Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Сегодня у нас с вами тема, которая, как это ни странно, у многих до сих пор вызывает огромный интерес. Вроде бы эту тему людям надо раз­бирать уже тогда, когда они спрашивают: «Что такое хорошо, а что та­кое плохо?», когда им нужно разобраться с тем, что есть ложь, а что ость правда. Тут в своей жизни я вспоминаю очень бурные дебаты о «святой лжи» где-то в институтское время, когда я был еще студентом, двадцать с лишним лет назад. И все же когда я сейчас начал готовиться к сегодняшней лекции, то обнаружил, что эта тема не такая уж простая. То есть какие-то принципиальные вещи мне надо было установить еще давно, а вот разобраться в нюансах нам нужно будет сейчас. Ведь наша жизнь все-таки всегда нюансированна, она не идет по прямой, а если так и случается, то это всегда плохо, как мы знаем из нашей истории. Итак, без этой нюансировки нам сегодня не обойтись, и насколько хватит нашего терпения и смирения, настолько мы будем сегодня заниматься и принципами, и нюансами нашей темы.

Прежде всего я хотел бы поделиться своим маленьким открытием, которое для меня самого оказалось неожиданным: проблема «святой лжи» охватывает, как выясняется, все стороны нашей жиз­ни. Прежде я, вероятно по своему легкомыслию, этого не замечал и задавал себе вопрос: о чем думают люди, когда говорят о «святой лжи»? Ясно, что думают о вещах, связанных, например, с медициной, т.e. с жизнью человеческого тела, с телесностью. Об этом думают перед лицом смерти и перед лицом человеческой мнительности, которая требует определенной психотерапии, самовнушения, которое, в свою очередь, требует некоторой, так сказать, лжи, и не просто лжи, а каких-то, может быть, преувеличений, когда человек начинает сам себе внушать: «Я чувствую себя хорошо». Это, знаете, напоминает извест­ную присказку о том, как хорошо мы живем и какое у нас хорошее здоровье. Только тут человек делает это добровольно, не из-за иде­ологических внушений или какой-то особой внешней опасности, а просто потому, что он действительно хочет себе психологически внушить, что у него все хорошо и что здоровье у него хорошее, хотя по видимости он в общем-то пока еще лежит на одре болезни, а мо­жет быть, и смерти.

Такие преувеличения, такие самовнушения, такая психотерапия сей­час оказались признанными. Это считается нормой, будто надо так, и только так, а если кто так не делает, то он, вообще говоря, если не дурак, то что-то в этом роде. И эта тема, в общем-то, достойна об­суждения. За последние годы мне не однажды приходилось обсуж­дать ее, касаться ее в достаточно высоких и компетентных собрани­ях, где мнения регулярно делились, ибо практически никогда невозможно было достичь полного единодушия при обсуждении вопро­са, говорить или не говорить, например, смертельно больному чело­веку о его болезни и реальном состоянии. Что в этом случае дол­жен делать врач, что должны делать близкие? Как, в конце концов, должен поступить священник, когда его приглашают в дом причас­тить умирающего, не сознающего своего состояния? Близкие уми­рающего все знают, а вот умирающий, как показывает мой скромный опыт, очень часто лишь догадывается о своей скорой участи и бес­покоится о ней.

И вот, действительно, – что же делать? Так как сейчас для мно­гих людей здоровье – вопрос номер один, то и проблема «святой лжи» возникает прежде всего здесь. Люди мнительны, мнительны всерьез и надолго. И правда, у людей сейчас такая психика, что най­ти психически совершенно здорового человека – я не могу сказать, что совсем невозможно, но очень трудно. (Недавно я слышал пси­холога В. Леви, которого крестил о. Александр Мень, и он утверж­дал, что вообще-то мы все психически больные и что он знал толь­ко одного психически здорового человека – как раз о. Александ­ра, да и того уже нет. А другие утверждают, что единственным пси­хически здоровым человеком был Господь наш Иисус Христос. У Него – абсолютная норма психики. Может быть, это все-таки какие-то крайности – мы сейчас не будем обсуждать эти мнения, – но сама возможность высказывания их всерьез, обсуждения их всерьез, кое-что значит.) Я всегда пытался говорить, исходя из опыта, что проблема «святой лжи» существует всерьез, поскольку человека, сказав ему правду, можно этим убить. И сбрасывать со счетов эту вероятность нельзя. Если, допустим, придет священник и весело скажет человеку: «А, у тебя рак? Давай-ка, друг, собирайся, пожалуйста, туда вот, в ящичек, который стоит у дверей», то человек тут же действительно «сыграет в ящик». И я догадываюсь, как будет чувствовать себя после этого священник. Боюсь, что ему придется жить на белом свете довольно трудно. А врач-то еще чаще стоит перед этой проблемой...

Вообще говоря, это стало даже предметом социологического исследования. Люди, живущие при тоталитарных режимах, оказывается, очень любят, чтобы им говорили всякого рода «святую ложь». Это до­казано статистически. А люди в относительно свободных странах как раз этого очень не любят. Они любят, чтобы им говорили правду даже на смертном одре. Они стараются что-то с этим делать. Они начинают из этого тут же делать практические выводы. Готовиться к смерти – так готовиться к смерти, и значит, надо нормализовать свои от­ношения с близкими, надо дать распоряжение о наследстве, надо по­прощаться с детьми, с женой и т.д. Свободный мир есть свободный мир. Свободные люди действительно хотят, чтобы им всегда говори­ли правду. Наши же люди пока что этого в основном не хотят. Впро­чем, есть исключения, и в первую очередь, это люди верующие, в част­ности христиане, для которых вопрос о жизни и смерти относитель­но не нов. Но все люди есть все-таки люди, и христиане, конечно же, тоже страшатся своего смертного часа, но уже не настолько, чтобы впадать в полное отчаяние или лезть в петлю при его приближении.

Я всегда исходил из этого, когда отвечал на обращенные ко мне вопросы о «святой лжи». Я говорил, что главное здесь в том, что надо смотреть на состояние духа человека, на его силы, на его возмож­ности. В случае, если человек неверующий, если он духовно довольно слаб, чтобы перенести такую новость, как сообщение о смертельной болезни, то говорить ему об этом все-таки не надо. Или это надо делать очень тонко и постепенно, очень тактично готовя к ней человека. При этом всегда надо знать, когда, что, как и кому сказать. А если даже и не видно реальной возможности что-то прямо сказать, то можно лишь намекнуть. И это надо обязательно делать – а вдруг человека как-то осенит, вдруг он что-то поймет? Хотя опыт показывает, что в таких ситуациях люди наименее понятливы, даже наиболее умные и проницательные из них. Но вот верующему человеку, пусть иногда и не очень умному и проницательному, можно говорить обо всем, хотя, конечно, и здесь нужен особый такт. И здесь – ведь, повторяю, человек есть человек – нужно проявить, наиболь­ший такт, чтобы сказать всю правду. Иногда это можно делать сим­волически – знаком, жестом, тем более, что верующий человек, как правило, отзывчивее на знаки, на условный язык, на язык жестов. К сожалению, культура жеста у людей маловерующих или неверующих почти исчезла. Это очень печально, ведь жестом, одним жестом иногда можно сказать очень многое. В этом смысле средневековая культу­ра была куда тоньше, чем наша современная. Вы знаете, что даже язы­ческие культуры – это часто культуры жеста, знака, символа. И не только языческие, а просто нехристианские: и мусульманская культура, и иудейская. Я не говорю сейчас про восточные культы и прак­тики, конечно же, там жест играет огромную роль в деле разреше­ния проблемы «святой лжи».

Я специально сегодня не загадываю загадок, не спрашиваю зал, как бы вы сами поступили в одном, другом, третьем случае, потому что, думаю, цель нашей сегодняшней встречи – не проверять друг друга, не экзаменовать нашу интуицию и опыт, а просто разобраться в глубоких вещах. И тут, кроме проблем жизни тела, кроме медицин­ской стороны, столь связанной с опасностью смерти тела и, следова­тельно, с проблемой «святой лжи», есть много других областей на­шей жизни, где эта проблема стоит не менее остро. Она касается и душевной, и духовной жизни человека: и экономики и политики, и бра­ка и семьи, и науки и искусства, и религии и церкви. Остановимся же немного подробнее на этих моментах.

Что мы можем сказать о жизни души, о душевной жизни челове­ка? Ум, чувство, воля, увы, часто живут в сфере компромисса. А я ду­маю, что ни для кого из вас уже не секрет, уже всем понятно, что воп­рос о «святой лжи» – вопрос о компромиссе, хотя и очень специфи­ческом. Так вот, у людей есть душевные стрессы, и человек их хочет снять. Он не хочет жить стрессами. К тому же это опасно. И чело­век начинает, размышляя о своей жизни, врать самому себе. Ему про­сто хочется думать, что он живет одним образом, хотя ясно, что он живет совсем по-другому. Он сочиняет себе свою жизнь, сам себе ее изъясняет и сам себе ее оправдывает. Своя жизнь, как и вообще воп­росы жизни, для человека часто оказываются вопросами компромисса.

Конечно, это касается и семьи, и работы человека. Так много не­порядка в этой части нашей жизни, в жизни семьи и в рабочих отно­шениях, так много в этом неправды, что человек и здесь пытается жить каким-то мифом, каким-то искусственным образом. Для этого он на­девает на себя то одну маску, то другую.

Нам с вами эта проблема тоже довольно хорошо известна. У мно­жества современных людей есть множество масок, которые очень ча­сто настолько срастаются с лицом, что отличить личину от лица ста­новится уже невозможно. Человек уже сам не знает себя, он теряет себя. И чем больше он живет на свете, тем больше он теряет себя. И когда происходит какой-нибудь срыв, тогда человек начинает «свято» врать себе и, конечно, другим. Но в первую очередь – себе. И здесь он может впасть в разного рода ложные состояния, которые поддер­жат в нем эту «святую ложь». Как здесь не вспомнить алкоголиков и наркоманов? Страшное распространение наркомании и алкоголизма в нашей стране совсем не случайно. Всем известно, что в этом прояв­ляется болезнь общества. Но не только общества, ибо это также болезнь души человека, это душевная болезнь. И вообще вопрос «святой лжи» очень во многом связан с душевным состоянием и душевными болезнями. Это опять же не случайно. Всем известно – и мы сегодня с этого начали, – что душевно здоровых, нормальных, даже просто уравновешенных людей крайне, крайне мало. Это не значит, что все – психи, что всем надо бежать в больницу. Ни в коем случае. Но хотя бы иногда какие-то вывихи и какие-то трудные ситуации в об­ласти душевной жизни испытывает практически каждый человек.

Экономическая и политическая жизнь часто тоже строится на лжи, которая оправдывается так же, как и всякая «святая ложь». Люди сво­бодного мира, например, верят в эквивалентный обмен в торговле и вообще считают, что это – закон экономики, хотя все прекрасно зна­ют, что такой товарообмен не случайно профессиональные экономисты называют «товарообменом» (есть такая профессиональная шутка).

Рождение в обществе всякой утопии и антиутопии тоже связано с проблемой «святой лжи». Отсюда и проблема заговора, какого-нибудь путча. Их участники прежде всего должны поверить в то, что го, что они делают, есть принципиальный поворот к лучшему. Они должны представить его себе, смоделировав некое будущее состо­яние общества, принципы которого призваны воплотить именно они.

Очень часто в общественных отношениях люди впадают в лице­мерие. Кажется, что без лицемерия здесь обойтись просто невозмож­но. Вот ты предстал перед начальником – значит, ты должен быть очень милым, симпатичным и естественным. И вообще, удивительно, как даже самые раздражительные, самые тяжелые по характеру люди и присутствии начальства обычно становятся прямо шелковыми.

Спорт, особенно современный, сплошь пронизан ложью. Вы знаете, что чем выше уровень спортивных состязаний, тем острее эта проблема. Здесь допинги появляются, конечно, не случайно. И это проблема неизбывная, она заложена в самом общественном явле­нии, именуемом «спорт». Поэтому бороться с этим явлением «величия» человеческого тела можно только отцеживая комара, а верблюда поглощая.

Кроме того, спорт всегда в большой мере удовлетворяет потреб­ность общества в «хлебе и зрелищах», но при этом он имеет вид, буд­то он – нечто совсем другое. Далеко не каждый спортсмен спо­собен признать реальную свою функцию в обществе. Ведь удовлет­ворение потребности в «хлебе и зрелищах» – это рабская функция для рабов в рабском обществе. А людям не хочется признаваться в этом, ведь масса людей всю свою жизнь полагает на то, чтобы осу­ществить эту функцию в обществе. Посмотрите, сколько часов от­водится радио- и телепрограммам, посвященным спорту (прежде это число было немного меньше, а сейчас оно снова возрастает). Это тоже совсем не случайно.

Надо пристальнее, на мой взгляд, присмотреться к тем обществам, где большой популярностью пользуется спорт в любой его форме, если мы хотим преодолевать его болезни. Именно спорт, повторяю, а не культура тела, не физическая культура. Культура тела – это великое достижение общества. Но мы потеряли культуру тела, а обрели спорт. Как раз в плане культуры тела спортсмены сплошь и рядом – несчастнейшие люди, их можно тут всячески пожалеть.

Это плод моего многолетнего наблюдения за простым фактом, который многие даже из здесь присутствующих могут подтвердить: когда в храм приходит какой-нибудь спортсмен, он больше десяти-пятнадцати минут там стоять не может, ему вскоре в нем становится дурно. Он просто падает в обморок и должен вылетать из храма пулей, причем не потому, что в нем бес, который его оттуда гонит, а потому, что в храме он – именно несчастный, больной и расслабленный. И это понятно. Он не привык не двигаться. К тому же он весь искусственно накачан: его тело уже стало искусственным, его ум искусственный, его чувства искусственны. Простые бабушки мо­гут стоять часами – и ничего. Люди неспортивные, как это ни странно, тоже могут стоять часами – и тоже ничего, все хорошо. Ну, немно­го и им иногда бывает трудно, особенно с непривычки, болит пояс­ница, душно, в конце концов, один разочек человек может и сползти по стенке – невелика беда (смех). Так что не самое главное – здо­ровье. И тем не менее все они выносливее спортсменов.

Это все вещи важные. Я сейчас не могу, к сожалению, распростра­няться на эту тему, хотя мне всегда это было очень интересно. Поку­да я с юности человек не спортивный, мне интересна была апология неспортивности. Так вот, это – существенные вещи. Можно было бы подробнее говорить о том, что значит развитие в обществе таких ве­щей, как спорт или, например, его «родственник» – современный рок. Это ведь тоже очень важная вещь и общественная характеристика, не только душевная, но и духовная, это тоже для общества – как бы лак­мусовая бумажка. Сами по себе это малозначащие вещи, но они очень обо многом говорят. Однако это уже отдельная тема.

В науке и искусстве сплошь и рядом все тоже пронизано «свя­той ложью». Молодежь еще недавно этого не знала. Сейчас не могу сказать, знает или не знает. Она, кажется, вообще решила ничего не знать. Если это так, то она и этого не знает. Ну а если она что-то тает, то, наверное, знает и это (смех). Так вот, наука, например, напе­регонки с искусством еще недавно, пытаясь заменить собою всё святое и вышнее, всерьез провозглашала, что Бога нет! И при этом бессовестнейшим образом врала (смех), о чем любой серьезный ученый не мог не знать. Ну, были люди, допустим, в первой половине XX века – а тогда было много серьезных ученых, – которые действитель­но пытались возмутиться: почему это наука вдруг выходит за рам­ки своей компетенции, кто дал ей такое право? Но им быстро на­мекнули, кто ей дал такое право, и им пришлось замолчать, многим, к сожалению, уже навсегда.

Всякая дошедшая до нашего времени идеология, как и тесно связанная с ней «научная» пропаганда – любая, не только комму­нистическая, – тоже пронизана «святой ложью». Кто из вас хоро­шо знает английский язык, тот помнит, что слово «пропаганда» в английском просто несет в себе самом именно такое значение: это что-то всегда массовое и не очень чистое, не очень честное, хотя и су­ществующее для провозглашения высоких идеалов и целей.

В области искусства очень много «святой лжи», и не только тог­да, когда вместо чистого искусства выходит на первое место та или иная бутафория, и не только тогда, когда человек лжет в искусстве для красного словца, но и тогда, когда с помощью искусства как бы «романтически» идеализируется жизнь. Но идеализация – вещь, которая на самом деле тоже часто оказывается небезобидной. Обыч­но мы ее считаем просто детской болезнью: мол, человек надел розовые очки – ну и что, в конце концов, жизнь так тяжела, она часто так невесела; ну и пусть, если ему так лучше. И все-таки оказывает­ся, что так никому не лучше. Действительно, в жизни все должно стоять на своих местах, и когда этого нет, начинают работать какие-то другие механизмы и человек начинает разрушаться – он сам и его связи с миром, с людьми, с жизнью, с Богом. А христианство, как вы знаете, очень высоко ценит такое качество, как трезвение. Многие считают, что оно вообще лежит в основе всей христианской аскетики, и я бы с этими людьми согласился. Я считаю, что аскет – это тот, кто умеет быть трезвенным: не просто трезвым, это само собой ясно, но еще и трезвенным. А у нас очень много трезвых людей нетрезвенны, о нетрезвых уж не говорю (смех).

Тут я хотел бы еще привести вам стихотворение одного армянс­кого поэта, который тоже говорил, немножко в шутку, немножко все­рьез, как раз об искусстве и о жизни – в связи с нашей темой. Он писал:

Поэт я, и знаю, пока ты на свете живешь,

Что истина сердцу, когда утешительна ложь.

Священна неправда на жгучем костре бытия.

Ты грезам поэта поверь, щеголиха моя.

Вообще я полагаю, что и поэзия часто требует большой трезвен­ности – хорошая поэзия, – и думаю, что если покопаться, то в ней можно найти много интересного на нашу тему. Но это задача для знатоков и специалистов.

Перейдем теперь к вопросу о том, есть ли место «святой лжи» в нашей духовной жизни. Вопрос, как вы поняли, риторический. Мне, зна­ете, первое, что пришло в голову, когда я задумался о духовной жиз­ни, – нечто как раз не очень современное, во всяком случае по сво­ей формулировке. Это, может быть, довольно современно по действию, но по формулировке это нечто старое, даже древнее. Есть такая те­ория «двойственной истины»: будто бы есть в мире две самостоятель­ные истины – божественная и человеческая. И они одна по отноше­нию к другой могут быть несовместимыми, могут быть и оставаться про­тиворечивыми. Как бы существует два параллельных пласта бытия, не сводимых друг к другу. В этой теории что-то есть, она не возникла на пустом месте. Здесь важно, что взять за норму божественного бытия и что взять за норму бытия человеческого. К сожалению, люди час­то представляют для себя такую норму жизни, которая мало согла­суется или вообще не может быть согласована с божественными нор­мами. Жизнь противоречива, духовная жизнь – тоже. Но все-таки эта теория в истории служила, скорее, вещам негативным. И все же же­лание выстроить какую-то целостную картину, познать мир, познать себя, познать Бога (и сделать это непротиворечиво) в людях было всегда столь сильно, что они отвергли эту теорию.

Но в духовной жизни есть и другие сбои. В конце концов мы и сейчас еще слышим, например, высказывание, что главное – челове­ку во что-то верить. Эти слова очень часто звучали в нашей стране, и нашем обществе тогда, когда открыто сказать, что надо верить не во что-то, а в единого истинного Бога, никто еще не смел. А когда отрицать веру стало уже не столь обязательно, тогда люди стали говорить, что пусть человек хоть во что-то верит. Часто родители, смотря с сожалением на своих уверовавших в Бога детей, говорили: «Ну что же, во что-то ведь надо человеку верить». И всегда щемило сердце от этого нечувствия того, что никому и никогда нельзя на место Бога ставить идола. Во что-то верить, конечно, нужно всем – без этого человек просто сразу или почти сразу умрет, это понятно, но все-таки надо ставить, и смело ставить перед собой и другими вопрос: во что или в кого ты веришь? Истинен ли твой Бог? Потому что всегда можно и нужно говорить о той или иной вере, о святой и несвятой вере, как и о полноте или неполноте веры. Всем и всегда нужно идти дальше, к полноте истинной веры. Когда же люди останавливаются на этом «надо во что-то верить», то они останавливаются опять же в области компромисса, за которым стоит ложь, хотя бы и «святая».

Ну вот, мы подобрались еще к одной интересной стороне нашей жизни – к религии и церкви. Здесь тоже очень часто скрывается «святая ложь», причем нередко здесь она оправдывается очень жестко. Например, люди говорят: «Нельзя соблазнять брата» – и, чтобы не соблазнить, идут на ложь. Не знаю, кому как, но мне кажется, что это у нас всегда должно вызывать принципиальный протест. Но совсем не потому, что нам безразлично, соблазним мы своим словом брата или не соблазним. Конечно же, это не безразлично, совсем не безразлично. Нам нужно помнить слова ап. Павла: «Не буду есть мяса вовек, если это соблазняет брата моего». Но мясо – мясом, а тем не менее ког­да мы говорим о лжи или нелжи – это вещь другая. Ложь – сама по себе всегда великий соблазн, ибо отец всякой лжи – дьявол.

Очень часто ложь проникает в область религиозной жизни тогда, когда люди думают, что религия нужна лишь для утешения. Утешение – вещь тоже опасная. Можно утешать, утешать, утешать правдой, а вот человек ею не утешается. Правда вообще в этом мире, будучи неотмирной, часто бывает неутешительной. И если человек думает, что главное в его вере – это утешение себя и других, то он в принципе должен расстаться с мыслью о своей приверженности правде Божьей. Увы, правда бывает жесткой. Да, при этом она не должна становиться жестокой, но жесткости в ней, как вы знаете, подчас более чем хвата­ет. И людям бывает трудно определить здесь ту границу, которую им нельзя перейти, чтобы жесткость не стала жестокостью. Но это воп­рос несколько особый. Когда, например, я в свое время прочитал строч­ку из романа Булгакова «Мастер и Маргарита»: «Правду говорить легко и приятно», то, по молодости лет, с радостью ее принял. И однажды, на­писав очень жесткое письмо одному близкому человеку, я в эпиграф поставил именно эти слова. Конечно, ни к чему хорошему это тогда не привело. Только много лет спустя я понял свою ошибку. Я ни на миг не должен был забывать, что милосердие и истина «превозносятся над судом» и правдой.

Есть и другие трудные моменты в области жизни религии и цер­кви. Я хочу сейчас назвать одну вещь, которая особенно важна в православии. Как известно, в нем иногда жизнь образов и теней ка­ких-либо вещей оказывается важнее первореальности самих этих вещей; более того, подчас она полностью замещает собою эту первореальность. Эпохой теней и образов был назван Ветхий Завет по отношению к Новому, в котором сбылось то, что было предвозвещено в Ветхом. Но очень часто и новозаветная эпоха становилась такой же жизнью теней и образов, такой же иконической жизнью, которая хотя часто и возвышала человека, но часто и уводила его от полно­ты реальной жизни. Поэтому, к слову говоря, известные обвинения в адрес церкви, что она уводила людей от реальной жизни, иногда были не совсем беспочвенны. Мы должны это признать. Мы должны при­знать, что никогда никаких смешений и подмен не должно быть в нашей христианской жизни. Да, в христианстве, в церкви, в нашей жизни есть место для теней и образов, для иконической жизни, но в ней все должно всегда стоять на своих местах.

А еще я сейчас вспоминаю одну патриаршую проповедь, пропо­ведь нашего прежнего «понтифика», который как-то в день Усекно­вения главы св. Иоанна Предтечи проповедовал на слова богослу­жебного текста: «Лучше бы тебе (речь об Ироде), солгавшу, жизнь получити, нежели пречистую главу Предтечеву усекнути» (что-то в этом роде, по крайней мере это очень близко к тексту). Хорошо по­мню свою реакцию и реакцию друзей, стоявших рядом со мной в тот момент. Патриарх говорил о том, что действительно лучше было бы, «солгавшу», т.е. обманув гостей, собрание, перед которым царь поклялся сделать то-то и то-то, лучше бы ему было солгать и получить, «солгавшу», жизнь, нежели усечь главу Иоанна Предтечи и самому ду­ховно погибнуть. И тут снова остро встала для нас проблема «свя­той лжи», как бы взятой из нашего богослужения и самого Священ­ного писания Нового Завета. Да и в Ветхом завете при вниматель­ном и непредубежденном чтении можно кое-что найти на эту тему, ведь там тоже есть места, которые говорят о праведниках, иногда шедших на явный компромисс и употреблявших «святую ложь» во имя высших целей. Конечно, услышанная проповедь вызвала у нас очень негативное отношение. Сказать «аминь» после нее я не мог. Проповедь оправдывала ложь, легко делая ее «святой» и называя это нормой, хотя, конечно, в условиях трудных и чрезвычайных, а не вообще в каких-то райских, неземных.

Да, это сложная проблема. Вот и сейчас идут подобные разгово­ры. Чуть-чуть они было приутихли, но еще совсем недавно букваль­но кипели страсти вокруг вопроса: как относиться к компромиссу патриарха Сергия с советской властью? Был компромисс, это обще­признанный факт. Внешняя необходимость заставила патриарха в 1927 году пойти на подписание декларации, которая хотя бы отчасти улучшила положение церкви, хотя бы отчасти решила ее проблемы в обществе, враждебном церкви. Декларация была именно компромисс­ной: там не было прямой, откровенной, тем более легкомысленной лжи, но вообще ложь была. Как же к ней относиться? Когда нам говорят, что внешние обстоятельства вынудили патриарха Сергия, в то время еще митрополита, на эту подпись, – с этим нельзя не согласиться. Думаю, что любой из нас, пока он в здравом уме и твердой памяти, сделал бы то же самое, находясь на месте главы церкви после рево­люции в нашей стране. Но почему же тогда нам нельзя было сказать «аминь» на проповедь патриарха Пимена? Да потому что то, что при Сталине было сделано с мукой совести и вынужденно, потом было вполне оправдано и названо нормой церковной жизни.

То, что я сейчас говорил, можно было бы продолжать и продол­жать, вы это прекрасно понимаете. Можно взять практически любую область жизни человека, общества, даже мира и найти там идеологически оправданную высокими идеалами и идеями ложь. «Мир во зле лежит» – мы это знаем давно. Может быть, мы не всегда эти пещи между собой связываем, это верно, но знать о них – знаем.

Можно было бы еще и еще говорить и о браке и семье, где так часто «ради детей» творится такая ложь, что она вопиет к Небу. Можно было бы добавить к этому и еще многое, говоря, например, о по­литике и вспомнив Макиавелли и макиавеллизм. Можно было бы еще очень о многом говорить, однако любой из вас далее может занять­ся этими размышлениями сам.

И все-таки, что же такое «святая ложь» и как к ней относиться? Я бы хотел, чтобы вы ощутили, что все в жизни мира сего пропита­но ложью, творимой во имя чего-то высшего. И мудрость мира сего оправдывает этот принцип жизни, хотя в ответ на эту мудрость есть мудрость иная, которая напоминает нам о том, что благими намере­ниями дорога вымощена отнюдь не в рай. Впрочем, многие люди даже не понимают этой поговорки. Они не могут уразуметь, взять, как го­ворится, в толк: как же это так, если намерения – благие, то куда же они ведут, как не в рай? А вот ведут, ведут, да часто не в рай. Это действительно большая жизненная проблема, когда мудрость свы­ше сталкивается с мудростью мира сего. И действительно, «святая ложь» – это принцип жизни мира сего, ибо он всегда принцип компромисса.

Тут мне еще хочется вспомнить известное четверостишие Беранже:

Господа, если к правде святой

Мир дорогу найти не сумеет,

Честь безумцу, который навеет

Человечеству сон золотой.

Здесь сказаны все ключевые слова, которые нам нужны. Правда свята, а сон, честно подменяющий ее в мире сем, – и золотой, и бе­зумный. Это и есть «святая ложь», которая строится на компромиссе и которая на самом деле не свята, ибо ложь святой быть не может.

Навеять человечеству этот сон – дело безумца. Это прекрасно понято и выражено Беранже. Здесь вспоминается и ап. Павел: «Не обратил ли Бог мудрость мира сего в безумие?» И к этому другие слова Писания: «Спасайтесь от рода сего развращенного».

«Мир сей» и «род сей» живут своими законами. К ним, к сожа­лению, в большей или меньшей степени бываем причастны и мы. Вы­ходит, что и народ святой, народ церковный, не только ветхозавет­ный, но и новозаветный, в той или иной своей части не до конца ос­вобожден от этого золотого сна и безумия мира сего. Но пророки Божьи часто восставали против всякого рабства и безумия мира сего, утверждая особое безумие в свободе духа – ту мудрость, «которую мир сей не познал». Вот классическая строфа из Пушкина:

Восстань, пророк, и виждь, и внемли,

Исполнись волею Моей,

И обходя моря и земли,

Глаголом жги сердца людей.

Действительно, люди мира сего достойны того, чтобы исполнен­ный волей Божьей человек жег их сердца глаголом, великим проро­ческим словом. И пророк в этом смысле тоже безумен, хотя, конеч­но, иначе, ибо в нем всегда есть некое юродство Христа ради. Здесь я вспоминаю отрывок из одного своего старого письма, написанного еще 16 лет назад, в котором я почему-то вдруг коснулся этой темы. Хочу вам его привести.

Безумны алкоголик и наркоман,

Безумец безумен и нищий,

Безумны дети и живописцы

Эль Греко и Феофан.

Безумство питает аскезу,

Рождает преподобных тревогу,

Безумен поистине всякий,

Кто верит безумному Богу.

Теперь мне хотелось бы привести небольшую подборку цитат из Писания, которые касаются лжи. Хотя мы с вами вроде бы уже все знаем. Мы знаем, что есть область мира сего с его мудростью, ко­торая непременно включает в себя ложь во имя высшего, т.е. то, что и называется «святой ложью». Мы знаем, что эта ложь тождествен­на лукавству, лести и злу. Мы знаем, что отец лжи – дьявол, причем всякой, и «святой» лжи. Тут, кажется, можно было бы и остановиться. Но все-таки, может быть, нам сегодня нужен еще отдельный раз­говор о тождестве, которое я только что упомянул. По меньшей мере интересно будет подумать именно о тождестве лести, лжи, зла, лу­кавства и в этом смысле – дьявольщины. Не случайно же слова молитвы Господней «избави нас от лукавого» на многих европейс­ких языках звучат как «избавь нас от зла». Дьявол – лукавый и отец лжи, т.е. как раз то, что связано с ложью и лестью. Может быть, каж­дый самостоятельно подумает об этом и сделает некоторые выво­ды для себя. Мне представляется это полезным и не очень трудным.

Итак, я хотел привести несколько цитат, как бы нанизанных на одну ниточку, чтобы вы их услышали, ибо очень интересно то, что гово­рится в Писании об этих тождествах.

В Законе, например, в 19-й гл. Левита прямо говорится: «Не кра­дите, не лгите и не обманывайте друг друга, и не клянитесь именем Моим во лжи». А в книге Иова есть еще два места, которые привлекли мое внимание: «Как же вы хотите утешать Меня пустым? В ваших от­ветах остается одна ложь». Это к слову об утешении, о религии, ко­торая всегда «должна утешать». А утешать любыми средствами нельзя, точнее, надо уметь утешать правдой, а не «пустым». В 27-й гл. Книги Иова сказано: «Доколе еще дыхание мое во мне и дух Бо­жий в ноздрях моих, не скажут уста мои неправды и язык мой не про­изнесет лжи!» К чему это привело Иова, надеюсь, вы хорошо помните.

В Псалтири есть множество мест, которые так или иначе говорят о лжи, но я возьму из них лишь самый минимум. В 5-м псалме гово­рится Богу: «Ты погубишь говорящих ложь», а в 11-м: «Ложь гово­рит каждый ближнему своему; уста льстивы говорят от сердца при­творного». В 58-м псалме сказано: «Слово языка их есть грех уст их». К сожалению, мы сейчас редко употребляем это понятие: «грех уст». В 62-м псалме: «Заградятся уста говорящих неправду». И вот еще одна интересная вещь, в 115-м псалме: «Я сказал в опрометчи­вости моей: всякий человек ложь». А в 118-м псалме: «Ненавижу ложь и гнушаюсь ею; закон же Твой люблю». И в 119-м: «Господи, избавь душу мою от уст лживых, от языка лукавого».

Много интересных мест о лжи есть и в книге Притч Соломона. В 10-й гл. говорится: «Кто скрывает ненависть, у того уста лживы». А вот еще одна связь, которой мы, к сожалению, не могли коснуться сегодня прежде: уста лживые тоже говорят о многом, они многое мо­гут сказать о сердце человека. В 11-й гл. Притч сказано: «Устами лицемер губит ближнего своего, но праведники прозорливостью спа­саются», т.е. они видят, распознают это лицемерие и этим избегают гибели. Вообще, лицемерие – тоже одна из интересных проблем, связанных с сегодняшней темой. Интересно, что прозорливость свя­зана именно с распознанием лицемерия как особого рода лжи. Мы сейчас часто говорим о прозорливости, о «прозорливых старцах» и т.д., но далеко не всегда этот момент учитываем.

В 12-й гл. Притч говорится: «Уста правдивые вечно пребывают, а лживый язык – только на мгновение. Мерзость пред Господом – уста лживые». Интересно отметить, что здесь «уста лживые» явно ассоци­ируются с чем-то самым-самым неблаговидным, с самым греховным, по­тому что в Библии именно к таким вещам применяется формула «мер­зость перед Господом». И еще интересно знать всем, что «лживый язык – только на мгновение». Если люди думают кого-то утешать «святой ложью», если они думают решать проблемы через ложь, то это как раз то, что ничего не решает, или решает только на миг и проходит.

13-я гл. Притч нам говорит: «Праведник ненавидит ложное сло­во»; и 17-я: «Лжец слушается языка пагубного», «неприличны знат­ному уста лживые»; а 19-я гл.: «Кто говорит ложь, не спасется ... кто говорит ложь, погибнет»; и еще: «Бедный человек лучше, нежели лживый». В 21-й гл. говорится: «Приобретение сокровища лживым язы­ком – мимолетное дуновение ищущих смерти», а в 27-й: «Кто громко хвалит друга своего с раннего утра, того сочтут за злословящего».

Очень интересные примеры связаны с книгами пророков, ведь про­роки часто обличали неправду и всякую ложь в жизни. Вот что сказано, например, в 59-й гл. Книги пророка Исайи: «Уста ваши говорят ложь, язык ваш произносит неправду. Никто не возвышает голоса за правду и никто не вступается за истину; надеются на пустое и гово­рят ложь, зачинают зло и рождают злодейство». И в той же главе: «Мы изменили и солгали пред Господом, и отступили от Бога нашего; гово­рили клевету и измену, зачинали и рождали из сердца лживые слова».

А вот пророк Иеремия, 7-я гл.: «Вот, вы надеетесь на обманчивые слова, которые не принесут вам пользы». И в 9-й гл. сказано: «Каж­дый обманывает своего друга, и правды не говорят: приучили язык свой говорить ложь, лукавствуют до усталости». Не правда ли, заме­чательные слова!

Пророк Софония в 3-й гл. своей книги говорит о том, что будет в Новом Завете, в Божьем Царстве: «Остатки Израиля не будут де­лать неправды, и не станут говорить лжи, и не найдется в устах их языка коварного, ибо сами будут пастись и покоиться, и никто не потревожит их».

И теперь приведем несколько цитат из Нового завета. Евангелие от Иоанна, 8-я гл.: «Диавол был человекоубийца от начала и не усто­ял в истине, ибо нет в нем истины. Когда говорит он ложь, говорит свое, ибо он лжец и отец лжи».

Послание к ефесянам апостола Павла, 4-я гл.: «Посему, отвергнув ложь, говорите истину каждый ближнему своему, потому что мы члены друг другу». Это, конечно, сказано уже Христовой Церкви. О том же творится и в 3-й гл. его Послания к колоссянам: «Не говорите лжи друг другу, совлекшись ветхого человека с делами его». Именно ложь здесь ассоциируется с ветхим человеком, который «истлевает в обольстительных похотях».

Первое послание Тимофею, 1-я гл.: «Закон положен не для пра­ведников, а для лжецов». В 4-й же гл. говорится о «лицемерии лже­словесников, сожженных в совести своей». И наконец, в Откровении ап. Иоанна Богослова, в 21-й гл., говорится о том, что «боязливых и всех лжецов участь в озере, горящем огнем и серою».

Можно было бы закончить на этой оптимистической ноте (смех). Но все-таки я скажу еще несколько слов, чтобы нам сегодня еще добавить оптимизма. Как бороться со «святой ложью»? Опасность ее, как вы по­няли, грозит нам справа и слева, с утра до вечера, днем и ночью. Это не просто ложь, не просто ненависть – здесь было бы проще, ибо нам проще их разгадать и легче с ними бороться, – это именно то, что мы пытаемся соединить со «святостью» и что многие поэтому пытаются оправдать. Это ложь, которую пытаются оправдывать высокими намерениями и благими целями. Как же с нею бороться? Думается, что для борьбы с нею прежде всего нужна сила благодати, сила добра, красоты и истины. В нас должен быть Дух Любви, Свободы и Истины, и тогда не­возможно будет предаваться никакой лжи, тем более невозможно будет ее оправдывать, а значит и прибегать к ней будет не нужно.

Например, мы сегодня уже говорили относительно смертельно больных людей. В конце концов все же зависит от самого челове­ка: может он вместить в себя трудности жизни, своей реальной жизни, или не может. Если он очень слаб, если он за всю свою жизнь не накопил никаких духовных сил и даже, наоборот, все разрушил в себе, тогда, конечно, по отношению к нему просто в силу милосердия, про­являемого ко всякому человеку, приходится идти на компромисс. Но это – свидетельство слабости этого человека, того, что он в об­щем-то прожил свою жизнь плохо. Если же человек имеет в себе силу трезвенно относиться к жизни и по любви, истине и свободе духа видеть ее такой, какова она есть, тогда прибегать к «святой лжи» ему уже не нужно.

Итак, как нам быть, когда мы сталкиваемся с фактами «святой лжи», с фактами компромисса, с фактами подобного рода выбора из двух зол пусть меньшего, но все же зла? На мой взгляд, здесь не надо спе­шить осуждать людей, а надо научиться в первую очередь им помогать, помогать выйти из их тяжелого личного или церковного состояния.

Как-то мы с вами уже говорили, что даже в случаях спорных и трудных, таких как вся переполненная «святой ложью» церковная ис­тория нашего времени, тоже не надо спешить осуждать. Верно, не надо оправдывать никакие в ней компромиссы и считать нормой то, что ею не является, но и осуждать не надо. Надо прежде всего по­ставить перед собою и другими вопрос: как могло случиться такое с нашей церковью? Как могло случиться, что та или иная часть церкви была поставлена в условия вынужденного выбора из двух зол? Хотя мы свидетельствуем, что в этой ситуации было выбрано меньшее зло. Пусть это был компромисс, пусть зло, но меньшее. Так бывает и на войне: один, защищаясь, убивает другого – и это есть настоящий грех убийства, это тоже выбор зла, хотя бы и меньшего. И все-таки эта ситуация всегда безблагодатная, всегда нехристианская.

Как же могло случиться с церковью то, что ее институции прихо­дилось и приходится защищать безблагодатными средствами? Не саму Церковь, подчеркиваю, а ее институции, ее учреждения, ее при­ходы, ее епископат, ее имущество и т.д. Это вопросы сложные, и чтобы их решить, надо заглянуть очень далеко назад, в церковную историю, и сделать это надо очень честно, с высоты опыта нашего времени. Мы должны здесь выступать и решать эти вопросы не с позиции политических страстей.

Это трудно, но очень нужно. Ибо это касается, конечно, не толь­ко кого-то третьего, вне нас. То, о чем я сейчас сказал, касается именно нас, пока мы как христиане до сих пор попадаем в ситуации выбора из двух зол, в ситуации компромисса, в ситуации лжи, пусть и такого особого разряда, как «святая ложь». Многие ли из здесь присутству­ющих могут похвалиться тем, что они никогда не попадали в такую ситуацию? Поэтому нашу сегодняшнюю тему хочется закончить слова­ми Господа, не оправдывающими грех, но отвращающими нас от вся­кого осуждения: «Кто из вас без греха, пусть первым бросит камень».

Вопросы и ответы

Как Вы считаете, уклониться от лжи, не сказав ничего – ни лжи, ни правды, – лучше ли будет?

Да, иногда это не только лучший, но и единственный выход из положения. Иногда сказать всю правду в ответ на вопрос бывает рав­носильно предательству. Предательство так и совершается. Другое дело, что есть более мягкие случаи, но в этом надо разбираться: же­лая говорить правду, имея силы на это, вполне ли возможно говорить всю правду, или надо сказать не всю правду, или надо промолчать. Иногда промолчать – равносильно неправде, иногда промолчать – хуже всего. Но это зависит от нравственной ситуации. А иногда ска­зать полуправду хуже, чем сказать неправду. И такое может быть. Надо рассматривать ситуацию в целом. Но иногда, повторяю, просто нужно не договорить или промолчать, и это не будет ложью.

Все-таки Вы оставляете лазейку для «святой лжи», употреб­ляя выражения «вынужденно», «из двух зол меньшее». Оста­вив ее, можно зайти далеко, точнее, глубоко. Допустимо ли в церкви заранее даже предполагать для себя возможность та­кой ситуации? Дьявол ведь отец всякой лжи. Речь идет, ко­нечно, не об осуждении кого-то.

Вы совершенно правы. Если бы все люди были, так сказать, от­крыты Богу, то, конечно, не надо было бы ничего этого допускать. И я уже говорил о том, что будет, если остается лазейка для «свя­той лжи» – а она в жизни остается, – и действительно здесь мож­но зайти очень далеко и очень глубоко. Это огромная опасность, но она есть только постольку, поскольку люди находятся не во власти Божьей, поскольку они находятся так или иначе уже во власти дья­вола. Именно тогда, когда веры у человека существенно не хватает или ее вовсе нет, ему нельзя сказать всю правду. Это отнюдь не ра­достная констатация нормы или факта.

Это отнюдь не равнозначная ситуация для верующего человека и для неверующего. Я надеялся, что это понятно хотя бы из контек­ста нашей беседы. Совсем не безразлично, как живет человек. Именно от этого зависит, можно ему сказать всю правду или нельзя, нужна ему или не нужна «святая ложь».

Ложь действительно остается ложью и тогда, когда говорится о лжи для пользы церкви. Да, в церкви были ситуации – и сейчас они отчасти остаются, – когда вся правда не говорится, а иногда гово­рится даже прямая ложь. И это отнюдь не свидетельство о норме ее внутренней и внешней жизни. Я уже говорил, что оправдать ложь нельзя, никогда и никакую, потому что действительно «отец всякой лжи – дьявол». Для чего же я читал так много ярких цитат из Священного писания – как вы думаете? Другое дело, что лазейка ос­тается потому, что мы сами себе оставляем ее. Давайте же не остав­лять эту лазейку, тогда и не будет этой проблемы.

Это очень важный вопрос. Я очень рад, что он поступил, несмот­ря на то, что я прямо и косвенно сегодня уже говорил об этом. Мож­но зайти далеко, можно зайти глубоко, но не надо вообще заходить в это, так сказать, место. Понимаете, не надо! Мы с вами уже давно встречаемся и говорим о том, что такое борьба со злом, как и о том, что в принципе у всех есть три возможности этой борьбы: во-первых, выбор из двух зол меньшего, во-вторых, в соответствии со сло­нами апостола: «Не будь побежден злом, но побеждай зло добром», и в-третьих, в случае, когда зло уже тотально побеждается любовью, благодатью Божьей, когда оно снимается просто в другом измере­нии, иным измерением. Но это совсем не равнозначные пути, ни в коем случае! Иначе, действительно, зачем же человеку становиться верую­щим, зачем ему стремиться всю свою жизнь познавать Бога?

На оборотной стороне пластинки Сергея Аверинцева «Духов­ные стихи» описан случай, когда одной молодой девушке в годы репрессий дали 25 лет заключения. Все ее знакомства, увлечения, вся молодость, жизнь стали нереальны, все стало иллюзией. Но в камере в праздник Успения Пресвятой Бого­родицы она стала петь песнопения, посвященные празднику, все, которые знала, и это было единственной реальностью. Было ли это святой ложью или действительно реальностью? Ведь для многих людей уход в религию – это уход от реаль­ности, от правды, это утешение в скорби. Или это была настоящая правда, и единственная?

Я думаю, что Сергей Сергеевич все-таки имел в виду именно эту единственную, настоящую правду как единственную реальность, зная, что эта высшая реальность не настолько зависит от внешних обсто­ятельств, как нам часто кажется. Зависит, но не настолько. Она не определяет всей жизни. Важно знать, что определяет человека: внут­реннее или внешнее? Очень плохо, наверное, когда мы определяем­ся только внешними обстоятельствами.

Пожалуйста, прокомментируйте притчу о неверном управите­ле в той части, в которой, как кажется, имеется момент и по сегодняшней теме: «Приобретайте себе друзей богатством не­праведным».

Это именно притча, а коли притча, то она всегда не укладывает­ся в область одной этики. Мы с вами все-таки не случайно сегодня говорим о христианской этике и на первых встречах всегда опреде­ляем границы этики, ибо в ней еще не вся жизнь, ибо жизнь богаче, больше. В притче же говорится просто о другом. Это не нравоучи­тельная вещь, не прямо нравоучительная, поэтому ее нельзя понимать буквально. Это целостный образ, в котором под «богатством непра­ведным» подразумевается просто материальное богатство, которое может оказаться на службе человеку, на службе делу его спасения, для обретения которого нет необходимости в «святой лжи».

Человек хвастает – это видно. Надо ли уличать его? Надо ли вообще кого-то уличать и надо ли говорить правду тем, кто ее не хочет знать, кто бежит от нее? А если это когда-нибудь по­может им все-таки обрести истину?

Я ни в коем случае не хотел сказать, что не надо уличать чело­века. Евангелие прямо говорит, что «если согрешил против тебя брат твой, то пойди и обличи его между тобою и им одним».

Да, если твой брат согрешил против тебя, то тебе непременно сле­дует пойти и обличить его, но надо смотреть, как это сделать. Это надо уметь делать. Здесь тоже нужны такт и мера. Я думаю, что все­гда можно положить предел всякому злу. Надо найти силы для этого и форму, способ. Из этой записки, к сожалению, не видно, какие от­ношения между людьми, поэтому я не могу дать никакой конкретной рекомендации. Это Вы сами должны сделать.

Надо ли говорить правду тем, кто ее не хочет знать? Дело в том, что люди противоречивы: даже если человек не хочет знать правду одной своей частью, то какой-то другой своей частью он знать ее хочет. И может быть, что он-то хочет знать ее больше других, отстра­няя ее от себя. Такое бывает. Все опять же зависит от того, насколь­ко Вы достучитесь до человеческого сердца. Бывает ситуация, ког­да человек никого просто не допускает до себя. Такое тоже может быть, и тогда вы уже ничего сделать не сможете. Насильно такие вещи не делаются.

Бывают ситуации, когда человек совершенно искренне защи­щает большую ложь. Если он будет делать наоборот, то будет тоже лгать, потому что убежден, что эта ложь есть правда. В каком случае человек лжет? Когда искренне проповедует боль­шую ложь или когда проповедует правду, но на самом деле думает, что он лжет?

Спрашиваете, в каком случае человек лжет? И в том, и в другом случае. По-разному – это другое дело. Это только две ситуации, вообще же лживых ситуаций много. Когда человек искренне проповедует большую ложь, или даже очень маленькую – неважно, человек очень часто верит в то, что говорит. Даже если вначале он чувствует, что лжет, – потом он сам себя убеждает в том, что так оно все и есть. Люди любят жить в иллюзиях. Понятно, что ложь есть ложь. Если совесть человека ничего ему не подсказывает, если Закона Бо­жьего он не знает, Правды Божьей не знает, пути Правды не знает, то так оно и будет. А если он уверен, что он лжет, то даже если эта ложь совпала с правдой, то он лично все равно лжет. Перед совестью своей он лжет. С чем бы это объективно ни совпадало, ему самому это ра­дости не даст. Хотя вот апостол Павел писал, что он радуется всегда, как бы ни проповедовали Христа – искренне или не искренне, лишь бы проповедовали. Но у апостола Павла были свои резоны так гово­рить, поскольку он сам тогда был в стесненных обстоятельствах. И вообще это была некоторая особенность стиля апостола Павла и даже его миссионерской тактики. Это уже особый вопрос.

Разрешите, пожалуйста, насущный вопрос: не впадаем ли мы в «святую ложь», ведя небогоугодный образ жизни, а потом траволечением, зарядкой, парной баней восстанавливая свое здоровье? (Смех.) С другой стороны, как выжить без этих «ко­стылей» – физзарядки, баньки, травки и т.д. в наш гиподинамичный век?

Как быть и с нашей работой, на которой мы, в большин­стве своем, отбываем только время или вместо которой ухо­дим в коммерцию?

Конечно, без баньки, без травки и физзарядки – плохо дело в наш гиподинамичный век. С этим я согласен. Я же не против этого, пожалуйста – это для тех, кто любит это, кто этого хочет. Даже и я за физическую культуру, только не надо ее сводить к физкульту­ре. Когда человек ведет небогоугодный образ жизни, а потом пыта­ется восстановить свое здоровье, что же ему остается делать, как не баловаться травкой и прочая, и прочая?

А с работой – да, действительно, я сегодня уже упоминал рабо­чие отношения как одну из важнейших областей, где распростране­на «святая ложь», хотя не разворачивал эту мысль. Это очень боль­шая тема. Современный человек очень часто лжет на работе, иног­да просто своим присутствием там, хотя бы потому, что он часто де­лает дело, которое, заранее известно, идет в корзину. Он заранее знает, что оно никому не нужно. Он идет туда просто получать деньги, «отбывать номер», как говорится. Это трагедия массы современных лю­дей, и от этого надо уходить. Сейчас появились новые возможнос­ти. Пока они не универсальны, пока еще не каждый человек может найти под себя работу или создать ее, особенно если это пожилой человек, или больной человек, или если у него еще какие-то особые обстоятельства, или если он живет в такой местности, где возмож­ности ограничены. Таковым это трудно. Но в Москве сейчас может найти себе работу любой, практически любой. Сейчас появилась эта возможность, которой раньше почти не было, – для честного чело­века, конечно. Но к этому надо стремиться. Работа есть работа. Она всегда будет связана с какими-то вещами, которые нам не нравятся, иначе это будет уже не работа. Но все-таки она должна максимально соответствовать нашему служению, что ли, нашему предназначению, нашему таланту, данному нам свыше.

Раскройте, пожалуйста, понятие трезвенности.

Это уже совершенно особая тема, из христианской аскетики. Тут есть хорошая литература. Возьмите отцов-аскетов, почитайте. Глав­ная суть в том, что у человека все должно быть на своих местах и все в меру. У каждого человека должно быть чувство меры, такта и чувство духовного вкуса. Ничто не должно быть гипертрофирован­ным, ничто не должно быть подавленным, все должно стремиться к гармонии духа, души и тела, к полноте и совершенству. Трезвенность – это и есть благодатное чувство реальности, которая требует от нас в жизни мужества и определенного духовного воспитания и образования.

Стоит ли обличать человека, если это ничего не изменит, а лишь обозлит его?

Этот вопрос, скорее всего, принадлежит человеку молодому, не очень опытному. Он еще живет в рамках Ветхого завета. Помните, как там сказано: «Не обличай кощунника, чтобы он не возненави­дел тебя; обличай мудрого, и он возлюбит тебя». Да, это совсем не Новый завет, совершенно очевидно, по духу сразу видно, что это завет Ветхий. Новый завет дает нам основания для веры в человека, Ветхий же завет такого основания ещё не дает. Поэтому эта запис­ка и может принадлежать или очень молодому человеку, или уж че­ловеку, очень много повидавшему и в какой-то степени отчаявше­муся в жизни. Мне приходилось встречаться с такими людьми, которые говорили, что вот, я всю жизнь доверял человеку, а он мне... и дальше следует несколько рассказов из жизни, более или менее правдивых. В результате делается вывод, что верить людям вовсе не надо, не следует.

Знаете, надо верить всякого человека, но надо и обличать, только при этом надо, повторяю, уметь это делать. Никогда не Ду­майте, что ничто не может изменить в человеке какого-то его гре­ховного состояния. Всякий человек может измениться, если он того захочет. Он может не хотеть – тогда даже Бог не сможет ничего сделать, а тем более мы, грешные. Здесь тоже нужна трезвенность. Но пытаться, стараться изменить человека, обличая его, т.е. выявляя для него его грех, нужно во всех случаях.

Правда на земле всегда субъективна, т.к. проходит через со­знание человека. Значит, она не полна?

Это немного странно, потому что «правда на земле» – это одно, а то, что «проходит через сознание человека», – это уже немного другое. Осознание правды Божьей есть в Откровении, оно есть в Слове Божьем. Если человек думает лишь через свой опыт и свою совесть узнать всю Божью Правду, он, действительно, всего не узна­ет, не познает. Но для этого и есть еще общечеловеческий опыт и Писание.

Вторая часть той же записки:

Абсолютной правды, как и абсолютной истины, на земле нет.

Ну, что есть истина, как вы знаете, – это старый вопрос. И обра­щен он был именно ко Христу, к Истине, явленной на земле. Так что эта вторая фраза меня тоже немного смущает.

Далее Вы пишите:

А неполная правда не является ли ложью?

Об этом мы тоже говорили: может быть так, а может быть и ина­че. И далее:

В науке часто одна истина, просуществовавшая долгое вре­мя, впоследствии опровергается.

Ну, опять же, не опровергается, а восполняется, т.е. она все равно существует в следующей, только «в снятом виде». Даже марксист­ско-ленинская диалектика, столь убогая философия, и то знала это.

Каким образом наука в собственном смысле этого слова мо­жет быть причастна ко лжи, если она чуть ли не единствен­ный критерий, по крайней мере в практических вопросах, по­зволяющий дифференцировать истину и ложь? Поскольку до­казательства бытия Божьего пока вне компетенции науки, наука в собственном смысле, по определению, отрицать Его существование не могла.

Да, конечно, не могла и не может отрицать Его – с большой бук­вы. В том-то вся ложь и заключалась, что она делала то, что не дол­жна была делать по определению. В том-то и вся суть! А идеоло­гизация науки... Совсем недавно все правоверные представители науки утверждали, что наука партийна. Это сейчас мы стали забы­вать все эти «замечательные» термины. Недавно же это еще всерьез входило в учебники и многие с пеной у рта все это защищали. Конечно, наука без злоупотреблений, некая чистая наука, как и некое чистое искусство, непричастна ко лжи, но проблема именно в том, что в жизни-то она в таком чистом виде встречается редко.

Как Вы относитесь к статье «Чекисты в рясах» в газете «Аргу­менты и факты»? К митрополитам Ювеналию, Питириму, Фи­ларету, к Катакомбной церкви, к Богородичному центру?

Я уже упоминал об этом, по-моему, в прошлый раз. Не к митро­политам, отношение к митрополитам – вопрос другой, а вот к самой статье... Мне кажется, что, исходя из того, что я сегодня говорил, очень легко сделать выводы, что как раз там этот вопрос разбирается с позиции политических страстей. И именно это я сегодня отвергал в принципе. При этом я утверждал, что в Церкви не существует оправ­даний какой бы то ни было лжи, даже «святой».

К Богородичному центру – мы тоже как-то об этом говорили – я отношусь как к той части Катакомбной церкви, что в катакомбах загнила и родила ложь, корни которой начали развиваться давно, не один век назад. В богослужебных текстах «богородичников» можно найти некоторые вещи, очень близкие к еретическим. То есть теперь, когда появился Богородичный центр, родилась явная ересь – учение о Третьем завете с сошествием духа Богородицы. Теперь как-то стро­же начинаешь смотреть на прошлое наследие, на то, что люди как-то действительно перекланивались, создавая культ Божьей Матери, уже несколько оторванный, по некоему «католическому» типу, от почита­ния Самого Сына Божьего, Христа. Все это очень печально.

Хотелось бы узнать Ваше мнение о деятельности Богородич­ного центра и, если это удобно, об о. Иоанне. Как Вы считае­те, может ли быть присущ лексике Богородицы администра­тивный тон?

Конечно, нет. Это настолько очевидная прелесть о. Иоанна, что вряд ли здесь могут быть два мнения. И настолько понятно, почему сейчас его выставляют вперед и чуть ли не каждый день, стоит где-то ему слово сказать, его везде публикуют. Это такая искусствен­ная, ужасная вещь, которая делается современными СМИ. И конеч­но, очевидна неподлинность его откровений. Это даже не нужно доказывать – достаточно два слова прочитать для тех, кто что-то вообще понимает. Как всегда, эти вещи распространяются в эпоху, когда никто ничего не понимает. Так давайте попробуем справить­ся именно с этим!

Если человек, по духу недобрый, делает доброе дело, напри­мер уступает место в транспорте, потому что ему не хочется выглядеть в глазах людей плохим, – это «святая ложь»? Если нет, то только чистое сердце способно не лгать.

Конечно, только чистое сердце способно не лгать! Вы совершенно правы, я с Вами совершенно согласен. Уступать место в транспорте очень хорошо, и хорошо, если не хочется выглядеть в глазах людей плохим, – в принципе, это совсем не так дурно. Но, конечно, лучше, когда это идет изнутри, а не по закону. Однако лучше по закону, чем никак. Все-таки не будем и об этом забывать, потому что в человеке возможно движение и от внешнего к внутреннему. Мы всегда гово­рим о главном движении – от внутреннего к внешнему, но ведь есть и обратное. Аскеза как раз строится на этом. Когда человек с чем-то внутренне не справляется, не может справиться, просто на это сил нет – он, может быть, и хочет это сделать, но не в силах, – тогда создаются какие-то внешние условия, которые необходимы, чтобы из­мениться внутренне.

Муж моей подруги не верен ей – я в растерянности (смех). Сказать ей – кажется безнравственным, молчать – похоже на «святую ложь».

Ситуация житейская и многим из вас, конечно, знакомая. Говорить или не говорить подруге о ее муже, доносить на мужа или не доно­сить? Я думаю, что они должны сами разбираться. В семейные дела вообще лучше не вмешиваться. Лучше не знать о том, что делает ее муж (смех), тем более, что люди любят здесь ошибаться. Как-то очень часто так бывает. Но иногда и не ошибаются. Что же? Во всяком случае, наверное, если уж искоренять зло, так лучше начинать с источника зла. Мужу надо исправляться, а не травмировать бедную свою жену дальше, а то и она может растеряться.

Пожалуйста, объясните, что Вы подразумеваете под культурой тела.

Его некую гармонию, конечно же, в процессе возрастания и (или) укрепления. В теле человека очень многое заложено, о чем мы и не подозреваем, или чем пренебрегаем, или чего даже стыдимся, иног­да зря. Мне представляется, что мы потеряли эту культуру тела. Когда читаешь раннехристианские тексты, это очень ярко видно. Там кра­соте тела, гармонии тела уделяли большое внимание. И там не за­бывали слов ап. Павла о том, что Богу мы должны принести в со­вершенстве и дух, и душу, и тело. Потом стали говорить только о со­вершенстве духовном, и это была уже редукция христианской антро­пологии.

Пожалуйста, расскажите о роке (смех).

Вот видите, чего мне только не приходится делать пред вами! Я бы с удовольствием, конечно, предоставил это кому-то другому, но что делать – сам «назвался груздем»... Тенденции, которые прояв­ляются в массовой молодежной культуре, известны! Я по-настояще­му их воспринимаю как важные «лакмусовые бумажки» для осоз­нания душевного, физического и духовного состояний людей, духов­ного даже в первую очередь. Я далек от однозначных, одномерных оценок таких явлений. Мне представляется, что в них есть вещи очень значительные. Но совсем не случайно на свете появился рок, как и спорт. Особенно рок – сейчас не буду сюда же вплетать спорт, это сложное дело.

Такая культура появляется тогда, когда людям хочется расслабить­ся, отдохнуть, когда им уже не нужно «со страхом совершать свое спасение». И поэтому совершенно не случайно это явление появи­лось и распространилось в Англии и США, т.е. в странах некафоли­ческой церковной традиции. Для меня это совершенно очевидный факт. Или еще в полуатеистических странах. Впрочем, почти все стра­ны, бывшие христианскими, теперь полуатеистические. Но особенно – страны некафолической традиции, т.е. не православной и не католической. Америка все-таки, не будем забывать, прежде всего протестантская страна. Хотя там сейчас очень много католиков, но и католицизм там немного особый. Даже и иудаизм там немного осо­бый, как вы знаете, в основном не ортодоксальный.

Современная массовая молодежная культура, в том числе рок, – это следствие глобальных ошибок церковного учения и церковной жизни. Это одно из следствий того несовершенства в вероучении и практике, о котором мы часто забываем. Мы им часто пренебрега­ем. Нам кажется, что все это лишь какие-то человеческие рассуж­дения, мудрость человеческая. Многие говорят: «Зачем нам аскетика и какое-то богословие? Это все для любителей и узких специалистов, а вообще надо жить так-то и так-то. Помогай ближним, до­пустим, пойди в больницу, помоги несчастным – вот это да. Какие-то там рассуждения, какие-то толстые книжки, какую-то догматику и аскетику придумали... Зачем нам все это?» А между тем известно, что количество даже тех больных, которых надо посещать, в боль­шой степени зависит от той догматики и аскетики, которая описыва­ется в этих толстых книжках. В частности, и наше общество никогда не выйдет из своего разлагающегося состояния, если не будут писаться и читаться хорошие книги по аскетике, догматике и т.д. Потому что если они хорошие, то они живые. Это не мертвые, не схоласти­ческие тома.

Рок с этим прямо связан. Рок – это развлечение для тех, кто уже спасен, это как бы активный отдых и физкультура, это расслаб­ленность от вседозволенности, при всем при том, что люди там тяж­ко работают – те, кто работает. Посмотрите, сколько и в роке пота, – это же ужас! Как включишь эту музыку на TV, так обязательно показываются такие потные тела, прямо как в аду (смех). Это очень заметно, к слову говоря, и это входит в эстетику рока. Рок невозмо­жен без крупного потного тела. Ну ладно, я не буду говорить об эстетике, об этом потом.

Почему спорт – зрелище для рабов?

Нет, это не просто зрелище для рабов. Вы вспомните историю. Кто хотел «хлеба и зрелищ»? Кто требовал «хлеба и зрелищ»? Воль­ноотпущенники и рабы в период разложения рабовладельческого строя, вольноотпущенники в первую очередь, т.е. люди уже формаль­но свободные, но с рабской психологией. Современный народ, как вы чувствуете, мало чем от них отличается. И это очень ясно вид­но. Когда людей хотят отвлечь от чего-то серьезного, тут же начина­ют увеличивать внимание к спорту. Недавние попытки сократить спортивные телепередачи вызвали колоссальный протест в народе, потому что народ-то привык именно к удовлетворению вот этой по­требности в «хлебе и зрелищах». А вообще, ему на многое было наплевать. Вот только сделать зрелище из заседаний Верховного совета надолго как-то не удалось (смех). С хлебом теперь тоже туго. Так что оставался только спорт да рок.

А. Копировский. И о роке, и о спорте хочется чуть-чуть до­бавить. Этот вопрос вполне актуальный и острый, тем более что у меня есть личный опыт участия и в том, и в другом, так сказать, непосред­ственно, не в качестве общего, коллективного участника. Мне вот что хотелось бы заметить по поводу рока. Начало его у нас – в широ­ком смысле «массовое распространение» – приходится где-то на вторую половину 60-х годов. И мне думается, что ведь многие люди из тех, кто тогда и слушал, и играл, скажем, в ансамбле, как мне это пришлось, включалось просто в ритм. Ритм позволял выходить из той дикой, совершенно серой обыденности, в которой все тогда, по край­ней мере большинство, жили. Я имею в виду людей абсолютно нецерковных. Когда мне пришлось поинтересоваться все-таки содер­жанием тех замечательных английских слов, которые все выкрики­вали, я был потрясен – настолько они примитивны. И когда я те­перь слышу некоторые песни, совершенно в такой же дикой рок-манере, но наши, отечественные, я поражаюсь уже тому, насколько рок все-таки русифицировался в культурном плане. У нас, как вы помни­те, содержание почти всегда преобладало над формой. Бывала и у нас какая-то замечательная гармония, например в эпоху Андрея Рублева, между живописью и сюжетом, но уже в XVII веке содержа­ние пошло наверх, в ущерб форме. У передвижников, или даже еще лучше в живописи критического реализма (Перов и т.п.), а тем бо­лее в чистой литературщине, чистой публицистике – там форма была всегда где-то на заднем плане. Вот эти элементы вполне ощутимо вошли и в наш рок, по крайней мере в лучшие его вещи, и мне ка­жется, это хорошее, очень хорошее явление в тех пределах, в кото­рых оно вообще может называться хорошим. Я хочу сказать, что если исключить фанатов рока, людей, которые теряют разум и сознатель­но себя к этому подвигают, – таких все-таки сравнительно немно­го, – то для большинства людей нецерковных это хоть какое-то приобщение к культуре и к тому положительному, что она несет. Я уж не говорю про какие-то вершины, которые есть во всяком куль­турном явлении, и в массовой культуре тоже. Это опять исключения, но им так и положено быть.

Что касается спорта, то это не столько, может быть, зрелище для рабов – тут, действительно, не совсем корректно был задан вопрос, – сколько зрелище, делающее раба, ведущее к внутреннему рабству. Кстати, как и участие в профессиональном спорте, или по крайней мере в том, который раньше еще не назывался профессиональным. Мне тоже пришлось в этом поучаствовать. Это очень тяжелая внутренняя атмосфера, совершенно не товарищеская, не братская. Никаких, даже элементарных, нравственных позиций здесь нет. Исключения я не имею в виду. Если какое-то высокое самопожертвование и проявляется в самом выступлении, в акте, в какой-то спортивной игре, то все-таки эти исключения можно перечесть по пальцам. Это действительно какое-то невероятное вдохновение, я думаю, больше присущее все-таки нашему, русскому спорту. Это всегда, как Матросов, – броситься гру­дью куда-нибудь и совершить что-нибудь героическое, хотя бы на фут­больном поле, потому что больше абсолютно негде. У нас, я помню, смаковали в 1958 г. победу олимпийской сборной по футболу в Мельбурне, когда решающий гол забил футболист со сломанной ключи­цей. Он не ушел с поля боя. Вот такие моменты, конечно, очень вы­сокие. Но, повторяю, кто нырнет чуть-чуть вниз – спасибо Юрию Власову, он наконец-то это широко обнародовал, – тот понимает, что это такое. Рабство здесь просто подстерегает и поражает человека, начиная с физического плана, когда человек к сорока годам – уже, как правило, выжатый лимон, и кончая духовным, потому что мир спорта очень жестокий и бездуховный. С интеллектом здесь – сами пони­маете: когда наши замечательные спортсмены открывают рот на те­левидении, то как-то уж очень их жалко.

О. Георгий. Относительно рока я все-таки хочу повторить свой акцент на том, что это прежде всего явление бездуховного мира. Это некий суррогат духовности, душевности и физической культуры. Да, это суррогат, но это, конечно, тоже вера и выявление веры, толь­ко надо разбираться, какие здесь вера и ее выявление. И поэтому для меня это в первую очередь по типу, типологически – явление протестантское, в котором действительно уже не нужно «со стра­хом совершать свое спасение». Не нужно, не требуется, ибо ты уже спасен. Послушайте баптистские песни – вам станет сразу «хоро­шо» и все ясно.

Были ли в Вашей практике случаи, когда «святая ложь», со­знательно сказанная человеку, принесла хороший плод? Если, конечно, предварительно обратиться к Богу с молитвой.

Таких случаев не было. И более того: если и мне самому приходи­лось прибегать к «святой лжи», то перед этим молиться никак не хо­телось. Так что ваша ситуация мне кажется несколько нежизненной.

Муж не пускает жену в храм. Жена говорит: «Я пошла к под­руге», а сама – на службу. Так благословлено. Каким Вам ви­дится выход из этой ситуации?

Переблагословиться, естественно. По-другому нельзя. Это вопрос, скорее, уже к духовнику, или, вернее, не к духовнику, а к человеку, который благословлял. Тут надо искать выход. Поиск выхода из та­ких ситуаций непрост, он не лежит на поверхности. Это дело тон­кое. Но никак нельзя благословить говорить ложь. Нельзя, в прин­ципе нельзя!

Иаков дважды обманул своего отца, и все-таки Господь поче­му-то во всем помогал ему. Разве он не согрешил?

Я кратко сегодня уже говорил, что в Библии, в Ветхом завете, есть целый ряд случаев, когда действительно описываются ситуации та­кого выбора – компромиссные ситуации выбора из двух зол мень­шего. Это касается и патриарха Иакова. Но это время именно Вет­хого завета, даже еще до Моисея. Это очень важно. Тогда были дру­гие представления о нравственности. Нам нельзя совершать здесь акт модернизации, т.е. подходить к древним библейским персонажам с мерилами новозаветной нравственности. Потому что, когда сейчас мы говорим о нашем отношении к «святой лжи», мы говорим с пози­ций христианских в христианскую эпоху, с учетом сил, данных нам Христом в Его Церкви, в Новом Завете. Это принципиально важно. Этих сил в мире до Христа вообще не было, понимаете? Не было! Нельзя было их и спрашивать. Две-три тысячи лет назад я бы читал нам эту лекцию совсем по-другому.

Стоит ли говорить правду, если не хватает аргументов защи­щать ее?

Такие аргументы стоит искать. Это действительно стоит делать. Правда сама имеет некоторую внутреннюю убедительность, это тоже важно, но только если она выражена как следует.

Нецерковный человек говорит: вы видите истину в Библии, му­сульмане – в Коране, коммунисты – в моральном кодексе. Там тоже все хорошо написано. И все считают, что они пра­вы. Что сказать этому человеку?

Конечно, все считают себя правыми, это естественно; но я и говорил, как дорого стоят ошибки. Человек имеет право считать себя правым – и коммунист, и мусульманин, и христианин, и такой, и ся­кой, и православный, и неправославный. Человек имеет право на ошибки, но зачем же ошибаться? Зачем же этим правом пользоваться? это вопрос немного другой, не из нашей сегодняшней тематики. Что ость истина? – это уже вопрос Богопознания, вопрос познания Истины, вопрос познания Правды. Это вопросы, на которые мы стараемся отвечать во всем цикле наших бесед. Мы не задаемся этими допросами в отдельности. Вот уже третий год мы с вами ежемесячно встречаемся, и я думаю, что из одной только лекции ответ на все вопросы получить невозможно. А что сказать человеку нецерковно­му? Ищите – и найдете! Пусть он читает писания – кто бы он ни был, – пусть при этом проверит себя по духу и по плодам, выверит свою правду, – и найдет для себя ответ.

Как связать обличение греха в близком человеке и слова: «В чужом глазу и сучок видите, а в своем и бревна не замечае­те»? Надо ли при этом быть уверенным в отсутствии у себя бревна?

Когда речь идет об обличении греха в любом ближнем, речь идет о дерзновении. Речь идет о той борьбе за человека, а не против него, которой пронизано все Священное писание. Это совсем не проти­воречит тому, что надо видеть свои бревна. Но надо понимать, что и сучки – тоже неприятное дело, если они в глазу. Потому что если ты сегодня поможешь брату твоему вынуть сучок из глаза его, то, может быть, завтра он поможет тебе вынуть и твое бревно.

Можно ли говорить, что Бог всемогущ, если есть сферы, где Он бессилен? Например, когда человек не приемлет воли Бога.

Конечно, можно говорить, что Бог всемогущ. Но только всегда, когда мы что-то говорим о Боге, надо знать контекст этих выраже­ний. Надо знать, что всемогущество Бога не означает всемогущество произвола. Это всемогущество Свободы Божьей, полноты Его Сво­боды и Любви. Но не произвола! Бог никогда не творит по произ­волу, Бог не творит зла! Даже внутри Него нет сил это сделать, ибо Он есть Любовь, со злодейством несовместная.

Как же все-таки относиться церковному человеку нашего вре­мени к действиям митрополита Сергия? С одной стороны – компромисс, «святая ложь», с другой – надо учитывать ус­ловия. Можно ли сказать, что это ситуация выбора из двух зол меньшего? Я все-таки принимаю это как меньшее зло, не оп­равдывая его, понимаю, что это было необходимо для церкви в тот момент. А Вы?

Вы повторили мои слова, или я Ваши – не знаю (смех).

Известно ли Вам что-то о личном покаянии митрополита Сергия?

О такого рода личных покаяниях патриарх Алексий II уже гово­рил. Мне же известны некоторые подобные факты из жизни тех пат­риархов, которых я прежде лично слышал, видел и таким образом как-то знал: патриархов Алексия I и Пимена. Думаю, что патриарх Сер­гий, будучи по-настоящему великим богословом, тоже имел свою со­весть пред Богом.

Вы очень справедливо сказали: не осуждать, а помогать надо. Это относится и к истории нашей церкви, т.к. она – опора и надежда в Истине. «Святая ложь» не свята. Как Вы думаете, будет ли помощью здесь наше всеобщее покаяние, признание во всеуслышание той лжи, пусть названной «святой», вольными или невольными причастниками которой все мы соделались? «Если око твое темно, то и тело твое темно будет».

Совершенно верно. Я считаю, что мы все должны это покаяние чувствовать, даже если кто-то не чувствует своей личной причастно­сти к той лжи. Некоторые из нас не были связаны такими ситуация­ми, которые требовали бы от них «святой лжи». Но мы ведь одно тело церковное. И действительно, нужно каяться пред Богом и людь­ми в этой лжи всем, но не забывать, что пред Богом на первом мес­те здесь – именно само покаяние. Это не должно быть политичес­кой акцией. Сейчас в призывах к покаянию есть одна большая не­правда. Они опять же делаются с политических позиций. Церковь пытаются привязать к покаянию, принудить к нему так же, как это де­лается в отношении коммунистов, путчистов и я не знаю каких еще «-истов». Да, весь народ должен покаяться, потому что весь народ согрешил. Те, кто не согрешил, – они в Царстве Божьем, они свя­тые. Но народ согрешил, и народ согрешил немало. Пока же никто не хочет на себя принимать этого, и тут мы неправы, принципиально неправы. Очень легко показывать пальцами на других, особенно на тех людей, которые оказывались в действительно безвыходной си­туации. Хотите проверить, правильно ли это? – Поставьте себя, хотя бы только мысленно, на их место. Вам все станет очень ясно.

Вы сказали, что необходимо обличать грехи человека, помо­гать ему выявить его грех. Как помочь священнику выявить его собственные грехи? Простите за дерзкий вопрос.

Священник ничем не отличается в этом смысле от всякого дру­гого человека. Любой священник – тоже человек и, следовательно, также грешен. И ему надо помогать не меньше, а, по моему глубо­кому убеждению, даже больше, чем другим людям. В том числе и в покаянии. Только надо это уметь делать. Повторю еще и еще раз: в любом случае любой призыв к покаянию должен быть тактичен, и любая помощь, любое обличение должно быть не на публику, не во имя свое, с позиции не против человека, а за человека. Вот если мы хотя бы это сегодня усвоили, то слава Богу за все!

28 октября 1991 г.

Текст приводится по изданию «Кочетков Георгий, свящ. Беседы по христианской этике». Выпуск 5. 2-е изд. – М.: Свято-Филаретовский православно-христианский институт 2009. – 96 с.