выправить. Способы вып­равления могут быть разными; есть средства духовные и физичес­кие: нужно пойти попросить прощения, но лучше, если употребляют­ся средства вместе и внешние, и внутренние. И это бывает очень трудно сделать.

А если при этом сохраняется горечь от обиды, если делаются негативные выводы о качествах этого человека, можно ли счи­тать, что прощение состоялось?

Горечь от обиды – вещь психологическая. Конечно, хорошо, если она пройдет, но добиваться того, чтобы ваше духовное прощение было совмещено еще и с душевным, – аскетическая задача. Это проблема. Справедливые же выводы о человеческих качествах де­лать нужно. Но если вы не простили, то об этом засвидетельствуется тем, что ваши выводы будут тенденциозны, односторонни. Толь­ко тогда, когда вы до конца простите, вы освободитесь от тенденци­озности в своих оценках и перестанете обращать внимание только на негативные качества человека. Вы увидите его таким, каков он есть, а для этого нужно человека полюбить.

Как объяснить несправедливость страдания и смерти добрых людей, особенно детей, от случайных аварий и природных катастроф? Почему Бог не вмешивается для предотвращения такого зла?

Зло объективировано всегда, и если, по Писанию, «мир лежит во зле», то это означает, что оно может быть агрессивно. И не только потому, что вы лично согрешили. Об этом хорошо сказал армянс­кий  патриарх после землетрясения в Спитаке*. Он говорил о той стихии, которая ворвалась в человеческую жизнь, разрушая ее, как о стихии греховной. И действительно, мы знаем, что не просто грешит человек, а весь мир «лежит во зле». Это проявляется и в мире земном, и в мире космическом. Если вы вспомните, как страдал Сам Христос, то сможете понять, что значит агрессия зла в этом мире.

(* Землетресение 1988 г в Армении, в результате которого погибли десятки тысяч человек и которое вызвало волну сочувствия и помощи по всей стране. – Прим. ред.)

В книге Исход, в 32-й главе, Аарон по желанию народа дела­ет золотого тельца, но кара падает не на него, левита, а уби­вает его братьев и друзей – три тысячи человек. Согрешив­ший Аарон остается первосвященником. Почему? Не означает ли такая неадекватность наказания, что элементарная спра­ведливость подчинена в данном случае более высокой целе­сообразности, задаче пестования народа Божьего, для кото­рой Бог избрал Аарона и его потомков?

Думаю, что это и означает. Я же говорил об абсолютной и относительной справедливости. И действительно, в тех случаях, когда человек что-то делает по требованию других людей, есть неулови­мая грань между двумя вещами. В одних случаях он однозначно виноват и должен нести большее наказание, но в других, как вы знаете, с него вина снимается, как, допустим, если на суде человек подписывает показания, которые насильственно, под давлением у него были взяты. Они не называются подлинными. Этот нюанс знает один Бог. Из объективно данного текста его прочувствовать почти невозмож­но. И Аарон в этой ситуации не умерщвляется, хотя и не оправды­вается, – он наказывается вместе с народом. И никто не говорит, что он правильно поступил, пойдя у народа на поводу. Посмотрите внимательнее весь текст.

Расскажите, пожалуйста, что неверного у адвентистов, – очень Вас просим.

Для того, чтобы говорить о разных конфессиях и деноминациях внутри христианства, надо хотя бы какую-то одну из них знать хоро­шо, а потом, отталкиваясь от этого, уже можно говорить о различиях и что-то объяснять. Поэтому отвечу лишь кратко. Мне приходилось общаться с адвентистами не однажды, и с их руководителями тоже. Они делают очень большой акцент на Законе, но помнят, что, по Еван­гелию, Христос пришел на землю «не нарушить закон, а исполнить». И единственное, чего им не хватает, это понимания того, что слово «исполнить» здесь всегда имело два смысловых оттенка, причем важ­нее всегда был не тот, на котором они обычно делают акцент («ис­полнить» – в смысле «выполнить»), а другой, который определяет как раз православное отношение к Закону («исполнить» – значит «до­вести до полноты»). А до полноты Закон доводится только «зако­ном свободы», который иногда отодвигает назад и даже как бы от­меняет то, что было внешне, физически и материально, заповедано в Ветхом Завете. Оно становится духовным. Например, если обрезание прежде было только по плоти, то в Новом Завете оно стало важно по духу, в смысле обрезания сердца человека. А остальные их проблемы не связаны со спецификой адвентистов. Они являются общи­ми проблемами сравнительно недавно возникших протестантских на­правлений. И на эти вопросы есть общие ответы. Главное в том, что в протестантизме вызывает сожаление его неполнота.

Я, конечно, сейчас не могу дать исчерпывающий ответ, и многие моменты остаются за рамками. Но это уже другая тема.

Вообще же я еще хотел услышать вопросы, связанные со спра­ведливостью, скажем, на работе, но их, к сожалению, не прозвучало. Весьма симптоматично...

Так пока все. С Богом!

23 сентября 1991 г. 

Текст приводится по изданию «Кочетков Георгий, свящ. Беседы по христианской этике». Выпуск 5. 2-е изд. – М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт 2009. – 96 с.