О равноапостольном Николае, архиепископе Японском, чью память Церковь совершает 16 февраля

«— За что ты на меня так сердишься?

— Вас, иностранцев, нужно всех перебить. Вы пришли сюда выглядывать нашу землю. А ты со своею проповедью всего больше повредишь Японии.

— А ты разве уже знаком с моим учением?

— Нет, не знаю.

— А разве справедливо судить, тем более осуждать кого-нибудь, не выслушавши его? Разве справедливо хулить то, чего не знаешь? Ты сначала выслушай да узнай, а потом и суди. Если мое учение будет худо, тогда и прогоняй нас отсюда. Тогда ты будешь справедлив…»

Этот диалог состоялся между языческим жрецом Савабэ и русским миссионером иеромонахом Николаем (Касаткиным) в 60-е годы XIX века в Хакодатэ в доме русского консула, где жил священник. Савабэ неожиданно попросит его рассказать о христианстве и вскоре станет первым православным японцем и одним из ближайших соратников отца Николая. А отец Николай — это апостол Японии, будущий святитель Николай Японский…

Через полвека после этого разговора в Японии было уже около 33 тысяч православных японцев, 175 церквей и 8 соборов. В составе епархии был один архиепископ, один епископ, 35 иереев, 6 диаконов, 116 катехизаторов 14 учителей пения.

В неприветливой к иностранцам стране, в Японии, где до 1873 года было запрещено проповедовать и исповедовать христианство, святитель будет пользоваться колоссальным уважением у японцев. «Не было человека в Японии, после императора, который пользовался бы в стране такой известностью. В столице Японии не нужно было спрашивать, где Русская православная миссия: довольно было сказать одно слово: “Николай”, и буквально каждый рикша сразу знал, куда нужно было доставить гостя миссии. И православный храм назывался “Николай”, и место миссии тоже “Николай”, даже само Православие называлось именем “Николай”», — так писал протоиерей Иоанн Восторгов после посещения Японии в 1909 году.

Как же это удалось? Ведь когда в 1861 году отец Николай прибыл на место своего служения, все вокруг было непонятно и враждебно…

Язык как ключ к пониманию культуры

Святитель не только учил Савабэ тому, что прежде, чем о чем­либо судить, нужно узнать и понять — он и сам так поступал. Приехав в Японию, он долгое время просто изучал местные обычаи и культуру. И прежде всего, конечно, язык.

Отец Николай приехал в Японию без знания японского языка. Даже сейчас нам, имеющим в своем распоряжении любые учебные материалы, задача изучения японского кажется очень сложной. А у него не было ни учебников, ни словарей, ни других пособий… «Приехав в Японию, я, насколько хватало сил, стал изучать здешний язык. Много было потрачено времени и труда, пока я успел присмотреться к этому варварскому языку, положительно труднейшему в свете, так как он состоит из двух: природного японского и китайского, перемешанных между собою, но отнюдь не слившихся в один… Я бился над японским языком, чуть не ежедневно воздыхая о том, что сутки состоят не из ста часов и что нельзя все эти сто часов употребить на изучение языка», — рассказывал сам святитель через много лет.

Ему удалось, казалось бы, почти невозможное: язык он выучил так, что мог говорить на нем несколько часов подряд, поражая японцев ясностью речи. По воспоминаниям современников, его предложения были короче, чем у носителей языка, но обороты были неожиданными и яркими, что удивляло и заинтересовывало японцев.

Переводческая деятельность: решительное «нет» небрежности

Очень важным направлением деятельности святителя стали переводы Священного Писания и богослужебных книг на японский язык. В начале работы главный помощник владыки, японский лингвист Павел Накаи, выполнял переводы с китайского. Это было делом быстрым, владыка только лишь проверял и поправлял готовый результат. Однако вскоре святитель полностью разочаровался в китайском тексте Писания и стал сверяться, кроме русского и славянского, еще и с латинским, греческим и английским текстами.

Со временем архиепископ Николай и сам стал переводить, а его японские помощники лишь проверяли. К работе он относился очень педантично и говорил, что из принципа не читает ни католических, ни протестантских переводов, чтобы ненароком что-либо не позаимствовать.

Одной из больших проблем переводческой деятельности было то, что многие китайские иеро­глифы имеют в буддистском и синтоистском каноне смысл, расходящийся с Православием. В основном это такие понятия, как «Бог», «рай», «свободная воля»… Приходилось пользоваться менее известными иероглифами, искать более подходящий вариант перевода. Бывали такие случаи, когда версия перевода того или иного отрывка рассылалась по всей Церкви с просьбой к клирикам и мирянам высказать свое мнение об уместности и качестве перевода.

Готовые тексты получались не самыми легкими даже для образованных японцев, но сам святитель так объяснял свою непримиримость к небрежности: «Не перевод Евангелия и богослужения должен опускаться до уровня развития народной массы, а наоборот, верующие должны возвышаться до понимания евангельских и богослужебных текстов. Язык вульгарный в Евангелии недопустим. Если мне встречаются два совершенно тождественных иероглифа или выражения и оба они для японского уха и глаза одинаково благородны, то я, конечно, отдам предпочтение общераспространенному, но никогда не делаю уступок невежеству и не допускаю ни малейших компромиссов в отношении точности переводов, хотя бы мне и приходилось употребить и очень малоизвестный в Японии китайский иероглиф. Я сам чувствую, что иногда мой перевод для понимания требует большого напряжения со стороны японцев. Но это в значительной мере объясняется новизной для них самого Православия…»

Русско-японская война и вопросы патриотизма

С началом XX века в Японии обостряются антирусские и антицерковные настроения. В японской печати утверждается, что Православная Церковь состоит из русских шпионов. В 1902 году между Японией и Великобританией был заключен союз, война Японии с Россией становилась неизбежной.

На Соборе 1903 года владыку спросили, должны ли православные японцы участвовать в войне против России. Дело было в том, что они понимали, что вера к ним пришла из России, которая, таким образом, уже не могла быть для них совсем чужой страной. Святитель ответил, что японцы должны будут выполнить свой долг перед своей родиной вместе со всем народом. В случае начала войны придется относиться к России как к неприятелю, но «воевать с врагами не значит ненавидеть их, а только защищать свое Отечество».

5 февраля 1904 года Япония разорвала дипломатические отношения с Россией. Два русских священника, работавших в Русской миссии, вернулись домой. Однако владыка остался в Японии. Так он сказал в своем обращении к народу: «Я надеюсь, что объявление военных действий не принесет с собою никакой перемены в деятельности нашей Церкви. Сегодня по обычаю я служу в соборе, но отныне впредь я уже не буду принимать участия в общественных богослужениях нашей Церкви… Доселе я молился за процветание и мир Японской империи. Ныне же, раз война объявлена между Японией и моей родиной, я как русский подданный не могу молиться за победу Японии над моим собственным Отечеством. Я имею обязательства к своей родине и именно поэтому буду счастлив видеть, что вы исполняете долг в отношении к своей стране».

Владыке Николаю пришлось прекратить любую переписку с Россией и даже отсылать нераспечатанные письма обратно на Родину. Основным занятием в военное время стала переводческая деятельность.

Когда в Японию стали прибывать русские пленные, святитель Николай с согласия японского правительства образовал Общество духовного утешения военнопленных. Для окормления пленных им были отобраны пять священников-японцев, говоривших по-русски. Каждого пленного Японская Церковь благословила серебряным крестиком, также раздавались книги и иконы.

***

Эти три небольших штриха к портрету святителя Николая как раз и отвечают на вопрос, как же ему удалось расположить к себе таких непохожих по своему мировоззрению на европейцев японцев. Эта внимательность к самообразованию, работоспособность, требовательность к письменной речи и такт во время военных действий между нашими странами, как мне кажется, и вызвали то уважение, с которым к святителю относились все японцы. Так писала газета «Тайо» в 1912 году после смерти владыки: «Среди поразительных черт его необыкновенного характера, главным образом, следует отметить бескорыстное самопожертвование и работу с неутомимым рвением ради дела, которому покойный был беззаветно предан. Он никогда в период жары не покидал Токио, оставаясь всегда неуклонно на своем посту. Он принял за правило вкушать пищу один раз в сутки, ограничиваясь при этом небольшим количеством рыбы и риса, и так он поступал в течение всей жизни».

Вообще, личность святителя Николая мне видится совершенно удивительной и уникальной, и даже порой не верится, что таким мог быть человек. Учиться на протяжении всей жизни, работать, ездить по стране, не терять самообладания в трудных ситуациях… Но ведь всё это было. Значит, и нам можно постараться хоть в малом не сдаваться перед сложностями.

Ирина Кислина

Газета «Православная вера» №3 (503)/Портал "Идите, научите все народы"