Православная миссия
и катехизация
и катехизацияКатехетикаИсследование истории катехизацииПреемственность мистагогической традиции свт. Кирилла Иерусалимского в катехизическом наследии свт. Амвросия Медиоланского
Преемственность мистагогической традиции свт. Кирилла Иерусалимского в катехизическом наследии свт. Амвросия Медиоланского
Скачать в формате DOC EPUB FB2 PDF
К IV в. можно говорить о вполне сложившейся в церкви огласительной практике. Общая ее структура на Западе и на Востоке в главных чертах совпадала. Тем не менее, каждая поместная церковь имела свою традицию, что конечно находило свое отражение и в катехизации. Наиболее существенное отличие отмечается в практике тайноводственного катехизиса, но в то же время существовала и преемственность мистагогической практики. Зачатки тайноводственного периода катехизации появились к концу II в.
На Западе, в школе св. Ипполита Римского, этот этап сводился к одной беседе, на которой епископ разъяснял неофитам смысл происходящего после их первого причастия, совершавшегося сразу после крещения [Гаврилюк, 87]. Это было следствием зарождавшейся практики секретности (disciplina arcani), согласно которой смысл таинств было позволено открывать только посвященным.
К IV в. обучение и участие в таинствах находятся в неразрывной связи друг с другом, а тайноводственный этап от одной беседы увеличивается до одной недели. В связи с этим, в практику многих церквей входит обычай разбивать катехизис на две части: керигматическую и догматическую, последняя в свою очередь включала в себя и мистагогию – беседы о тайнах и таинствах. Если на этапе просвещения, переходя от простых вещей к более сложным, катехизатор стремится к последовательному изложению вероучения, то основная задача тайноводственных бесед сводится прежде всего к тому, чтобы Тайна, открытая новопросвещенным в таинстве Крещения, не подвергалась профанарированию, а слушающие достойно бы внимали словам мистагога. Эти беседы включали в себя разговор о Таинстве Крещения и Таинстве Евхаристии. В зависимости от их места расположения, в церковной практике того времени различали две традиции. Антиохийские богословы настаивали на сознательном участии катехуменов в таинстве Крещения, поэтому предварительно разъясняли смысл всего того, что будет происходить в момент его совершения. Беседы же о таинстве Евхаристии они проводили уже после первого опыта причастия. Такой же практики в конце IV — начале V в. придерживался и блаженный Августин на территории Северной Африки. Свт. Кирилл Иерусалимский все беседы о таинствах проводил после того, как у катехуменов имелся опыт участия в них, считая, что «зрение более слуха уверяет» [Кирилл, 1.1]. Еп. Амвросий Медиоланский заимствует традицию еп. Кирилла Иерусалимского, но связывает такой подход прежде всего с верой. «Ведь у христиан главное – вера. Вы уверовали, а потому приняли крещение. ... Ты не был бы призван к благодати, если бы Христос не счел тебя достойным Своей благодати», – говорил святитель [Амвросий, 1.1].
Для анализа общей структуры второй части догматического катехизиса мы воспользовались исследованиями Павла Гаврилюка из его монографии «История катехизации в древней церкви», в которой он приводит сравнительную таблицу трех епископов-мистагогов того времени: Кирилла Иерусалимского, Амвросия Медиоланского и Феодора Мопсуэстийского. Из нее хорошо видно, что Медиоланский епископ в этой части прямо заимствует структуру иерусалимского катехизиса. Ни Римская, ни Северо-Африканская церкви в это время такой структуры не придерживались. Взяв за основу мистагогический катехизис еп. Кирилла, он дополняет его чинами крещения, принятыми в Западной церкви (о чем будет сказано чуть позже).
По своей структуре тайноводственный этап свт. Кирилла Иерусалимского включал в себя пять бесед. В близкой последовательности располагались и тайноводственные беседы свт. Амвросия Медиоланского, но их содержание, как в использовании образов крещения, так и в расстановке акцентов в совершаемых таинствах, существенно отличается от бесед палестинского епископа. (Остановимся на этом более подробно.)
Первую беседу-проповедь еп. Кирилл Иерусалимский посвящает обряду отречения от сатаны и сочетания со Христом, которая звучит следующим образом: «Я отрекаюсь от тебя, сатана, и от всех дел твоих, и от всей гордыни твоей, и от всего служения твоего» [Кирилл, 1.2, 4-8]. При этом крещаемые поворачивались лицом на запад, вытягивая вперед руку, что придавало обряду драматизм и радикальность обращения. Для проведения этого обряда использовалось даже отдельное помещение, – темный коридор, экзорцистерий, ведущий в баптистерий [Гаврилюк, 172].
Свт. Амвросий свою первую беседу начинает с обряда «отверзения ушей и ноздрей», который отсутствовал не только в палестинской, но и в Восточной традиции. Подобно исцелению Христом глухонемого, епископ касается ушей и ноздрей крещаемого. Раскрывая смысл данного обряда, еп. Амвросий прибегает к поистине поэтическому жанру. Обращаясь к новокрещеным, он говорит: «Но ты спросишь меня: "Почему касаются ноздрей?" <…> Чтобы ты принял благоухание вечной любви и сказал вместе со святым Апостолом: Мы Христово благоухание Богу, чтобы в тебе пылал пламень веры и благочестия» [Амвросий, 1.3]. В отношении чина отречения от сатаны, медиоланский епископ акцентирует внимание не столько на образе жизни, сколько на самом акте отречения, сравнивая его с подписанием долговой расписки.
Чин отречения от сатаны в катехизисе свт. Кирилла Иерусалимского завершался обращением крещаемых от запада к востоку и сопровождался следующими словами: «Верую во Отца, и Сына, и Святого Духа, и во едино крещение покаяния» [Кирилл, 1.9]. Свт. Амвросий в своих беседах ни о какой формуле сочетания не упоминает, но, используя ветхозаветные образы, таинство Крещения он напрямую связывает с принятием Креста Христова. «Ты удерживаешься гвоздями Господа нашего Иисуса Христа, чтобы дьявол не смог потом насильно тебя увести» [Амвросий, 2.23].
Особое внимание свт. Амвросий уделяет источнику и действенной силе Св. Духа, различая вещество (elementum) и освящение (consecratio), обычное действие (opus), присущее воде, и божественное действование (operatio) Святого Духа [Там же, 1.15]. Медиоланский епископ останавливается на крещении Самого Иисуса Христа, который вошел в воды Иордана прежде, чем на Него сошел Дух Святой, дабы «не показалось, будто Господь Иисус Сам нуждается в таинстве освящения, но освящал Он Сам, освящал же и Дух» [Там же, 1.18]. Когда совершается Таинство Крещения, источник освящается прежде, чем в него погружается крещаемый.
Интересно отметить, что обряд снятия одежд, символизировавший в палестинской
традиции освобождение новокрещеных от ветхого человека, в медиоланской традиции отсутствовал.
Максимального духовного напряжения проповедь свт. Кирилла Иерусалимского
достигала к моменту троекратного погружения. Ему важно донести до слушающих, что, пройдя путь сораспятия на кресте, новокрещеный только через образ погребения приобщается к истинному Христову воскресению. «Не истинно мы умерли, не истинно погребены были, не истинно по распятии воскресли, но в образе – подражание, а в истине — спасение. Христос был истинно распят, истинно погребен, истинно и воскрес и все это дал нам по благодати, дабы подобием приобщившись Его страданиям, самой истиной приобрящем спасение» [Кирилл, 2.5].
В беседах обоих епископов троекратное погружение сопровождалось произнесением тринитарной формулы, но из проповеди еп. Кирилла следует, что эта формула каждый раз повторялась полностью «во имя Отца, и Сына, и Святого Духа», а в беседе еп. Амвросия мы видим, что при каждом погружении крещаемый исповедовал свою веру в каждого из трех Лиц Святой Троицы в отдельности, причем, исповедание веры в Господа нашего Иисуса Христа добавлялось еще словами «и в Крест Его»[Амвросий, 2.20].
Беседы о таинстве Крещения оба епископа завершают таинством Миропомазания.
За миропомазанием в миланской традиции (обряд исключительно местной церкви) следовало омовение ног новокрещеным, что с одной стороны носило характер таинства освящения, а с другой – служило примером смирения. Завершалось таинство Крещения духовной печатью, когда на призывание епископа новокрещеный получает семь главных добродетелей Святого Духа: Дух премудрости и разума, Дух совета и мужества, Дух познания и благочестия и Дух святого страха [Амвросий, 3.8]. В палестинской традиции данный обряд вовсе отсутствовал.
В завершении бесед о таинстве Крещения свт. Амвросий, наставляет неофитов в вере и исповедует, что через купель Господа и прославление Его страданий человек не только получает прощение своих грехов, но и духовно прозревает: «И ты, который прежде был слеп сердцем, начал видеть свет таинств», и, приблизившись к алтарю, готов «к рассмотрению предмета более высокого» [Амвросий, 3.15].
Таинству Евхаристии свт. Кирилл Иерусалимский посвящает две беседы. В одной из них он ведет речь об установительных словах, которые Сам Христос произнес на тайной вечере. Другая его беседа посвящена краткому обзору чинопоследования Литургии верных и разбору молитвы «Отче наш».
Свт. Амвросий Медиоланский таинству Евхаристии также уделяет две беседы, где
первую посвящает теме хлеба и вина, которые через освящение становятся Телом и Кровью Христа, а во второй говорит о молитве Господней. Для медиоланского епископа было важно донести до сведения слушающих, что таинства Церкви древнее синагоги, потому что Авраам встретил Мелхиседека, приветствовавшего его хлебом и вином, значительно раньше, чем Моисей получил заповеди на горе Синай. Он также отмечает, что таинства еще и божественнее иудейских. Те, кто ел манну, падавшую с небес, умерли в пустыне, «эта же Пища, которую ты принимаешь, этот Хлеб Жизни, Который сошел с неба, дает жизнь вечную, и всякий, кто будет вкушать Его, не умрет вовек, ибо это – Тело Христово» [Амвросий. О тайнах, 47].
Относительно самого вещества таинства Евхаристии свт. Амвросий прибегает к
многочисленным ветхозаветным примерам: жезл Моисея, ставший змеем (Исх 4:3–4), воды египетских рек, обагренные кровавыми ключами (Исх 7:19–21), вода, извергшаяся из скалы (Исх 17:1–7), потоки реки Мерры, потерявшие свою горечь (Исх 15:22–25) и др. Святитель обращает внимание слушающих на то, что, «если слово Христово смогло сотворить из ничего то, чего прежде не было, то разве это же слово не может преложить уже существующее в то, чем оно раньше не было? Ведь сотворение новой природы не ниже, чем ее изменение» [Там же, 52].
Свт. Кирилл Иерусалимский в качестве претворения одного вещества в другое, в
отличие от свт. Амвросия, использует пример из Нового Завета, а именно, брачный пир в Канне Галилейской, когда Христос воду претворил в вино [Кирилл, 4.2]. При этом он акцентирует внимание слушателей более не на действии благодати, способной изменить природу вещества, а на силе самой веры. «Не по вкусу рассуждай о вещи, но от веры будь известен без сомнения, что ты сподобился Тела и Крови Христовых» [Кирилл, 4.6].
Основное отличие бесед двух епископов о таинстве Евхаристии сводится к пониманию того, в какой именно момент хлеб и вино становятся Телом и Кровью Христа. Для свт. Кирилла это совершается в момент эпиклесиса: «…освятив себя духовными… песнями, молим Человеколюбца Бога, да ниспошлет Святого Духа на предлежащие дары: да сотворит хлеб убо тело Христово, а вино в кровь Христову. Ибо всего, чего коснется Дух Святый, освящается и прилагается» [Кирилл, 5.7]. При этом еп. Кирилл подчеркивает, что именно вера и церковное собрание есть залог того, что Святой Дух снизойдет и освятит предлежащие дары.
Из беседы свт. Амвросия прямо следует, что претворение хлеба и вина в Тело и
Кровь Христа происходит по слову, сказанному Самим Христом. Сам Христос, незримо присутствующий на литургии, освящает хлеб и вино словами, сказанными Им на Тайной вечери, когда произносит их устами священника: «…сие есть Тело Мое. …сия есть Кровь Моя» (Мф 26:26–29). «Прежде божественных слов благословения это называется иначе, после же освящения это является Телом… и Кровью»[Амвросий. О тайнах, 54].
В своем последнем, пятом, поучении еп. Кирилл Иерусалимский, в отличие от
еп. Амвросия, дает описание самого чина литургии, где кратко поясняет смысл отдельных частей евхаристии, в числе которых – целование мира. Святитель обращает внимание на то, что это целование не имеет ничего общего с теми лобзаниями, которые можно встретить на торжище между приятелями, а «оно души взаимно соединяет и между собой совокупляет непамятозлобием» [Кирилл, 5.3]. Интересен также тот факт, что молитву «Отче Наш» он разбирает именно в контексте данного богослужения.
Подводя краткий итог всему сказанному, можно сделать следующий вывод.
Сходство этих двух мистагогических катехизисов касается только их общей структуры, т.е. последовательности изложения и общего замысла, но не содержания бесед, что свидетельствует, скорее, о гибкой и подвижной развивающейся в истории традиции, в которой были возможны самые неожиданные пересечения и заимствования. Свт. Амвросию Медиоланскому, который в большинстве своем имел дело с язычниками, важно было показать, что таинства христиан древнее иудейских и божественнее. Поэтому его беседы переполнены ветхозаветными образами и сюжетами. Он старался донести новым членам церкви не просто преемственность этих образов в Новом Завете, но и то, что приход Христа, наряду с Его воплощением во времени и в истории, есть событие вневременное и внеисторическое. Свт. Кирилл больше делает упор на переосмыслении истории Ветхого Завета, подчеркивая, что жизнь в Новом Завете обретает прежде всего новое качество.
Библиография
Источники
1. Амвросий = Амвросий Медиоланский, свт. О таинствах // Собрание творений: На латинском и русском языках. Т. I. / Сост. Н.А. Кулькова. Пер. с лат. Д.Е. Афиногенова, прот. А. Гриня, М.В. Герасимовой; пер. со старослав. Ф.Б. Альбрехта. М. : ПСТГУ, 2012. С 179-265.
2. Амвросий. О Тайнах = Амвросий Медиоланский, свт. О тайнах // Собрание творений: На латинском и русском языках. Т. I. / Сост. Н.А. Кулькова. Пер. с лат. Д.Е. Афиногенова, прот. А. Гриня, М.В. Герасимовой; пер. со старослав. Ф.Б. Альбрехта. М. : ПСТГУ, 2012. С. 267-299.
3. Кирилл = Кирилл Иерусалимский, свт. Слова тайноводственные // Восточные отцы и учители церкви IV века : антология в трех томах / Сост. Иларион, иером. Т. I. М., 1998. С. 118-131.
Литература
Гаврилюк = Гаврилюк П.Л. История катехизации в древней церкви / Под ред. свящ. Георгия Кочеткова. М. : Свято-Филаретовская московская высшая православно-христианская школа, 2001. 320 с.
Юлия Иосафовна Удалова
Москва, Свято-Филаретовский институт
Доклад на XXIII ежегодной международной научной богословской конференции студентов, аспирантов и молодых специалистов «Сретенские чтения» (25 февраля 2017)