Мое сообщение больше затрагивает тот аспект, о котором уже говорилось, — о месте проповеди за богослужением. Мне видится, что это одна из наиболее важных тем, о которых сегодня нужно говорить в контексте возрождения института катехизации на общецерковном уровне.

Все, что совершается в церкви, имеет свою последовательность и логику. Оглашение — это процесс вхождения человека в благодатный богочеловеческий организм. Несомненно, что этот процесс не может быть стремительным. Рождению для жизни вечной в таинстве крещения должен предшествовать путь обретения веры. Ведь именно наличие веры во Христа как истинного Бога и желание жить согласно учению Церкви является главным условием для принятия таинства крещения. Очевидно, что это желание жить по заповедям Христовым, жить в церкви не может быть каким-то мимолетным. Истинная вера основывается на опыте, а опыт — это то, что каждый человек должен приобрести самостоятельно. Собственно, оглашение и есть приобретение того, что является одной из главных составляющих нашей церковной жизни, приобретение опыта жизни в церкви, т. е. человек должен научиться жить по-христиански прежде, чем он станет христианином в таинстве святого крещения.

Церковная традиция, которая сегодня, к сожалению, чаще всего не является нормой нашего церковного бытия, оставила для нас понимание того, каким образом воспринимались этапы катехизации. Наша конференция, насколько я понимаю, целиком посвящена первому этапу катехизации. Это этап, который предполагает катехизацию слушающих, т. е. тех, кто уже прошел предварительное собеседование, но еще не был отобран для принятия святого крещения. И одним из главных элементов данного этапа оглашения является участие слушающих в той части Божественной литургии, которую обычно называют литургией оглашенных. Собственно, более верно было бы называть эту часть богослужения литургией Слова, потому что иначе создается впечатление, будто у оглашаемых есть какая-то своя собственная литургия, отдельная от остальных членов церкви, тогда как вся литургия предназначена для верных, а оглашаемые лишь допускаются на определенную ее часть. Кульминационным моментом литургии Слова является чтение Священного писания и его истолкование — произнесение проповеди.

Вплоть до V века Божественная литургия собственно и начиналась со входа священнослужителей и народа в храм, за которым сразу следовало чтение Священного писания и проповедь. Проповедь после чтения слова Божьего была неотъемлемой частью богослужения, а для оглашаемых — слушающих — она в том числе играла роль огласительных занятий.

Священномученик Иустин Философ в своей Первой апологии дает известное описание римской литургии II века: «В так называемый день солнца бывает у нас собрание в одно место всех живущих по городам и селам, и читаются, сколько позволяет время, сказания апостолов или писания пророков. Потом, когда чтец перестанет, предстоятель посредством слова делает наставление»1.

В IV веке Божественная литургия, как и прежде, начиналась с чтений Священного писания. Этих чтений могло быть несколько. Первым читался отрывок из книг Ветхого завета — Закона или Пророков, затем избранный псалом, который произносился нараспев чтецом, а весь народ после каждой строчки повторял избранный стих, таким образом соучаствуя в молитвенном диалоге, который вводил всех участвующих в богослужении в тайну Мессии — Христа. После этого следовало чтение отрывка из книги Деяний или апостольских посланий, вводящее всех молящихся в опыт жизни первых христиан. После апостольского чтения все молящиеся пели «Аллилуйя» в ответ на очередное чтение псалма. Во время этого пения совершалось каждение Евангелия, которое напоминало о присутствии Самого Христа в собрании верных. Затем посреди церкви, как и все, что происходило до этого, читалось Евангелие. И сразу после Евангелия была проповедь, изъяснение Писания для всех оглашаемых и верных.

Во времена свт. Иоанна Златоуста сперва могли проповедовать молодые пресвитеры, а последним проповедовал предстоятель. В случае Златоуста это был сам святитель, проповеди которого занимали до 50 минут. Таким образом, первая часть литургии могла длиться полтора-два часа. Поэтому богослужение и становилось той самой школой богословия, за которой как верные, так и оглашаемые постигали смысл Священного Писания и Предания церкви.

В ту эпоху богослужение начиналось с того, что люди вначале слушали слово Божье, получали его истолкование, наставление в нем, а затем уже обращались к Богу со своими молитвами и прошениями. В современном чине литургии мы имеем уже несколько иную расстановку акцентов. У нас сейчас богослужение начинается сразу с мирной ектеньи, где мы просим и о плавающих и путешествующих, и о благодатной погоде, и т. д., и т. п. Именно такое участие как верных, так и оглашаемых за литургией Слова является традиционной нормой церкви, которая в современных условиях, к сожалению, далеко не всегда выявляется на практике.

Но здесь мы сталкиваемся с несколькими проблемами, связанными прежде всего с тем местом проповеди за богослужением, которое оно получило на сегодняшний день. Проповедь сразу после чтения Евангелия бывает далеко не всегда и не во всех приходах. Хотя, скажем, если мы будем внимательно следить за богослужением, которое совершает святейший патриарх Кирилл, то наверняка можем обратить внимание на то, что он чаще всего старается проповедовать именно сразу после чтения Евангелия, тем самым, конечно, подавая пример в церкви всем остальным, кто, может быть, еще сомневается в уместности проповеди в этом месте.

Существуют еще некоторые проблемные моменты: это прежде всего восприятие и понимание самого Священного писания на слух. Конечно, здесь самая главная проблема — это проблема языка. Восприятие церковнославянского текста на слух — очень сложное дело, которое для человека, только входящего в церковную традицию, только готовящегося к тому, чтобы стать христианином, является, конечно, непосильным бременем. Невозможно по-церковнославянски воспринять все то, о чем говорится в Евангелии, не говоря уже об апостольском чтении: когда читается Апостол, я думаю, подчас и сами чтецы не смогут дословно пересказать, что это был за отрывок, чему он был посвящен. Поэтому то, что касается вопроса языка, это, конечно, главная проблема.

Есть еще некоторые аспекты, может быть, чисто технические, но тем не менее тоже играющие важную роль, — скажем, та же манера чтения Священного писания. Когда на приходе священник служит один, то по обыкновению он читает Священное писание на престоле, и если в храме плохая акустика или достаточно глухой иконостас, то воспринять такое чтение на слух бывает очень и очень трудно. Если после этого еще и не произносится никакой проповеди, то понимание Писания еще более усложняется. В слышании чтения Апостола тоже есть своя техническая проблема, связанная с тем, что у нас, к сожалению, почему-то так сложилось, что именно в этот момент совершается каждение храма. Когда читается Апостол, дьякон как раз кадит: бубенцы звенят, все радуются, внимая бряцанью бубенцов, но не тому, что читается. Хотя, как мы знаем, церковный устав предписывает совершать каждение во время пения аллилуария.

Существует еще одна очень серьезная проблема, с которой, например, я сам регулярно сталкиваюсь на своем приходе. Дело в том, что имеется целый ряд людей, которые считают себя в принципе уже воцерковленными, потому что они постоянно приходят в храм к воскресному богослужению, что-то читают и вообще как-то пытаются вести духовную жизнь. Но при этом они совершенно не желают воспринимать какое-либо дополнительное знание о литургии, о богослужении, о Священном писании — сверх того, что они и так знают. У нас недавно была небольшая дискуссия на эту тему, и описанную позицию я выразил словами «не знаю и знать не хочу». Подобная «апофатика», «святое незнание», у нас широко распространена. Надо сказать, что это достаточно активная позиция, люди готовы ее отстаивать и иногда даже пострадать за нее.

Все указанное нужно иметь в виду и, конечно, что-то нужно делать. Очень сложно все это сразу изменить, но какие-то вещи уже можно не спеша начинать вводить. Например, у себя в храме мы читаем Апостол на русском языке в синодальном переводе, никаких возмущений нет, потому что большинство все равно привыкло ничего не понимать, ничего не слышать из читаемого и считать, что это нормально. Вдобавок чтец читает в традиционной манере, как это и принято. Что касается чтения Евангелия, то приходится читать его, конечно, на церковнославянском языке, но зато лицом к народу. Это еще один небольшой нюанс в вопросе о способе чтения Священного писания: если такая возможность есть, то нужно стараться читать Евангелие лицом к народу. Хотя опять-таки «ревнители» постоянно задают вопросы: «Зачем, батюшка, Вы к престолу повернулись спиной, что же это такое, разве так можно?» Я им отвечаю: «Ну а как вы считаете, если во время проповеди я повернусь к вам спиной и буду говорить ее в алтарь, это нормально или нет? Или когда священник причащает, или на Великом входе произносит какие-то поминовения, он тоже стоит спиной к престолу». Но это не действует, подобные люди абсолютно не слышат никаких доводов, совершенно не желают что-либо воспринимать. К сожалению, такая проблема действительно есть.

Но, как я уже говорил в самом начале доклада, в церкви никогда ничего не происходит одномоментно. Хотя иногда хочется представить себе такую картину, что мы все вдруг чего-то вместе захотели, что-то начали делать, применили какие-то эффективные технологии, и раз — все быстро изменились. Так не бывает. Вхождение в церковную традицию — это процесс сложный, долгий, по большому счету, это процесс длиною в жизнь. Думаю, что и человеческой жизни иногда недостаточно, чтобы что-либо изменить. Наша задача всегда одна и та же. Она заключается в том, чтобы мы делали свое дело, а Бог Сам изменит все, если посчитает это необходимым. Мы должны следовать той истинной традиции, обретать понимание истинного значения традиции, которая содержится в Церкви и которую, слава Богу, мы имеем возможность воспринимать. Сегодня для этого есть все условия, нужно только этого захотеть. Поэтому, что касается участия слушающих в богослужении, несомненно одно: без понимания того, что центром, кульминацией литургии Слова является именно чтение Священного писания и его истолкование, без понимания этой изначальной церковной традиции и без возвращения к ней невозможно говорить о каком-либо деятельном и истинном участии как верных, так и оглашаемых в богослужении. Если мы к этому не придем, то все прочие наши усилия будут тщетными.

В эти дни, насколько мне известно, проходят заседания комиссии Межсоборного присутствия по вопросам церковной миссии, на которых должен рассматриваться проект концепции по катехизации. Я имел возможность познакомиться с проектом этого документа, в нем как раз предписывается возвращение проповеди на свое исконное место, после чтения Священного писания. Остается надеяться, что в этом тексте не возникнет каких-то кардинальных изменений.

К слову, проповедь вполне может произноситься и после чтения Апостола, почему нет? Хотя на данный момент это находится вообще за гранью нашего расхожего приходского понимания. Но если какой-то священник захочет это делать, то для этого нет и не должно быть никаких препятствий.

Однако во всех инициативах, повторяю, нужно быть готовым к сопротивлению изнутри, которое постоянно присутствует и от которого просто так не отмахнешься. Это те церковные реалии, с которыми мы вынуждены иметь дело, ведь мы живем не в какой-то идеальной церкви. В ней есть люди с разными взглядами, которые тоже верят в Бога и тоже хотят быть членами церкви, даже если у них некое искаженное восприятие церковной нормы. Таких людей нужно воспринимать со смирением и стараться менять в первую очередь самих себя и свое собственное отношение к богослужению. Ведь если мы говорим о возвращении проповеди на свое исконное место, то это налагает ответственность прежде всего на самого проповедующего священника. В частности, это означает, что ему нужно не просто прочитать молитвенное правило перед литургией, но и тот отрывок из Священного писания, который будет читаться за литургией, как-то поразмышлять над ним, посмотреть, что по этому поводу уже было сказано в церкви. Другими словами, от священника будет требоваться дополнительная подготовка. Конечно, это уже несколько сложнее, чем в случае литургии без проповеди.

Буквально перед этим пленарным заседанием мы с о. Максимом Плякиным вспомнили о том, какие в XIX веке существовали поощрения для проповедующих: если священник говорил за год двенадцать самостоятельных проповедей, то он мог быть награжден набедренником или еще большей церковной наградой — вот как это было! Восстановление литургической нормы — это труд, причем труд взаимный: и оглашаемых, и верных, и священнослужителей. Это труд всей церкви. Что-либо изменить в сложившейся ситуации можно только тогда, когда все мы будем отвечать за то, на что поставлены. Каждый поставлен на свое служение, у каждого из нас есть свое место в церкви, есть своя сфера приложения усилий, знаний, опыта. Где мы можем на кого-то положительно повлиять, мы должны это делать. Другими словами, мы должны использовать все те возможности, которые у нас есть сегодня. Недавно я прочитал замечательное высказывание о том, что значит исполнение воли Божьей. Можно ведь много рассуждать на эту тему, что такое воля Божья и как ее исполнять. А как это реализуется на практике? Итак, вот что я прочитал: во-первых, воля Божья заключается в том, чтобы все делать по максимуму. Во-вторых, использовать те ресурсы, те силы, которые у тебя есть именно сегодня. И в-третьих, не откладывать на потом, а делать сейчас. Если мы будем руководствоваться этими простыми принципами, т. е. трудиться изо всех сил, исходя из тех средств, которые есть сейчас, и делать это сегодня, а не когда-нибудь в светлом будущем: читать Священное писание по-русски, проповедовать, молиться все вместе едиными устами, единым сердцем, — тогда норма церковной жизни будет восстанавливаться. Те возможности, которые Бог дает нам сегодня, мы и должны использовать, потому что другого времени у нас не будет.

Примечание

1  — 1 Апол. 67.

Обсуждение доклада.
Ответы на вопросы

Свящ. Дмитрий Черепанов. Из Вашего доклада следует, что современное участие оглашаемых в богослужении чисто пассивное. Да, они могут слышать слово Божье и толкование на него, слышать какие-то молитвы (конечно, лучше чтобы это чтение было им понятным, совершалось лицом к ним), но в целом это все формы пассивного восприятия. Из опыта же мы знаем, что ничего по-настоящему не можем усвоить, если не сделаем это сами, самостоятельно. В нашей церкви сейчас возникает тенденция — попытаться немного оживить богослужение применительно к целям миссии или религиозного воспитания. Например, служатся специальные детские литургии, на которых дети поют антифоны или делают что-то еще, активно участвуя в богослужении. Возможно ли, на Ваш взгляд, более активное участие оглашаемых в синаксарных службах, в частности, в вечерне и утрене, где они могли бы читать псалтирь, петь антифоны, тексты которых тоже в большой степени основаны на псалтири?

Прот. Дмитрий Карпенко. Несомненно, все это можно делать. Вообще, возрождение самой этой практики общенародного пения за богослужением как раз способствует более целостному пониманию того, что происходит на литургии. Я несколько раз присутствовал за такими богослужениями, когда люди полностью вовлечены в его совершение посредством общего пения, и, надо сказать, это производит очень сильное впечатление, дает ощущение сопричастности, действительно общей соборной молитвы. Для подобного участия народа в богослужении я не вижу никаких препятствий, в том числе и для оглашаемых.

Свящ. Дмитрий Черепанов. Какие практические условия для этого Вы видите?

Прот. Дмитрий Карпенко. Я думаю, нужно просто сильно этого захотеть.

Прот. Василий Чобану. Нужно молящимся в храме раздавать тексты.

Прот. Дмитрий Карпенко. Это то, что я собираюсь сейчас сделать у себя на приходе — отпечатать нужное количество последований богослужения с параллельным церковнославянским и русским текстом, и какие-то отдельные части мы будем петь вместе. Людям очень нравится петь. Пусть это будет, возможно, не так искусно, как в исполнении профессионального хора, но зато общее пение оказывает очень сильное духовное воздействие.

А. Копировский. Насчет общего пения, конечно, никаких возражений нет, все это очень хорошо. Но в реплике о. Дмитрия Черепанова я услышал еще про чтение кафизм оглашаемыми. Это предложение меня несколько удивляет. Разве оглашаемый может участвовать в богослужении в качестве чтеца, т. е., вообще говоря, как церковнослужитель? Это, как мне кажется, уже некоторый перебор. Или здесь есть какой-то другой опыт?

Прот. Владимир Герченов. Они могут петь «Господи, помилуй» на ектенье оглашаемых.

А. Копировский. Разумеется, это прежде всего. Не просто могут, но должны, как и преклонять главу на специальной молитве об оглашаемых. И вовремя выходить из храма. (Смех.)

Свящ. Дмитрий Черепанов. А разве есть разница — чтение оглашаемыми кафизмы или пение вместе с верными?

А. Копировский. Одно дело, когда это делается для всей церкви — т. е. совершается служение Богу и церкви, что могут только верные, другое — когда оглашаемый просто присоединяется к служению церкви Богу.

Свящ. Максим Плякин. Здесь, мне кажется, затронуты два связанных, но разных момента. Один касается церковного посвящения тех, кто участвует в богослужении. Де-юре псаломщик должен быть хиротесан во чтеца, клирошане должны быть хиротесаны в певцы, мальчик-пономарь должен иметь хиротесию свещеносца и т. д. Но де-факто мы с этим распрощались много-много веков назад. И если, допустим, мы сейчас будем настаивать на буквальном исполнении пятидесятого правила Никифора-исповедника: «Никто от несвященных да не внидет во святый алтарь», то в алтаре останется ровно один пресвитер-предстоятель, или еще дьякон, если он есть, — и никого больше. Что получается? Если нынешняя церковная практика такова, что в богослужении, причем в святейших его моментах, активнейшее участие принимают не посвященные на это люди — я сейчас не говорю, плохо это или нет, это просто факт, «всеобдержно» на всех приходах нашей церкви священные должности исполняют непосвященные, — то возникает вполне резонный вопрос: а почему мы должны запретить людям, которые сейчас слушают Писание, участвовать в возвещении этого же Писания другим? Ведь те же антифоны — это, по большому счету, переложение псалмов. Если в оглашение входит чтение книг Премудрости, чтение Закона, чтение Псалтири, о чем мы говорили первую половину текущего дня, почему тогда мы считаем нормальным не допускать оглашаемых к чтению этой же самой Псалтири, но уже в храме? Да, это не согласуется с логикой катехизации, согласно ее классической схеме. Но тогда и на тот же клирос нужно возвращать только хиротесных чтецов!

А. Копировский. Я имел в виду немного другое. Одно дело, когда все в храме поют, а кто-то присоединяется и подпевает на антифонах — это замечательно. Другое дело, когда некто выходит на середину храма, открывает ту же Псалтирь и читает всей церкви, а он еще ни в каком смысле не посвящен на служение, даже не в смысле хиротесии, а в том смысле, что он пока некрещеный, или крещеный в детстве, но не практиковавший, что по известным канонам предполагает отлучение от церковного собрания, да и вообще, еще неизвестно, может быть, его второй раз миропомазывать нужно. А он уже читает, т. е. служит всей церкви, хотя он еще в полном смысле в нее не вошел. Именно такая ситуация мне кажется смутительной. А подпевать в храме, ходить в крестных ходах, делать что-то еще подобное — это пожалуйста.

Свящ. Дмитрий Черепанов. Тогда это в равной степени относится и к детям, которые точно так же не являются полными членами церкви.

А. Копировский. Не совсем так, крещеные дети все-таки при­чащаются.

Свящ. Максим Плякин. Я принимаю возражение Александра Михайловича, но здесь нужно учитывать, что на многих приходах участие людей в чтении за богослужением — т. е. в чтении Псалтири, канонов, — является одной из форм реального вовлечения людей в церковную жизнь. Там, где это служение уже совершенно не опознается как сакраментальное, каковым оно когда-то было в истории, мне кажется, нет принципиальных препятствий — именно в свете задачи вовлечения людей — привлекать к нему и оглашаемых. Если человек еще не крещен, то на клирос его не поставят, это понятно. Но если уже какая-то сакраментальная связь с церковью есть…

Прот. Дмитрий Карпенко. Мне кажется, это вопрос немного абстрактный, потому что по большей части оглашаемые ни «читать», ни «писать», конечно, еще не умеют.

Прот. Александр Лаврин. Если брать ситуацию, где оглашение систематическое, например, в общинах о. Георгия Кочеткова, то через год катехизических занятий разве они не смогут читать в церкви? Я думаю, к концу оглашения они все это уже вполне умеют. Это как раз технический момент, научиться читать нетрудно.

Д. Гасак. В ответ о. Максиму: границы участия оглашаемых в храмовом соборном богослужении всегда были обусловлены тем, что в древности называлось disciplina arcani. Соответственно, это были дисциплинарные требования к оглашаемым, подобно тем, например, что применяются по отношению к детям. А что касается поставления на церковное служение младших или старших клириков, то это уже немного другой момент. Скажем, если мы обратимся к позиции о. Николая Афанасьева, то можно обнаружить много интересных нюансов. Люди, которые что-то в храме читают и не имеют архиерейской хиротесии, ведь они совершают это служение не сами по себе. В нормальном случае они это делают с благословения настоятеля. То есть некое церковное благословение на несение этого служения реально существует. Точно так же в алтарь не может войти всякий в любое время без аналогичного благословения. Здесь, как мне кажется, вопрос не столько в том, есть посвящение или нет, а в том, что в реалиях нашей церковной жизни означает архиерейская хиротесия, совершаемая согласно соответствующему чинопоследованию. Сейчас, скорее, в церковной практике реально существует благословение священника, настоятеля на то или иное служение. Я даже рискну сказать, что последнее, может быть, имеет в церковной традиции больше оснований, чем собственно нынешнее представление о хиротесии, которая сегодня чаще всего совершается просто перед рукоположением в дьякона, когда промежуточные ступени посвящения ставленник проходит почти что формально, без подкрепления соответствующей практикой служения.

Свящ. Иоанн Привалов. Когда в 1993 году я был назначен на приход, там у нас пели одни бабушки. Даже, скорее, не пели, а крякали, как пошутил А.М. Копировский, приехав к нам. Конечно, здесь хотелось что-то поправить, поэтому вся опора была на тех людей, которые были еще оглашаемыми. Они потом стали и петь, и читать в храме. Так что здесь, я думаю, могут быть исключения, просто они должны быть как-то оправданы жизнью.

Свящ. Максим Плякин. То есть это возможно с санкции на­стоятеля.

А. Копировский. Другими словами, не должно быть жестким правилом. Я полагаю, что консенсус по этому вопросу до­стигнут.

Игум. Дмитрий (Рябцев). Тут есть еще нюансы. Отец Максим говорил о задаче вовлечения человека в церковное служение. Но часто бывает так, что человека просто берут на работу и ничего больше не требуют. Мол, ты читай и все, потому что больше читать просто некому. Подобная ситуация очень распространена, она существует в основной массе приходов. Так возникает ложное разделение на то, кто читает и что читается, а это в свою очередь порождает законный вопрос: может ли оглашаемый совершать служение чтеца?

Прот. Владимир Герченов. То же самое касается правых хоров, в которых в основном поют нецерковные люди.

Прот. Дмитрий Карпенко. Проблема чтения, мне кажется, очень остро стоит у нас в церкви. Это касается и манеры, и техники чтения. Все это бывает настолько вопиющим, что говорить о каком-то понимании пока вообще не приходится: не чтение, а «священнобубнение» какое-то…

Д. Гасак. Мы вообще перестали различать эти служения — чтец, клирошанин, аколуф и т. д., потому что все они сейчас лежат на пономаре.

Игум. Дмитрий (Рябцев). И еще один момент: если в храме будет читать оглашаемый, он свое текущее духовное состояние будет передавать всей церкви. То есть если церковное чтение в норме оказывает воцерковляющее действие, то чтение невоцерковленного человека — расцерковляющее.

Свящ. Максим Плякин. От этого не свободны даже профессиональные псаломщики.

Прот. Владимир Герченов. Отец Дмитрий, можно ли ваши рекомендации рассматривать как рекомендации Синодального миссионерского отдела? Я столкнулся с такой же проблемой, как и у вас на приходе. Мы уже давно читаем Евангелие лицом к народу. Процент людей, противящихся этому, очень мал, в основном это такие, простите за выражение, экзальтированные тетки…

Прот. Дмитрий Карпенко. …Но при этом они, как правило, очень бойкие.

Прот. Владимир Герченов. Если они видят, что подавляющее большинство прихожан не воспринимают их всерьез, то уходят куда-нибудь на другой приход и начинают уже там настраивать против нас народ. Также они пишут возмущенные письма в патриархию, у нас и такой печальный опыт есть. Кстати, кто будет сталкиваться с чем-то подобным, не бойтесь. Патриархия пошлет запрос в епархию. А вы заранее подготовьте владыку. Мы, например, пришли к своему владыке со сборником переводов СФИ «Православное богослужение», тогда еще шеститомником, показали ему архиерейское благословение на его выпуск. Владыка ответил: «Если прихожане возмущаться не будут, делайте». Значит, все хорошо, владыка благословил, мы спокойно начали использовать переводы. Конечно, у нас это совершается не совсем в той форме, как в «Православном богослужении».

Что касается проповеди после Евангелия, то это очень существенный момент, как и чтение Апостола и Евангелия на русском языке после церковнославянского. Каким образом это происходит у нас? После того как дьякон прочитал Писание по-церковнославянски лицом к народу, служащий священник выходит на амвон, торжественно, может быть даже с некой мистической интонацией прочитывает текст по-русски. В храме возникает какая-то особая обстановка, когда слушающие просто не могут не быть потрясены этим текстом. И потом только что прочитанное священник начинает немного изъяснять в проповеди. Я хочу сказать, что подобная практика крайне необходима в наших условиях.

Прот. Дмитрий Карпенко. В Миссионерской концепции РПЦ все это есть — о рекомендации чтения Евангелия лицом к народу.

Прот. Павел Адельгейм. Хочу уточнить: священник повторяет апостольское чтение на русском языке, которое перед этим было прочитано на церковнославянском?

Прот. Владимир Герченов. И апостольское, и евангельское.

Кстати, та же самая женщина, что написала на нас жалобу в патриархию, написала аналогичное письмо в один знаменитый монастырь: вот-де, о. Владимир такой-сякой, стоит при чтении Писания спиной к престолу. А из монастыря ей пришел официальный ответ, что это нормально, что это смело и своевременно, что так и надо делать. К слову, доводы о том, что точно так же происходит на Пасхальной вечерне, никто не слышит: «Если на Пасхальной вечерне можно, то вот только на ней и читайте!»

Свящ. Игорь Кузьмин. Я хотел бы немного заступиться за «теток». На самом деле ситуация в приходе и сам дух его начинают меняться, когда появляются слушающие. Это, я считаю, главное. Если оглашаемые не появляются, то, наверное, ничего и не будет происходить. У священника тоже не возникнет никакого желания что-то менять: зачем ему лишние хлопоты, проблемы? Если никому это не надо, то тогда действительно удобнее читать Писание, повернувшись спиной к народу, молиться на евхаристическом каноне про себя, закрыв царские врата. У меня в приходе, кстати, тоже некоторые пишут и говорят: не надо нам того, что вы делаете. Но когда в церкви появляются слушающие и уже воцерковленные, наученные люди, тогда все и начинает меняться, начинает возвращаться к той норме, о которой здесь говорилось.

Прот. Дмитрий Карпенко. Мне кажется, что это обоюдный процесс. Если просто сидеть и ждать, когда же они появятся, то они могут так никогда и не появиться.

Традиции святоотеческой катехизации : Проблемы и критерии качества оглашения современных слушающих : Материалы Международной богословско-практической конференции (Москва, 25–27 мая 2011 г.). М. : Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2012. С.