Золотой сон

Приходится признавать, что мой приход к Богу не был результатом сознательного и последовательного духовного поиска, а в очень большой степени обусловлен случаем.

Родители воспитывали во мне уважение к вере как к традиции, не больше. Я выросла вполне благополучным, более-менее удачливым, умеренно счастливым человеком. У меня не было серьезных несчастий или разладов. Не слишком рано, но, пожалуй, все-таки слишком легко простилась с детским максимализмом и привыкла вносить поправку на несоответствие желаемого реальности. То, что люди живут нечисто и что чисто жить, вероятно, невозможно, радости не вызывало, но принималось как факт. А с церковью это вообще лежало в разных плоскостях. Церковь для меня – это были храмы и иконы, которые нравились или нет, непонятные обряды, еще более непонятные люди, часто чем-то обделенные, как мне казалось, – судьбой, здоровьем, умом или удачей, находившие себя в иллюзиях. Правда, среди верующих бывали люди столь явно выдающиеся, что даже очень развитое самомнение не могло записать их в обделенные. Это был щелчок по носу, но ни приближаться к таким людям, ни даже наблюдать их со стороны сколько-нибудь долго мне не доводилось.

Когда я пробовала читать Библию, особенно Евангелия, то всегда испытывала благоговение. Алмазы мудрости здесь сверкают так ярко, что авторитетность евангельской этики я признавала безоговорочно, однако как-то ухитрилась «не заметить» в Евангелии Господа. Все, что касалось веры, было для меня колоритом, условностью, символическим языком. Кроме того, многое было непонятно (а спросить, разумеется, было не у кого) и вообще читать было трудно. Я занимала ту странную позицию, которая характерна для многих моих знакомых: никто не скажет, что Библия – это плохо; наоборот, безусловные атеисты считают, что – хорошо, что в ней правда. Только Бога, конечно, нет. И Христос, если вообще существовал, был скорее всего безумцем, считая себя Божьим Сыном. Я не только не понимала подлинности, жизненной конкретности Евангелия, но даже не приложила серьезных усилий, чтобы хотя бы попытаться освоить то, что составляло основу жизни многих поколений людей.

С годами постепенно нарастало ощущение опустошенности, сначала неосознанно, в виде усталости от повседневности. Позже я поняла, что это ощущение усиливается и его источник в том, что «все суета». Однако повседневность не давала времени искать того, что не суета. Ведь были такие важные в своей конкретности проблемы, да и вообще поиски смысла жизни в тридцать лет просто смешны. Поэтому сама мысль о суетности превращалась в кокетство, и я не осознавала, что действительный драматизм бессмысленности и есть тот яд, который отравляет мне и жизнь, и душу.

Необходимо отметить еще вот какой момент. Среди людей моего поколения и моего круга сложился своеобразный стиль общения, явившийся, по-видимому, следствием нашей двуличной действительности (надеюсь, ушедшей в прошлое). Искренняя мысль, высказанная вслух, на серьезную тему, на тему нравственности, считалась проявлением плохого вкуса. Царил дух иронии, скепсиса, вышучивания всего на свете, резонерства. Часто это была защитная маска, но, может быть, еще чаще маска срасталась с лицом, рождая закрытость и изолированность. Это настолько входило в привычку, что почти любое проявление чувства вызывало ощущение неловкости и отвращения как признак отсутствия ума. Я не хочу обобщать, вышесказанное наверняка не касается всех. Но это существует, и я была (да и остаюсь, наверное, во многом) жертвой и носителем этики анекдота. Надо ли говорить о том, какие плоды приносит холодное высокомерие

Вот что в общих чертах представляло «место действия», когда начали происходить события, перевернувшие мою жизнь. У меня родился и начал подрастать сын. Совершенно необычайная вещь – наблюдать развитие «новенького», нового сознания с нулевой точки. Это и твоя собственная жизнь, потому что мне кажется, что даже физиологическая связь с ребенком не рвется полностью в момент рождения. Тебе известно каждое его физическое и психическое движение. Действительно живешь его жизнью, но при этом еще видишь эту жизнь со стороны, с позиции взрослого сознания и опыта. Как будто тебе дается еще одна попытка начать сначала. И вновь вопросы бытия и отношения с миром встают перед тобой, но теперь с большей остротой, бескомпромиссно, со всей полнотой ответственности. С другой стороны, ребенок открывает тебе сердце для абсолютно неведомой раньше радости, иррациональной в своей простоте, удивляющей и необъяснимой, нанося сокрушительный удар привычному скепсису.

Чтобы сын рос грамотным человеком, я начала рассказывать ему о Библии. Очень осторожно, чтобы не давить его с детства какой-либо идеологией. Но сын воспринял все по-своему. Ему трудно было разобраться в моих оговорках типа «есть люди, которые считают (а есть и те, которые не считают), что существует Дух, все сотворивший; что есть мнение о происхождении человека не от обезьяны». Сын еще не страдал раздвоенностью и не привык глушить в себе очень простое детское знание о единственности истины. Поэтому он принял Бога в свое сердце и «показал» Бога мне. Когда ребенок в свои четыре года сказал: «Бог есть», я вдруг ясно увидела, что это так и есть и что все просто.

Тут я снова вернусь немножко назад, рискуя утомить читающего своими рефлексиями. Глядя на меня прежнюю, наверное, трудно было бы представить себе более «неподходящего» для Бога человека. Не перестаю удивляться, что Бог вошел в мою рационалистическую жизнь. Каким-то образом (наверное, от родителей шел этот знак «плюс» перед православием, хотя и без понимания) сложилось представление, что верить – хорошо. Но я даже не примеряла эту возможность к себе, поскольку вера казалась все-таки счастливым заблуждением, «золотым сном». Кроме того, для меня вообще не характерно принятие чего-либо на веру, а ко всяческим пара-явлениям я всегда относилась с большим недоверием. Поскольку разницы между верой и суеверием я не видела, то в глубине души, возможно, и хотела бы быть верующей, но груз предыдущего опыта (предрассудков, как теперь ясно) казался слишком тяжелым. Только один путь убеждения существовал для меня – путь аргументов и логики.

Ребенок стоял вне авторитетов. Он настолько (по определению) ни в чем не мог бы убедить меня обычным путем аргументов, что случилось чудо. В силу явной разницы «весовых категорий» и невозможности интеллектуального соревнования мой рассудок «проспал» ситуацию. Клапан рационализма не сработал. Когда сын просто и уверенно сказал мне: «Бог есть», я ясно ощутила, что не нужно разгребать гору аргументов, которую, я думала, разгрести не удастся. Горы не было, путь был короток. Это трудно описать, это было озарение, и оно меня потрясло. Естественно, такое состояние не длилось долго, но я его запомнила. Я не бросилась сразу в церковь, ведь мои представления о церкви были очень предвзятыми, а о Церкви с большой буквы я и не подозревала, и все-таки помнила о своем открытии.

Дальше следовала цепь случайностей. В Ясеневе, где я живу, открылась православная гимназия общества «Радонеж», я стала водить туда сына на факультативные занятия по «Основам духовной культуры». Все было не так просто, многое отталкивало. Кроме чисто рассудочного желания дать сыну хорошее воспитание, с православными не связывало ничто. Мы говорили на разных языках. И все-таки я чувствовала, что правда где-то здесь. Я решила принять крещение. Если бы меня тогда спросили – зачем, я не смогла бы ответить, не смогла бы назвать словами свои новые чувства. Потому что если дух и готовился родиться, то оболочка была прежней, рассудок, отметающий всякую «мистику», был на страже. Посоветоваться, как я думала, не с кем (а на самом деле я просто не была готова говорить на такие темы). Это было легкомысленное решение, и я была наказана: событие крещения вполне соответствовало моему духовному состоянию. Надо мной совершили непонятное действо, ни о чем не спросив. Исполнив все, как мне велели, я чувствовала себя потерянной и обманутой. Сейчас вспоминать об этом горько. В то же время я четко поняла, что дело серьезно. Что нужно, наконец, разобраться.

И тут произошла еще одна случайность. У меня есть очень хорошие приятельницы на работе, с которыми по воле обстоятельств я в то время мало общалась, а до того общалась тесно и относилась к ним очень тепло. Как-то, зайдя к ним по делу и услышав какой-то обрывок разговора, я рассказала о гимназии и сказала, что в одиночку путь к вере сейчас невозможен и что мне нужен учитель и проводник. Для меня это было смело, потому что я считала, что говорю это убежденным атеистам. И каково же было удивление, когда оказалось, что люди, которых я хорошо знала, проходят оглашение. Мне предложили попробовать этот путь.

Можно сказать, что, когда я пришла на оглашение, я еще не верила. Странно было бы верить в то, чего не знаешь. Я относилась к тем, кто не против. Продвижение вперед поначалу было очень трудным, особенно ревностно я берегла свободу, боялась идеологического околпачивания и воспринимала все довольно настороженно. Но к счастью, я вовремя почувствовала, что в таком стремлении сохранять независимость и «объективность» на самом деле присутствует сильнейшая зависимость от уже сложившегося мироощущения. Настолько сильная зависимость, что я не могу воспринять другой опыт и услышать других, несмотря на уважение и желание выслушать. И тогда я сказала себе, что человек свободный и уверенный в своем чутье к правде не станет постоянно прикрываться «мнением» как щитом, и начала упорно и терпеливо слушать.

Я не случайно не могла написать об этом раньше – не осознавала происходившего, и когда говорила: «Хочу верить», это было не вполне так. Это теперь я хочу верить. Пришла радость, пришел свет, с которыми я никогда не расстанусь.

Л. М.

Личный завет

Есть замечательная история о том, как один отшельник воскликнул: «Господи, тридцать лет я ищу Тебя. Где Ты?» И Господь ответил ему: «Тридцать лет Я стою за твоей спиной». И вот сейчас, когда я оказался перед необходимостью рассказать о своем пути к Богу, я вспомнил эту историю. С полной уверенностью могу сказать, что уже очень давно я стал смутно ощущать существование какой-то реальности, неуловимой, но вместе с тем более настоящей, чем что-либо. Именно это загадочное присутствие заставило мою душу волноваться, искать выхода из лабиринта абсурда и безысходности – безотрадного места жительства души, отпавшей от Бога. С приобретением некоторого жизненного опыта и после первых же столкновений со злом стал чувствовать, что человек, побежденный грехом, удаляется от истинной реальности, уходит из бытия, становится тенью. Этот печальный опыт пребывания в небытии был для меня очень поучительным. Он заставил меня взалкать настоящей жизни и обратиться к поиску ее источника. Быть может, чувства эти были не совсем такими, какими я их сейчас себе представляю, ведь быть биографом собственной души отнюдь не просто.

С раннего детства я верил в приметы, колдовство, влияние звезд на судьбу человека, жадно читал всякую мистическую литературу. Чем только я не забивал тогда свою бедную голову! Все эти знания оказали мне впоследствии дурную услугу, сбив меня с правильного пути, сильно запутав, наполнив сердце гордостью всезнающего человека. Глаза мои оказались застланными туманом, который не давал увидеть даже самые простые духовные истины. В то время я ощущал себя игрушкой в руках стихий, страшных, безличных сил, наполняющих космос. Испытав страх от этих влияний, я стал молиться. Поднимая к небу глаза, я просил покровительства у солнца, звезд, духов, даже у богини любви. Мне было тогда лет восемнадцать. Я был надменен, и так как тогда удача во многом сопутствовала мне, я приписывал это своей власти над силами природы. В духовной жизни я был предоставлен самому себе. Вокруг не было ни одного христианина. Кажется, я даже раньше познакомился с мнениями ересиархов, чем со Святым Писанием. Изощренная философия этих людей тогда вызывала у меня восторг. Я преклонялся перед парадоксальностью мышления, неожиданными поворотами мысли, искажением традиционных идей.

В восемнадцать лет я надел на шею крест и решил при первом же удобном случае креститься. Причиной этого поступка стал один случай, сильно меня напугавший, о котором, наверное, не имеет смысла рассказывать. Важно то, что я придавал крещению, ношению креста, упоминанию имени Бога магическое значение и пытался с их помощью защититься от всё тех же темных, разрушительных сил, присутствие которых было достаточно явственным. С течением времени я совершенно незаметно для себя стал монотеистом и прекратил искать поддержку у духов и звезд. В связи с этим я хочу более подробно рассказать о своем первом опыте богопознания.

Как ни странно, это произошло со мной после просмотра фильма «Сто дней Содома» Пьера Пазолини. Мой брат много рассказывал мне об этом фильме, говорил, что на него и его друзей он произвел чудовищное, парализующее впечатление. Действительно, в фильме показаны страшные вещи. Действие его разворачивается в Италии в конце Второй мировой войны. Несколько фашистов, людей образованных, сознательно вставших на сторону зла, запираются на вилле. Далее в фильме с беспощадностью хроники показаны действительно чудовищные вещи. Впечатление того, что ты совершаешь путешествие по аду, усиливается тем, что фильм титрами поделен на несколько частей – «Круг любви», «Круг дерьма» и «Круг крови». По окончании фильма я выходил из зала в толпе подавленных, угнетенных людей. Казалось, что люди растеряны, обезоружены. Я же до глубины души был поражен тем, что мне необычайно легко и светло. Непонятно откуда во мне появилось знание, что в мире есть добро и зло. С новой для себя ясностью я видел, что зло бессильно, если ты тверд и если за твоей спиной стоит Господь. И еще я понял, что осознаю свой выбор, что выбор этот неизбежен и что единственное, чем я владею, – свою свободную волю я отдаю Господу. В эти мгновения я заключил свой личный завет с Богом.

Далее жизнь вошла в обычное русло. К сожалению, я не смог тогда понять, что самый лучший способ познания истины – это общение с Богом, поэтому истину я продолжал искать в книгах. Правда, нельзя сказать, что они ничего мне не дали. С большим волнением я прочитал «Столп и утверждение истины» о. Павла Флоренского, «Мысли» Паскаля, а также «Житие протопопа Аввакума». Мой друг, не так давно ставший христианином и удивительно преобразившийся после этого, подарил мне маленькую дешевую иконку Богоматери и книгу протоиерея Александра Шмемана «Водою и Духом».

В общем, все шло к тому, чтобы я пришел в Церковь. Однако этому предшествовало серьезное испытание. Кажется, первый раз в жизни по-серьезному я попытался исполнять заповедь Господа. Ответ был почти незамедлительным. Одна малознакомая женщина, узнав о моем давнем желании креститься, порекомендовала мне обратиться к «хорошему» батюшке – о. Павлу Вишневскому. Батюшка познакомил меня с человеком, который рассказал о возможности пройти оглашение. После долгих колебаний я пришел на «открытые встречи» [Миссионерские встречи, для людей, которые интересуются христианством, но пока не утвердились в своих духовных позициях и стоят перед выбором. Эти встречи завершают предоглашение, после которого начинается цикл оглашения. – Прим. ред.]. Слушая священника Георгия Кочеткова, братьев и сестер, я чувствовал, что «от избытка сердца говорят уста их». Я поверил и остался в Церкви, чтобы в меру своих скромных сил служить Господу и славить имя Его.

С. О.

Радость

Сколько я себя помню (начиная лет с трех), в моем сердце всегда была радость. Не к чему-то, не к кому-то, а вообще – радость от того, что я живу, что мир такой прекрасный, что так все хорошо, что вот я такая удивительная, неповторимая и что все это будет длиться вечно. И действительно, все складывалось более-менее удачно. Обо мне заботились, меня любили. Я тоже любила в ответ. Поступила в институт, о котором мечтала. Мне тогда вообще казалось, что я умру от счастья – так его было много. И вдруг все рухнуло в одночасье. Нет, никакой трагедии не произошло, и внешне все оставалось так же, но вот внутри...

Я очень хорошо помню этот день. Даже этот момент. Я только что поступила в институт и возвращалась домой, в Москву. Было лето. Вагон был совсем пустой. Мне никто не мешал думать. Помню, что я лежала на нижней полке и улыбалась, и вдруг что-то произошло. Я физически почувствовала, что радость меня покидает. Сначала, помню, перестала улыбаться, села, потом встала. И не могу понять, в чем дело. Вернее, я поняла, что мне чего-то не хватает. Подумала: может быть, я хочу есть? Поела. Опять чего-то не хватает. Потом я стала ходить по пустому вагону и думать: что же произошло? Куда исчезла радость, которая все время была во мне? И я помню, что страшно испугалась этого. Я привыкла к радости, и вдруг ее не стало. Как же без нее жить? И зачем тогда жить, если нет радости?

В Москву я приехала другим человеком. Нет, не то чтобы я была унылая или разбитая. Я приехала по-прежнему веселая, радость снова появилась, когда показался родной перрон. Но я поняла, что есть, наверное, какая-то другая радость. И вот с этого момента я не сознательно, а скорее подсознательно стала искать эту радость. Я не понимала, что ищу Бога. О Боге я вообще не задумывалась. Вернее, задумывалась, но только о том, есть ли Он или нет. И приходила к выводу, что скорее всего Его нет, потому что если бы Он был, то я бы знала об этом.

Помню, я открыла первый раз Евангелие в гостях у педагога, которого обожала, и то только для того, чтобы было о чем с ней поговорить, так как я знала, что она читает Священное писание. Прочитав по-церковнославянски три главы Евангелия от Матфея, я, конечно, ничего не поняла. Запомнила только, что был такой апостол Петр, про которого все знают, что он отрекся от Христа.

Позже мы с девочками пошли в церковь на Пасху. И я решила, что уж на сей раз я обязательно пойму, есть ли Бог. Но в церкви было так жарко, так много народу, и служба длилась так долго, что я снова ничего не поняла. И очень обиделась, что Бог мне не дал какого-нибудь знамения, чтобы я ощутила Его присутствие. Не дал так не дал, и на этом, как я думала, мои попытки общения с Ним закончились.

Я окончила институт, поступила на работу. И вдруг стала замечать удивительную вещь. Я называла это интуицией. Интуиция и раньше была у меня, но теперь как бы стала особенно сильной. Когда слушалась ее и поступала так, как она мне подсказывает, то через какое-то время выяснялось, что это и было единственно верным. Когда же начинала сомневаться, думая: «Нет, нет, обстоятельства против меня», и как бы заглушала ее голос, то потом обнаруживалось, что права-то была она.

В 1992 г. в Крещение Господне мы с мамой крестились. И вот тут-то началась какая-то жуткая полоса неудач. Сначала я никак не могла понять, в чем дело. Почему я часто ломаю ноги? Почему у меня несчастная любовь? В общем, было много «почему»? Я стала размышлять и открыла для себя очень важную вещь: после крещения я пыталась жить той же жизнью, что и ранее, но прежней жизнью я жить уже не могу. И еще я поняла, что мне придется чем-то пожертвовать, что-то отдать. А жертвовать не хотелось. В глубине души я думала: «Ну, это когда-нибудь потом». Интуиция же мне говорила: «Потом не будет». А я упорствовала: «Да я еще не готова...» А она повторяла: «Потом не будет». Я не очень-то и понимала, что надо делать. Но постепенно, со скрипом, все выправлялось. Стали с мамой ходить в церковь. Ничего не понимали, уставали. Я начала молиться, коряво, как могла. Со временем у меня появилось странное чувство, как будто должно произойти что-то хорошее. Что хорошее, откуда – я не знала, но это предчувствие становилось все отчетливее. За полгода до того, как я пошла на оглашение, я уже твердо знала, что со мной что-то произойдет. И еще у меня возникло ощущение, что эта РАДОСТЬ, о которой я ничего не знала, где-то близко. Более того, я стала чувствовать присутствие в мире ЧЕГО-ТО или КОГО-ТО. Я поняла, что Бог существует. Начала читать Священное писание, но ничего в нем не понимала и думала: «Господи! Хоть бы кто научил меня!»

За несколько месяцев до того, как мне прийти на оглашение, я познакомилась с одной женщиной, учительницей. Однажды почему-то я позвонила ей, и она мне рассказала про «открытые встречи», неожиданно предложила прийти. Мы с мамой пришли. Я никогда не забуду, как у меня билось сердце и как ко мне возвращалась знакомая с детства РАДОСТЬ.

Первое, что я прочла, начав оглашаться, была книга А. Меня «Сын Человеческий». Я проглотила ее залпом. Это было потрясение. Я наконец поняла, что такое Евангелие и что если положить эту небольшую книжку на весы, то она перевесит все тома умных книг, прочитанных мною ранее.

Когда мы с мамой в первый раз пришли в храм Успения Богоматери в Печатниках [Храм Успения Пресвятой Богородицы в Печатниках (г. Москва), настоятелем которого в 1991-1997 гг. был свящ. Георгий Кочетков. – Прим. ред.], то, опоздав, попали на литургию верных. Меня поразили лица людей. Таких лиц я никогда нигде не видела, и вдруг я почувствовала, что надо уйти, потому что мы там, где нам еще не должно быть. Мы с мамой ушли. Потом стали ходить на литургию оглашаемых, на вечерню. Постепенно, с Божьей помощью, начинали понимать, что происходит на службе.

И еще: в моей жизни стали происходить чудеса. Может быть, кто-то в этом чуда и не увидит, но я знаю, что это чудо, потому что только Господь может сделать то, что Он сделал для меня.

Сейчас я оглашаюсь, начинается второй этап. Я молюсь, чтобы Господь помог мне, и верю, что Он непременно поможет.

М. К.

Слово «религия»

С раннего детства мне было знакомо восклицание: «О Господи!» Когда до меня дошел его смысл, я спросила у мамы, почему она, неверующая, так часто повторяет эти слова. Мама ответила, что это привычка, что все так говорят. В школе я узнала, что «до революции» была еще привычка – верить в Бога по причине «одурманенности» народа. Мне же не хотелось быть одурманенной, и на вопрос: «Веришь ли ты в Бога?» я могла твердо ответить: «Нет». Слово «религия» меня пугало, но иногда было непонятно, почему в библиотеке нет Библии и как можно судить о том, чего не читал. Я не знала, что Библию можно приобрести в церкви (и можно ли было?). Каждый раз, когда я оказывалась перед открытыми вратами храма, меня охватывал страх и я не смела войти.

Мне было лет 12 или 14, когда старшая сестра неведомо каким образом отыскала и выписала заповеди из Писания. Она прочитала их мне в качестве назидания. Почему-то в памяти сильнее всего запечатлелось: «как хотите, чтобы с вами поступали люди, так и сами поступайте с ними». Помню, как ошеломило меня открытие, что действительно легче навязать свою волю другому, чем строить отношения с учетом свободы ближнего и своей.

Время шло. Возникали различные вопросы, и лучшие и важнейшие из них не давали покоя. Понятия любовь, свобода, красота, гармония открывались все новыми гранями, и каждое открытие, то ослепительно радостное, то пронзительно острое, то чрезвычайно простое (почему так долго не понимала?), внушало оптимизм и желание продвигаться в познании.

Сейчас вытесняется горечь от неудовлетворенности школьным образованием, и в сердце большее место занимает благодарность тем учителям, которые не отбивали желания учиться, а помогали узнавать больше.

Получилось так, что уже после окончания школы, сопоставляя хоть и небольшие знания, я поразилась гармоничности и связности в устройстве мира. Ощущение этой гармонии привело к мысли, что мир устроен по какому-то закону, понять который человеку не под силу. Это было одним из самых радостных открытий. Раз все такое разное связано воедино, то существует нечто, объединяющее все это, – какой-то высший Закон. Человек же ограничен временем, пространством, бытием, чтобы постичь этот Закон (хотя потенциал человека так велик, что он может приближаться к пониманию этого Закона бесконечно). Что Это? Как Это назвать? Высший Разум? Бог? Видимо, Это и называют Богом. Позже пришла уверенность, что Бог един и что большинство религий основаны на поклонении именно этому Богу, но называют и понимают Его по-разному. Некоторое время я спокойно жила с таким пониманием Бога, не вдаваясь в тонкости религиозных воззрений.

Постепенно я стала приобщаться к русской культуре, искусству. И вот на одной из экскурсий – в Троице-Сергиеву Лавру – я поняла, что двери храмов открыты для всех, в том числе и для меня.

Сейчас я отдаю себе отчет в том, как неустанно и осторожно Господь помогал (и помогает) мне. Однажды на работе моя начальница в одной из наших бесед сказала: «Библия не учит ничему плохому» и перечислила некоторые из заповедей – не убий, не укради, не лжесвидетельствуй, не прелюбодействуй, почитай отца и мать.

Эти слова вновь пробудили во мне интерес к Библии. Но когда повсеместно появилась философская и религиозная литература, недоступная ранее, и началось массовое обращение к Церкви, это несколько охладило мой пыл. Я купила Новый завет, но, прочитав первую главу одного из Евангелий, отложила его. Но в то же время я с удовольствием принимала посильное участие в восстановлении храма Покрова Богородицы в Твери. Эта работа как-то сближала меня с Церковью, хотя все равно я заходила туда очень редко.

Позже я познакомилась с замечательной женщиной, которая очень терпеливо и бережно подводила меня к мысли о необходимости крещения и о принятии именно православной веры. Правда, один эпизод очень отпугнул меня. Летом 1991 г. я отдыхала с сестрой и ее трехлетней дочерью в Крыму. Сестра хотела, чтобы мы там все вместе крестились, и просила меня стать крестной матерью девочки. У меня не было желания креститься. Обряд крещения, при котором мне пришлось присутствовать, я восприняла как акт насилия над нашим ребенком. До сих пор я удивляюсь, как после этого моей знакомой удалось возродить во мне дух доверия к Церкви. Конечно, это было проявлением Божьей милости, Божьей помощи. К сожалению, я не могу вспомнить те «волшебные» слова, которые были сказаны ею. Помню только дошедший до меня смысл, что крещеный человек ближе к Богу, что Бог видит его, помогает ему.

В конце 1991 г., одновременно испытывая и потребность, и некоторое внешнее давление, я приняла крещение во Власьевской церкви Казанской иконы Божией Матери в Твери. Подсознательно я ожидала чуда и, конечно, не понимала ни законов церкви, ни смысла совершаемых во время обряда крещения действий. Нас причастили сразу же после крещения, но узнала я о том, что это было причастие, только спустя три с половиной года. А тогда я укоряла себя за противление, за недостаток смирения и благоговения, так как мне не понравилось, что нас, крещаемых, поили непонятно чем и вкладывали в рот непонятно что.

Потом я долго не могла заставить себя войти в храм. Мне казалось, что мои отношения с «религией» на этом закончились.

Однако вопросы о смысле существования, о достижении красоты и гармонии, об их месте в жизни человека продолжали волновать. Продолжался и процесс осмысления обыденной жизни. Все болезненнее воспринимались ее пороки и неустроенность. Но Бог по любви Своей щедро одаривал меня. Моя жизнь устраивалась чудесным образом.

Случилось так, что моя подруга посоветовала мне пойти на встречу, организованную для людей, которых мучили подобные вопросы. Так я попала на первую встречу тверской группы оглашаемых. На этой встрече запись лекции священника Георгия Кочеткова о Любви произвела на меня сильное впечатление. Особенно потрясла своей очевидностью и силой мысль, что Бог есть Любовь. Но непосредственная связь оглашения со словом «религия» оттолкнула меня. Тогда «религия» для меня означала «обман».

Я поступила в университет, и учеба на первом курсе поглощала все мое внимание. Но тема оглашения иногда заманчиво всплывала в разговорах с друзьями. Среди студентов я встретила людей, стремящихся к Богу и вере. Однажды во время подготовки к экзамену я и мои подруги целый день беседовали о Боге и Библии (причем мы все сдали экзамен на «отлично»). Меня поразила осведомленность одной из них, ее искренняя радость и благоговение, с которыми она говорила о Боге. Выяснилось, что она связана со свидетелями Иеговы... Незаметно для себя я оказалась на распутье: что выбрать – оглашение или свидетелей Иеговы? Я побывала на собрании у одних, затем съездила на «открытые встречи» к другим. И в конце концов остановилась на оглашении. Слава Богу! Этот выбор не осложнил моих отношений с подругами по учебе, и они часто помогали мне, отвечая на некоторые возникающие вопросы, касающиеся Библии и жизни.

Когда я перебираю в памяти события прошлого, то замечаю, сколько необычного произошло за последние два-три года. И еще поражает связь событий и встреч последних лет с моей прежней жизнью.

Я счастлива в те моменты, когда мое сердце открыто для благодарности Богу и окружающим меня людям, и понимаю, что ради таких моментов человеку необходимо трудиться всю свою жизнь. Дорогу осилит идущий.

К. Т.

Йога перед «совком» не устояла 

Начало своего пути могу датировать возрастом около 30 лет. Поводом послужила книга В. Сидорова «Путешествие в Гималаи». Книга захватила таинственностью, поиском чего-то необыденного, но, главное, удивила. Взрослый человек, В. Сидоров всерьез относится к вопросам: в чем смысл жизни? где источник всего? и т.д. Значит, эти вопросы имеют ответы? Вернее, могут иметь? У меня они возникали, но так, между прочим – в виде бесплодных разговоров.

После прочтения книги стал искать. Не могу сейчас сказать, что я искал. Не Бога. Нет. Скорее какую-то атмосферу, людей, идеи. Где ответы? На Востоке, разумеется. Нашлись люди, знакомые с этой тематикой, появились книги, завязалось общение. Были лекции каких-то полуподпольных «гуру» и вполне профессиональных философов. Год-два ушли на осваивание информации. Следующие два года вопросы осознавались, вернее, осознавалась их глубина. Ответов не было. Стало заметно, что все, кого я знал, с кем общался, спорил и т.д., – все здесь «плавают». Никто ничего толком не понимал.

К этому времени (где-то к 33 годам) я и сам стал специалистом-эзотериком, и хотя разъясняющих ответов не имел, зато неплохо ориентировался во многих восточных учениях и религиях. Это несколько компенсировало провал моего поиска. О Боге по-прежнему не задумывался. В лучшем случае – в рамках хорошего эзотерического тона, как о некой полуабстрактной категории: Абсолют, мол, что тут скажешь, сами понимаете...

В 33 года я переехал из Питера в пригород. Деревня. Жителей – человек 40-50. Атмосфера «большой зоны». Отношения – «паханы и шестерки». Это по существу. А внешне – обычные деревенские мужики плюс начальник. В этой «школе сержанта» через год от моего йогически-эзотерического мировоззрения не осталось камня на камне. Я оказался голым и растерянным. Какие уж тут чакры, какая медитация с философией – лопату в зубы и пошел. Короче, йога перед «совком» не устояла...

Вскорости я полюбил и женился. Жена моя христианкой не была, но Евангелие читала и иногда цитировала. Я заинтересовался, стал читать. Книга захватила. Она была несоизмеримо глубже всего того, что я до сих пор читал, вернее, она была вне рамок и категорий. Другое измерение. Стали читать вместе. Каждый день. Появилась необходимость чтения, а затем и желание стать верующим. Года два назад я уже мог сказать, что я верующий, причем православный. Бог постепенно открывался мне, но с церковью отношения оставались «на Вы». Желание ходить в церковь было, но существовало и препятствие. Дело в том, что я лет с 25-26 сильно пил. Запоями. Много лет. К 33 годам кодировался и с тех пор не пью. Но как же быть с причастием? Жизненной необходимости в причастии я не ощущал, просто хотел. После разговора с о. Василием, настоятелем Свято-Парголовского храма, решился и пошел на причастие. С тех пор иногда (раз в 2-3 месяца) хожу на литургию. Последний год появилось чувство недостаточности, чувство неопределенное и, казалось, неразрешимое: чего-то я не понимаю, чего-то не хватает. Выпадает самый главный элемент. Какой? Не понимал. Затем появилась группа катехизации. Я и жена записались, но первое время я на встречи не попадал, поэтому жена привезла домой кассету с записью беседы священника Георгия Кочеткова. Я впервые услышал слова «оглашение» и «воцерковление». Эти слова и оказались последним элементом, которого недоставало. Все встало на место. Сейчас хочется жить в Церкви и Церковью.

Ю. И.

Школа

В неполные сорок лет я крестилась в Православной церкви. Мысли о Боге, о вере стали приходить примерно двумя годами ранее. А до этого я была достойное дитя своего времени – убежденная атеистка. Ни в школьном, ни в студенческом возрасте, ни даже гораздо позже меня на этот счет не посещали сомнения. Мой аналитический ум трезво мыслил, и было твердое убеждение – взгляды атеиста самые правильные.

Но только еще в ранней юности, когда оказывалась в незнакомом городе или местности, я шла в храм, меня тянуло туда, и в какой-то момент я растворялась в атмосфере храма, теряя чувство времени. Потом, как бы придя в себя, на вопрос «что это?» тут же находила ответ – дань уважения русским традициям. И все. Хотя не совсем. Я никогда не была согласна с тем, что у верующих отобрали церкви и безобразно, даже кощунственно их используют. Еще в 70-е годы, занимаясь на курсах экскурсоводов и изучая историю Москвы, я испытывала возмущение при знакомстве со свидетельствами о том, что власти пошли на поводу у бредовой идеи – решили взорвать храм Христа Спасителя и уничтожить другие культовые постройки.

Уже в зрелом возрасте, примерно пять-шесть лет тому назад, когда стало более доступно библейское слово, у меня появился интерес к духовной литературе. Мои друзья, видя это, старались разубедить меня. Тогда, да и сейчас, меня окружали очень хорошие, но неверующие люди. Теперь мне их жаль, а в то время они из добрых, как им казалось, побуждений пытались разъяснить мне, что вера в Бога – это не просто глупость, это еще одно ярмо, которое я добровольно вешаю на себя. Надеюсь, что когда-нибудь они изменят свои убеждения, хотя главное для этого – их желание. Но тогда это сделало мой путь к Богу более длительным и мучительным. И поделом. За мои сомнения.

В те трудные, полные мучительных сомнений дни я встретила добрую приятельницу свою и поделилась с ней размышлениями. Она, оказалось, стала верующей – баптисткой и зазвала меня в Баптистскую церковь. Приняли меня там очень приветливо, с радостью, что к ним пришла еще одна сестра, этого я, откровенно говоря, не ощущала в Православной церкви, а ведь это так необходимо, когда совершаешь первые шаги. Именно в Баптистской церкви стали отступать мои сомнения. Именно тогда я уверовала в Бога, уверовала всей душой. Огромное спасибо за это Баптистской церкви. Но через некоторое время я стала ощутимее чувствовать, что чего-то мне не хватает у баптистов. И проповеди пресвитера умные, интересные, и окружают меня добрые братья и сестры, и хорошо мне с ними, но душа ищет чего-то еще. Я даже сейчас до конца не понимаю – чего. То ли не хватало глубины таинств, то ли это был зов православных предков...

Но что-то заставило меня оставить баптистов и прийти в Православную церковь, где вскоре я крестилась.

После крещения прошло уже три года, а я до сих пор еще на пороге Православия и чувствую себя как-то странно: и далее не могу продвинуться, и уйти не могу, так и нахожусь среди оглашаемых. Я и на исповеди признавалась в этом, и говорила, что мне многое непонятно в церковных канонах и правилах. Но получала ответ и правильный, и недостаточный: «Ходи чаще в церковь, и будет все ясно». При храмах то тут, то там создаются, вернее создавались, сейчас – реже, детские воскресные школы. Но почему детские? Начинать ведь надо с родителей, которые были лишены главного и сейчас этого главного не могут ни достичь сами, ни дать это своим детям.

Я очень рада, что существует православно-христианская школа для взрослых и я нашла путь к ней. Очень надеюсь, что получу здесь ответы на многочисленные вопросы, что эта школа мне поможет укрепиться в вере.

Н. П.

«Открытые встречи»

Муж с сыном крестились в один день в Коломенской церкви в 1987 г. Я в семье одна осталась некрещеной. Постепенно стала чувствовать душевный дискомфорт, желание креститься росло с каждым годом.

В 1991 г. мое крещение состоялось в Даниловской церкви, хотя по форме оно мне не очень понравилось.

Впервые я услышала о. Георгия <Кочеткова> на «открытой встрече» Огласительного училища во Владимирском соборе бывшего Сретенского монастыря [Храм Сретения Владимирской иконы Божьей Матери (г. Москва) б. Сретенского монастыря, настоятелем которого в 1990-1993 гг. был свящ. Георгий Кочетков. – Прим. ред.], куда привел меня муж летом 1993 г., который в это время проходил оглашение. Впечатление от встречи было большим и тем не менее в группу оглашаемых я не записалась, вышла из церкви и уехала домой. В течение последующих месяцев началась душевная работа. Она возникла сама по себе, независимо от меня. Было много сомнений, но я остро чувствовала, что настало время выбрать путь. Наступил главный, самый ответственный этап в жизни. Все прошлые годы показались бесцельными. Но суета затягивала: недостаток времени, работа, семья. В душе шла борьба.

Хотя муж не настаивал на моем решении, его влияние я ощущала.

Следующая встреча с о. Георгием состоялась в 1994 г. Поехали втроем – я, сын и муж. Опоздали, стояли у входа на лестнице. Вначале я порывалась уйти, так как было плохо слышно, ничего не видно. Затем стала прислушиваться, ловить каждое слово. И именно после этой встречи я четко поняла, что путь выбран и я буду идти им. Другого решения быть не может.

И сейчас, анализируя свой приход в Церковь, я понимаю, как важны для начинающего христианина все огласительные встречи, которые проводит о. Георгий.

И. Г.

Молитва

Рос я в неверующей семье. С детства твердо знал, что Бога нет. Каждый раз, когда засыпал, боялся, что могу ночью умереть и даже не буду знать этого. А ведь хотелось бы знать. Однажды я начал думать о смерти и понял, что если я умру, то меня никогда, никогда больше не будет. Я как бы погружался все глубже и глубже в эту мысль и пришел в ужас. Мне хотелось к маме. Стало невыносимо больно и страшно. Но о своих переживаниях я никому не рассказывал. Мне казалось, что меня все равно не поймут, да и неудобно говорить о таких вещах. О смерти предпочитали молчать, как бы забывая про нее, делая вид, что ее нет (потому что в глубине души и взрослые боялись смерти). Я боялся об этом думать, но что-то влекло к этой мысли. Я к ней иногда возвращался и мучил себя. Мне казалось, что если я еще глубже вникну, то придет какое-то решение, потому что понять, что меня никогда не будет, я не могу.

Вопросами духовности человека я не интересовался, да и не знал, что такое есть. Для меня понятие «человек» означало в первую очередь его тело.

В школьные годы очень любил сказки и рассказы о всяких чудесах, потом – научную фантастику. Мечтал о бессмертии человека и надеялся, что еще до моей старости медицина сможет все. Однажды с другом мы говорили о том, что верить в Бога в принципе можно и вроде не вредно, но только под старость, когда делать будет нечего.

Во время военной службы я впервые стал задумываться, почему я живу, начал искать смысл жизни, анализировать свои поступки. Я понимал, что иногда, или довольно часто, поступаю или думаю плохо. Но почему – не знал. Я не хотел быть плохим, и, возможно, потому, что мне не нравились плохие люди. Я их боялся. Старался исправляться сам, иногда получалось. Это было отрадно, и хотелось еще более совершенствоваться. Начал интересоваться философией. Хотел поступить на философский факультет, но не прошел по конкурсу. Покупал разные книги об оккультизме, летающих тарелках, медитации. Я верил в это, потому что люди писали о том, что они пережили. Понял, что есть и другие сферы бытия. Перестал верить в человекообразную обезьяну.

Однажды я купил книгу о кришнаитах. Очень заинтересовался. Мне все там так понравилось. Впервые в жизни я встретился с богом, который всем управляет, который нас любит, которого мы тоже должны любить и который обещает нам бессмертие. Начал ходить к ним в храм. Но там не очень нравилось. Два раза туда и моя жена приходила, но потом сказала, что больше не придет.

В целом религия кришнаитов меня очень занимала. Я пытался жить, следуя их наставлениям, занимался аскезой. Христианство меня не интересовало, потому что вокруг все были христианами, но в Бога не верили. Я думал, что это нормально, что это и есть христианство, как бы какая-то моральная норма жизни – и не более. А кришнаиты в своего бога верили и доказывали это своей жизнью. Я понимал, что если человек не живет так, как он думает, значит, речь идет просто о какой-либо науке или о приобретении каких-то знаний.

У меня был друг, который учился на теологическом факультете. Мы с ним много беседовали о Боге. Я отстаивал свою точку зрения, он – свою. Среди христиан, которых я знал, он был первым христианином, верующим во Христа как в Бога. Постепенно я пришел к мысли, что все равно, в кого верить – в Христа или в Кришну, но в Кришну – более высоко. Я просто не понимал и не знал Христа. Да и как я мог Его понимать, если ни разу не читал Евангелия? Я не знал, что Он нас любит, что Он действительно живой и близкий, что Тот Бог, Который открылся нам через Него, – наш Творец и нам Отец.

Не помню уже как, мы с женой стали ходить в лютеранскую церковь, молиться по-христиански. Однако, молясь, я толком не понимал, что делаю, для чего это и слышит ли меня Бог. Появилось желание креститься, больше узнать о Боге, научиться молиться. Я горел желанием получить книгу о молитве. У лютеран такой не было. Мой друг мне посоветовал книгу о. А. Меня. Она мне очень понравилась, но была слишком краткой. Я хотел читать о молитве еще и еще, и у меня становилось тепло на душе. Следующая книга была о старце Силуане, которая потрясла меня до глубины души. Когда я читал о том, как старцу явился Христос, хотелось плакать. Я перечитывал это место снова и снова. Слова, мысли, чувства, жизнь старца открывали такую глубину и высоту духовной жизни, которые мне и не снились.

Я стал интересоваться Иисусовой молитвой. Кто-то сказал мне, что хорошие книги можно купить в православных храмах. Пришел в церковь и сразу встретил священника, который оказался латышом. Так рассеялся миф о том, что православие – дело только русских, а лютеранская вера – дело латышей. Священник повел меня глубже в церковь. Беседовали мы минут 15, но, выходя из храма, я уже знал, что, наконец, нашел то, чего искал, что буду православным христианином, хотя все мои родственники, знакомые и друзья – протестанты и неизвестно, поймет ли жена мое решение. Но Богу возможно все, и теперь все члены моей семьи – православные. Я был счастлив, что нашел православие, и не мог понять, почему мои друзья-лютеране не хотят принять его.

Я рассказал только о внешней стороне событий. Как это произошло внутренне, я и сейчас отчетливо не осознаю. Знаю, что есть промысел Божий, во многом для меня непостижимый и от меня зависит, противиться ли ему (что я часто и делаю) и не познать Бога или пойти навстречу Ему и полюбить Христа всем сердцем.

Г. Л.

Есть ли в православии смысл?

В самом раннем детстве я размышляла о Боге и мне хотелось узнать, действительно ли Он существует. Но постепенно атеистическая пропаганда заглушила во мне зачатки веры. Я стала бояться церквей с их полумраком, странным запахом и непонятными обрядами. Когда я училась во втором классе, мама хотела меня крестить, но я наотрез отказалась, несмотря на уговоры.

Повзрослев, я стала размышлять о смысле жизни, о путях поиска его. Меня стали интересовать философские проблемы. Однажды я отчетливо поняла, что Бог есть и что я хочу познать, каков Он, хотя мне сложно сейчас вспомнить, как я пришла к этому выводу. Я приняла решение сначала посмотреть то, что есть в этом мире, а потом прийти к Нему. В море классической литературы, изучаемой в школе, я выискивала места, которые могли бы мне помочь узнать о Нем хоть что-нибудь. Я стала читать все, что попадалось мне под руки. Так я натолкнулась на Ивана Ефремова и через него пришла к йоге, экстрасенсорике и кришнаитам. Я впитывала в себя все, словно губка: ходила на курсы медитации, занималась астрологией и различными видами гаданий. Для меня все, что связано с духовностью, было божественным. Я не задумывалась о существовании дьявола.

Потом у меня появились друзья, разделяющие мои взгляды. Мы вели свободный образ жизни, не придавая значения внешнему виду, мнению окружающих людей и пренебрегая моралью и рассудком. Мы поступали по желанию своего сердца, любили романтические путешествия, высокие идеалы и философские беседы. Но больше всего мы спорили о Боге. Потом поняли, что таких людей, как мы, очень много, они называют себя «хиппи» и в знак протеста носят длинные волосы и рваные джинсы. Меня привлекала в них раскрепощенность и то, что они принимали меня такой, какая я есть. Среди них было много самых разных людей с противоположными взглядами, но объединяло всех разочарование в жизни, желание ее как-то изменить, жажда любви и надежда на лучшее.

В этой среде у меня был друг, искренне жаждавший познания Бога. На моих глазах он стал меняться – перестал пить, курить, стал ходить на собрания к баптистам. От него я впервые стала узнавать о том, Кто такой Христос. До этого с христианством я была практически не знакома. Он рассказывал мне все, что узнавал сам, и я многое начала понимать по-другому. Я почувствовала, что за фигурой Христа стоит нечто большее, чем я видела в других религиях и направлениях человеческой мысли. Я готова была стать христианкой, но меня путало нетерпимое, как мне казалось, отношение христиан к другим религиям и несвобода. Собрания баптистов мне нравились, они часто трогали меня до слез, на них я осознала себя грешницей. Но после собраний это состояние радости моментально улетучивалось, я чувствовала несоответствие слова и дела. В это же время я начала читать Новый завет и ходить в Православную церковь. Но и там я не встретила должного отклика. Хотя я приняла там крещение, на жизнь это не повлияло. Я испытывала внутренний кризис. Я была между небом и землей. Люди, считающие меня своей, были мне чужими по духу, а те, которые были близки, меня не принимали такой, какая я есть. В результате я бросила всех, несколько месяцев пыталась идти самостоятельно, читала Библию и Добротолюбие, но возникало противоречие между желаемым и действительным. В конце концов я окончательно запуталась и упала.

Господь вытащил меня из этой пучины и привел в церковь пятидесятников. Я была поражена простотой и верой этих людей. Я поняла, что здесь я должна остаться. Там нашла друзей, окрепла и приняла крещение по вере, отдавая отчет своему поступку. Я ушла из нелюбимой Академии и чудом поступила в художественный колледж. Моя жизнь стала меняться на глазах. Я увидела, как евангельское слово может воплощаться в действительности. Я видела изгнание бесов из одержимых ими людей, говорение на иных языках, пророчества.

Господь стал мне очень близок. Некоторое время я радовалась и купалась в счастье, не замечая ничего вокруг. Там называют это состояние «периодом первой любви». Но постепенно то, что я видела в мире сквозь розовые очки, стало блекнуть, и я столкнулась с множеством проблем, несоответствий, ошибок, увидела непонимание и часто поверхностный подход. Я пыталась с этим бороться, но ничего не выходило.

Прошлым летом я хотела сбежать от проблем и уехала отдыхать, пытаясь собраться с мыслями и все исправить. Но вернулась, а проблемы так и остались.

Когда я пришла на собрание в Огласительную школу, я увидела там то, чего мне все это время не хватало – смысл. Я впервые услышала, что Церковь – это совокупность Духа и смысла. Что такое обилие Святого Духа, я знаю. Но в совокупности со смыслом в нашей церкви его встретишь нечасто.

Наша маленькая церковь словно лодка в океане. Нет ни компаса, ни карты, а только вера и надежда на спасение. Ее ветром бросает из стороны в сторону, и порой кажется, что смерти не миновать, но чудом она снова появляется из воды и снова плывет в неизвестном направлении.

Некоторое время я ходила и туда, и сюда. Но в конце концов поняла, что больше не могу оставаться в той церкви. Я поговорила с пастором, и он меня отпустил.

Сейчас я снова на перепутье. Не знаю, где найти совокупность духа и смысла.

Является ли Православие той церковью, в которой, с одной стороны, есть проявление даров и плодов Святого Духа, а с другой стороны, есть сочетание их с серьезным подходом, осмысленностью и мудростью, – этот вопрос остается для меня открытым.

Надеюсь, что занятия в Огласительной школе помогут мне в этом разобраться.

Ю. Ф. Н.

Древний ужас

С чего обычно начинают подобный рассказ, с каких слов? Не знаю. Одни встретили на своем пути Христа внезапно, сами того не ожидая, как апостол Павел, другие шли к Нему мучительно медленно, всю жизнь. К последним принадлежу я, поэтому трудно выбрать исходную точку для начала повествования, так как каждое событие жизни сейчас видится полным глубокого смысла и значения.

Родился и жил я в неверующей семье, далекой от веры и Церкви, и никакого понятия о Христе, конечно, не имел, за исключением слухов и глупых суеверий. Приходилось не раз бывать в действующем храме (армяно-григорианском), не раз по примеру окружающих пытался «задобрить» Бога свечками. Хотя родители мои были крещены по обычаю, я крещен не был. И хорошо, потому что крестили бы меня тоже по обычаю, и я бы считал себя уже христианином и, может быть, на этом успокоился.

До 15 лет «столкновений» с Богом у меня не было. Помню, лет в 10 у меня с одноклассниками был спор: есть ли Бог или Его нет. В доказательство, что Его нет, я плюнул в небо. Молнии не посыпались, но почему-то в тот же день я со слезами просил у Него прощения. Действительно, абсолютно неверующих людей не существует.

Бог самыми удивительными путями приводит людей к Себе. Когда на нашу страну пошли атакой мистика, оккультизм, астрология и т.д., среди всего этого я заинтересовался Иисусом Христом. Познания мои о Нем были... Никаких не было! Я о Нем судил по каким-то своим, неизвестно откуда взявшимся теориям. Но чем больше я о Нем судил, тем быстрее превращался из равнодушного в сочувствующего. В 15 лет началось самое главное.

...Вот уже полгода, как я увлекаюсь разгадыванием снов, у меня есть сонник, в руках у меня газета, в которой рассказывается о новом способе гадания. И вдруг мама приносит домой небольшую книгу. Это была брошюра протестантского проповедника Дж. Вандемана «По ту сторону чудес». В ней говорилось о сатанинской природе оккультизма, астрологии и всего тому подобного, до чего падки подобные мне обыватели духа. Передо мной встает проблема выбора.

Или – или... Через пять минут сонник вместе с газетой по кусочкам отправляются в мусорное ведро. Суд над «высшим знанием» был скор и окончателен. Однако суд над прежней жизнью еще и не начинался, христианином я не стал. Не все так просто. Прежде чем решиться уйти из Египта, нужно, чтобы опротивело его рабство. Говорят, Бог встряхивает человека страданиями и неудачами, чтобы оживить его. Это справедливо. Неудачи с товарищами в школе и дома в семье, которые я раньше проклинал, теперь благословляю. Вот уж действительно, никакое внешнее процветание не говорит об успехе, никакое бедствие не означает обязательно несчастья. Как живут люди без Бога, как жил я? Ожиданием чего-то. Покажут завтра хороший фильм – есть смысл в жизни, скоро Новый год – становится легче на душе. Но кончится фильм (который сто раз видел), пройдет праздник, а дальше что? Этот вопрос – как каменная стена, против него нет возражений, ибо всякое возражение – ложь, самообман, издевательство над самим собой. Страшнее этого вопроса нет. Нет и спасительнее этого вопроса. Скольких людей он вытаскивал из болота! Сначала он созревает в самом центре твоего существа, но пока его не слышно – его заглушает шум. Тот самый шум, который, как пишет Баламут («Письма Баламута» Клайва Льюиса), вечно царит в аду. Он помогает заглушать совесть. Но приходит время, когда он с ясностью встает перед человеком: выбирай.

Мне было 17 лет, когда я выбрал. В одно осеннее утро я проснулся с решимостью стать христианином. Я хочу им быть, я им буду. Что надо для этого сделать – сделаю. Вот уже два года у меня на полке лежит книга проповедницы Елены Уайт «Путь ко Христу». Я так и не снизошел до нее. Вот она-то мне и нужна. С чего начать, чтобы стать христианином? – Начал изучать книгу. В эти дни я видел сон. Я нередко видел сны о Христе и до этого, и после этого. Приятные сны, но, увы, – обман, прелесть. Я только сейчас это понимаю. Но этот сон – единственный из всех, в котором я абсолютно уверен. В нем нет навязчивости, туманности, лести, но есть то, что невозможно объяснить словами, что существует в мистическом опыте каждого христианина.

Сон был такой: некто внушал всем ужас – ужас, который бывает лишь во сне. Он преследовал всех и как бы каждого в отдельности. От него нельзя было оторваться. От него исходил страх, невыносимый, невозможный. И вот он стал преследовать меня. Странно было то, что я ясно чувствовал какое-то единство между мной и им, как будто я – это он, вот это самое уродство, от которого невозможно спастись. Я побежал, он – за мной. Неожиданно для себя я бросился на колени и завопил ко Христу о спасении. В это же мгновение тот, кто бежал за мной, исчез, исчез вместе с атмосферой ужаса, которая царила во сне. Вместо нее я ясно ощутил присутствие Христа. Оно было так сильно, что я плакал в каком-то спокойном восторге. Странное сочетание, которое мне не приходилось до этого испытывать.

Проснувшись, я понял сон. Тот, кто наводил ужас, был мой грех, греховность во плоти, то, что мы не видим и не слышим на поверхности жизни, но что на самом деле ужасно. Только Христос может спасти от преследований греха, но пока человек не ужаснется, глядя на себя, он не может по-настоящему пойти за Христом. Потом я прочел в Евангелии слова о том, что только возненавидевший себя может стать учеником Христа.

Странно, но я почти совсем не помню дня своего обращения и того, что тогда произошло. Но я уже стал считать себя христианином. В церковь не пошел: у меня были предубеждения против церкви. Мне нравились протестанты – их я считал истинными христианами. Однако у нас в маленьком городе не было протестантской общины, и мне пришлось выходить из положения самому. Во-первых, необходимо было достать Библию. В храм идти не хотелось, а в магазинах в то время Библия не продавалась. Но, зайдя в книжный магазин, я увидел Евангелие и купил. Когда прочел его, понял, что необходима вся Библия. Опять пошел туда. В этот день получили новые книги, среди них – Новый завет. Стал читать его. Но с христианскими книгами было бедновато. Первый мой православный писатель – о. Александр Мень. Я воспитан на его книгах. Он потом меня спас через них от гибели. Вот это очень важная для меня часть рассказа. С ужасом к ней подхожу.

Как известно, мы погибаем от множества лжехристов и лжепророков, пророчащих о «конце света». На удочку одного из них я и попался. Летом 1993 г. попала мне в руки листовка небезызвестного «Белого братства». До сих пор с содроганием вспоминаю о последующих событиях. Я засомневался: «А вдруг действительно Христос пришел на землю?» И, решив покончить с мучившим меня вопросом, обратился к Богу с молитвой: «Открой мне глаза, укажи, правда ли то, что в этой листовке написано». Я и раньше молился Богу в трудных случаях, но сейчас молился с желанием получить определенный ответ: «Да, правда». Мне хотелось, чтобы последний день наступил скорее, так как считал, что трудно жить долгую жизнь на земле со всеми ее бедами. Конечно, я не явно так думал (явно я «хотел» воли Бога), но в глубине сердца, в образе жизни (я почти забросил Библию) это желание было сильно. И вот во мне стало укрепляться чувство, что все эти листовки справедливы. Я доверился этому чувству, хотя меня многое смущало: агрессивность «братьев», недопустимый тон листовок и т.д. Но я подавлял голос разума и давал волю «интуиции», так как считал, что если я положился на Бога в таком деле, то не может быть, чтобы Он меня подвел и дал погибнуть, поверить лжи. Я ведь и раньше молился Ему: «Не дай мне принять ложного пророка и отвергнуть истинного». У меня был опыт – при помощи молитвы я не поверил мунистам.

При такой уверенности я стал все больше верить «белым братьям», а чем больше им верил, тем больше считал нужным верить (ведь Бог не даст погибнуть доверившемуся Ему). Это был заколдованный круг. Состояние у меня по принятии «живого Бога» было похоже на состояние по обращении, в чем я видел доказательство истинности своей новой веры. Но самое странное в этой истории то, что я понятия не имел о вероучении секты. Иисус говорил, что Его слова не изменятся, поэтому я не считал нужным разбираться в учении «белых братьев». Я жил так, как раньше, понятия не имея о запретах и табу этой секты. Из дома я не уходил, учебу не оставлял, никого не проклинал, родителей не бросал. И еще ужасно (нет, хорошо!) то, что я не был знаком (и даже слова не сказал) ни с одним из «братьев». Как-то не пришлось. Я считал, что доверился Богу абсолютно, а значит, искать новые доказательства – акт недоверия и маловерия. Если бы это была ложь, Бог по моей молитве оградил бы меня от нее. Вот на чем держалась моя «вера». Интересно еще и то, что лидеры секты мне не нравились, газеты их я читал с отвращением, но боялся себе в этом признаться. Мне нравился прежний Христос, Иисус и совсем не нравилась Мария Дэви. Однако я укорял себя в этом и даже нашел аргумент: «Иисус после Воскресения в другом облике являлся апостолам, однако это не помешало им узнать Его, полюбить». Вся эта история была бы смешна, если бы не моя активная проповедническая деятельность. Мне казалось предосудительным спокойно сидеть дома, когда «Христос» и «братья» «спасают» людей. Я сочинил текст листовки и за два месяца расклеил 194 экземпляра. Расклеивал их в метро (не боялся и не ленился вставать в 5 утра), в поездах, автобусах, на улицах, в подъездах и т.д. Написал кучу посланий в разные религиозные организации и письма в газеты. Чуть не обратил в свою веру маму. Слава Богу, не обратил. Приходилось спорить (и весьма долго) с прихожанами одной протестантской церкви. За два месяца наделал я дел, не могу спокойно об этом вспоминать, хотя уже и очистил себя покаянием, и омыл святым крещением (я тогда не был крещен).

Однако сомнения не покидали меня. Я был неуверен в своей вере. Чем больше я запутывал себя софизмами и казуистикой, чем больше применял свой главный аргумент, тем сильнее сомневался. В молитвах даже боялся обратиться: «Мария Дэви...» Предпочитал представлять перед собою Христа. Кривил душой. Дни проходили в напряжении, вера моя висела на волоске. Я старался всячески ее поддержать: «Не может быть, чтобы Бог подвел меня. Он же говорит: «Стучите и отворится. Просите и получите»«. Однажды у меня появилось сильное желание на все махнуть рукой и бросить веру вообще – всякую. У меня было чувство, что тонкая пленка отделяет меня от гибели: вот-вот порвется. Достаточно было любого движения. Но я выдержал. Прошел срок «конца света». Ничего не произошло, все – как прежде. Всех переловили, я остался один, листовки больше не клеил. Но я не унывал: «Не может быть, чтобы Бог так поступил с человеком, дал ему погибнуть».

И вот однажды вечером, 16 января 1994 г., в воскресенье, я читал книгу о. Александра Меня «В поисках Пути, Истины и Жизни». В ней были какие-то слова о том, что люди легко поддаются лжепророкам. Они меня очень смутили. На меня нахлынула такая волна сомнений, что я чуть не задохнулся. Я был в исступлении, в полной растерянности, во мраке, в ужасной тоске. Невыносимое состояние! Я боялся обратиться к Богу с молитвой об истине, так как считал актом маловерия повторно обращаться к Нему с такой просьбой. Но вера моя была подорвана. Потом я вопил к Марии Дэви: «Спаси от сомнений» – не помогло. Меня мучили слова Христа: Если кто скажет вам: вот здесь Христос, или там – не верьте. Библию в руки взять страшился – акт маловерия. Что я тогда пережил, трудно выразить. В конце концов я все-таки раскрыл Библию на тех самых словах. В лихорадке, с дрожью, с какой-то мертвящей решимостью я стал тщательно изучать все сказанное Иисусом о лжехристах, обращаясь к параллельным местам. В голову ничего не шло. И вдруг я понял. Все понял. Пришло осознание того, что я нашел решение. Кончились сомнения, где-то в глубине моего существа кончились. Мне осталось ждать. Вот я ощутил, что стремительно лечу к тонкой пленке. Все уже решено, мне остается ждать. Пленка прорвалась. В это мгновение я ощутил Христа, Его Самого. Настолько сильно, что нет слов, чтобы это выразить. Вот Он здесь, в этой комнате, но в то же время везде. Такого я не ощущал даже в первое свое обращение. У меня вырвался вздох облегчения. Наконец-то! Я тут же порвал листовки, все эти газеты, все – в мусорное ведро. 29 января 1994 г. я был крещен, так как давно этого хотел и стремился в Церковь, жаждал ее.

Что мне дал этот опыт? Очень многое. Я научился важному – не полагаться на чувства, на восторг, на вдохновение. Я полюбил Церковь, Библию. Вот таким, казалось бы, странным образом Бог ответил на мою молитву: «Помоги мне отличить истинных пророков от ложных».

А. К.

Свои 

Я родилась в 1947 г., и до 30 лет вопрос о Боге для меня не возникал.

Отец мой родом из тверского села Завидово, и семьей мы постоянно ездили туда в гости. Все вместе мы ходили в церковь и на кладбище. Народу на службе было много, и я запомнила только пение хора, где выделялся один прекрасный и чистый голос. Пела наша родственница тетя Шура. Она была замечательным человеком, вокруг нее всегда царили любовь, мир и покой. Мы все тянулись к ней. Она была крестной моего сына.

Позднее, когда ее дети разъехались, умер муж, а мои родители состарились и уже не могли навещать ее, это делала я, и с большой охотой.

Я приезжала в Завидово к началу богослужения, тетя Шура пела, и я всю службу была в церкви. Потом мы шли с ней домой. Очень быстро бывать в церкви стало потребностью. Когда не стало тети Шуры, я начала ходить в нашу церковь – в селе Городня на Волге.

Даже посещая церковь, я мало задумывалась о Боге. Осознала же это удивительно просто. Я работала конструктором, у нас был небольшой и очень дружный коллектив. Мы не только вместе работали, но и отдыхали. Однажды я читала вслух заметку, опубликованную в журнале «Наука и жизнь», где говорилось о том, что американские ученые опытным путем определили существование души человека. И когда я сказала: «Ну, наконец-то», наш ведущий тут же добавил: «Значит, и Бог есть». И я не просто произнесла: «Да, есть», я ощутила это сердцем.

Жизнь шла, был налажен быт, мое окружение вполне устраивало меня, но я постоянно чувствовала неудовлетворенность, мне чего-то не хватало. Когда я бывала в церкви, на какое-то время становилось легче, но лишь на время. В церкви я чувствовала себя гостьей.

Теперь я знаю, что Бог дела Свои творит через людей. Таким человеком для меня стала Ольга Б. Она помогла мне устроиться на работу в школу, где многие из учителей – верующие. В школе я почувствовала атмосферу любви.

Когда в очередной раз меня тяготила суета жизни, моя сотрудница сказала мне, что все мои проблемы можно разрешить, и предложила поехать с ней в Москву на «открытую встречу» со священником Георгием Кочетковым. У меня было чувство, что я наконец-то нашла своих. Никого не зная, я ощущала себя на своем месте.

Я стала посещать огласительные встречи, и за короткое время многое изменилось в моей жизни, а самое главное – стало другим мое отношение к ней. Теперь, когда я поняла, что сначала – Бог, а потом – все остальное, все встало на место. Я хожу на оглашение и очень надеюсь обрести полную веру и Божию благодать.

С. Н.

Элементарное чувство любви

Горе мне, мать моя, что ты

родила меня человеком, который спорит

и ссорится со всею землею!

(Иер 15:10)

У одних путь к Богу краток и прям, как полет стрелы. У других – внезапен и ярок, как вспышка молнии. А некоторые – рождаются и живут с Богом в сердце всю жизнь.

Мой путь к вере извилист, полон ухабов, падений в бездны, наполненные горечью греха. Для того, чтобы поднять голову и увидеть свет, нужно всего-навсего быть зрячим.

Но как тяжело приходит прозрение! Остается лишь надежда на то, что это никогда не поздно.

Верующих среди моих родственников и знакомых нет. Напротив, мы с братом не только не были крещены в детстве, но и воспитывались в атмосфере атеизма, веры в светлое коммунистическое завтра... А в семье не хватало элементарного чувства любви. Наверное, сейчас этим страдают многие семьи, когда любовь родителей к детям и детей к родителям заменяется формальным чувством долга и обязанностями одних перед другими. И это тяготит, со временем возникает отчуждение, раздражение, непонимание. Возникает не чувство радости и счастья от того, что делаешь что-то для других, а тупое ощущение рабской зависимости от самых близких и дорогих людей. Все это недовольство выливается в ссоры и крики от того, что нужно уделять много времени и сил друг другу, дому. А так хочется пожить «для себя»! Жизнь «для себя» все время откладывается на потом, возникает мечта о чем-то розовом и блестящем. А в реальности все серо и буднично: долг перед обществом и семьей. Кажется, вот еще чуть-чуть, самую малость напрягусь, подкоплю денег, выращу детей и уж тогда... А жизнь идет. Лето сменяет осень, появляется безысходность.

Моя мама всегда говорила: «Я ничего в жизни не видела. Всю жизнь прожила в долг, угробила на вас». Она имеет в виду одно, а я понимаю совсем другое: и правда – «не видела», и правда – «в долг», и ведь верно – «жизнь угроблена».

Я всю жизнь чувствовала себя «гадким утенком», не потому, что уродлива внешне, а потому, что было чувство одиночества, ненужности и внутреннего уродства. Всегда ощущала «дефицит общения», может быть, просто философский склад ума требовал свое. Я не осуждаю своих родных, но вижу в себе очень многое, что приобрела от них. Я, как и они, не умею любить, довлеет лишь чувство долга. Работаю фельдшером на «03». Все говорят: «Это так тяжело, это такая ответственность!» Наверное, это так, если подходить к каждому больному неформально. А на самом деле – пришел, поставил диагноз, проделал нужную «манипуляцию», все профессионально, честно, но – бездушно. Ты попрощался, закрыл дверь и забыл о больном человеке. Ты просто оказал помощь, большее не входит в твои обязанности. Что дальше? Смогут ли врачи в больнице или поликлинике продолжить начатое тобой? Захотят ли? Не напрасны ли твои старания? Да и только ли медицинская помощь нужна человеку, больному человеку? А на большее-то у нас нет ни сил, ни времени, ни желания. Как просто лишь час быть добреньким с больным!

Тяжело брать на себя ношу на всю жизнь. Мой любимый с детства писатель Антуан де Сент-Экзюпери в «Маленьком принце» говорит устами своего героя: «Мы навсегда в ответе за тех, кого приручили». Мы навсегда в ответе за семью, за тех, кто рядом, за больных. Но только чувство долга здесь ни при чем, это слишком формально, в этом понятии нет правды жизни. Раньше, до революции, были семейные врачи. Они хорошо знали больного, его семью. И отвечали за их здоровье – физическое, психическое, душевное. Вот от такой ответственности не уйдешь, закрыв за собой дверь, не скажешь: «Нет лекарств, нет мест, кончилось дежурство и вообще это – не моя компетенция». Я не чувствую в себе сил, по крайней мере сейчас, чтобы взять ответственность навсегда, не доверяю себе. Нет, я не боюсь сломаться, но не хочу холодного формализма.

Наверное, вот эта неудовлетворенность жизнью, работой и привела меня к поиску истинного источника любви, правды и чистоты.

Конечно, сначала подворачивалось на этом пути самое низкосортное: лжелюбовь, экстрасенсорика, астрология, рейки. Вроде ищешь смысла жизни, а находишь все тропки, уводящие в сторону. Так недолго докатиться до полного безверия, пессимизма, отчаяния. Да так оно и было...

Сейчас мне хочется прийти к Богу, к вере. Когда я вспоминаю прошлое, мне становится страшно и стыдно. На моей совести самые тяжкие грехи, мне хочется в них покаяться, и кажется, что не хватит времени рассказать, как это могло случиться. Может быть, не нужно копаться в этом «как», гораздо важнее то, что теперь это несовместимо со мною. Когда не хватает сил справиться с искушениями, я знаю: Господь, к Которому я обращаюсь в молитве, меня не оставит.

Было время, когда душа моя раздваивалась. Я занималась зороастрийской астрологией, но при этом меня очень привлекало христианство, очень тянуло к нему, хотя о христианстве я знала лишь в объеме репринтного издания «Закона Божьего». Вот это поверхностное знание никак не давало возможности понять, почему церковь так непримиримо относится к астрологии, биоэнергетике и т.п. Вроде бы это – добро, бескорыстная помощь людям. И никогда не приходила в голову мысль: а добро ли? а помощь ли? Когда сомнения мои и раздвоенность достигли апогея, я решила покреститься. Покреститься, но не отречься. Я боялась, что вдруг во время собеседования священник спросит, не занималась ли я астрологией. Соврать я бы не смогла. Но он не спросил... Чуда не произошло. Вроде бы ума не прибавилось, совесть не успокоилась, грехов не уменьшилось. Все было формально. Но как знать, может быть, это и было то «горчичное зернышко», из которого сейчас проклюнулся зеленый росток.

После астрологии было увлечение рейки. И это было страшно. Я была бы рада, если бы мой очень негативный опыт помог хоть кому-нибудь.

Инициация – это очень интересно, очень заманчиво, но очень опасно. Это то, что, к сожалению, часто привлекает пытливые, ищущие умы. Однажды во время инициации моя подруга «дала» клиническую смерть. Хорошо, что мы сидели рядом – я и еще несколько врачей. Жизнь-то мы ей спасли... В тот момент от бессилия и отчаяния я взмолилась о прощении к Богу, ругая себя за то, что мы пришли туда. После инициации мироощущение резко изменилось. Я не хочу углубляться в то, что это было такое, как это достигалось, потому что знаю, стоит только начать думать о грехе, даже о прошлом, он полностью завладеет тобой, твоими мыслями, эмоциями.

Может быть, я и не права, но мне кажется, что в каком-то смысле не существует деления времени на прошлое, настоящее и будущее. То время, где твоя мысль, душа, твой дух, и есть для тебя в данный момент настоящее. Мне хочется победить грех не только в поступках, но и в словах, и в мыслях. Мне хочется быть сейчас и здесь, на точке смыкания прошлого и будущего, внимательно следить за собой и миром, который меня окружает, учиться в это мгновение мудрости и слышать в себе голос вечности, голос Бога живого.

После рейки появилось новое ощущение единства с миром, любви к нему, растворения в бытии, обезличивания. В голове – полное отсутствие мыслей, стерильность, этакое «слушаю и повинуюсь». И желание сделать так, как продиктует первая возникшая мысль. Не вставал даже вопрос: откуда она? Казалось, ясное дело – Господь. Когда делала так, как диктовала мысль, даже если не было особого желания, получала большую порцию «счастья и радости». Было ведение, что вроде «в струю попала», все удавалось. Была и другая награда – ощущение своего величия, могущества. Стоит только попросить «космос» – и для тебя, и за тебя сделают все, что ни попросишь. Это ли не прелесть?

Лишь много позднее вспомнились кадры из фильма «Мертвый сезон», где было показано, как с помощью газа людей превращали в послушных, довольных всем животных. Только со временем стали появляться и «свои» мысли, а вместе с ними – большая тяга к христианской литературе. Я запоем читала Послания апостолов, Евангелия, «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря». Серафим Саровский вошел в мою жизнь как-то сразу. Увидела в киоске книжку о его жизни, вроде случайность, но после этого в мыслях часто обращаюсь к нему. Он покорил меня своей мудростью, наставлениями, любовью, кротостью. Появилось желание, неудержимое желание молиться бывать в церкви, но не всегда «пускали» мысли, которые продолжали диктовать и навязывать иной путь жизни. И еще я поняла: астрологией больше заниматься не буду никогда.

Однако все оказалось гораздо сложнее. Как только внутри вновь родилось маленькое пытливое «я», стремящееся понять, что же со мной сделали, ушло радостное ощущение от жизни, беззаботность, защищенность. И все заполнилось беспросветной тоской, для которой вовсе не было причин, тяжелейшей депрессией и злобой, злобой на всех счастливых, спокойных людей, потому что я не могла вызвать в себе чувство любви ни к кому и ни к чему. Я не могла радоваться ни солнечному дню, ни дождливому вечеру: я была пуста, я была выжата и лишена сил жить. Не было не только сил, но и самого желания жить. Я дошла до черты, за которой – смерть. Было очень тяжело, не было сил даже говорить, все было безразлично. Держала только одна мысль, запомнившаяся из наставлений Серафима Саровского, что один из самых страшных грехов – отчаяние. И я держалась, понимала, что это состояние нужно пережить, молилась, чтобы Господь не покидал меня. Существо мое искало выхода, я понимала, что это одно из самых страшных испытаний. Снова началось раздвоение. В голову ненавязчиво стучалась мысль: «Хочешь вернуть свое прежнее состояние счастливого, всемогущего человека, продолжай заниматься рейки, иди туда, еще и еще раз». Но были и другие мысли: «Раз я не сама добилась этого счастья, вышла на этот уровень, значит, это не мое, это слишком просто достижимо, чтобы быть правдой». И еще не хотелось быть пешкой в чьей-то игре, автоматом. Хотелось просто смириться перед волей Божьей, пережить весь этот кошмар и стать собой. Я наблюдала из своей боли за другими в рейки. Похоже, что у всех сначала был подъем, затем – падения, но у каждого – на свою высоту и глубину. У всех – одна и та же схема: сначала – пряник, потом – кнут. У многих болели или умирали родственники, животные. Я не была исключением: я болела сама. Было преходящее нарушение мозгового кровообращения, стало подниматься артериальное давление, волосы выпадают до сих пор – ничто не может помочь.

Я пришла к выводу: рейки – это сила, которая разрушает человека, его волю, его мысли, внутренний мир, здоровье. Не все мои знакомые остались в рейки. Видимо, те, кто попал туда случайно, формально, у кого не было особых духовных поисков, вышли из рейки легко, как и вошли, почти не обезображенные личностно. Но те, которые долго искали смысла жизни, обрели свою «нирвану». Возможно, им самим и не видны те изменения, которые произошли с ними. Окружающие же отмечают в них злобность, нетерпимость, внешнюю неряшливость, желание уединиться и добиться своих «высот».

Я не вернулась в астрологию. Но прошлое знание хоть в чем-то помогло мне. На память пришло учение зороастрийцев о добре и зле. Там, где раздвоенность, ложь, осколки всяческих знаний, где хаос, смешения, четкая иерархия, подавляющая «я», – там нет добра, нет Света. Внезапно – это было как озарение – я поняла, что рейки – это смесь, суррогат верований, учений, который маскирует что-то злое и темное, пытающееся навязать чужую жизнь. Это зомбирование, это чужие мысли в моей голове, чужое мировосприятие, порабощение моего «я». Шло время...

Те, кто остались в рейки, интенсивно набирали знание по корейскому точечному массажу, по массажу с применением рейки и т.п. Я уже не могла заставить себя заниматься этим, испытывала отток сил, когда приходилось делать что-то, связанное с оккультным. Я была на перепутье: от старого отходила – но куда?

«Я собираюсь послезавтра на оглашение, – сказала моя знакомая. – Пойдешь со мной?» «Что это такое? Зачем?» – все эти вопросы даже не успели возникнуть в моей голове. Кто-то как будто коснулся сердца теплой рукой, давно не испытываемая радость заполнила все мое существо...

За то время, что я хожу в Огласительное училище, многое изменилось в моей жизни. Иногда эти перемены очень болезненны: потеря друзей, коллег по работе. Я знаю, что не хочу и не могу жить по-старому. Стараюсь обрести в душе радость и свет, приблизиться к истине. Мне очень хочется не свернуть с этого пути, но я еще не уверена в своих силах. Плохо представляю свое будущее: вот окончу Огласительное училище, а что дальше? Неужели опять одна? Боюсь, что самостоятельно идти по этому пути я не смогу, мне нужен наставник, руководитель.

Сколько синяков и шишек набила я в жизни, падая и наступая на «грабли», на одни и те же «грабли»! Сейчас я учусь преодолевать зло в себе, которое периодически предстает и в виде искушений. Сначала было тяжело, настоящая ломка. Кроме Господа, никто не мог помочь. Я чувствовала, что нет сил бороться с соблазном, но молилась, чтобы Бог укрепил меня в моем твердом намерении и по немощи моей дал мне сил. Когда я поняла, что благодаря Богу победила, то была по-настоящему счастлива. Но радость моя была недолгой. Соблазн возник вновь при других обстоятельствах. Смятение и недоумение овладели мной: как? почему опять? Я же поняла, отказалась, боролась... На этот раз победа над собой далась легче. В третий раз – еще легче.

Господь слышит меня! Он учит меня! Он не оставляет меня на избранном мной пути!

В заключение хочется сказать словами псалма: «Сильно толкнули меня, чтобы я упал, но Господь поддержал меня. Господь – сила моя и песнь; Он соделался моим спасением» (Пс 117:13, 14).

Е. П.

Церковь не перестает быть церковью 

Если бы еще четыре-пять лет назад мне сказали, что когда-нибудь стану молиться и регулярно ходить в храм, я в лучшем случае недоуменно пожал бы плечами.

Ни в школьные, ни в студенческие годы я не принимал религии всерьез. Отец был неверующим, мама, хотя и осеняла себя иногда крестным знамением, в храм не ходила. Поэтому крещен в детстве я не был. По-настоящему верили в Бога только бабушка, прабабушка и сестра последней (по-моему, они были старообрядцами). Помню, в детстве я смеялся над их отсталостью, да и вообще над верой как таковой.

Лет с семнадцати меня вдруг начали посещать мысли о жизни, о смерти. Перспектива конечности собственного существования приводила меня в отчаяние. «Хорошо бы, – думал я, – если бы правы были верующие. Тогда была бы надежда на вечную жизнь. Но, к сожалению, никакого Бога и загробной жизни нет и быть не может – это давно доказала передовая наука». И я продолжал прежнее существование – учеба, книги, музыка, друзья, – изредка нарушаемое ночными приступами отчаяния и страха.

Вскоре происходит важное событие в жизни мамы: она окончательно обращается к Богу. У нее возникает горячее желание исправить прежнюю ошибку: крестить меня и брата. Мне к тому времени исполнилось 20 лет, брату – 11. Естественно, я не понимал маминого стремления (что за предрассудки!), но, жалея ее, кое-как согласился креститься.

Крещение происходило в храме Всех святых у станции метро «Сокол». Службу отстоял, едва скрывая раздражение. После того, как нас с братом покрестили и мы вышли из храма, я снял с шеи крест и с раздражением и обидой за потраченное время отдал его маме (сейчас об этом не хочется писать, но это было так).

Крещение не оказало на мою жизнь никакого заметного влияния (как мне казалось): отношение к вере не изменилось, жизнь проходила, как прежде. Но тут начались перемены в стране, информация перестала быть «одноканальной», появилось много пищи для ума не только прирожденных диссидентов, но и обывателей типа меня. (Начало этого времени примерно совпало с окончанием мной института.) Я стал терпимее, в том числе и по отношению к религии, начал думать, что, может быть, и она играет в обществе полезную роль. Пожалуй, даже готов был подписаться под словами Евтушенко: «Дай, Бог, ну хоть немного Бога!» Но о том, чтобы идти в церковь, даже и не помышлял. Христиане продолжали оставаться для меня людьми, обязанными верить в то, что Бог создал Землю шесть с лишним тысяч лет назад ровно за шесть суток и в прочие «антинаучные» вещи. А в науку я верил свято.

И вот однажды жена принесла с работы ксерокопию лекции о. Александра Меня (тогда уже покойного) «О бессмертии». Я заинтересовался: тема меня волновала. Прочитав эти несколько страниц, я вдруг осознал, что совсем неверно думал о христианстве. Мои представления о нем, базирующиеся на убогих штампах «научного атеизма», оказались далеки от реальности. О. Александр, несомненно, глубоко верующий человек, священник, не только свободно оперировал научными понятиями и данными, но и явно признавал науку и культуру как способ познания мира и даже, казалось, благословлял их... Следующая прочитанная книга о. Александра – «Сын Человеческий» – потрясла меня не менее. От представлений о косности христиан не осталось и следа. Так был сломлен барьер в моем сознании. Теперь же я думал так: «Почему, собственно, Бога нет? Кто это сказал? Советская пропаганда? Но в ее лживости и глупости теперь не приходится сомневаться. Ученые-атеисты? Но наука не в состоянии ни доказать, ни опровергнуть существование Бога, поскольку изучает лишь материальный мир»,

Я начал читать книги христианских авторов, журнальные и газетные статьи о христианстве и Церкви – много и, как мне кажется, бессистемно. Стал мысленно обращаться к Богу, молиться. С конца 1993 г. вместе с женой (оказавшей большое влияние на мое обращение) регулярно посещал один из московских храмов. Хотя причащался всего два раза: считал себя неготовым, да и вообще не слишком понимал, для чего это.

Тут возникли новые проблемы. Едва я узнал немного о жизни Русской православной церкви, некоторые вещи стали вызывать недоумение. Я никак не мог свыкнуться с проявлениями недоверия к светской культуре и науке, зацикленности на «государственничестве», «державности», доходящей до оправдания войн, нетерпимости к другим христианам. (Один молодой батюшка мне прямо сказал: «Западное христианство – это смерть, погибель, хуже атеизма.») Создавалось впечатление, что Православная Церковь требует от своих членов безоговорочного монархизма, что о. Александр Мень с его открытостью – исключение... Все это создавало раздвоенность: назад, в атеизм, пути уже не было, но и «национальное» православие казалось не вполне соответствующим духу Евангелия. Я часто размышлял: может быть, логичнее мне быть протестантом? Но не станет ли уход к протестантам отрывом от корней и от огромного духовного опыта, накопленного Православием?

И вот однажды в газете «Куранты» я прочитал о Сретенском братстве. Я тут же поспешил найти храм Успения Богородицы в Печатниках, где был встречен с вниманием и любовью. Вскоре мы с женой, которой храм тоже пришелся по душе, перешли в него. Здесь мы приняли предложение пройти оглашение. Постепенно я понял, что мои сомнения напрасны, что Православная Церковь, единая в вероучении, не принуждает иметь какое-то одно мнение по второстепенным вопросам, что от наших грехов Церковь не перестает быть Церковью. Надеюсь, что оглашение поможет мне сбросить наслоения, оставшиеся от атеистического прошлого, стать более открытым к Богу, вере и людям, войти в Церковь в полноте.

Д. М.

Верой и правдой

Сколько себя помню, с самого начала более или менее сознательной жизни я жила на уровне инстинктов, стереотипов, схемы поведения, каких-то правил и норм, вдолбленных мне не знаю когда и не знаю кем. Вместе с тем где-то внутри присутствовало нечто личное, собственное, тайное, непонятное, стыдное... Я всегда знала о себе, что я плохая. Когда меня хвалили, ни радости, ни гордости не было. Были вина, желание спрятаться (они-то не знали, что я такое на самом деле!) и страх (что будет, если они узнают?). А главное – ощущение постоянного вранья. Наверное, потому, что всегда старалась идти «в струе» того, с кем общалась, попросту стремилась угодить. Наверное, чтобы меня считали хорошей. Правда, тогда мне казалось, что я помогаю, уважаю, сочувствую, жалею, т.е. поступаю хорошо. Это и была моя жизнь. Она состояла из чувства вины, страха, желания быть хорошей и отчаяния от невозможности осуществить это желание. Хотя внешне я казалась открытым, непосредственным, активным и веселым ребенком, потом, повзрослев, – такой же, моя истинная суть была там, в тайной глубине, которая притягивала, в которую я все время вслушивалась, вглядывалась. Ее – было ни постичь, ни разглядеть, ни убрать.

Очень рано, еще в 8-10 лет, я поняла, что умру, что меня не будет. «Поняла» – не то слово. Каждую ночь это приходило во всей ужасающей ясности, и я всячески пыталась заглушить сознание неизбежности исчезновения. Со временем я научилась не допускать такой остроты переживания. Но появилось почти физическое ощущение текущего, уходящего через меня времени и какое-то судорожное стремление побольше узнать, успеть, схватить, поглотить, испытать, ни на чём не останавливаясь, в ущерб качеству и степени усвоения.

Моя подруга, когда мы говорили о Божием присутствии в нашей жизни, сказала мне, что первая ее ассоциация с именем Божиим возникла, когда она ребенком впервые вышла за ворота усадьбы и увидела простор горной степи в первый заморозок, с заиндевевшей травой и бескрайним небом. Она испытала тогда трепет и восторг перед красотой и непостижимостью мира. А у меня ничего подобного не было. Даже красота природы (когда мне все-таки удавалось оторваться от своих внутренних проблем и оглядеться) вызывала во мне очередной всплеск досады и отчаяния от сознания мимолетности, временности, эфемерности видения.

Моя система ценностей сложилась в известной среде. Маленький город. Все приличные, порядочные, уважаемые люди старались соответствовать «партийной линии». С детского сада и далее (школа, работа) смысл существования – соответствовать. Я уже тогда видела, чувствовала лицемерие этого «соответствования». Но ложь и лицемерие людей не отвратили меня от самой идеи коммунизма.

Мой папа был человеком, самозабвенно верующим в коммунизм. Вождей и руководителей он терпел, не позволял ни себе, ни другим их хаять, чтобы косвенно не осквернить святыню – идею «всеобщей справедливости». Здоровье, время, материальное благополучие и даже интересы семьи могли быть принесены (и приносились) в жертву этой идее.

Мы жили на рабочей окраине. Практически все соседи по дому, в квартале или пили, или дрались, или воровали, или все это вместе взятое. Все работали на пищевых предприятиях. Все замучены, задавлены условиями жизни, кто выживал, как мог, кто доживал, как придется. Мои родители были белыми воронами. Отец, конечно, для меня был главным положительным героем. Альтернативы, казалось, не существовало. Было ясно, что нужно жить ради светлой идеи, а не плыть бессмысленно по течению, постепенно опускаясь на дно

Система-то ценностей сложилась, но она, по существу была не моя. Я сама в нее не вписывалась. Сколько сил душевных я положила на то, чтобы проникнуться ею, усвоить! Самое сильное противоречие – служение народу как абстрактной категории, которое предполагало пренебрежение личностями отдельных людей. Они должны соответствовать или быть извержены. А кто-то спьяну хаял «партийцев», кто-то крал конфеты на кондитерской фабрике, и меня угощали ими, нисколько не скрывая и не смущаясь, и т.п. Я должна была осудить этих людей и отвергнуть (если не заложить), но сделать это было невозможно. Я любила их, они были родные, живые, они были добры ко мне. Я знала, что не смогла бы застрелить врага народа, каким бы монстром он ни был... И много чего еще...

К 25 годам поле познания в родном городе было, хотя и кое-как, но перепахано. Не осталось ничего, к чему хотелось бы прикоснуться, во что хотелось бы вникнуть. Все – не то. Мой жадный (но не блестящий) ум и взор устремились за горизонты.

Я поступила в Ленинградский университет. Новая среда – новая пища. В Эрмитаже, в Русском музее поражали картины с библейскими сюжетами. Загадка, тайна. Можно ее разгадать, если прочесть книгу. Но тогда Библия была (мягко говоря) малодоступна. И суета жизни забивала желание прочесть. Учеба, общественная работа отнимали все время и силы.

После второго курса произошло странное событие. Закончив летнюю практику, все разъехались, а я задержалась, чтобы собрать материал для курсовой работы. Пришлось добираться домой самостоятельно. Из Харькова выехать было очень трудно. Три дня на переполненном вокзале (август, южное направление), без сна, еды, денег, неизменно первая у окошка кассы. Билетов не было: все поезда в Белоруссию – проходящие. И в какой-то момент ко мне вдруг подошел представительного вида мужчина средних лет и предложил билет в купейном вагоне до моей станции. Я так и не поняла, как он узнал обо мне, почему купил билет и как он его купил. Мы взяли мои вещи и сели в поезд. Это был баптист из Белоруссии, который ездил на Украину хоронить кого-то из своих иерархов. Он много рассказывал мне, как и чем живут баптисты, дал рекомендательные письма в молельные дома в моем городе и в Минске, что было очень смело по тем временам. Достал Библию. Я увидела Библию в первый раз, в первый раз в жизни держала ее в руках. Попробовала прочесть – ни слова не понимаю, как на чужом языке написано. Сейчас даже странно. Мой спутник прочел что-то из Откровения. Это были непонятные слова, за которыми стояла тайна. Особая тайна. А меня даже в детстве не увлекали таинственные сюжеты, приключения, фантастика. Они как-то не имели отношения ко мне. Он не подарил мне книгу, а мне этого хотелось, но сказал: «Кто очень хочет, тот найдет».

С нами в купе ехал полковник, который преподавал общественные дисциплины в военном училище. Решив, что меня «охмуряет» идеологический враг, он счел своим долгом отбить его. Они дискутировали долго, не помню о чем. В памяти осталось только поразившее меня ощущение явного превосходства баптиста над образованным военным. Не в логике и эрудиции, а в том, как он держался – уверенно, твердо и при этом уважительно и даже ласково. Полковник же горячился, допускал оскорбления и все время оказывался в тупике. Я впервые видела верующего, так сказать, «живьем». И он сильно поколебал мои представления. Я-то думала, что это люди невежественные, одурманенные, слепые, обиженные жизнью.

Однако опасение, что меня красиво и хитро пытаются уловить в сектантские сети, было. Письма я сожгла, не читая, хотя потом сильно жалела об этом. Нет, я не хотела быть верующей, просто там можно было достать Библию. Но, в конце концов, я и сама могу ее найти...

Тут случился очередной «облом». Я серьезно заболела, попала в больницу и два года была очень плотно занята спасением собственной жизни. После академического отпуска вернулась в университет. Начался курс научного атеизма, который читал очень интересный преподаватель. В результате – всеобщее увлечение Востоком: Будда, карма, колесо сансары, дзэн и т.п. Мне по-прежнему хотелось прочесть только Библию. Как эрзац пыталась читать околобиблейскую, в основном атеистическую, литературу вроде «Забавной Библии», чтобы хоть оттуда выловить что-то. Но, кроме отвращения, эти книги ничего не вызывали – упоение собственной злобой.

И снова обстоятельства развернули меня к борьбе сначала за идею, потом за самое себя. Я ведь по-прежнему верой и правдой служила идее коммунизма. Даже какая-то карьера выстраивалась в этой струе. Но вот только вера и правда постоянно подводили меня. Часть товарищей, как позже выяснилось, считали меня стукачом-провокатором, так как я позволяла себе непозволительную самостоятельность и вольности, другая часть – придурком, которому пока везет. Так оно и вышло. В очередном припадке борьбы за справедливость я перегнула палку и только благодаря помощи хороших людей все же получила диплом. Обещанное место работы (после окончания университета) уплыло. Имея красный диплом, я, единственная на курсе, не получила распределения.

Друзья пристроили меня на научно-опытную станцию Ботанического института. И тут в случайном разговоре я упомянула Библию. Моя новая знакомая сказала, что у нее книга осталась от бабушки, но сейчас ее кто-то читает. Я пошла в указанный дом. Девушка, которая читала Библию (и пригласившая меня к совместному чтению), была из «свидетелей Иеговы». Я общалась с ними более года. Наконец-то я могла читать Библию! Но вскоре радость узнавания померкла, наступала и давила обязательность практической деятельности, принятой у «свидетелей». Надо было креститься, брать на себя какие-то обязательства, проповедовать. Атмосфера почище чем в парторганизации: сомнения осуждаются как тяжкий грех. (А как их не иметь? Они есть – и все. Значит, делать вид, что их нет.) Ошибки, сбои караются, строгая иерархия (человеческая). Ответы на мои вопросы чаще всего ничего не объясняли, а иногда казались просто глупыми. Журналу надо было верить чуть ли не больше, чем Библии, так как в нем якобы печатаются люди из «святого остатка». А судя по уровню их опусов (хотя бы интеллектуальному), не Бог их устами говорит. Короче говоря – несовместимость. Надо было уходить.

Тут мне стало страшно: уход от них был равносилен уходу от Библии, от Бога, о Котором я только-только услышала. Я еще сомневалась, верую ли. Много непонятного, гора сомнений. Библия «распухла» от закладок в неясных и смущающих местах. День – верю, день – нет. Но понятно стало одно – обратно я не хочу. Я хочу верить. Не верю, но хочу. Другая (т.е. прежняя) жизнь казалась немыслимой. Перспектива ее возвращения воспринималась как конец всему.

В это время православие даже не принималось мною во внимание. Все, что я знала о нем, было от «свидетелей Иеговы» и однозначно не годилось. Кроме того, был и личный, весьма негативный, опыт попыток посещения православной церкви. Но если я останусь одна, то кто мне ответит на все мои вопросы, разрешит сомнения, поддержит, поможет идти? В первый раз в жизни я молилась (не считаю общие молитвы со «свидетелями», во время которых я ощущала какую-то неловкость, недоразумение). Я просила, чтобы Он послал мне кого-нибудь, кто поможет выйти из тупика, кто пойдет вместе со мной. И Господь послал мне мужа. В тех обстоятельствах это было просто чудом. Муж не был христианином, но он искал, искал, как и я. Это было четыре года тому назад. Через год мы поняли, что мы – православные, а еще через год – что нам надо в церковь, потому что необходимо общение с единоверцами.

С. И.

«Я родилась, когда рушились храмы»

Рождение мое совпало с большой бедой для всей страны – повсюду разрушались храмы. Подумать только!.. Прошла целая жизнь, прежде чем эта беда была преодолена.

Все же родители меня крестили. Они решились на это вопреки всем сложностям, какие витали в те времена вокруг маленькой церкви в Лигове, под Ленинградом. Отец рисковал карьерой (он заканчивал Военно-техническую академию в Ленинграде), но и он, и мама отнеслись с уважением к просьбе моей бабушки – человека глубоко религиозного и очень доброго: крещение состоялось в первый же месяц после моего рождения. Никто не должен был ни о чем догадаться, поэтому обряд совершался в доме, где жила наша многочисленная в то время семья, старшее и молодое поколение которой было верующим. В комнатах были красивые иконы в массивных окладах, горели лампады. В маленьком чулане хранились церковные книги внушительного вида – в изящно оформленных переплетах, с разноцветными шелковыми лентами-закладками, с загадочными письменами, с витиеватыми заглавными буквами. Помню, когда чуть-чуть подросла, я любила их трогать, потом – рассматривать. Все это – и книги, и иконы, и дом – сгорело, исчезло, когда изгоняемая войной семья вынуждена была покинуть оккупированную территорию.

День моего крещения, я уверена в том, был хотя и тайный, но торжественным. Приглашенный священник совершал обряд в присутствии всех домочадцев. Ведь я была первой внучкой. Все отнеслись к событию, как и подобает – благоговейно, с душевным трепетом.

Потом состоялись первые посещения церкви с бабушкой, за ручку, по проложенным к храму через улицы поселка длинным деревянным доскам. Мне кажется, что я помню и каменные ступени, ведущие в храм, и его внутреннее убранство, и как меня поднимали для того, чтобы я могла прикоснуться губами к стеклянной поверхности иконы. Помню и момент причастия, и голос священника, который ласково просил меня покаяться. Я не знала тогда – в чем. Добрый священник подсказывал: «Плакала? Баловалась? Не слушала папу и маму?»

Однажды, когда мы выходили из церкви, бабушка мне сказала, что больше мы сюда не придем. Почему? Родители возражают. Нельзя, чтобы ребенок делал то, что не положено. В ответ на мои беспомощные слезы я услышала слова, которые мне запомнились на всю жизнь. Бабушка говорила: «Бог всегда с людьми. Придет время, и они обязательно вернутся к Нему. И ты, если захочешь, снова будешь ходить в церковь».

А потом я стала пионеркой и уверяла бабушку в том, что Бога нет. Мама деликатно меня поправляла: «Не говори так. Бабушке это больно, как было бы больно тебе, если бы тебе сказали, что у тебя нет мамы».

Где бы я ни была, во что бы ни верила, в глубине моей души время от времени возникал внутренний спор с какими-то неведомыми мне противниками о том, что человек способен оставаться чистым, верным истине, способен не отступать, несмотря ни на какие трудности на своем пути. «А ну-ка, докажи, как не отступиться в наших-то условиях?» Так с этим внутренним спором я и шла по жизни. Жизнь вносила свои поправки.

Старенькая бабушка моя оказалась права: сейчас, когда люди возвращаются к Богу, я снова хожу в церковь. Хожу не потому, что в стране сменилась идеология и всем нам хорошо известные в прошлом безбожники все чаще появляются на всеобщее обозрение на экранах телевизоров с зажженными церковными свечами в руках. Но потому, что чувствую, что не успевший в течение жизни разгореться свет души, задуваемый со всех сторон, свет, пробивавшийся в темноте всяческих идеологических «измов», свет, данный человеку свыше, непогасший, вновь начинает разгораться. Успеть бы ему вспыхнуть, восполнить в душе то, что было отнято.

Н. К.

От противного 

Крестила меня бабушка в раннем детстве. Нельзя сказать, что я выросла в верующей семье, но и атеистической мою семью тоже не назовешь. Я не могу сказать, что с детства верила в Бога, но я всегда точно знала, что в мире существует Сила, создавшая этот мир и помогающая ему выжить. Мне запомнилась кем-то сказанная фраза о том, что случайное возникновение жизни на земле возможно, если допустить, что на свалке из разбросанных деталей сам собой соберется автомобиль. Мое детство и юность были обычными: детский сад, школа, педагогическое училище. Несмотря на то, что со мной и вокруг меня не происходило ничего сверхужасного, я всегда знала, что на этой земле, в отличие от сказок, редко бывает счастливый конец. Я много читала, пытаясь найти ответ, как жить, чтобы хотя бы немного улучшить этот мир, свою жизнь и жизнь своих близких. Очень долго я считала себя лишним человеком. Мне казалось, что я родилась слишком рано или уже слишком поздно. Нельзя сказать, что я была одинока, – у меня всегда были друзья, но время шло, друзья менялись, а жизнь оставалась такой же пустой.

Все началось, наверное, когда в нашей стране стала меняться идеология. Откуда-то появились новые книги, новые люди. Меня всегда интересовали люди. Только не макаренковский коллектив, а каждый человек в отдельности в отношениях с другими людьми. Из-за этого я любила большие шумные компании, где можно было затеряться и наблюдать. Потом наблюдение и созерцание стали одним из моих любимейших занятий. Позднее, в педагогическом училище я познакомилась с психологией и полюбила ее всей душой.

Сейчас я думаю, что к стремлению познать Бога меня привели события, происшедшие со мной после окончания училища. Тогда они казались случайными, малозначимыми. Но вот теперь их можно выстроить в цепочку.

По окончании училища я долго не могла устроиться на па боту по специальности. Пришлось идти не туда куда хотелось, а туда, где требовались люди. Меня устроили на работу, от которой ничего нельзя было ожидать. Были мечты об институте, о дальнейшей учебе, интересной работе, которой можно было бы посвятить жизнь. Но получилось так, что я познакомилась с интересными, умными людьми, всерьез думающими о вере, о Боге. Затем вместе с ними оказалась на освящении вновь открывающегося храма, расположенного рядом с нашей организацией. Потом начала читать и духовную литературу, изредка заглядывать в храм.

Далее события развивались вполне определенным образом. Еще в юности я знала, что если выйду замуж, то обязательно буду венчаться. Когда же я познакомилась с моим будущим мужем и пришла к нему в дом, то увидела там иконы, Библию и поняла, что и он не будет против венчания. Я познакомилась и с его бабушкой – истинно верующим человеком. Меня всегда удивляло, как неграмотная старушка может быть такой умной и мудрой. Сейчас я думаю, что в этом ей помогала и помогает крепкая вера в Бога и стремление жить по заповедям Его. Мы с мужем обвенчались, тогда же совершилось мое первое причастие. Венчалась я в том храме, в котором крестилась в детстве. Потом у меня появились настоящие друзья – Владимир и Татьяна. Мы одновременно, почти независимо друг от друга пришли к вере в Бога, и помогали и помогаем друг другу в укреплении нашей веры. Общаясь с моими друзьями, я прошла длинный путь увлечений. Удивительно, что и чтение атеистической литературы, и увлечение оккультизмом может привести к вере в Бога. Еще в училище на уроках научного атеизма мы изучали различные религии, и на наш вопрос, зачем нам знать то, что мы отрицаем, преподаватель ответил, что нужно знать суть того, что отрицаешь. Потом я поняла, что можно прийти к вере и от противного.

Я могу назвать три конкретных события, непосредственно приведших меня к Богу, в Церковь. Они произошли почти одновременно.

Итак, увлечение оккультными науками, в частности астрологией, привело меня на курсы народных целителей, где нас учили лечить людей не только при помощи магнетизма космических энергий, но и молитвы, призывая имя Иисуса Христа. Я пошла на эти курсы, уже тогда понимая, что это не мой путь, я не буду этим заниматься. Своей цели я достигла: укрепилась в вере, научилась личной молитве, чтению Библии.

Жизнь случайно свела меня с людьми из секты свидетелей Иеговы. Они меня заинтересовали, и я попросила у них литературу, из которой узнала, что лечение энергией ничего хорошего принести не может. Авторы этих книг, как и наш учитель на курсах, тоже ссылались на Библию. Когда я задала нашему учителю вопрос почему, то он ответил весьма уклончиво и невразумительно, ответил, что и иеговисты занимаются этим же. Его ответ окончательно поставил крест на моих занятиях целительством. Я рассказала Владимиру о встрече с иеговистами и он, посоветовав почитать о них, предложил книгу протоиерея Митрофана Зноско-Боровского «Православие, римо-католичество, протестантизм и сектантство», которая многое мне прояснила, и я рассталась с иеговистами. Потом Владимир подарил мне книгу священника Родиона «Люди и демоны». Эта книга окончательно положила конец моим занятиям астрологией. Книги по астрологии покрылись пылью. Так Божьей волей два беса, раскрыв для меня свою сущность, побороли друг друга.

Перед этими событиями я просила Бога помочь излечить мою близорукость. Господь почти мгновенно исполнил мою просьбу. Помощь пришла неожиданно. Врачи сделали мне операцию и вернули почти стопроцентное зрение. Тогда я окончательно поняла, что человек всегда получает то (если добивается), к чему стремится. Только потом он начинает думать, того ли он хотел, и если – того, то забывает, Кто ему это дал. Вот и я умудрилась совмещать веру в Бога с занятиями астрологией и целительством. А может быть, это была проверка. Слава Богу, что я не успела все это испробовать, а занималась лишь теорией. Получив по окончании курсов диплом народного целителя, я поняла, что он нужен только для того, чтобы показывать его детям и говорить: «Так жить не надо»

Хочется назвать еще одну книгу, которая поставила точку на занятиях оккультизмом для меня и моей подруги Татьяны, – «Князь мира сего» Г. Климова. Она просто потрясла нас: ведь мы встретились с дьяволом лицом к лицу, увидели – и побежали прочь.

Вскоре я узнала, что Владимир проходит оглашение и собирается креститься. Я стала задавать ему вопросы о Библии, молитве, храме. Он отвечал на них, а потом пригласил меня на «открытую встречу». Так я оказалась в Огласительной школе. А помогала мне ходить в церковь и на первые огласительные встречи книга «Откровенные рассказы странника духовному своему отцу», подаренная Татьяной к Рождеству Христову

Теперь, когда я иду на работу, каждое утро, проходя вблизи от храма, я молюсь и благодарю Бога за то, что Он послал мне такую работу, которая не отнимает у меня много времени и позволяет учиться жить по заповедям Божиим. Я благодарю Бога за путь, который лежит через храм.

Л. Ш.

Не просто культовое здание...

Я родился в семье верующих – мамы и бабушки. Рос без отца. Со школьных лет интересовался философией и математикой. Уже в старших классах я перестал быть атеистом. Чтение книг и общение с друзьями постоянно «подогревало» во мне желание понять, во что же я верю. После чтения книг по индийской философии и йоге мне захотелось получить яркий мистический опыт. Некоторое время я занимался, впрочем весьма нерегулярно, йогической практикой. Однако мое внутреннее состояние меня не удовлетворяло. Я почувствовал отрешенность от окружающих и болезненную замкнутость на себе. Все это, как я теперь думаю, было безблагодатно, а может быть, и хуже того.

Я забросил занятия восточными практиками и решил ограничиться чтением книг, касающихся религиозных вопросов. В это время было прочитано Евангелие и несколько книг религиозно-философского содержания. Постепенно у меня появилось христианское, как мне казалось, понимание мира. Я четко выделял для себя, что христианство – это личный Бог, личная жизнь с Богом во Христе, Страшный Суд и Жизнь Вечная преображенного Человека в преображенном мире. Внутренне приняв Христа как Сына Божия и Спасителя, к Церкви я относился как к чисто обрядовому учреждению.

В 1983 г. у меня родилась первая дочь. Моя жена и родственники настояли на том, чтобы я принял крещение. Я долго отказывался, но в конце концов уступил, и в 1984 г. крестился вместе с дочерью в деревенской церкви под Тулой. К крещению отнесся просто как к традиционному обряду.

Года два назад некоторые из моих друзей оглашались у о. Георгия Кочеткова. Они приглашали и меня, но я считал это не очень важным и отказывался.

И вот не так давно я почувствовал, что в жизни моей – во мне, в моей семье, в отношениях с другими людьми – иссякает что-то очень для меня значимое, может быть, самое важное. Не могу сказать точно, как и когда я понял, что иссякает во мне Любовь. Мне кажется, что я испытывал чувство богооставленности, и вместе с тем что-то говорило мне о том, что нужно идти в церковь и что Церковь – не просто культовое здание, где совершаются обряды, но что за этим стоит огромная и спасительная для меня сила. В эти дни мне позвонил мой друг, который уже прошел оглашение и крестился. От него я узнал подробно об оглашении и воцерковлении. Я решил пойти на «открытую встречу». Вместе с этими решениями ко мне пришло большое душевное облегчение и внутренняя уверенность, что все будет хорошо. Неожиданно для меня моя жена тоже пожелала пойти со мной. Так мы начали ходить на огласительные встречи и посещать храм. Мы ясно чувствуем, что начала меняться наша мирская и душевно-духовная жизнь. Это действительно очень похоже на второе рождение.

А. К.

Недостоинство 

Мой путь к Богу начался с самого раннего детства. Многое из того, что я делала, шло от моей внутренней потребности. Прямо и искренне грустила и радовалась непонятно почему, советуясь с кем-либо, я совершала поступки, в правоте которых была внутренне уверена. Чем старше я становилась, тем больше я видела зла не только у чужих, но и у родных и близких мне людей. Я испытывала незнакомые мне чувства и ничего не понимала. Почему все стало ломаться? Где та легкость, с которой все получалось? Все острее я стала чувствовать равнодушие и ненужность, к чему-то хотелось стремиться. Внутри была пустота. И все же всеми силами старалась вернуть то, что бесследно уходило. На многое отвлекалась, стараясь заполнить пустоту, но ничто меня не успокаивало.' Любое занятие перестало приносить такое удовлетворение, которое было раньше. Знакомства, встречи, всевозможные праздники для меня стали пустыми, даже примитивными. Всегда все, как бы мне этого ни хотелось, выглядело одинаково. Мои светлые деньки стали тускнеть постепенно. Домой идти всегда не хотелось. В семье напряжение с каждым годом нарастало. Каждый чего-то искал где-то далеко. Отчуждение росло, хотя все старались сохранить семейное тепло. Пропало желание к чему-то идти. Куда? Зачем? Мой пыл остыл, настала ночь, мне некуда идти. И я стою, о Боже мой, спаси и помоги. Мое выделение среди других вызывало во мне дискомфорт, находиться среди людей было неприятно. Назревала масса вопросов. Многое меня тяготило. Искала ответа. Друзья, взрослые, старые люди – каждый отвечал исходя из собственной позиции. Слушая их мудрые и в то же время пустые для меня слова, я как будто ничего не слышала. Время от времени стали происходить чудеса: я прозревала в совсем не располагающей обстановке, некоторые ответы на вопросы звучали во мне сами, но после этого снова наступала темнота, и мне становилось еще хуже. Тогда я остро испытывала духовный голод.

Однажды я оказалась в ситуации, выбраться из которой, казалось, было невозможно. В этот момент меня как будто кто-то подтолкнул обратиться к Богу. После усердной внутренней молитвы совершилось не просто чудо, а чудо необыкновенное, таинственное. Я не просто осталась жить – в диком звере я увидела человека, способного сострадать и любить. Приходила в себя долго. Ничего объяснить не могла, рассказывать не решалась, боялась, что не так могут понять. Все чаще стала задумываться о Боге.

Моя семья в Бога не верила. Отец всегда посмеивался, а мама боялась сглаза и имела ложное представление о вере. Крестили меня в 16 лет. Раньше не было возможности. Папа был военный, налагался запрет. После крещения я в храме не появлялась. Как-то все прошло мимо. Иногда, когда тучи сгущались над моей головой со страшной силой, приходила в храм, больше идти было некуда и бесполезно. Тяжело. Находясь в храме, я ничего не видела и не слышала, только плакала. Потом уходила.

В моей жизни появился человек. В нем я увидела брата, друга и отца, даже учителя. С его появлением все обрело смысл. Первый раз я почувствовала глубину отношений, раньше сокрытую от меня. Вместе мы стали планировать нашу жизнь. Мне было на редкость очень хорошо. Но со временем, чем чаще мы были вместе, тем сильнее я стала испытывать страх. Напряжение росло, сил не было. В один прекрасный день меня осенило, что мой друг психически нездоров. В этот момент меня снова, как раньше, кто-то подтолкнул обратиться к Богу. Бог явил мне Свою силу. Все чаще я встречала верующих людей. Стала ходить в храм, но редко. Незаметно для меня возникали мысли о том, что когда-то мне придется остаться без родителей. Меня охватил кошмар. Я вдруг четко увидела свое недостоинство – у меня отсутствовала дочерняя любовь. Все глубже заглядывала в себя и все больше убеждалась, что грешна. Чувство вины меня не покидало. Я просила у Бога прощения, на которое надеялась. В ответ, при всем недостоинстве, я почувствовала Любовь.

О. П.

«Как долго я шла к Тому, Кого знала всегда»

Свой путь к Богу и в Церковь я назвала бы «шаг вперед, два назад». Крестила меня в детстве бабушка, она же, видимо, водила меня и причащаться, так как я смутно помню себя в церкви, запах ладана, церковное пение. Помню, как она молилась дома, ставя и меня перед иконой на колени. Перед иконой горела лампадка, а про жизнь Иисуса Христа, мне казалось, я знала всегда. До восьми лет я носила нательный крест, но во втором классе во время медосмотра в школе у меня его обнаружили. Это было в начале 60-х годов. Хорошо еще, что была маленькая. Я это запомнила на всю жизнь. Крест пришлось снять.

В последующие годы, вплоть до моего поступления в институт, не происходило ничего, что заставило бы меня думать о Боге, хотя я и ходила с подружками святить куличи и на крестный ход на Пасху.

О Боге я вспомнила, поступая в институт через два года после окончания школы, проучившись перед этим на подготовительных курсах и один раз не пройдя в институт по конкурсу. Не будучи очень хорошо подготовленной, я решила все-таки сдавать экзамены на заочное отделение, как бы для тренировки. Конкурс был большой, проходной балл – высокий. Я сдала три экзамена на «четыре», и мне оставалось надеяться только на чудо. Вот тогда-то я и поставила Богу условие: «Господи, если Ты есть, сделай так, чтобы я поступила в институт» – докажи, мол, тогда поверю в Тебя. В институт я поступила, сдав последний экзамен на «пять» и набрав необходимый проходной балл. Об этой молитве своей, об испытании Бога я не забыла, хотя и не сделала ничего в знак благодарности. Тогда еще я была очень далека от этого.

Вскоре у меня начались неприятности со здоровьем, которые обострились после того, как я попала в автокатастрофу. (Сильно я не пострадала, так как посреди дороги почему-то вдруг решила пересесть на другое место, но головой ударилась.) К тому же было много личных переживаний, появилась тоска, уныние, острое чувство одиночества, нарастала обида (почему это происходит именно со мной?), жизнь теряла смысл, появились навязчивые мысли (как будто кто-то подзуживал) уйти из жизни, но в глубине души я почему-то понимала, что не сделаю этого. Я не знала, как жить в этом мире, чувствуя, что уже не вписываюсь в свою прежнюю жизнь, и видя, что подход к жизни у людей разный. Я ощущала себя растерянной и беспомощной, очень хотелось, чтобы кто-то поговорил со мной, научил, как жить. Сил не было, к тому же я просто задыхалась в городе, куда мы переехали из поселка. Очень не хватало природы, хотелось уехать, изменить что-то. Было ясное ощущение, что живем не так, была даже уверенность, что многие люди это чувствуют и понимают, и совсем скоро начнут менять свою жизнь на более естественную.

Мне сказали, что моя физическая немощь происходит от того, что в народе называется «порча». А я была очень суеверна, верила в белую и черную магию, гадания, сны, интересовалась астрологией, хотя и замечала, что все это как бы высасывает силы, опустошает, порождает страхи. Начался поиск бабок, чтобы отчитали, но ничего не ладилось – как стена стояла. Врачи же разводили руками, не находя ничего существенного. Те бабки, которые впоследствии все же нашлись, до конца отчитать не смогли. Я ходила даже к цыганкам, которые говорили, что «сделано очень сильно». Были мысли и о церкви. Часто вспоминала, как однажды повстречался мне в метро седой, с бородкой, аккуратный старичок и сказал, что я долго буду болеть. В моем воображении он связывался с образом Николая Угодника, который, как говорили, иногда является людям. Но в церковь я пойти не решалась, боялась, стеснялась, просила маму, чтобы она заказала молебен о моем здравии св. Николаю. Мама тоже долго не могла собраться в церковь: то ее что-то отвлекало, то ей становилось в храме плохо. Это тянулось года два. В институте я взяла академический отпуск, с работы уволилась, на новую никак не могла устроиться, да и не было сил – ни физических, ни моральных. В конце концов мама все-таки заказала молебен. Я не помню, чтобы произошло какое-то явное чудо, но постепенно все налаживалось. Я работала, заканчивала институт. Но о Боге всерьез не думала и продолжала жить по-прежнему: ругаясь с мамой, раздражаясь, копя обиды, впадая в уныние, осуждая других, завидуя.

Совершенно не умела справляться со своими эмоциями, страстями, хотя и чувствовала, что они меня заводят не туда.

В церковь сознательно я пришла в начале 80-х годов, после совершения тяжелого греха, который на меня сильно давил, не давая думать ни о чем другом. Тогда я впервые ощутила острую необходимость в покаянии. На первую в своей жизни исповедь я попала к о. Александру Меню, совершенно ничего о нем не зная. Привела меня к нему после моих многократных просьб моя сокурсница. Каялась я искренне, грех был отпущен и действительно спустя какое-то время перестал меня тяготить. Я старалась ездить в храм регулярно, хотя это было очень тяжело физически, так как тогда я работала с одним выходным днем в неделю. Службу я выстаивала с трудом и остаток дня потом отлеживалась с головной болью. Но я начала читать утренние и вечерние молитвы, прочла книгу о. Александра «Сын Человеческий», которая как бы напоминала мне о том, что я знала с детства, дополняя это и по-новому объясняя. Помню, как радостно-спокойно и уверенно я себя чувствовала, а прочтя о том, что Бог не только на небесах, но и рядом, на земле, в божественных энергиях, я очень остро ощутила однажды, идя летним солнечным утром на работу, что Бог где-то совсем рядом со мной. Я думала о том, что Бог не возложит креста, который не по силам, Сам поможет нести этот крест, и это помогало мне переносить физическую боль, что всегда было для меня очень тяжело.

Но все это длилось недолго. Дело в том, что тогда я впервые увидела в Церкви не только бабушек-старушек, но и других людей. И очень скоро поняла, что в их круг я не войду, хотя и очень хотелось. Моя подруга тоже была в него не вхожа, хотя знала о. Александра с детства и одно время даже дружила с его дочерью. Итак, мы оставались с бабушками. Но не только это угнетало меня, а еще и то, что моя подруга осуждала окружающих и подозревала всех и вся в своих неудачах. Пришлось мне услышать много нелестных слов и об о. Александре. Мне было очень неприятно выслушивать это по пути из храма, когда хотелось молчать и хранить внутреннюю тишину после причастия. У меня не хватало сил остановить подругу, образумить, и я лицемерно поддакивала, не желая огорчать ее, а на душе становилось все хуже и хуже. Вскоре мы с ней все же поссорились и перестали общаться, что было довольно трудно и неприятно, так как мы вместе работали. В итоге в Новую Деревню я ездить перестала. Какое-то время еще думала о Боге, о Церкви, однажды Великим постом даже исповедовалась и причастилась в другом храме, но постепенно все заглохло, и я продолжала жить прежней жизнью, все больше озлобляясь и расслабляясь. (Была у нас на работе еще одна верующая женщина, но, видя ее мечтательно-отрешенный вид и недобросовестное исполнение служебных обязанностей, я не спешила сойтись с ней поближе.) В 1987 г. я почти одновременно познакомилась с двумя женщинами, одна из которых вскоре воцерковилась и сейчас является членом Общества христианского просвещения им. Игнатия Брянчанинова в Санкт-Петербурге, а другая начала заниматься раджа-йогой по системе В. Антонова. С ней я общалась чаще и теснее, и она оказала в тот момент на меня большое влияние, много рассказывая об их занятиях, давая читать методическую литературу, пытаясь привлечь в их школу. В то время у меня было много проблем не только со здоровьем, но и личных. Летом 1990 г. все это переплелось в один клубок. Я снова уперлась в стену, потерпев очередной крах в жизни. И вот тогда до меня, наконец, дошло, что я все время хожу по кругу, не делая практически никаких выводов из того, что со мной происходит, не прилагая никаких усилий, чтобы что-то изменить. Как озарение пришла мысль, что я живу, наверное, для чего-то другого, чем просто выйти замуж, растить детей и т.д., что если у меня это отнимается, то затем, чтобы я поняла, что в жизни есть что-то еще, какой-то высший смысл, и моя реализация в жизни, мое служение какое-то другое.

Это произошло по пути в летний выездной лагерь антоновской школы, где занималась моя подруга и куда она пригласила меня приехать на день-два. А в лагере среди прекрасной природы, в хорошую погоду, питаясь чистой и энергетически заряженной пищей, я вдруг почувствовала себя очень плохо. Думая, что сказывается недосыпание после ночной смены, я решила отдохнуть, но не смогла уснуть. Не помогали ни лекарства, ни популярный метод лечения и подзарядки у деревьев. Мне становилось все хуже и хуже. Меня посмотрели наиболее способные в лагере экстрасенсы и пришли в ужас от того, какой загрязненный и больной у меня организм. После этого мне было рекомендовано заниматься хатха-йогой и читать Евангелие. С большим трудом с помощью подруги поздно вечером мне удалось уехать домой. Когда мы отъехали от лагеря на приличное расстояние, мне полегчало, и домой я добралась относительно благополучно.

Данные мне рекомендации я не оставила без внимания и после той поездки действительно начала менять свою жизнь. Я перестала есть мясо, чтобы хоть как-то очистить свой организм, а с осени стала заниматься на курсах хатха-йоги в Центре йогокультуры и йоготерапии «Лотос» по методике Лакнаусской школы хатха-йоги, считающейся наилучшей для начинающих. (У нас в стране ее с 60-х годов пропагандирует А.Н. Зубков.) Занималась я в течение года, разучила весь комплекс и дошла да Пранаямы, но заниматься ею не стала, потому что к тому времени меня очень сильно стал волновать вопрос: «Почему Церковь против йоги?»

С этим вопросом я и подошла в мае 1991 г. к давнему знакомому моей приятельницы из Брянчаниновского общества. Я слышала, что он прошел большой духовный путь, но, к сожалению, в одиночку. Знала, что он ходит в храм к старообрядцам и несколько месяцев назад крестился там, вернувшись в православие от баптистов. Я надеялась, что он поможет мне лучше понять христианство и церковь, тем более что йогой-то я занималась, а до Евангелия все как-то не доходило. В результате наших многочасовых и многодневных разговоров с цитатами из Евангелия мое отношение к церкви не улучшилось, а ухудшилось. Было не совсем понятно, почему человек, понявший Христа и увидевший в Нем Истину, так плохо относится к христианству.

Мы часто ездили в лес, так как природа много значила для нас обоих. Видя мое слабое здоровье, он начал приобщать меня к занятиям по системе Порфирия Иванова, чьим последователем он был до прихода в христианство. Я стала обливаться холодной водой, купаться в ключевой воде, что раньше для меня было совершенно немыслимо. Хотелось и духовного единения, так как мы оба были одиноки и оба стремились к Богу. И вот однажды вечером он меня, как он сказал, «принял», т.е. совершил надо мной какой-то обряд, в результате которого как бы взял на себя ответственность за меня. Я должна была лечь на землю и закрыть глаза. Он стоял надо мной, я не видела, что он делал, слов никаких не слышала, почувствовала только, как он коснулся руками моих ног и головы и ощутила темноту в голове.

А вскоре произошло следующее. В ночь на Ивана Купалу мы были в лесу. Вечером гуляли, любовались природой. Над рекой в низине лежал туман, была полная луна, и все вокруг выглядело волшебно-сказочным. Позже, в палатке, во время разговора я вдруг почувствовала такой неописуемый страх, что зажмурила глаза и боялась открыть их, думая, что увижу вместо моего спутника что-то ужасное. И только после того, как я перекрестилась, я осмелилась открыть глаза. Мои спутник смеялся. Внешне ничего не изменилось, но в палатке я оставаться больше не могла и пошла в машину. Долго не могла я сомкнуть глаз, с поразительной ясностью вдруг ощутив себя как бы на острие иглы, на перепутье. С одной стороны, все мои страхи и сомнения – ерунда, чушь, надо отказаться от них, отдаться какой-то силе – и полетишь над землей в ночном небе, будешь жить сегодня, сейчас, вдыхая полной грудью, а есть ли что после смерти – никто не знает. А с другой, это очень опасно, как говорит Церковь. Если согласиться на это, потеряешь душу и жизнь вечную. Я испугалась выбрать первое, так как где-то в глубине души боялась потерять Бога, так же как и во время занятий йогой я инстинктивно боялась залезать во все это слишком глубоко и уходить далеко от Христа. И я тяжело и уныло выбрала второй путь, хотя многое было непонятно, но что-то внутри меня не давало поступить иначе.

Осенью 1991 г., во время поездки в Санкт-Петербург, я пришла в храм Брянчаниновского общества, и моя знакомая, зная о моих метаниях и сомнениях, настояла на том, чтобы я пошла на исповедь к о. Владимиру Цветкову, хотя я считала, что не готова к исповеди. Я знала о своих недостатках, понимала, что мне трудно от них избавиться, сильно переживала из-за этого, впадая в уныние и думая: «Я и так знаю, что я плохая, ну что нового может сказать мне священник?» Но тут впервые в жизни мне пришла в голову мысль попросить Бога, чтобы Он через священника сказал мне о том, как мне быть и что делать. Отец Владимир поразил меня тем, что он не ругал меня, а утешал. Я почувствовала такую любовь и заботу, исходящую от него, что у меня как бы открылись глаза и я увидела его по-новому. И в храме атмосфера мне очень понравилась, а больше всего удивляли дети, их естественное, спокойное поведение: мальчики постарше входили в алтарь, готовили теплоту, а совсем маленькие присматривали за свечами. Отец Владимир допустил меня до причастия и сказал, чтобы я старалась причащаться не реже одного раза в два месяца, а лучше ежемесячно.

В 1991-1992 гг. он приезжал в Москву регулярно, читал лекции в московском филиале Общества. Я ходила на его лекции, а также на лекции в ЦДКЖ, организованные братством во имя Всемилостивого Спаса, куда он мне советовал ходить, так же как и в храм Николы в Кузнецах. Этот храм я уже знала, однажды по наитию туда забрела, и он мне очень понравился. Но чувствовала я себя там чужой, хотя и видела знакомые лица из Брянчаниновского общества. В 1991 г. с начала Рождественского поста я стала поститься, стараясь строго соблюдать то, о чем говорил о. Владимир на лекциях. Я давно уже читала молитвы утром и вечером, теперь же старалась обязательно прочесть в пост что-либо из духовной литературы и внутренне пыталась быть более собранной и внимательной, по возможности избегая развлечений. В храм же я по-прежнему шла тяжело, с трудом выстаивала службу, но в пост старалась хоть раз обязательно причаститься. На исповедь в основном ходила во Владимирский храм в Мытищах, но постоянного духовника не имела.

В январе 1992 г. на работе официально объявили о предстоящем сокращении. С того времени я впервые начала осознанно и продуманно молиться своими словами каждый день, решив положиться на волю Божию. 16 марта 1992 г. мне объявили о том, что я сокращена. И тогда же я явно почувствовала заботу Божию о себе: именно в этот день из Петербурга приехал о. Владимир. Мне об этом сообщили несколько человек, среди них были и совершенно незнакомые люди. После лекции я подошла к нему с просьбой благословить меня на поиски новой работы. Он участливо расспросил обо всем, благословил и посоветовал сходить в Знаменский храм помолиться св. мученику Трифону. Не сразу, но я последовала его совету. Вскоре мне предложили работу.

Мне очень нравился Знаменский храм. Я неоднократно приезжала туда вечером одна или с подругой, заказывала молебны св. Трифону, да и сама ему постоянно молилась, так как на новом месте мне и работать было сложно, и отношения с коллективом складывались непросто. Но я смирилась и не делала никаких выводов в течение года, так как решение работать здесь приняла сознательно после тяжелой внутренней борьбы, предвидя, что будет трудно, и чувствуя, что зачем-то это нужно. В течение всего года я ежедневно молилась своими словами, прося Бога послать мне единомышленников, друзей по вере, хорошего пастыря, так как поняла, что в одиночку прийти в Церковь, найти хорошего пастыря очень трудно.

И вот через год ко мне подошла девушка из другого отдела, с которой мы немного сблизились и незадолго до Пасхи 1993 г. разговорились о Боге, и сообщила о существовании Огласительного училища при Владимирском храме на Большой Лубянке. Во мне поднялась волна благодарности к Богу за то, что Он снова откликнулся на мою мольбу, и стало стыдно за свое маловерие.

В ближайшую же субботу мы приехали в храм, но нам сказали, что в пасхальный поток мы опоздали, и дали рекомендации, что читать, чтобы не терять зря времени до набора следующего успенского потока. И я стала регулярно ходить во Владимирский храм, решив на время отказаться от причастия, чтобы сначала пройти оглашение и воцерковиться по-настоящему.

М. В.

Это моя церковь

Мой путь к Богу начался после прихода в церковь, а не наоборот, как у большинства людей. У меня не было ни тяжелых жизненных потрясений, ни каких-либо стрессовых ситуаций. Просто я ехал в Заостровье, чтобы креститься – честно говоря, практически за компанию. Я тогда и не подозревал, как круто изменит всю мою жизнь эта поездка. Батюшка тогда нам с женой сказал, что прежде чем креститься, надо что-то узнать о Боге, глубже понять корни христианства, смысл богослужения, а для этого в течение полугода хорошо бы походить на оглашение. «Ну что ж, – подумал я, – срок не такой уж большой». Мною тогда руководило любопытство, и мы с женой решили, что будем ездить на оглашение. Вот таким образом я пришел в церковь.

Мой путь к Богу был намного трудней и интересней. Пришлось очень много переосмыслить – от простых житейских ситуаций до некоторых общемировоззренческих понятий.

В общем-то раньше я в Бога верил, но, как правило, вспоминал о Нем лишь тогда, когда мне нужно было о чем-нибудь попросить Его. Сейчас я понимаю, что прежде всего должно быть служение Богу. И еще я понял, что в основе христианства не только учение Христа. Здесь ведь дело в Нем Самом. Церковь исповедует веру в живого Бога, воплотившегося в человека, а Евангелие – радостная весть о Нем.

Я испытал сильное потрясение, прочитав Св. писание. По чисто человеческим представлениям мне временами даже казалось, что Бог не всегда как бы справедлив, что Он нас постоянно искушает, т.е. испытывает. Но Бог никогда не посылает нам испытания, которые мы не смогли бы преодолеть» Прочитав Писание, я понял также, что вся мировая культура, искусство, литература связаны с Библией. Все великое основано на ней. Ведь мы часто говорим, глядя на готические соборы и русские иконы, на произведения Рублева и Рембрандта, слушая Баха и Чайковского, что это божественно. Такие великие произведения могли создать только глубоко верующие люди. И это понятно – ведь их учителем, помощником и наставником был Бог.

Я думаю, что каждый человек рано или поздно приходит к Богу. У одних это случается в детстве, у других – перед самой смертью. Так было с моим дедом, одним из первых стахановцев в Архангельске, убежденным коммунистом. Умирая от рака легких, в последние свои дни он поверил в Бога. Но тогда все восприняли это как блажь умирающего.

Я очень рад, что в двадцать девять лет я нашел в жизни истинный путь. Это путь в Церковь, путь к Богу. Ведь Церковь – это общность людей, цель которых – служение Богу. И я почувствовал, что в Заостровье я пришел к этим людям, это моя Церковь.

А. А.

Вытащили 

Мой путь к Богу и в Церковь был долог и тернист. Передо мной то и дело вспыхивал яркий свет, но тут же тонкие и острые ветви-колючки впивались в меня и оставляли там же, в привычном и спокойном, даже уютном болоте устоявшейся жизни. И не хотелось продираться сквозь эти заросли, и все было так, как у всех, и та же жизнь, и те же проблемы, и привычное «все так живут». Пятнадцать лет понадобилось для того, чтобы я осознала, что все, что со мной происходило, случалось не просто так, что те люди, с которыми мне доводилось встречаться – от мимолетного знакомства и, казалось бы, пустой болтовни в ночном поезде до более серьезных и продолжительных встреч и знакомств, – тоже были не случайными попутчиками в моей жизни. Но чтобы понять это, потребовалась сильнейшая встряска, перевернувшая всю мою прежнюю жизнь...

Я выросла в обыкновенной семье, где никто не верил в Бога. Правда, бабушка рассказывала о своей дружбе с дочерьми курского священника, о том, как она в детстве не любила посещать богослужения, но когда ей было уже лет 8-9, началась революция, и этот вопрос разрешился сам собой. Она рассказывала также о прекрасном курском храме, в котором разместился кинотеатр «Октябрь» (слава Богу, уже несколько лет это снова храм, где идут службы!), о том, что она видела царскую чету, посещавшую этот храм во время визита в Курск. Для меня это была лишь частичка нашей истории.

В нашей семье часто произносили: «слава Богу», «Господи, помилуй», «не гневи Бога», но это были, скорее всего, дежурные фразы. Но откуда они? И что или Кто такой Бог? От меня лишь отмахивались. Отец не произносил этих слов никогда и сердился, когда слышал их от других.

Затем была школа, болтовня с одноклассниками и вывод, что над нами – Некто, Кто и есть Бог. Но что потом?..

Потом попытка поступить в институт и провал, работа и тут – встреча с замечательной бабушкой, избавившей меня от навязчивого страшного сновидения, она помолилась за меня. А мне бы обратить на это внимание...

Потом был институт, далее работа в Ровенской области, куда меня забросила судьба тоже не просто так. Там я, убежденная атеистка, впервые близко столкнулась с людьми, для которых Бог был всем в жизни. Я познакомилась с баптистами и православными христианами. И тогда я впервые осознала, что помимо той жизни, которой живу я, есть еще другая реальность, удивительная, непостижимая, странная...

Помню, как из чистого любопытства мы с подругой забрели во Владимирский собор в Киеве. Помню, как не могла перешагнуть порог деревенского деревянного храма, который даже фашисты не тронули. Но и растащить не растащили – жители села надежно спрятали все святыни. И вот тогда я стала задумываться – где же все-таки истина? И есть ли она? Думать-то думала, а выводов не делала. Наломала дров – каяться и каяться, да грехов в кармане не спрятать...

И вот я впервые прочла Евангелие. Конечно, по-своему, по-атеистически. Но кое-что запомнила. Здесь, в глубинке Ровенской области, я ближе всего была к Богу. Протяни руку – и Он взял бы меня, и повел бы как дитя. Нет, увы, я не осознавала того, зачем я была там.

Вернулась в Северодвинск, устроилась на работу. Все было, как у всех. И вдруг – встречаю мамину подругу, она взахлеб мне рассказывает о встрече с Яроцким, об удивительных вещах. Биоэнергетика – ах, ох! Кто там не побывал, тот этого не попробовал. Кажется, весь город сошел с ума. Кого ни спроси – все на этих курсах. Пошла на курсы и я. Только не получалось у меня это. На свечу смотрю, с ней «работать» надо, а я храм сельский вспоминаю. Молитвы-заговоры записываю, а там «очеретан-болотан» – как у древних славян. Нет, не то что-то. И опять все на круги своя. Но «призадумалась».

А потом – совершенно невероятное и непредсказуемое замужество, рождение слабого, хилого ребеночка, постоянные скандалы с мужем, уходы домой – то мои, то его. Не жизнь, а мука. А потом – грипп, которым заболел и мой кроха. Температура – градусник зашкалило. Судороги. Хватаю телефон, набираю 03 – линия свободна! Сделала вызов, не успела договорить – в дверях врач: «Где?» – показываю, куда идти, а сын уже дугой – и хрипит. Вот тут-то я по косяку и на пол съехала. Помню только, как брат меня с пола поднимает, а сам разовые шприцы один за другим врачу подает. А я опять съезжаю, и повторяю: «Господи, помоги!» Вытащили моего сына. Сомнений у меня не осталось.

Этим же летом я поехала к родителям в Вязьму, крестилась сама и сына крестила в соборе Святой Троицы, у отца Леонида. Удивительный человек! Мы беседовали с ним больше часа – пролетел как одно мгновение. Тогда, в девяностом, он сказал, что в Северодвинске будут строить храм, настоящий, не просто молельный дом, что церкви нужны люди знающие думающие. Мало креститься при малейшем знании о Боге. Надо изучать Слово Божие. Тогда я не вполне поняла, о чем он говорил. Но в душу это запало. Только сейчас я начинаю осознавать смысл сказанного им.

Когда мне было особенно тяжело, я читала Евангелие. В храм старалась приходить вместе с соседкой, которая растолковывала мне, что к чему. Если была без нее, то спрашивала и приглядывалась. Но этого было так мало!

А потом я узнала о заостровском храме и огласительных встречах. Тоже не случайно, тоже не просто так. Откликнувшись на внутренний голос, я пришла к своей знакомой, у которой не была целый год. Я застала ее за чтением Библии, что меня искренне удивило. И услышала от нее то, о чем думала и мечтала столько лет.

Нам всегда настойчиво внушали, что чудес не бывает, что человек – сам творец своей жизни и своего счастья, и мы привыкли не замечать ни чудес, ни счастья, привыкли к мысли, что сами всего добиваемся и сами крепко стоим на ногах. И как часто не замечали, что ноги-то наши глиняные, а на глазах – темная повязка, через которую все видится серым...

Нет, нет и еще раз нет! Как жаль, что поняла я это так поздно! Чудо есть, и счастье есть, и радость есть, и смысл присутствует даже в рутинной, обыденной жизни. И имя Ему – Бог. Только Он ведет нас к свету, чуду, радости. Это Он дает нам то, чего мы хотим, это Он помогает нам тогда, когда не в состоянии помочь никто, когда все бессильны.

Я счастлива, что встреча эта состоялась. И как я боюсь, что не дотянусь и рука моя выскользнет! Поэтому непрестанно молюсь: Господи, не оставь меня, грешную! Укрепи веру мою!

Е. Ш.

Одним плохим человеком меньше 

Я родилась в совершенно неверующей семье, все некрещеные – родители, бабушки, дедушки. Это средняя социалистическая семья: родители – инженеры, трое детей, папа – член партии, воевал, дед – коммунист.

Коммунистические идеалы мне никогда не вдалбливали, но и о Боге я ни разу от родителей не слышала, да и задумываться не приходилось, пока жила полностью по воле родителей. Меня (и всех нас, детей) старались воспитать порядочными, честными людьми. Ни врать, ни воровать, ни приспосабливаться, ни шагать по трупам нас не учили.

Не знаю, с чего началось, но когда брат поздно не возвращался домой, мама бурно волновалась, а я просила у Бога помощи – поскорее привести бестолкового, беспечного брата Кирилла домой. Я говорила, что знаю – с ним все в порядке, он только ни о чем не думает, и пусть он поскорее одумается. Призывая Бога, я никого себе конкретно не представляла, но знала, что Он Всемогущ.

Наши соседи считались христианами, у них были иконы, к ним приходили священники или кто-то в рясе. Но жизнь их не была чистой, праведной – они незаконно вселились в квартиру, муж-прораб все нес домой. Меня это не удивляло, но и не привлекало.

Рядом с нашим домом был Совет по делам религий, около него вечно кто-то бастовал, протестовал, голодал, подъезжали машины, ходили люди в рясах.

Иногда я бывала в церкви, но очень редко и случайно; ездила в Загорск. Никаких особых чувств от этих посещений и поездок не было, почти ничего не запомнилось. Храм меня страшил лишь потому, что это что-то чужое, непонятное, старое.

Помню антирелигиозные плакаты в детской поликлинике: бабка тащит внука в церковь, карикатурный батюшка, глупый ребенок, выжившая из ума старуха...

Первый раз намеренно я пошла в церковь с подругой на Пасху в 1992 г., когда маму положили на операцию. Знание порядков в церкви, какому святому надо ставить свечку, подруга унаследовала от бабушки, но в душе была совершенно неверующей и в этом от меня мало чем отличалась.

Я поставила свечу, попросила о здравии. Наверное, с этого момента начался мой путь. Храм Николы в Хамовниках был очень красивый, большой, людей много. Он стоял рядом с нашей школой. От этого в школе очень страдали, велась антирелигиозная пропаганда, но я это плохо помню.

В первый раз о Боге я начала думать, когда брат Кирилл сказал, что крестился. Он рассказал, как это было, над чем-то пошутил. Мама отнеслась к этому спокойно. А я думала: зачем креститься, по-настоящему не веря и практически ничего не зная – ни молитвы, ни образа жизни. Вот мне, я думала, не нужно креститься: я верю, и мне этого достаточно, но чтобы делать свою душу бессмертной, чтобы она вновь стала чьей-то жизнью – нет, для этого она слишком плохая. Пусть после моей смерти умрет и она, и никому не достанется, одним плохим человеком будет меньше. Раньше я жила и думала, что у меня чистая душа, я не делаю зла, никого не огорчаю, а потом я в этом в течение жизни усомнилась – душа моя грязная. Вот, например (по прочтении фантастической повести братьев Стругацких «Пикник на обочине», где говорится о комнате желаний), чего пожелает моя душа, попав в такую комнату? Я боялась думать, что она пожелает не мира на земле, не счастливой семьи, а что – я не знаю.

Потом появился Игорь. Он был чудным братом, мы не часто виделись, но когда это было, я его любила, да и он меня выделял. А потом вдруг оказалось, что он – глубоко верующий человек. Он часто к нам приходил, много рассказывал, но я его не слушала, все это воспринимала только мама (она первая и крестилась). Я его не понимала, он был хороший, красивый, веселый, компанейский и вдруг – замкнулся, похудел. Я не верила сначала в глубину его веры.

Мама пошла на оглашение, звала нас всех с собой, а я не соглашалась. Но мама ничего не говорила, и меня ничего не раздражало. Летом с мамой я стала ходить в храм. Сначала было плохо, душно, потом привыкла. Я было пошла в пасхальную группу на третью предогласительную встречу, но A.M.К. меня не пустил, я была не готова, зла, надменна. И он правильно сделал – дал время решить окончательно.

В жизни в то время появились бурные переживания, для моего характера непривычные: много чужих людей, новых, наглых, искушала работа. Я понимала, что если не вырвусь, то затянет, и тогда можно, падая, сильно ушибиться. И я пошла в молодежную огласительную группу. Сначала мне не нравились сверстники, их было много, непослушных. Когда A.M.К. спрашивал, кто зачем пришел, я сказала, что хочу жить праведной жизнью. Я хотела иметь опору, силу, поддерживающую и помогающую. У меня не было сил жить, бороться, быть злой, агрессивной. Не быть такой получалось только дома, накопившуюся горечь я сбрасывала в семье.

Параллельно я ходила на «открытые встречи» успенского потока, увидела много хороших, интересных людей. Храм для меня стал родным домом.

Мне жаль людей, ничего не знающих о вере, как раньше я, совсем не умеющих любить Бога и верить.

А. Т.

Живи да радуйся 

Родилась я в семье неверующих. Мне не было еще и года, когда меня крестил наш приходской священник дома, втайне от папы, когда тот был на работе.

Еще в школе я задумывалась о Боге, о церкви. В храм меня тянуло уже тогда, но учителя не разрешали нам даже близко подходить, велась ярая атеистическая пропаганда.

Однажды, будучи пионеркой, я нашла дома свой крестильный крестик, надела его и носила. Помню ощущение какой-то внутренней теплоты и радости. Потом подружка увидела, пристыдила, и крестик я сняла.

Закончила школу, училище, поступила на работу, вышла замуж, родила детей. В церкви бывала очень редко, хотя туда тянуло. Но то было некогда, то не с кем пойти, а одна ходить в храм я почему-то стеснялась. Молиться не могла и не умела, считала себя неверующим человеком.

В семье у нас все шло хорошо. Жили дружно, размолвки случались редко. Муж закончил институт, стал работать, так что и материально мы себя обеспечивали, да и родители нас не забывали. Кажется, живи да радуйся, но внутри меня сидел огромный страх за любимого человека. Мужа я любила больше всего на свете, даже больше детей, и очень боялась потерять его. Я решила, что нам надо венчаться. «Кого Бог сочетал, человек да не разлучает» – я не помню, где прочла эту фразу тогда, но в голову мою она вошла крепко.

Муж мой, человек неверующий, некрещеный, в церковь никогда не ходил. Но чтобы не огорчать меня, на предложение креститься и венчаться дал согласие. Летом 1992 г. муж и дети крестились, а осенью, в день 10-летия нашей совместной жизни, мы венчались. В тот день я чувствовала себя самой счастливой женщиной и не понимала, какую беду навлекла на себя я на дорогих мне людей – на свою семью.

Несчастья, болезни, неприятности посыпались на нас. Не успевали мы оправиться от одного потрясения, как тут же нас настигало другое.

Муж стал выпивать. Я заболела, слегла. Врожденная болезнь суставов обострилась, и мне пришлось уйти с работы. Муж пил все больше. Попав в аварию, разбил машину – и запил еще сильнее. Сын сломал руку – месяц лежал в больнице. Я разрывалась на части, не могла понять, почему все так, за что мне такое наказание. Было жаль мужа, детей, больно и обидно за себя. Семья рушилась. А я не находила ответа. Состояние мое было ужасным. Постоянное нервное напряжение дало о себе знать: я стала плохо слышать. Муж жил своей жизнью, мы ему были безразличны. Дети меня не слушались, плохо учились. Мне казалось, что я всем только мешаю, что никому не нужна. Меня уже ничто не радовало, я думала лишь об одном – навсегда уйти из этой жизни. Я даже пыталась это сделать, но какая-то сила удержала меня.

Надо сказать, что в моей жизни есть еще один дорогой человек – моя школьная подруга. Именно благодаря ей я прошла через все эти муки и выжила. А тогда она мне сказала: «Нельзя любить мужа больше, чем Бога». Сначала я не могла понять, о чем она говорит. Какой Бог? Муж – он вот, рядом, самый любимый и родной для меня человек. А Бог? Где Он? Да и есть ли Он вообще? А может, это все бабушкины сказки? О каком Боге толкует моя неверующая подруга?

И все-таки слова эти запали мне в душу, не давали покоя. Однажды в субботу я пошла в церковь, поставила свечи, отстояла службу. На обратном пути зашла к родителям, попросила у мамы Библию (она ее купила, но никогда не читала), пришла домой и стала читать. Начала, как обычно, с первой страницы, ничего не понимала, возвращалась назад и все-таки продолжала читать...

В ту ночь впервые за много-много месяцев я уснула спокойным, добрым сном. С того вечера с Библией я уже не расстаюсь. Стала чаще посещать храм и узнала, что в нашем приходе проводятся огласительные беседы для таких, как я. Теперь я просто живу этими встречами, жду их. Они дают мне очень много: моя душа оттаяла, ожила. Я стала совершенно по-иному воспринимать окружающий меня мир и, совершив прежде очень много ошибок, стараюсь теперь быть лучше.

Я счастлива, что не свернула с дороги, ведущей в храм, к Богу. Теперь с уверенностью могу сказать: я – верующий человек.

Т. Л.

«Я иду к Нему...»

Я родилась в городе Елец Липецкой области в 1967 г. Меня крестили в младенчестве в церкви Казанской иконы Божией Матери в Ельце. Решение крестить меня для моих родителей было скорее данью традиции. В семье не было принято говорить о Боге, соблюдать посты, ходить в церковь, но существовала устойчивая традиция крестить детей и, кроме светских и семейных, отмечать еще церковные праздники.

В детстве я несколько раз в год бывала с бабушкой в церкви, причащалась, участвовала в крестном ходе на Пасху. Воспоминания детства, связанные с Пасхой, – самые светлые. В нашем доме открывали и мыли окна, убирали квартиру, красили яйца. Было ощущение, что должно произойти что-то очень важное и радостное. Но мои детские ожидания, увы, не оправдывались – праздник сводился к заурядному застолью.

Повзрослев, я пыталась из книг получить ответы на вопросы о Боге, несколько раз начинала и откладывала чтение Библии. А однажды, уже студенткой, я познакомилась с трудами о. Александра Меня и тогда поняла, что нашла то, что так долго искала. С этими книгами я уже не чувствовала себя одинокой в своих поисках Бога.

Сознательно ходить в церковь я начала несколько лет назад. Тогда я еще жила в Ельце с родителями, работала, и никто из родных и знакомых не поддерживал меня в моих попытках обратиться к церкви. И возможно, тогда я была близка к тому, чтобы признать верной точку зрения моих «противников». Мне было очень «душно» в наших храмах, не оставляло ощущение, что совершается не таинство, а заученное представление, где нет места живому слову, естественной человеческой интонации. Все как будто тонуло в догмах и формальностях. Но я, чувствуя и видя такую обстановку в храмах, пыталась смирить гордыню, продолжала ходить на службы, причащалась. Вернувшись домой, пыталась читать Библию, творения отцов церкви, но самостоятельно понять, осмыслить все это было очень трудно.

Однажды у меня в руках оказался номер журнала «Континент» за 1992 г., откуда я впервые узнала о священнике Георгии Кочеткове. Я хорошо помню контраст при попытке сравнить о. Георгия с местными священниками. Я испытала ту же радость, что и при знакомстве с трудами о. Александра Меня. Наконец я услышала не отвлеченную речь, а живое слово о Боге, размышления о вещах более важных, чем появление в храме женщины в брюках.

В августе 1994 г. я вышла замуж и переехала в Москву. Я уже знала, где находится храм Успения Богородицы в Печатниках. Стала ходить на оглашение. О том, что дает мне Огласительное училище, можно много говорить, но ограничусь, лишь сказав, что хожу на встречи с радостью, слышу ответы на вопросы, которые задавала еще очень давно по Писанию, по молитве, о церкви. И еще рядом со мной такие разные, но удивительно живые люди...

Мне хочется сказать также и о том, что я очень стараюсь отделить веру в Бога от ожидания чудес от Него, что я каюсь на пути к Богу. Я еще не пришла к Богу, но я иду к Нему.

Е. Р.

Текст приводится по: Мой путь к Богу и в Церковь. Живые свидетельства 90-х годов XX в. М.: Свято-Филаретовская московская высшая православно-христианская школа, 2003 – 208 с.