Недавно одна молодая епархия проводила семинар по приходской миссии, и я в нем тоже участвовал. Собрались батюшки, с прищуром на меня смотрят: «Вот, мол, приехал тут какой-то из синодального отдела, нас, заслуженных протоиереев будет учить, чем нам заниматься на приходе». Стали общаться – и вдруг выяснилось, что мало кто из заслуженных протоиереев знает, что на приходе делать надо. Ну, служить – да, ну требы – да. (Помню, когда в семинарию поступал у нас один юноша, на вопрос, что же совершается ежедневно в храме – а вопрос подразумевал такой ответ: богослужение, евхаристия, – он, не задумываясь, ответил: «Як шо? Трэбы!»)

И вот тогда возник вопрос о том, какая она может быть вообще – приходская миссия. Ведь в понимании многих людей миссия – это на страну далече уехать, отправиться в дальние страны. А миссия тут под боком, в центральной России, – она не нужна, потому что тысячу лет тут крестят всех начиная с рождения, и, как известно, крещение уже спасает человека: если крещен, то уже все, «спасен». Уже не нужно никакого обучения, научения вере.

Я попросил, чтобы отцы рассказали о своем миссионерском опыте. Что интересно – есть опыт, но его нельзя назвать миссионерским. На последнем Архиерейском соборе святейший Патриарх прямо сказал, что следует как-то определить так называемую «дорожную карту» миссионерского отдела любой епархии. Вот, например, совместный велопробег со школьниками – это что, молодежная работа или миссионерская? Конкурс хоров ветеранов – это социальная работа или миссионерская? Где границы миссионерской работы и молодежной, социальной или еще какой-либо?

И получилось, конечно, что многие отцы занимаются на приходах чем-то. Но батюшка, как правило, и прораб, и бухгалтер, и все на свете. Он действительно часто занят такими вещами, которые не всегда относятся к его прямым обязанностям. И как ни странно, мы за три с половиной часа беседы поняли, что миссионерское делание на приходе должно и может быть деланием мирянским прежде всего. Потому что священнику этим заниматься просто невозможно и некогда. Его дело совершать таинства и богослужения, организовывать все. А чтобы мирянское делание было действенным, должна быть работа по созданию общины. Общинное движение, возрождение общинной жизни – вот единственное актуальное делание на приходе. Потому что если есть здравая община, то там будут люди, которые займутся и социальной работой, и молодежной, и свидетельством неверующим. Когда внешний человек посмотрит на эту общинную жизнь, тогда может начаться его дальнейшее сознательное вхождение в церковь. Потому что я считаю, что дело миссии – это прежде всего свидетельство неверующему миру о Христе, о Евангелии. Приведение человека к этому внутреннему запросу, шагу. Мы не можем никого силком сделать православным, мы не можем по указу Патриарха всех стройными рядами отправить в Царство Небесное.

Святейший говорит очень много хороших слов. Я, готовясь к этому семинару, подобрал его слова, в том числе и о возрождении общинной жизни, совершенно недавние – 2014-2015 года. Но он-то говорит все хорошо и правильно, указы все правильные есть, но на местах очень часто сидят батюшки-«практики», которые с таким прищуром говорят: «Да ну... нам это все надо?» Вот и все...

- Наверное, им пример нужен?

- Примеров огромное количество. Особенно это хорошо, когда что-то с нуля строится. Я рассказывал про северную миссию – там все строится на прозрачности жизни. Маленький северный поселок, ни одного серьёзного забора (там такие метели и пурги, что любой забор снесет). Там 3 магазина, и что бы ты ни покупал в этих трех магазинах, становится известно сразу всем.

В таких условиях не каждый человек сможет жить. Приехал ко мне в помощь как-то парнишка из Школы православного миссионера. Я ему говорю: «Ты приехал мне в помощь на целый год почти. Давай ты мне сейчас, исходя из того, что ты знаешь, чему научился (ты ведь даже диплом получил), напишешь план своей миссионерской работы». Он думал-думал и говорит: «Давайте, батюшка, там на площади мы поставим палаточку, напишем наверху: «Якутам о православии», и Вы будете листовки раздавать о православной вере».

Я говорю: «...я тут уже пять лет как живу. В поселке – четыре тысячи человек, половину из них я знаю, а вторая половина со мной просто здоровается. На меня даже собаки уже лаять перестали, потому что за своего считают. Если я тут начну заниматься таким... Может быть, для Москвы это и хорошо. Раз в году проводится в Царицыно праздник якутский, может быть, там это и можно сделать. Хотя и то, – это как-то не всегда смотрится (я общался с организаторами такого православного стенда там) – вам! о православии! от нас! Как-то это не очень».

И этот парень начал у меня заниматься тем, что обшивал храм вагонкой. И когда он через полгода возвращался в Москву, то говорил: «Спасибо, батюшка, я такую специальность приобрел хорошую! Я теперь могу где-то просто зарабатывать ремонтом!» Пути Господни неисповедимы.

Так что если мы на новом месте начинаем с такой позиции: «Вот мы сейчас наденем белый пробковый шлем и вам все расскажем о православии», то конечно, толку не будет.

Об этом говорят и примеры святых.

Я сегодня поминал свт. Иннокентия Вениаминова. Его можно изучать и изучать. Я даже иногда думаю: почему у нас так мало методических трудов по изучению всего того, что он изучал и сделал? Да, есть какие-то региональные доклады, есть основанная на его опыте методика одна и другая, но этого мало. Это же глобальнейшая фигура, величайший равноапостольный святой Сибири и Америки. Он совершенно молодым человеком двадцати семи лет приехал в первый раз на Алеутские острова с женой да еще и с маленьким ребенком. Что он стал делать? Посмотрел – надо огород делать. Стал сажать огород. Подошли к нему местные алеуты: «Ты что делаешь?» – «Вот, смотри, огород делаю, потом это все расти будет. Умеешь пилить? Нет? Ну вот, смотри, как пилить надо. Вот так надо пилить, а вот так надо строгать». Он их научил сажать огород, научил обрабатывать дерево, они построили прекрасный храм, до сих пор он в Ситхе стоит. Такое совместное житие, совершенно прозрачное, когда человек посмотрит и скажет: «А что я должен делать дальше?» – только этим можно о Христе свидетельствовать, если мы хотим показать Христа, показать Евангелие, то есть говорим именно о миссии, а не о диалоге с иными религиями (такой диалог предполагает немного другое).

- Отец Агафангел, а якуты как сейчас живут? Распространены ли среди них языческие верования?

- Якутск – это большой город, в нем живет половина всего населения Якутии, почти полмиллиона человек. Там преимущественно все работают в разных организациях. Сельские жители, которые живут в центральной Якутии, – как правило, скотоводы (у них в основном крупный рогатый скот, коровы, а не олени), земледельцы. Они же кочевники-коневоды.

Весь эпос якутский – эпос кочевников, которые жили в степях, в лесах, где были березы (хатын – береза – одно из культовых деревьев). Более того, они всегда жили в деревянных домах, которые назывались «балаган». Единственная разница их с русскими избами- в русской избе бревна горизонтально стоят, а в балагане вертикально; там и печка внутри есть. Это народ, который летом постоянно переходил за табунами своих коров и лошадей с места на место. Летнее жилище называется ураса, – оно тоже из берёзы сделано.

Одно из верховных божеств, после самого верхнего бога, бога единого, бога творца, это Джёсёгёй тойо́н – конный бог, который владеет огромными стадами. И культовое для якутов и для кочевников сооружение – сэргэ – это небесная коновязь. Есть два объяснения, почему это высокий столб. Одно мистическое, а другое совершенно практическое. Мистическое – коновязь высокая, чтобы небесных лошадей Джёсёгёя можно было туда привязать. А практическое – после долгого перехода лошадям пить нельзя, и их просто повыше подвязывали, чтобы не напились раньше времени.

И конечно, этот народ постепенно мигрировал на север. Будучи цивилизованными и более вооруженными, они вытесняли коренных жителей Крайнего Севера еще дальше. Перенимали у них оленеводство, но никогда, кстати, как правило, сами не занимались оленями. Всегда богатые тойоны владели оленьими стадами, а пасли этих оленей ламуты, тунгусы или юкагиры.

Даже само название северного сияния по-якутски – джукебель уота – означает «юкагирские огни». Может быть, то, что у язычников полное многобожие, некий анимизм – в каждом озере свой дух, у каждого дерева свой дух, в каждом камне тоже свой дух – мешало им принять учение о едином Боге. У народа саха же было учение о том, что есть Танра – Бог творец, Бог единый, он же Тэнгри – бог-синее небо, и это как-то облегчало христианскую миссию. Шаманизм не был для них национальной религией. Религия саха – религия светлых божеств Айыы, Арчи. И у них не было шаманов, а были алгысчиты – старейшины, которые благословляли новый год, новый дом, еще что-то. Старейшина даже не был человеком, прошедшим какое-то посвящение, а просто тем, про кого могли сказать: давайте позовем Иннокентия Петровича, потому что он у нас такой человек авторитетный, и он нам скажет доброе слово. И он говорил: хорошо, скажу – о, великий бог Тангара, синее небо, ясное солнце, пошли сюда нам благодать, дай нам здоровье, нашим лошадям и скоту дай плодовитости, врагам нашим дай поражение, а нам дай силу и много детей; и все отвечали: да будет так!

И поэтому когда христиане пришли (причем христиане пришли очень мягко, это, наверное, был единственный пример такой мягкой христианизации вообще; скажем, опыт Бурятии, Калмыкии показывает, что там жестко было, а в Якутии все-таки все было более сглажено), религия Айыы тихо и мирно отошла в сторону. И на ее место встало белое духовенство.

Конечно, было много проблем с тем, что называется двоеверием, и это отдельный большой разговор. Но мне кажется, если бы было больше времени, со всем этим можно было бы справиться. Времени же не хватило: когда в начале XX века пришла советская власть, она начала одинаково жестко бороться и с православным духовенством, и с алгысчитами, с национальной религией, и с шаманами. Началась русификация. Были скрытые протесты, конечно. Был известный процесс в государственном Якутском университете в 1986г., когда по обвинению в сепаратизме часть профессуры отстранили, студентов судили. Тогда «по поручению ЦК КПСС группа работников отделов Центрального Комитета партии и КГБ СССР выезжала в Якутскую АССР в связи с имевшими место в городе Якутске антиобщественными действиями части молодежи, сопровождающимися националистическими проявлениями». То есть там всякого хватало в свое время. Потому что если была усиленная русификация, то совершенно понятно и обратное движение.

- Они сейчас к своей национальной религии обратились?

- Да где же ее взять-то, если ее нигде никогда не описывали и если алгысчиты всегда говорили молитвы и благословения импровизированно. Все, что сейчас есть, – это реконструкция по эпосу Олонхо, а первые записи отдельных песен эпоса (кстати, включенного ЮНЕСКО во всемирное нематериальное наследие) были сделаны в 40-х годах XIX века русскими учеными: Миддендорфом, Уваровским.

А известнейший текст олонхо «Нюргун Боотур – стремительный» был заново воссоздан поэтически Платоном Ойунским уже в 20-30-е годы ХХ века.

Первый глава Министерства культуры и духовного развития республики Саха (название интересное, да?) – известный театральный режиссер и актер. Другой актёр, который сыграл в середине 1980-х роль шамана в фильме «Иван Бабушкин», так вжился в роль, что разработал в тех же 1990-х сценарий проведения праздника ысых – благословения солнца и кумыса – для районных домов культуры. Это был чисто театральный сценарий для культработников, но культработники незаметно стали работниками культа, потому что там явные религиозные элементы есть. Сейчас он великий алгысчит и шаман – так его называют.

И очень долгое время все эти вещи совершенно спокойно реализовывались: вот, мол, такова наша традиция. А первая православная епархия была учреждена только в 1993 году, туда приехал владыка Герман, нынешний курский митрополит. Это был первый якутский епископ в новейшее время. До этого не было якутской епархии. Иркутская епархия занимала также якутскую, чукотскую, камчатскую часть и так далее. В Якутии тогда всего три прихода числилось.

Тем временем «реконструкция национальной религии» шла совершенно спокойно, был создан Центр духовной культуры «Дом Арчы». Вот что они пишут сами про себя: «С открытием Центра "Арчы" стало реальностью проведение ежемесячных календарно-обрядовых праздников, у людей появилась возможность приобщиться к таинству благословений – алгыс. Обряды благословений – алгыс – по форме и содержанию различаются на алгыс для новорожденных, новобрачных, алгысы для очищения и укрепления духа, алгысы для удачной охоты, алгысы перед дальней дорогой, алгысы по прибытию в Якутию ит. д. При Центре создано Объединение алгысчитов – исполнителей обрядов, знатоков традиционной культуры. Есть специальный обрядово-ритуальный зал». Читаешь отчёты о работе: «за 2015 год нами было разработано 75 новых благословений: при болезнях скота ит. п.» Подпись там, например, условно: «Пётр Иванов, алгысчит 80-го уровня». Они на бюджетные деньги ведут такие вот «научные работы».

- А уровни как присваиваются?

- Вот не знаю, видимо, они какую-то рейтинговую систему разработали. «Градация среди шаманов тоже есть – Простой, Средний, Великий (Сиэмэх). Про уровни и градацию очень долгий рассказ, целая система. Так что поговорим в следующий раз», – из интервью с великим Шаманом, народным артистом Якутии. (http://www.shamanstvo.ru/people/people-12.htm)

Поэтому сейчас появилось то, чего не было никогда – культовое здание якутской религии. Если раньше это была просто любая летняя ураса, такой шалашик, крытый берёзовой корой, и он служил местом, где люди просто жили в жаркое время года, собирались на праздники и все было понятно, то теперь нет, теперь строится отдельное деревянное, капитальное здание – Дом арчы, строится как бы в аналог церковному зданию христианскому. В одном из поселков мы пришли с мыслью построить часовню, а местный директор колхоза сказал: а мы хотим построить дом арчы. И не доказать ему, что до начала 1990-х никаких домов арчы в истории не было вообще, что все это полнейший новодел, все это придумки, реконструкция. Но нет: это же вот наше.

Потому что они христианство воспринимают как национальную религию русских.

Проблема даже с якутскими священниками. Когда якутский священник приезжает куда-то проповедовать, ему, бывает, говорят: ну брат, ты же понимаешь, что ты продался. И все.

- А как у Вас в Тикси дела обстоят?

- У нас пятьдесят на пятьдесят. Пятьдесят постоянных прихожан, примерно половина из них – коренные жители, там не только якуты, там и эвены, и эвенки.

- Я среди них не только жил, я просил их помочь что-то сделать, потому что кто там поможет. Там ведь когда люди приехали нам на храм купол ставить, они мне сказали: «Ну, мы вам почти все привезли». Я им говорю: «А что вы еще не привезли?» – «А мы металл с собой не стали брать. Здесь купим». Я им говорю: «Где?» – «Ну, здесь, в хозмаге». – «Здесь нет хозмага». – «А как же нам купить, вот нам надо триста килограмм металла листового». – «В Якутске». – «А Якутск далеко отсюда?» – «1700 км». (Смех.)

То есть, конечно, приходилось ходить, просить что-то. Дайте то, дайте се.

- Отец Агафангел, а вот те, кто из местных жителей, коренных прихожан, – они сознательные христиане?..

- Ну, почти всех из них я крестил. Один из них год оглашался. Там была причина серьезная, я ему сказал: ты пока пить не бросишь, я тебя крестить не буду. Бросил. Совсем. Женился и сына родил. Я и сына крестил потом.
 

Из беседы с братчиками Свято-Введенского малого православного братства

Кифа № 16 (218), декабрь 2016 года