Перейти к основному содержимому
МиссияКатехизация
О насАвторыАрхив
Катехео

Православная миссия
и катехизация

Приходское богослужение в контексте длительной катехизации: участие катехуменов

Материалы круглого стола на конференции «Традиция святоотеческой катехизации: Длительная катехизация сегодня»
24 мая 2017

Скачать в формате  DOC  EPUB  FB2  PDF

Темы для дискуссии:

1. Как готовить оглашаемых к участию в приходском богослужении? Что от них требуется, в чем в данном случае может заключаться помощь катехизатора?
2. Что могут сделать со своей стороны духовенство и иерархия? Как они могут раскрыть современное приходское богослужение для максимального участия в нем оглашаемых?

 

1. Как готовить оглашаемых к участию в приходском  богослужении? Что от них требуется, в чем в данном случае может заключаться помощь катехизатора?

Практические рекомендации (из личного опыта катехизаторов)

— Начать знакомство с богослужебным пространством с экскурсии по храму.

— Просить поручителей помогать оглашаемым следить за ходом богослужения по соответствующей книге 1 (напр., по чинопоследованиям Вечерни, Утрени и Литургии оглашаемых
в серии: Православное богослужение. Кн. 1, 2. М. : СФИ, 2015.).

— Преодолевать стереотипы и предубеждения по отношению к церкви (и ее современному состоянию).

— Вдохновлять на участие в богослужении личным примером.

— Раскрывать богослужение не как обязанность, а как возможность вхождения в большую глубину духовного опыта.

— Обсуждать увиденное и услышанное в храме, отвечать на вопросы (в том числе о личных трудностях участия в богослужении).

— Если в храме не было проповеди, пытаться это восполнить.

— Задача всех «верных» (не только катехизатора и помощников) на богослужении — являть реальность церковного собрания: братское единство, молитву «едиными устами и единым сердцем», восприятие богослужения как «общего дела».

В. Ларионов. Современному человеку вообще непросто войти в храм. Часто приходится преодолевать это внутреннее сопротивление. Оглашаемые еще как-то могут себе представить храм как место, куда можно зайти, чтобы поставить свечку, это в их религиозное сознание укладывается. Но прийти сразу на богослужение им очень трудно. За многие годы у нас наработался некоторый опыт: мы начинаем не с богослужения, а с экскурсии по храму. Приглашаем оглашаемых во внебогослужебное время, обычно предварительно договариваемся с настоятелем, просим благословения на экскурсию и потом вместе смотрим, что есть в храме. Показываем иконы, фрески, говорим о том, что храмовый язык — другой, к нему надо привыкнуть. Таких встреч бывает несколько в разных храмах. Это располагает к доверию. Подготовка к участию в богослужении, конечно, немного труднее, тут был разный опыт. Я пробовал заранее разбирать богослужение, и у меня ничего хорошего не получалось. Пользы в этом было мало, потому что все забывалось. В этой ситуации помогают поручители: мы приходим в храм вместе и каждый встает со своим или с двумя-тремя оглашаемыми, кому можно по книге подсказать, показать, в каком месте богослужения мы сейчас находимся, потому что они теряются буквально во всем. Такие посещения храма — это еще даже не этап Закона, еще не все на них приходят. Но постепенно наращивается круг людей, которые ходят постоянно, и к моменту, когда мы говорим, что важно быть на богослужении еженедельно, проблема, как правило, преодолевается. Они уже начинают понимать, что в конкретный момент происходит, что читается, знают, когда поет хор, а священник в это время произносит молитвы.

А. Копировский. Подготовить оглашаемых к приходу в храм — на то богослужение, которое сейчас есть, — возможно благодаря просто нормальному проведению первого этапа. За этот период у оглашаемых, как правило, отпадают предубеждения по отношению к церкви. У нас ведь добрая половина людей приходит на катехизацию с одним и тем же припевом: «Да, в Бога верю, но в церковь не пойду, РПЦ — это же известно, что такое…». Когда подобные стереотипы хотя бы чуть-чуть преодолеваются, то человек приходит в храм. Ему там трудно, неудобно, он хочет присесть, прилечь, но главное сделано: его катехизатор, которому он доверяет, ходит в храм постоянно, и приглашает туда, и стоит вместе с оглашаемыми, и выходит вместе с ними — это очень действенно. Но для этого, повторю, надо качественно провести первый этап.

А. Архангельский. Нужно учитывать, что обычно в огласительной группе есть две категории людей: те, кто легко и радостно идут в храм (таких не очень много, но они есть всегда и их наличие очень помогает), и те, кому это по разным причинам трудно. Общую трудность можно примерно выразить так: катехизатор, которого я люблю и которому доверяю, почему-то хочет, чтобы я участвовал непонятно в чем, непонятно зачем, что является тяжелой обязанностью, с элементами насилия и мракобесия.

Такое отношение к богослужению каким-то образом надо преодолеть. Здесь очень важно то, что происходит в период подготовки к регулярному приходу в храм. Нужно, чтобы человек понял, что это не обязанность, а возможность, поэтому катехизатор специально подчеркивает, что вначале это рекомендация, а не обязанность, и это реальная возможность что-то понять, что-то почувствовать, во что-то войти. Это сразу снимает часть напряжения, даже у тех, кто сильно сопротивляется. В то же время люди начинают задавать вопросы про храм: «Скажите, вот на иконе старый человек с треугольником, кто он?» И такие обсуждения рождают у людей интерес, так что им уже самим хочется взглянуть на этого «человека с треугольником». Одну-другую встречу они помучаются, а потом все-таки начинают ходить. Серьезное подспорье — возможность все обсудить: с поручителем, как говорил В. Ларионов, или на встрече. С некоторыми лучше это делать лично: могут быть причины, о которых человек постесняется говорить при всех. А у кого-то возникают вопросы, которые можно обсудить и в группе. Но сама возможность поговорить про то, почему трудно, понять, что происходит со мной, разобраться, тоже оказывается ценной.

Это не такой опыт, в котором человек сначала должен разобраться, понять, а потом в него войти. В него входишь по доверию, а потом начинаешь понемногу осознавать. Здесь помогает возможность постоять с кем-то рядом и потом что-то спросить. Важно наличие группы, других людей, которые ходят в храм, и человек видит, что с ними ничего плохого не происходит, т.е. они остаются нормальными, свободными, живыми, — и он потихоньку привыкает к этой мысли и потом начинает сам приходить в храм. В результате его вхождение в богослужение получается свободным, без внешнего насилия, способным исправить многие застарелые предубеждения.

Свящ. Игорь. На службе я выхожу и говорю проповедь после Священного писания — с учетом, конечно, оглашаемых, которые стоят в храме. Вообще все богослужение, если есть оглашаемые, строится с учетом их присутствия, собственно говоря, как это и должно быть. Это и для меня тоже очень важно. Слава Богу, что у нас в городе уже достаточно давно идет оглашение — 19 лет. За это время огласилось немало людей, которые не разошлись, собрались в группы, возникли общины, появилось братство. Конечно, когда братство присутствует на богослужении, и мы приглашаем туда оглашаемых, это очень мощный стимул для них, в том числе и для того, чтобы ходить в храм, любить и понимать богослужение. Тут наши слова становятся внятными и понятными, они чувствуют, что такое «единые уста», «единое сердце». Это очень здорово. Они ощущают единство, о котором мы говорим, утверждая, что богослужение — это церковное единство, для осуществления которого оно и собирает людей. Тут как бы все становится ясно. Это большая сила, очень важное свидетельство — присутствие братства на богослужении; даже я служу совершенно по-другому. Приходится, конечно, служить и в дни, когда братства нет (в моем храме ежедневное богослужение), но тогда все иначе, нет тех, кто воспринимает слово, кому это действительно нужно. Наверное, схожим образом это и произошло когда-то в церковной истории: появился иконостас, завеса, все стало закукливаться, потому что больше не стало людей, которым было необходимо слово. Наоборот, когда появляются оглашаемые, все в храме расцветает.

Не могу сказать, что я готовлю оглашаемых к приходскому богослужению (к этому их невозможно приготовить). Задача все-таки другая — научиться действительно разумно, осмысленно служить Богу. Мне кажется, это важно.

К. Мозгов. Многие оглашаемые с изумлением узнают, что происходящее в храме может соединять. Ведь они считают совершенно нормальным, что человек приходит в храм точно так же, как в любое другое место, — для удовлетворения индивидуальных нужд; в данном случае — помолиться о своем, поэтому другие люди и священник только мешают. В храме хорошо молиться. Но о чем? Естественно, о том, что для меня сейчас актуально, что мне нужно. И когда говоришь, что во время богослужения люди молятся о чем-то одном, для многих это откровение — что люди собираются для того, чтобы вместе о чем-то помолиться. Наверное, один из необходимых моментов подготовки (кроме того, что приходится действительно что-то объяснять) — донести до них, что это именно молитва. Поэтому подготовка к храмовому богослужению — это приобретение оглашаемыми опыта молитвы. Ведь молитва — один из столпов оглашения. Человеку действительно трудно молиться своими словами, особенно если у него уже был какой-то опыт чтения молитвослова, канонов и т.д. Для него настоящее откровение, что можно Богу что-то сказать своими словами, иметь в молитве некоторую свободу и разнообразие. Важно знать, что есть время, когда человек молится о своем, но надо и учиться молиться вместе. Тексты нужны не только для того, чтобы ориентироваться в том, что сейчас происходит в храме, мы читаем их не просто чтобы понять, что священник от нашего имени произносит во время службы, но это молитва, на которую мы вместе собираемся. Когда люди обретают опыт общей и личной молитвы, им легче входить и в храмовое богослужение. Тогда вдохновляющей оказывается не только литургия, но прежде всего та молитва, на которой оглашаемые чувствуют, что она их собирает и дает какой-то плод. Наверное, в таких собраниях они переживают опыт молитвы особенно глубоко.

З. Дашевская. Следует помнить, что в то время, когда кафедральное богослужение было рассчитано на большие церковные собрания, состоящие из мирян — уже тогда они так назывались, — все-таки предполагался другой тип благочестия и другое соотношение богослужения и жизни, т. е. всех прочих дел и занятий людей, по сравнению с тем, что мы имеем в городе на сегодняшний день. Мы находим множество свидетельств этих практик в текстах начиная с IV в.: о том, как люди до рассвета собираются в храмы, например в Иерусалиме, в том числе и катехумены, для того чтобы предварить молитвой приход епископа. Были утренняя служба и полуночная, служба среди ночи. Сейчас все это, конечно, невозможно себе представить. Мне кажется, единственная движущая сила, которая способна вернуть все на свои места, — это реальность церковного собрания. Вне этого контекста получается, что мы просто вводим оглашаемых в тот или иной тип благочестия, когда разъясняем им богослужение. Но если они не чувствуют, не ощущают реальности церковного собрания, то все эти формы тоже не окажут никакого влияния на их жизнь. А это уже обращает нас к вопросу, что делают верные в церковном собрании.

Когда во время оглашения мы начинаем вводить людей в церковную молитву (я по себе это помню), они порой обращают внимание на то, что нам в свою очередь может казаться малозначимым, а для них это вещи очень существенные. Прежде всего — это сами люди в церковном собрании. Как они общаются, как приветствуют друг друга, как относятся к старшему, как ведут себя «младшие», где и какое место в этом собрании уделено для детей, пожилых, немощных. Именно так для оглашаемых раскрывается реальность общей молитвы. Без этого, думается, довольно трудно говорить об адекватном восприятии соборного характера богослужения. Конечно, многое заслоняет реальность общей молитвы (об этом говорил К. Мозгов). Поэтому должен быть труд поручителей, которые помогают снимать «покровы» наносного и второстепенного с богослужения и тем самым открывают для людей общую реальность церковного собрания. Именно вхождение в эту реальность, на мой взгляд, является решающим для соединения опыта молитвы с опытом веры.

Ю. Балакшина. Приведу два исторических примера. По долгу службы я сейчас изучаю уставы различных братств, которые существовали в Юго-Западной Руси в XVI–XVII вв. В это время типичной была ситуация, когда при братствах возникали приходы, монастыри, и, собственно говоря, братское собрание определяло чин богослужения. Все это зафиксировано в документах, в братских уставах. Данный исторический прецедент мог бы нам пригодиться.

Второй пример — братство во имя Святого Креста в Петербурге, существовавшее в начале ХХ в., которое возглавлял о. Иоанн Егоров. По сути, он занимался тем, что приводил в более-менее церковное состояние приходских людей. Одним из центральных моментов собирания общины была молитва. Отец Иоанн указывал, что в молитве важно преодолевать внешние и внутренние препятствия. Внешние — связанные с хождением, чиханием, разговорами. Он воспитывал благоговейное отношение к самому строю богослужения. Внутренние — преодоление индивидуализма, желания молиться обособленно, о самом себе (об этом много сегодня говорилось). Из своего опыта должна сказать, что как бы мы ни вдохновляли священников проповедовать после чтения Писания, но если батюшка не знает опыта оглашения, то все равно катехизатору приходится компенсировать его проповедь: договаривать то важное для людей, входящих в церковь, что не было сказано. Ведь даже очень хорошие священники, не знающие внутренней логики огласительного процесса, могут сказать подчас такое, что оглашаемым слушать рано и неполезно.

 

2. Что могут сделать со своей стороны духовенство и иерархия? Как они могут раскрыть современное приходское богослужение для максимального участия в нем оглашаемых?

Практические рекомендации (из личного опыта катехизаторов)

— Говорить слово для оглашаемых перед богослужением и после Евангелия.

— Использовать возможности открытого богослужения (в частности, возможность священнику служить с открытыми царскими вратами).

— Совершать службы максимально осмысленно: уходить от внешнего, формального и выявлять смысл богослужения (вечерня должна быть вечером, утреня — утром; чтение молитв слух на родном языке или как минимум размеренно и внятно; свободное использование оглашаемыми текстов богослужения, возможность следить по книге).

— Приглашать всех прихожан к ответственному участию (оглашаемых можно приглашать подпевать).

— Осуществлять на практике возврат к церковным нормам (например, восстановление традиции «целования мира» для всего церковного собрания).

На общецерковном уровне необходимо ответить на насущную потребность введения «приходского» устава богослужения (с вариативными элементами в зависимости от ситуации).

— Придавать богослужению большую динамику по отношению к участвующему в нем народу (напр., сидеть / стоять в тех местах богослужения, где это предполагается уставом).

Свящ. Иоанн. До второй части первого этапа оглашаемым просто рекомендуется ходить в храм. Начиная с изучения книг Закона катехизатор побуждает их к еженедельному посещению богослужения.

А к присутствию в храме их надо подготовить, ситуация в нем может быть разная. Если настоятель сам является катехизатором и на это более-менее благосклонно смотрит его епископ, тогда он очень много чего может делать. Для подготовки этого круглого стола нам рекомендовали заглянуть в материалы конференции 2010 г., где о. Дмитрий Карпенко делал доклад о тех возможностях, которые есть в нашем современном богослужении, для того чтобы соединить их с катехизической практикой. В частности, он говорил, что священник, настоятель, может выйти перед богослужением, чтобы сказать слово, учитывая, что в храм пришли оглашаемые. Служба может вестись на родном языке, с чтением вслух «тайных» молитв, оглашаемым можно предложить петь. Когда в нашем приходе в Заостровье оглашались первые две группы, а местные бабушки иногда не могли прийти в храм, то оглашаемым доводилось еще в большей степени участвовать в богослужении, например, петь на клиросе. По завершении Литургии оглашаемых им говорили, что первая часть закончилась, поэтому всем непричащающимся надо покинуть храм. Поскольку оглашаемые уже были научены, они разворачивались и дружно уходили. (Оглашаемые, кстати, были самыми послушными людьми в приходе, насколько я помню. А самыми упрямыми оказывались «захожане», даже не прихожане. Те как-то постепенно смирились, а вот захожане иногда могли быть очень вредными: «Что вы нам тут говорите? Мы не потерпим насилия над нашей волей! Храм открыт, мы пришли и имеем полное право стоять, покуда хотим».) Если, повторю, настоятель или священник имеет возможность сделать богослужение достаточно открытым, то люди могут стоять в первых рядах с открытыми богослужебными текстами, они погружаются в смысл службы, подпевают.

Что касается служб суточного круга, то обычно у оглашаемых не очень большие возможности для посещения храма в будни, поскольку многие из них работают. В нашем случае оглашаемые в основном приходили на полноценную вечерню (в общей сложности она длится полтора часа), которая служилась на русском языке, с открытыми Царскими вратами, всегда читалась паремия, произносилась проповедь, «светильничные» молитвы были распределены по своим исконным местам (как, напр., это сделано в книге 1 серии «Православное богослужение»).

Свящ. Петр. Поделюсь своим опытом. Начинал я с проповеди и даже сейчас помню, как это было страшно — выйти и прочитать Писание на русском языке, потом еще и проповедь сказать. Как-то во время визита к митрополиту мы поговорили с ним об этом, и он неожиданно сказал: «Конечно, уже давно пора читать по-русски, тем более у вас в соборе. Пускай так и будет». Но все прекрасно понимают, что если это останется лишь распоряжением начальства, то можно прочитать хоть по-славянски или по-русски, а живой проповеди может не быть и, собственно, смысла во всем этом тоже. Есть момент преодоления собственного страха. Понятно, и молиться, и читать вслух в большом соборе очень сложно. У нас есть приписные храмы, куда периодически ездят штатные батюшки.

Туда приезжают наши братья и сестры, и там есть возможность служить, читая вслух, с паузами, т.е. не одновременно с пением хора. Но на это тоже надо было внутренне решиться, потому что там поют певцы из театра, а у них свои порядки. В одном таком приписном храме регент как-то говорит мне: «Отец Петр, давайте сегодня без проповеди». Я говорю: «А давайте сегодня без вас». (Смех.) «“Милость мира” быстренько пропеваем, речитативом, а самое главное — я молитвы буду вслух читать». (Сказал, а сам подумал: «Ну все, сейчас мне точно конец».) Регент: «Как это?» Я говорю: «Вы пойте спокойно, как только вам надо будет идти, уходите». — «Как?! Без хора?..» — «У нас будут люди, они всё знают и мне подпоют». И вопрос был решен, причем никто никуда не ушел, все были до конца. Еще был случай: когда я в первый раз прочел анафору вслух, один из хористов пошел и доложил священникам в приходе. Я читал по-церковнославянски, но громко (это были первые наши пробы). А он передал, что, мол, «отец Петр русифицирует молитвы». Видимо, они прозвучали настолько внятно, что он подумал, будто я читаю по-русски. Я сходил к владыке, мы обсудили все вопросы, обозначили это как миссионерские литургии. Владыка сказал: «Пожалуйста, открывайте врата, читайте всё, как надо». Все было благословлено. Поэтому еще один момент заключается в том, чтобы батюшка не боялся в храме делать какие-то вещи ради оглашаемых. Обычно люди бывают рады такому более открытому богослужению, они подходят и благодарят.

Наверное, еще надо сказать пару слов про книжки на богослужении. Наш владыка видит приток верующих. Людей действительно много, и не просто бабушки или кто-то с особенностями, а самые обычные, нормальные. Когда мы говорили владыке, что нужно некоторое время, чтобы они как-то вошли в богослужение, для чего необходимо в том числе следить по книжке, владыка задумчиво сказал: «Да, действительно, настоятели берут деньги у бизнесменов, но те в храм вообще не ходят, а вы хотите людей в богослужение ввести. Хорошее дело, все нормально, все хорошо».

И последнее, про так называемое целование мира. Единственное, важно, чтобы оно было как-то упорядочено: хотя наши братья и сестры всегда готовы его давать, для прихожан оно иногда непривычно. Мы пока решили, чтобы давать целование только тем, кто рядом, справа или слева, по принципу: даете одному — даете всем. Теперь даже «захожане» стали говорить: «Что-то поменялось в атмосфере храма». Появилось что-то подлинное, настоящее.

А. Копировский. А почему нельзя поставить всерьез вопрос о приходском уставе богослужения? Или, более того, о том, чтобы было несколько приходских уставов для разных случаев? Если мы не хотим отдавать сектантам потенциальных членов православной церкви.

Еще надо трезво понять, что, например, по немощи людям иногда нужно посидеть во время богослужения. Знаменитые слова свт. Филарета Московского: «Лучше сидя думать о Боге, чем стоя — о ногах», хотя и были сказаны конкретному человеку по конкретному случаю, все же могут иметь расширительный смысл. Конечно, важны и смысловые акценты во время службы. А где их взять, когда вечерня и утреня служатся без чтения Писания, с огромным количеством стихир, кафизм (на кафизмах, увы, народ тоже стоит, да и где ему сесть)? Как это всё читается, хорошо известно, но почему-то такое чтение называется «молитвенным»… Когда же человек пытается разделять слова, делать смысловые
акценты, то это называют театральным чтением. Помнится, в конце 1970-х гг. я попытался в храме о. Аркадия Шатова (ныне — епископа Пантелеимона) читать по-славянски внятно, но он меня остановил: «Нет, знаешь, больше так не надо, ты читай нормально — чтобы было монотонно, как принято». Может быть, он был и прав, все-таки читать внятно по-славянски — это некоторое противоречие. Если люди не учились славянскому, не знают его, что они поймут? — разве отдельные слова. 

Д. Гасак. Приобщение оглашаемых к богослужению, на мой взгляд, довольно трудное дело; может быть, для них это первое аскетическое усилие. Я, скажем, кроме как уговорами, никак здесь действовать не могу, поэтому объясняю им, почему надо ходить. Нужно искать в этом какой-то смысл. Действительно, важно приобщиться к образу молитвы церкви. Да, на сегодняшний день он такой — мы не сидим, а стоим, служба у нас идет столько-то времени, и все.

Оглашение ставит акцент на церковности, воплощение которой принципиальным образом происходит на евхаристии, как бы она ни совершалась. И это входит в опыт людей. А вот наши храмовые синаксарные богослужения, на мой взгляд, не усваиваются. У нас ведь как: всенощное бдение в пять часов (или даже в четыре) начали, побыстрее к шести-семи закончили. А вот в общине святого Эгидия в Риме вечернюю молитву начинают в 9 часов. Понятно, никому в голову не придет совершать ее 2 или 3 часа. И народ собирается, собирается церковь. У нас же приходская богослужебная жизнь в большой мере оторвана от реальной жизни. И это, конечно, проблема.

Свящ. Георгий Кочетков. Очень важно, что знание исторического опыта братской жизни снимает многие вопросы, когда мы можем сослаться на прецеденты, пусть и не общераспространенные, реально бывшие в истории нашей церкви. Подчас именно это очень убедительно и для мирян, и для иерархии. В частности, то, что в какие-то периоды как раз братства определяли образ жизни церковного народа, равно как и связанный с ним тип богослужения. На Руси братства существовали с XV в., и к словам Ю. Балакшиной я хотел бы только добавить, что тогда они прямо влияли и на выбор церковных предстоятелей. Чтобы быть подальше от продажных епископов, братства просили ставропигии, и патриарх Константинопольский шел им навстречу. Все братства Юго-Западной Руси, т. е. современной западной Белоруссии, Украины и Литвы, были ставропигиальными и обладали совершенно исключительными правами, которые утверждал патриарх, а никак не местный правящий епископ. Потому что правящие епископы ради своих материальных выгод и прочих социальных благ готовы были предавать свою паству, как мы помним из истории в связи с униями того времени. Это была единственная возможность защитить православие. К слову говоря, последнее тысячелетие православие всерьез защищали прежде всего братства. То же самое было в XX в. в Советском Союзе. Конечно, не все епископы в советское время, в отличие от XVI–XVII вв., были продажными, но похожая проблема существовала. То, что братства могли держать ситуацию, каким бы ни было давление со стороны внешних сил, чрезвычайно важная историческая реальность, на которую можно опираться и в наше время. Вопрос выборности священства много обсуждался в XX в., а сейчас его боятся даже озвучить. Понятно, что в силу многих реалий современной церковной жизни это страшно. В самом деле, кто и кого будет выбирать? Но здесь тоже было бы очень важно и полезно обращаться к истории церкви. Возможно, кому-то могло показаться очень непривычным то, что сейчас говорилось. Но это вещи, которые исторически долго и многообразно обсуждались в нашей церкви, и они имеют свое решение, свою традицию, просто мы о них часто почти ничего не знаем. Так, мы не знаем историю братств, не знаем историю общин нашей церкви, не знаем того, кто и как в разных ситуациях себя вел. Если бы мы это знали, то очень многое делали бы как следует и ничего не боялись. Хотя, конечно, это всегда риск, впрочем, как и вся христианская жизнь.

 

Традиция святоотеческой катехизации : Длительная катехизация сегодня : Материалы Международной научно-практической конференции (Москва Московская область, 11-13 мая 2015 г.). М. : Свято-Филаретовский православно-христианский институт, 2016. с. 42-55.

Миссия

Современная практика миссии, методы и принципы миссии, подготовка миссионеров и пособия

Катехизация

Опыт катехизации в современных условиях, огласительные принципы, катехизисы и пособия

МиссияКатехизация
О насАвторыАрхив