Православная миссия
и катехизация
и катехизацияБиблиотекаЛитература миссионеру и катехизаторуМнение древней Церкви о присутствии спасительной силы в греческой языческой философии и в персидской религии
Мнение древней Церкви о присутствии спасительной силы в греческой языческой философии и в персидской религии
Скачать в формате DOC EPUB FB2 PDF
Упускают из виду, что оно может быть понято двояко. А большинству людей, которых оно возмущает, известно только одно из этих двух его толкований. Большинство критиков вообще не учитывает, что с древних времен в Церкви его понимали совершенно иначе, нежели они привыкли. Они бывают поражены, узнав, что если за основу взять другое понимание, высказывание оказывается прямо противоположным тому, что их возмущает.
Некоторые представители церкви, ссылаясь на это высказывание, признают только один-единственный путь ко спасению. Они считают, что любовь и милосердие Божии направлены только на членов их собственной церкви. Во всех христианских конфессиях есть люди, понимающие это высказывание настолько узко, что, в зависимости от того, к какой церкви они принадлежат, оно означает: «extra Romam», или «extra Wittenberg», или «ехtra Orthodoxiam nulla salus». По их мнению, Бог дарует спасение исключительно через их Католическую, Евангелическую или Православную церковь, и они твердо убеждены, что только те смогут его обрести, кто к ней принадлежит. Такая интерпретация дискредитировала это высказывание для многих наших современников; из-за нее оно встречает активное неприятие со стороны многих христиан и нехристиан.
Другие при толковании этого высказывания исходят из того, что Триединый Бог желает всем спастись. Они придерживаются его потому, что одно из основных положений христианского вероучения говорит о том, что все люди, ведомые Господом к вечной жизни, будут спасены через единую святую Церковь. Для них рассматриваемое здесь высказывание означает: «ubi salus, ibi ecclesia» — «где Бог дарует спасение, там и Церковь». В соответствии с этим пониманием, Церковь должна считать своим членом каждого, кто испытал милосердие Божие. Поэтому никто не должен искать границы спасительной благодати там, где кончается принадлежность к его собственной церкви; граница дарующей спасение Церкви находится, скорее, настолько далеко «снаружи», что все, кому дано было познать любовь Бога, пребывают «внутри» — даже если это и нельзя установить эмпирически.
Такое понимание было распространено в Церкви с самого начала и принадлежит ее традиции. Ниже предлагаются свидетельства тому, оставленные древней Церковью.
Св. мученик Иустин Философ отдает должное греческим философам, жившим в согласии с крупицей посеянного в них Слова Божия.
Иустин, чьи родители были язычниками, долгое время безуспешно искал истину у греческих философов различных школ и направлений. В конце концов он нашел то что искал в христианстве и принял крещение. Он отправился в Рим и стал там учителем философии. Около 165 г. он принял мученическую смерть вместе с шестью соратниками.
Чтобы верно понять, что в трудах Иустина нас интересует более всего, необходимо поразмышлять над греческим словом «логос». Оно означает «слово», но кроме того, еще и то, о чем мы думаем, когда сталкиваемся в нашей научной терминологии с заимствованными словами, образованными с помощью греческого слова «логос»: «логика» или «логичный», а также «филология», «геология», «терминология» и т. д. Все, что упорядочено и потому доступно для нашего разумного познания, затем — причина этого порядка и сила нашего духа, позволяющая нам распознать этот порядок, тоже принадлежат широкому смысловому полю греческого слова «логос». Поэтому оно пригодилось в прологе Евангелия от Иоанна, где идет речь о вечном Сыне вечного Отца как Искупителе творения и Спасителе, пришедшем ради нашего спасения в образе человека.
Кто ищет истину, подобно Иустину, должен почувствовать отблеск вечной истины, заложенной Богом-Творцом в творение; он должен также услышать слово, которое этот же Бог посылал человечеству через пророков Израиля; и чтобы достичь полноты познания истины, он должен открыться навстречу божественному Откровению Иисуса Христа, вочеловечившегося вечного Логоса. Ведь «Бог, многократно и многообразно говоривший в древности отцам в пророках, в эти последние дни говорил нам в Сыне, Которого поставил наследником всего, через Которого и сотворил миры» (Евр 1: 1-2).
Люди, жившие до Рождества Христова, честно искавшие заложенную в творении истину или слушавшие пророков, были, по мнению Иустина, настолько связаны со Христом, вечным Логосом, что он (Иустин) настойчиво называл их христианами. В главе 46 его так называемой Апологии I он пишет:
«Мы научены, что Христос есть перворожденный Бога и ... Он есть Слово, коему причастен весь род человеческий. Те, которые жили согласно с разумом (нем. mit Vernunft, греч. meta logou), суть христиане, хотя бы считались за безбожников: таковы между эллинами Сократ и Гераклит и им подобные, а из варваров — Авраам, Анания, Илия и многие другие ...»[1]
В главах 7-13 так называемой Апологии II он продолжает эту тему. При этом он подчеркивает, что те, которые в своих исканиях достигли отчасти связи с Логосом, были преследуемы как христиане. Он пишет: «И все, что когда-либо сказано и открыто хорошего философами и законодателями, все это ими сделано соответственно мере нахождения ими и созерцания Слова, а так как они не знали всех свойств Слова, Которое есть Христос, то часто даже противоречили друг другу. Но кто из живших до Христа человеческими силами пытался исследовать и испытывать истинность чего-либо с помощью разума, те были предаваемы суду как нечестивые и одержимые страстью к нововведениям. Самый твердый из них в этом отношении, Сократ, — был обвинен в тех же преступлениях, что и мы (христиане), ибо говорили, что он вводил новые божества и отвергал те, которые признавало государство».
Описывая свой собственный путь искания истины и свидетельствуя о своем глубоком уважении к философам, которые «живут согласно с посеянной в них крупицей Слова Божия» и заслуживают того, чтобы называться христианами, он указывает: «Признаюсь, я всеми силами стараюсь и молюсь о том, чтобы явиться на самом деле христианином; и это не потому, что учение Платоново совершенно отлично от Христова, но потому, что не во всем с ним сходно, равно как и учение других, как-то: стоиков, поэтов и историков. Ибо всякий из них говорил прекрасно в зависимости от того, насколько ему удавалось жить согласно с крупицей посеянного в нем Слова Божия и насколько он познавал сродное с Ним. Но так как они противоречили друг другу в главнейших предметах, то, очевидно, не были дальновидны в своем знании и не достигли непогрешимого познания. Итак, все, что в их творениях прекрасно, принадлежит нам, христианам. Ибо мы, после Бога, почитаем и любим Слово нерожденного и нераздельного Бога, потому что Оно также ради нас сделалось Человеком, чтобы сделаться причастным нашим страданиям и исцелить нас».
Мнение Климента Александрийского о греческой философии.
Климент Александрийский (ум. ок. 215 г.) в своих «Строматах» называл греческую философию «в определенном смысле творением божественного провидения» (I, 8, 4), «отчетливым отражением Истины, божественным подарком грекам» (I, 20, 1) и «необходимой для оправдания греков перед пришествием Господа» (I, 28, 1; см. также I, 99, 3). По его мнению, она «воспитывала греческий народ для Христа, как закон — евреев» и «пролагает и приготовляет путь, который должен быть совершен Христом» (I, 28, 3).
Чтобы оценить значение слов Климента о греческой философии, нужно вспомнить текст послания апостола Павла (Гал 3: 24), в котором Богом данный закон Ветхого Завета называется «детоводителем ко Христу». Для Климента греческая философия и Новый Завет относятся друг к другу так же, как Ветхий Завет и Новый Завет. Он пишет: «Хотя греческая философия охватывает истину не в полном ее величии и, к тому же, не имеет силы исполнить заповеди Божии, но она готовит путь для в высочайшем смысле царского учения, побуждая некоторым образом к размышлению, влияя на убеждения и подготавливая к принятию истины (I, 80, 6)[2].
Исходя из общей первоосновы, а именно из божественного плана спасения всех людей, Ветхий Завет и греческая философия являются для Климента двумя путями к одной общей цели. Они подготавливают, каждый по-своему, к полноте истины и спасения во Христе тех, для кого они божественным любящим провидением поставлены быть детоводителями.
Волхвы и звезда в «Кондаке на Рождество Христово» прп. Романа Сладкопевца
Прп. Роман по прозвищу Сладкопевец принадлежит к числу великих поэтов мировой литературы. Свое поэтическое мастерство он как дьякон использовал в служении для проповедания веры; его сочинения, так называемые «кондаки», являются серьезным свидетельством для катехизического наставления, которое Греческая церковь предлагала верующим в то время. Он родился в Сирии, в городе Эмеса, в сирийской или еврейской семье. Вначале он служил дьяконом в Бейруте, а при императоре Анастасии I (491-518 г.) прибыл в Константинополь, где до самой смерти (560 г.) был клириком храма Богоматери.
В его время греческое язычество было уже преодолено, а ислама еще не было; религия персов была единственной значительной нехристианской религией в окружении греческого христианства. Византийцы называли учителей языческой персидской религии волхвами; читая в Евангелии от Матфея о пришедших в Вифлеем с Востока волхвах, они всегда думали об этих людях. Это, разумеется, отразилось на греческой литургической поэзии той эпохи. Когда в церковных песнопениях того времени речь идет о волхвах с Востока, имеются в виду, как правило, персидская религия и ее учители. Произведения прп. Романа не были в этом смысле исключением.
Кондаки Романа Сладкопевца сначала были в литургическом обиходе, но со временем были вытеснены более поздними сочинениями. Это произошло не потому, что в их содержании обнаружились богословские противоречия. Как раз наоборот: за свое поэтическое служение Роман почитается Православной церковью как святой. Легенда говорит о том, что «Богоматерь ему во сне явилась и чудесным образом дар песнопений сообщила»*.
Обратимся теперь к его «Кондаку на Рождество Христово». В четвертой строфе «Кондака» начинается беседа Девы Марии с волхвами о связи персидских «языческих» мудрецов со Христом. Пресвятая Богородица, удивленная тем, что они, чужие люди, ищут Родившегося, спрашивает волхвов, кто они такие. Они же спрашивают Ее, кто Она, через которую произошло великое событие, о котором им поведала Звезда. К Валааму, говорят они, восходят истоки их понимания того, что сообщила им Звезда: «Валаам разъяснил нам точный смысл своих пророчеств, сказав, что взойдет Звезда: Звезда, которая затмит всех предсказателей и прорицателей, Звезда, которая разгадает все притчи, изречения и загадки мудрецов; Звезда как Творец всех звезд превзойдет намного сияние виденных нами звезд, и о ней написано, что восходит она от Иакова»[3].
Итак, далекие от христианства волхвы ссылаются в своем ответе на чуждого израильтянам пророка Валаама как на указывающего путь «детоводителя», который привел их навстречу Христу. Валаам, несмотря на его чужеродность, избран произнести благословение Ягве на народ Божий, и Валаамово пророчество удостаивается того, чтобы, подобно изречениям пророков священного народа, быть записанным в Св. писании. Вот его пророчество: «Вижу Его, но ныне еще нет; зрю Его, но не близко. Восходит звезда от Иакова и восстает жезл от Израиля... Израиль явит силу свою. Происшедший от Иакова господствует над Своими врагами» (Чис 24: 17-19)[4].
Услышав, что пророк-чужестранец показал чужим мудрецам верный путь, Богородица в следующей строфе обращается к Иисусу с хвалением, которое следует за «Величит...», и переходит в ходатайство: «Дитя Мое, Ты сотворил Мне, бедной, величие: погляди, волхвы ищут Тебя снаружи; цари Востока жаждут увидеть Тебя; аристократы Твоего народа просят дать им посмотреть на Тебя. Ибо воистину они Твой народ, те, которым стало известно о Тебе, Превечном Боге, когда Ты еще младенец. И поскольку они Твой народ, Дитя Мое, позволь им войти под Твой кров, чтобы им видеть богатую бедность и драгоценную нищету».
Кров, под который нужно позвать волхвов, названных, вопреки их языческой персидской религии, Иисусовым народом, — это вначале хлев в Вифлееме, к которому они пришли, ведомые звездой. Так как по святоотеческим традициям Мария считается символом Церкви, то мы должны одновременно воспринимать эту хвалу как сказанную от лица Церкви. Только тогда обретает полноту своего значения великое деяние Бога, приведшее волхвов с помощью Валаама «к порогу», и тот факт, что об учениках Валаама говорится «Твой народ». Имеется в виду ходатайство Матери Церкви о том, чтобы Превечный Бог даровал «переступить порог» тем, которых Его отеческая доброта привела уже столь близко к Нему.
Следующие две строфы имеют величайшее значение, так как эти слова вложены в уста Самого Христа. Обращаясь к Богоматери и, таким образом, к Матери Церкви, Христос подтверждает, что Он вел волхвов; что они слушались Его Слова, думая, что следуют культу звезд; что Он наполняет сердца людей, стоящих «снаружи», хотя никогда не покидает Своей Матери-Девы: «Иисус Христос, наш истинный Бог, прикоснулся к сердцу Богоматери и сказал: Введи их, которых Я привел Своим Словом; Мое Слово и было тем, что светило искавшим Меня. На вид это была звезда, в истинном же Богопознании это была сила... Я подал знак звезде, чтобы она шла с волхвами и теперь остановилась, чтобы завершить свою службу и показать своим сиянием место, где родился Младенец и Превечный Бог. Так прими же, Святая, прими их, которые Меня приняли; ибо в них я как у Тебя на руках и, не удаляясь от Тебя, Я пришел к ним».
Более того, в «Кондаке» сравнивается «язычество» волхвов с религией Ветхого Завета. Проводятся параллели, сходные с высказываниями Климента Александрийского об эллинизме. Иудаизм и вера волхвов являются для Романа Сладкопевца равноправными проводниками к цели, указанной Богом. Расспрашиваемые иудеями, как они могут идти незнакомым путем, волхвы отвечают: «Как вы когда-то пересекли большую пустыню, через которую вы шли? Выведший вас из Египта приводит теперь к Себе халдеев. Тогда светил огненный столб; теперь звезда показала Младенца, Превечного Бога. Повсюду звезда шла перед нами, как перед вами Моисей с его жезлом, распространяя свет Богопознания. Вас когда-то питала манна и поила скала. Нас наполняла надежда на Него; питаемые радостью о Нем, мы не помышляли о том, чтобы возвратиться по непроходимой пустыне обратно в Персию, ведь мы жаждали увидеть Младенца, Превечного Бога, поклониться Ему и воспеть Ему хвалу».
Волхвы и звезда в других богослужебных песнопениях и на иконе Рождества Христова
Православный тропарь праздника Рождества Христова воспевает Спасителя, приведшего к истинному просвещению поклонявшихся звездам благодаря их почитанию посланной Им звезды: «Рождество Твое, Христе Боже наш, осветило мир светом Богопознания. В тот час почитавшие созвездия были научены звездой поклоняться Тебе, Солнце правды, и почитать Тебя, с высоты восходящее Светило, Господи, слава Тебе!»
Из употребительных сегодня богослужебных книг Православной церкви назовем в дальнейшем несколько других примеров многочисленных песнопений, воспевающих Бога в Его Рождестве за то, что Он указал волхвам через их поклонение звездам путь к Родившемуся Спасителю.
На праздничной вечерне читаются девять паримий, которые должны помочь участникам богослужения глубже понять тайну Рождества. После каждых трех таких чтений следуют антифонные промежуточные песнопения, которые поются с большой торжественностью. Наставленная Словом Божиим христианская община поет в качестве припева к этим песнопениям два текста, в которых она ставит себе в пример ведомых звездой «язычников», которым она хотела бы подражать: «Ты родился в укрытии пещеры, Спаситель, но Небо возвестило о Тебе всем, сделав звезду своими устами. Небо привело к Тебе волхвов, которые поклоняются Тебе в вере. Помилуй же нас вместе с ними».
«Ты вышел из Девы, Христос, Солнце правды, и звезда возвестила о Тебе, Неприступном, вошедшем в пещеру. Небо вело волхвов поклониться Тебе; вместе с ними мы и воспеваем Тебя, Дающий жизнь, слава Тебе».
Другие песнопения, которые на богослужении исполняет хор и которые поэтому могут быть более сложными по построению и смыслу, говорят не только о том, что волхвы по-своему пришли ко Христу и достойны подражания в их пути к Нему. Они говорят и о том, что руководимые «языческой» готовностью к послушанию звезде, волхвы пришли к истинной встрече со Христом в вере: «Волхвы персидские и цари, привлеченные светлой звездой, несомненно, познали родившегося на земле Царя Небесного и поспешили в Вифлеем с изысканными дарами, золотом, ладаном и смирной; пав, они поклонились Ему, ибо знали, что Вечный лежал в пещере в образе Младенца». «Ныне Дева рождает Творца Вселенной. Эдем предоставляет Ему пещеру, и звезда возвещает о Христе, Солнце всех живущих во тьме. С дарами пришли поклониться волхвы, просвещенные в вере; пастухи узнали о чуде, ибо ангелы славословили: Слава в вышних Богу».
Любая традиционная икона Рождества Христова также говорит о благости Божией, приведшей звездочетов «к порогу». На одной такой иконе можно увидеть луч света, направленный на пещеру, в которой лежит новорожденный Младенец. Луч исходит сверху, где на большинстве икон изображен огненный круг, означающий величие Божие, намного превышающее возможности нашего мышления, проповедания и иконописания; нами подразумеваемое, но никогда в достаточной мере не могущее быть выраженным. Этот луч указывает на самооткровение Божие в Иисусе Христе. Он всегда на рождественской иконе включает в себя звезду волхвов и показывает, что и звезда исходит от Бога — причины всякого просвещения. Луч разъясняет, что эта звезда, как написано в «Кондаке» Романа Сладкопевца, «была звездой на вид, в истинном же Богопознании была силой».
На каждой рождественской иконе, обладающей полнотой изображения, можно видеть волхвов, которые, с почтением глядя на звезду, совершают путь в Вифлеем. Можно видеть также пастухов, получивших от ангела весть о рождении Младенца. Весть, которую ангел сообщает пастухам, представителям ветхозаветного народа Божия, и наставление, через феномен веры в звезды передаваемое звездочетам, казавшимся пребывающими «снаружи», — эти вести существуют на иконе друг с другом на равных.
Примечания переводчика
1 Существует перевод Апологий I и II св. Иустина Философа, выполненный П. Преображенским в 1892 г., см., например, в кн.: Ранние отцы Церкви. Антология. Мужи апостольские и апологеты. Брюссель, 1988.
2 В существующем переводе (Климент Александрийский «Строматы», 1892, пер. Н. Корсунского) в I-й книге «Стромат» 29 глав, в то время как автор ссылается на главы 80 и 99 I-й книги. Либо использованы разные деления текста, либо русский перевод неполный, либо ссылка ошибочна. Другие цитаты из «Стромат» в указанном переводе также не удалось найти.
3 Существует перевод на русский язык «Кондака на Рождество Христово» прп. Романа Сладкопевца в журнале: «Приходское чтение», 1912, № 33. Пер. Н. Мироносицкого.
4 Вместо фразы автора «господствует над Своими врагами» («herrscht ber seine Feinde») в Писании написано: «овладеет и погубит оставшееся от города» (Чис 24: 19) («wird der Herrscher kommen und umbringen, was ьbrig ist von den Stдdten»).
Священник Эрнст Христофор Суттнер
Перевод с немецкого Ольги Силоновой