Курляндский И. Святитель Иннокентий и основание православного миссионерского общества в Москве // Альфа и Омега №13. - 1997.

К 200-летию святителя Иннокентия (Вениаминова)

В сентябре 1997 г. православная и научная общественность мира отмечает 200-летие со дня рождения великого миссионера и просветителя, церковного и общественного деятеля, проповедника и ученого-этнографа Митрополита Московского и Коломенского, Святителя Иннокентия (Вениаминова, *1797–†1879), прозванного за свой подвижнический труд Апостолом Америки и Сибири. Одна из малоизученных сторон его жизни и деятельности — управление созданным при его участии Православным миссионерским обществом в Москве (1870–1879). Мы предлагаем читателю небольшой фрагмент нашего обширного труда на эту тему, посвященный роли святителя Иннокентия в основании Православного миссионерского общества.

В наследии великого миссионера содержатся интересные мысли о задачах и перспективах миссионерского движения в России.

Святитель Иннокентий был убежден в том, что православные миссионеры являют собой прежде всего орудия Божественного Провидения, направляющего людей к истинной вере. Так, в письме к А. Н. Муравьеву 1846 г. он писал: “Бог обращает людей, а не люди. И потому о числе обратившихся извещать необходимо, а как действовали люди, бывшие орудиями Его, и что они терпели — зачем пересказывать? Тут больше вреда, чем пользы”[1].

Святителем были разработаны и методы миссионерского служения. В знаменитой “Инструкции миссионерам” 1841 г. он выдвигает на первый план в действиях миссионера кротость, ласковость в обращении с будущей паствой, понимание, терпимость, убеждение, добрый пример, отказ от насилия, отсутствие высокомерно-пренебрежительного отношения к их прежним верованиям, обычаям, образу жизни. “Отнюдь не показывай явного презрения к их образу жизни, обычаям и проч., как бы они ни казались того стоящими; ибо ничто не может оскорбить и раздражить дикарей, как явное презрение к ним и насмешки над ними и всем, что — их.., — писал он. — С первого свидания с инородцами старайся снискать их доверенность и благорасположение, но не подарками и ласкательством, а рассудительностью, готовностию на всякую помощь, добрыми и благоразумными советами и искренностию. Иначе кто тебе откроет свое сердце, если не будет иметь доверенности <…> отнюдь не показывай величавого учительского вида, чем весьма много можно повредить успехам своего дела”. Главное его требование к миссионеру, — это истинная и несокрушимая вера и любовь к обращаемым, “ибо токмо любовь созидает, а потому старайся иметь в себе дух святой любви”. Святителю Иннокентию был чужд и великодержавный, пренебрежительный национализм в отношении к “инородцам”. И в глобальном плане интересы распространения православной веры были для него выше собственно государственных интересов, что доказывается его принятием факта продажи владений Русской Америки США как одного из путей Провидения, коим Православие проникнет в Соединенные Штаты. Но вместе с тем святитель Иннокентий отнюдь не забывал и о собственно государственном интересе, наставляя миссионера: “Все народы, жи­вущие в наших Российских колониях, считаются принадлежащими России; но непросвещенные из них Святым Крещением еще не знают того, что они находятся под могущественным покровом России и что спокойствие их, коим они наслаж­даются, есть ее благодеяние; а потому ты должен внушать им об этом, и вообще при всяком удобном случае старайся представлять им превосходство нашего правительства в сравнении с другими, его бескорыстное о них попечение, заботливость и проч.” [2].

Непрестанные заботы Святителя об умножении и расширении деятельности миссий в Восточной Сибири, на Дальнем Востоке и в Русской Америке наталкивались на недостаточную помощь правительства. Святитель Иннокентий неоднократно призывал именно государство обратить на миссии большее внимание. А. Н. Муравьеву он пишет, что для успехов устроенных им миссий необходимы деньги и миссионеры, понимая под первым целенаправленную помощь правительства. В письме от 6 июля 1851 г. он выражается более ясно и даже горячо: “…очень жаль, что они (то есть власти — И. К.) мало обращают внимания на дела наших церквей и миссий. Это им не принесет чести. До сих пор я писал и еще несколько времени буду писать к ним скромно и тихо; авось услышат! Но если ничего не будет еще и два будущие года, то я заговорю громко, несмотря на то, хотя бы это для меня кончилось Соловками…”[3]. Муравьев в ответ настаивал на том, что миссия сама должна изыскивать на местах себе средства и этим завоевывать себе авторитет. Андрей Николаевич ставил святителю Иннокентию в пример древних апостолов, действовавших своими силами. Святитель Иннокентий ответил, что времена изменились, и без такой сторонней помощи его миссии при слабости местной инициативы просуществовать не могут: “Вы говорите, «что у нас миссионеры не образуются, а сами собою родятся». Так! Дайте же средства принимать и содержать на поприще Апостольства, а они найдутся <…> Мне нужны деньги для миссий, и не единовременно, а постоянно, то есть чтобы, заведя где-либо миссию, потом не пришлось закрыть ее именно потому, что денег нет”[4].

Близкое знакомство с проблемами и бедами русского миссионерства еще раньше привело Святителя к идее создания Миссионерского общества — централизованной структуры под эгидой российского правительства, отвечающей за планомерную помощь миссиям и подготовку миссионеров. Эта мысль была сформулирована им 10 мая 1848 г. в письме к А. С. Норову: “…Как не позавидовать в этом случае Английскому миссионерскому обществу, имеющему в своих руках миллионы именно на предмет распространения христианства. Помните ли? Некогда и мы с Вами говаривали об этом предмете. О если б кому-либо из наших магнатов пришла мысль завести у нас в России такое Общество для распространения и утверждения христианства между дикими, подвластными России! И ужели в самом деле у нас не найдется людей, готовых жертвовать на такой предмет? Спору нет, что и всякое Общество, имеющее целью распространение познаний, полезно, и благородное дело жертвовать на оное. Точно так полезно и наше Географическое общество (в котором и мы с Вами замешаны), имеющее целью узнавать и описывать землю. Но земля и вся, яже на ней, дела сгорят, следовательно, не останется ничего, ровно ничего и от действий нашего Географического общества, ибо будет новая земля, а там наши географические сведения и снадобья не годятся. А между тем вера, святая и драгоценная вера вечна и кончится только видением Бога; а между тем спасение заблуждающих братий наших есть вечный предмет Божиего Промысла, а мы остаемся равнодушны, не хотим подать помощь братиям нашим, требующим от нас познания веры, не хотим на это уделить и копейки, уделяя десятки, сотни, Бог знает, на что… О, если бы (повторяю) кому-либо из наших сильных земли пришла мысль завести и у нас подобное английскому Миссионерское общество! О, тогда…”[5].

Назначение в январе 1868 г. Митрополитом Московским архиепископа Камчатского Иннокентия, известного не только практической миссионерско-пастырской деятельностью, но и широкими планами развития миссионерства, вызвало надежды на кардинальные перемены в положении миссионерского дела в России. Так, профессор Московской духовной академии Петр Симонович Казанский писал, что ждет от святителя Иннокентия именно “живого дела”: “Преосвященный Иннокентий средствами Москвы, может быть, поможет своей епархии в ее миссионерских трудах. Вот доброе дело, которое предвидим от перевода его в Москву”[6].

Вскоре было принято решение о реорганизации созданного еще в 1865 г. Петербургского миссионерского общества, деятельность которого вызывала многие нарекания, в Православное миссионерское общество с центром в Москве под управлением Митрополита Иннокентия. Владыка радостно принял это известие. Он писал 3 сентября обер-прокурору Д. А. Толстому: “…я с благоговением и со всем усердием готов принять на себя всякое поручение Ее Императорского Величества касательно упомянутого Общества; но я бы желал, <чтобы> до личного представления моего Ее Величеству или, по крайней мере, до личного свидания моего с Вашим Сиятельством, Управление Обществом оставалось пока в Санкт-Петербурге; потому что я имею намерение предложить другие основания и формы сего Общества, а именно применительно к уставу бывшего у нас некогда Библейского общества, то есть учредить отделения сего Общества по всем епархиям, не исключая Санкт-Петербурга, под управлением непременных вице-президентов — местного преосвященного, и если не губернатора, то градского главы. Главному же Управлению Общества, по моему мнению, надлежит быть в Санкт-Петербурге, под покровительством Ее Императорского Величества, и непременно при Святейшем Синоде”[7]. Однако по приезде Владыки в ноябре 1868 г. в Санкт-Петербург отказались и от идеи создания отделения Миссионерского общества в северной столице.

А работа над новым Уставом шла уже полным ходом. Третьего апреля святитель Иннокентий представляет Д. А. Толстому свой проект для предварительного просмотра, извещая, что копия такового представлена покровительнице Общества императрице Марии Александровне, и сообщает: “… что так как Совет Миссионерского общества должен быть в Москве, то было бы неприличным с моей стороны, да и не выгодно для цели, — не послать также для предварительного чтения с просьбою замечаний таковой проект почетным и особенно богатым жителям Москвы и посему ныне же думаю послать Преосвященному викарию несколько экземпляров оного для раздачи по его усмотрению”. Викарному епископу Леониду он пишет в Москву 4 апреля: “препровождая при сем к Вашему Высокопреосвященству 150 экземпляров устава, покорнейше прошу разослать оные по Вашему усмотрению, кому Вы заблагорассудите: овому для отчета, овому для прочтения, овому для замечаний, овому, быть может, только для воззрения <…> Дело в том, чтобы не обойти вниманием такого, кто может быть полезен Обществу своим влиянием или своим излиянием из кармана…”8. К сожалению, нам не удалось найти источников, раскрывающих первоначальный этап работы над Уставом ПМО. Но мы кое-что знаем о последующей судьбе проекта… Так, обер-прокурор исключил из тек­ста устава пункт о непременных членах, то есть о зачислении всех находящихся на службе священнослужителей в действительные члены Общества. Мера эта могла бы придать Обществу не такой ярко выраженный клерикальный характер, но встретила убедительные возражения Митрополита: “Исключе­ние это равняется тому, если бы было воспрещено делать ц. старостам сборы по церкви во время служения и по приходу к праздникам. Правда, сборы эти копеечные, но не будь их, кошельковых доходов не будет и половины, ибо пожертвования десятками рублей редки, непостоянны, и, говоря вообще, видимо уменьшаются. То же будет и с Миссионерским обществом, если в нем не будут членами непременными и постоянными находящиеся в службе священнослужители…”. Святитель просил Обер-прокурора доложить императрице, что Уставом не предполагается наложить на духовенство непременную обязанность взноса. Митрополит предложил сказать в примечании к § 15, что священнослужители на действительной службе, как преемники первых миссионеров-апостолов “по своему званию суть действительные члены Миссионерского общества, хотя бы они не приняли на себя никакого взноса денег, что вполне зависит от их воли; но они должны содействовать словом и благожеланиями для миссионерства и исполнением поручений Совета и его комитетов; но и последние не иначе, как с их согласия и без отвлечения от их прямых обязанностей”[9]. Это положение вошло в окончательный текст Устава Общества.

Не обнаружили мы и замечаний, данных на проект Устава именитыми московскими гражданами. Знаем по списку, что получены они от 37 лиц, среди которых значились такие яркие и известные в России деятели, как историк Михаил Петрович Погодин, редактор “Московских ведомостей” Михаил Никифорович Катков, предприниматель Иван Иванович Четвериков, ректор Московской Духовной Академии, протоиерей Александр Васильевич Горский, Председатель Московского Общества любителей духовного просвещения Даниловский архимандрит Иаков, профессор Казанского университета Николай Иванович Ильминский, славянофил Юрий Федорович Самарин. “И так как центральному управлению делами Общества предполагается быть в Москве, то я счел нужным пригласить к себе всех г.г., сделавших замечания, что и было мноюисполнено 28 числа в келиях моей квартиры… — писал святитель Иннокентий Д. А. Толстому 8 мая, предоставляя исправленный вариант Устава согласно замечаниям. — Относительно же причисления служащих священнослужителей к числу действительных членов никто не заявлял ниоткуда ни малейшего протеста; напротив того, многие из монашествующих спрашивали: могут ли они быть участниками Общества”[10]. Последнее показывает, насколько популярна уже была идея общества. 8 же мая им пишется новая записка Д. А. Толстому (она неопубликована): “некоторые из почтенных дам в г. Москве, принимающие живое участие в делах Общества, изъявили желание, чтобы в Устав была внесена статья, дозволяющая дамам составлять особые для сей цели комитеты. Это докладывают и многие из мужских почетных. Как ни полезно такое учреждение, но я не решился внести оное в Устав, вполне предоставляя это на благоусмотрение Вашего Сиятельства”[11]. Указанное положение так и не было внесено в Устав Общества, но женщины, как будет видно далее, активно ему помогали как сборщицы средств и благотворители.

Так в многотрудной работе по созданию Православного миссионерского общества в Москве происходил драгоценный опыт единения мирян и духовных вне зависимости от сословности, социального положения, пола и т. д. Миссионерство постигалось не как удел замкнутой касты, кучки благотворителей, а как общенациональное дело, объединяющее людей в великом духовном стремлении распространения Православия, что полностью отвечало чаяниям Митрополита Иннокентия.

Между тем члены распущенного старого Миссионерского общества отправили в государственные инстанции записку с критикой нового Устава Общества, в которой встречались интересные мысли, отражавшие разногласия в подходах к тому, каким быть Православному миссионерскому обществу в России. Первым ставился вопрос, почему главой Общества провозглашается неизбираемый “монарх” — Митрополит Московский?! Почему закрыт доступ к этой должности другим лицам? Теперь же председателями Общества навсегда были “обречены” становиться только лишь Московские митрополиты, которые совсем необязательно будут заслуженными миссионерами, подобно святителю Иннокентию. Согласимся и мы с тем, что Устав Общества во многом “лепился” под его величавую фигуру (хотели обеспечить ему пожизненное лидерство), в чем, возможно, сказалась недальновидность его авторов. В подчинении епархиальных комитетов Совету виделась “централизация римского патриархата”. Горячее возражение встретил пункт о “непременном членстве”, по которому священники становятся членами общества, “ничем не жертвуя”. Указывалось, что духовенство может быть разным, далеко не всегда способным к миссионерству. Общество таким образом превращалось в “крепкую кастовую организацию, исключающую всякое вмешательство, всякий контроль и от жертвователей, и от общественного мнения”. Власть Митрополита в Обществе сравнивалась даже с бесконтрольной и безраздельной властью римского папы. Указывалось, что светские лица устраняются от управления обществом, которое отдается на откуп клерикалам, которые превратят церковные сборы в “поборы” на нужды общества и т. д.[12]. А такое-де может привести к распространению “бессознательного машинального крещения, обращения только для вида и счета”. Делался вывод: “миссионерское дело в России не может подлежать исключительному ведению церковной администрации”. В чем же виделась альтернатива? Основываясь на опыте действий иностранных (католических и протестантских) миссий в Китае, Японии, Индии, члены старого МО предполагали, что успех миссионерства зависит не только от распространения Слова Божия и вливания денежных средств, но и от практической помощи инородцам в ведении их хозяйства и повседневных нуждах, а также введения у них элементарной грамотности, просвещения, чтобы “добиться прочности восприятия христианской проповеди”[13].

Попробуем прокомментировать эти возражения. Отметим, что Митрополит Иннокентий задумывал все же не совсем то, что приписывалось. Самому Владыке, хоть и ратовавшему за крепкую епархиальную власть архиереев, диктаторские замашки были чужды, деспотизма в чертах его характера не было. А что касается упреков в чрезмерной централизации, то не будем забывать, что какой-то жесткой зависимости епархиальных комитетов на местах от центрального управления в Москве не предусматривалось, а предполагалась как раз широчайшая самостоятельность их деятельности. Специальным параграфом Устава (§ 8) оговаривалось, что Совет Общества содействует благоустройству миссий, но не входит в их управление в церковном, учебном и административном отношении. Да и из рассмотрения последующей деятельности Совета видно, что он не стеснял комитеты в их деятельности, не подминал их под себя, не навязывал им своих решений, зато оказывал им финансовую и прочую помощь. Поэтому декларированная централизация общества была кажущейся, внешней, во многом фиктивной. Но то обстоятельство, что местные отделения ПМО по должности возглавляли епархиальные начальства, конечно же, нарушало принципы демократизма, не соответствовало общественному характеру организации. Обвинение в засилье церковников в делах общества, якобы отталкивающем от него мирян, нам кажется необоснованным. § 14 Устава утверждал имен­но всесословность Общества[14], что соответствовало известным взглядам святителя Иннокентия на миссионерство как на общее дело всех православных духовных и мирян Империи. Каждый православный вне зависимости от звания, сословия, состояния мог участвовать в делах Общества. Об этом же — выступления и речи святителя Иннокентия: “Святость сего дела, великая важность его для Православной Церкви и Государства само собою очевидны. Прямым источником средств для развития его должно быть сочувствие к нему и усердие всех православных христиан. Миссионерское общество открывает для всех, и богатых и бедных, удобства служить этому великому делу, кто желает и чем может”[15]. “Не только в белом и монашествующем духовенстве, но и в благочестивых мирянах пробуждается дух ревности к делу евангельской проповеди; являются на призыв общества новые лица, желающие посвятить себя миссионерским трудам”[16].

А положение о “непременных членах”-священниках предполагало именно посильное участие, то есть необязательное. Другой вопрос — то, что, по мысли святителя Иннокентия, духовные лица, а не миряне должны преобладать в управлении Обществом как “преемники апостолов”. Что касается просветительской функции, которая могла бы сопутствовать миссионерской, то она не афишировалась в деятельности Общества (на первый план выдвигалась задача обращения с помощью евангельской проповеди), но все равно подразумевалась (уст­рой­ство школ, распространение грамотности и т. д.).

21 ноября 1869 г. Устав Общества был утвержден императором Александром II. Святитель был тогда в Петербурге и узнал о радостном событии не сразу. 8 декабря он пишет викарию: “Говорят, устав Миссионерского общества утвержден; но я еще не видал его”[17]. Но 11-го он извещает епископа Дионисия: “Скажу Вам новость. Миссионерский устав новый утвержден 21 ноября, и Московский Митрополит есть председатель; остальное узнаете из устава”[18]. От своего викария Леонида Владыка не скрывает своего удовлетворения: “Выслушал я утвержденный устав Миссионерского общества. На первом в нем оставлено, что было в проекте, даже и пересылка по почте бумаг по-казенному. Слава Богу!”[19].

Упомянем о некоторых неназванных нами положениях Ус­та­ва. Общество утверждалось под попечительством императрицы Марии Александровны и под началом Святейшего Синода. Официальным днем праздника ПМО устанавливался день 11 мая — день славянских Первосвятителей Кирилла и Мефодия. Целью Общества провозглашалось обращение в православную веру и утверждение обращенных. Предусматривалось, что Общество готовит особых лиц для устройства новых миссий и станов, направляет пособия для устройства быта новокрещенных, помогает открытию промышленных и сельскохозяйственных заведений в их землях. Высшим представительным органом Общества являлось собираемое раз в год Общее собрание. Оно избирало 8 из 12 членов Совета (4 назначались Председателем) и одного помощника Председателя из светских лиц (другого назначал сам Председатель из числа своих викариев), выслушивало годовой отчет, утверждало смету расходов Общества, решало наиболее важные, ключевые вопросы его деятельности. Совет общества решал текущие вопросы в присутствии Председателя или его помощника из викариев большинством голосов. В Совет стекались все сведения о местных комитетах. О некоторых особо важных делах через посредничество обер-прокурора Святейшего Синода можно было докладывать императрице. Устанавливался институт почетных членов Общества, которыми являлись представители императорской фамилии, а также лица, снискавшие “особую признательность” Общества. Действительными его членами, исключая священнослужителей, могли стать те, кто за один год внес взнос не менее трех рублей. Такая мера открывала легкий доступ в Общество многим желающим и не могла не обеспечить широкий приток в его состав людей и средств. Кроме того, членами Общества становились и лица, внесшие единовременные вклады. Члены общества имели право голоса в общих собраниях и были обязаны способствовать увеличению средств общества и числа его членов. Особый раздел Устава был посвящен средствам Общества. Они слагались из: ежегодных взносов, единовременных пожертвований, кружечных сборов и сборов по подписным листам. Предусматривалось образование как неприкосновенного, так и запасного капиталов Общества, с которого выделялись проценты на его текущие расходы. Общество имело свою печать, пользовалось правом бесплатной пересылки почтовой корреспонденции[20].

В Москве началась энергичная подготовка к открытию Общества в обстановке значительного воодушевления. В газетах было опубликовано воззвание Московского Митрополита к московской пастве от 2 января 1870 г. “Господу угодно, — писал он, — чтоб и здесь, в центре России, в летах преклонных, я не оставался чуждым миссионерской деятельности, которой, по воле Промысла Божия, на отдаленных окраинах отечества <отдана> почти вся жизнь моя с ранней молодости”. Отмечалось, что Общество создано для обращения и “утверждения обращенных как в истинах Святой веры, так и в правилах христианской жизни. Таковых сограждан, не просвещенных светом истинной веры или не утвержденных в ней, насчитываются многие миллионы.

Сравнительно с числом их мы имеем миссий очень мало, и те, которые уже устроены, нуждаются в средствах для упрочения и расширения деятельности”. Особые надежды в этом смысле Святителем возлагались именно на Москву как на древнюю твердыню русского Православия. “По долгу пастыря и по обязанности председателя Общества прошу и молю Христолюбивую Москву, Московскую паству и духовенство не оставить меня в сем святом деле своим сочувствием и содействием”[21]. Святитель надеялся для открытия Общества прибыть в Москву к 11 января, но его задержала болезнь, так что он просил Преосвященного Леонида “принять на себя труд открыть Общество”. И добавил: “Речь, которую я намеревался сказать при открытии, я, исправив несколько, пришлю к Вам на Ваше благоусмотрение: если найдете ее подходящею, произнесите, а нет — скажите свою”[22]. Однако владыка Леонид счел невозможным открывать Общество в отсутствие Митрополита и предложил подождать его выздоровления. 13 января Святитель еще пишет ему о своей болезни: “При сем посылаю Вам речь, которую я предполагал сказать. Я, со своей стороны, советовал бы не останавливаться, приступить к открытию в предположенный день <…> Примите на себя труд принести глубочайшую благодарность Его Сиятельству (Московскому генерал-губернатору князю В. А. Долгорукову — И. К.) за такое участие в Миссионерском Обществе, которое останется навек в истории оного, как перло”[23]. Князь В. А. Долгоруков предоставил для открытия Общества обширный зал своего генерал-губернаторского дома. Милостию Божией Владыка вскоре поправился. 15-го он пишет, что силы его крепнут и он желает участвовать в открытии Общества: “…письмо Ваше смутило меня тем, что Вы положили отложить открытие до 12 февраля. Это, по моим соображениям, слишком далеко…. И потому прошу Вас и умоляю сократите время ожиданиям. Нельзя ли определить окончательно — быть открытым 25 числа текущего месяца?..”[24].

23 января Владыка приехал в Москву и в тот же день от его имени были разосланы приглашения к именитым гражданам города разных сословий с извещением о предстоящим открытии Общества и предложением вступить в его члены. 25 января 1870 г. и состоялось открытие Общества. Литургию и молебствие о ниспослании Божией благодати Обществу совершил в Успенском соборе сам Митрополит Иннокентий при сослужении Преосвященных викариев Леонида и Игнатия, при громадном стечении народа и в присутствии городских властей, знатных жителей города, в числе которых были и такие знаменитости, как М. Н. Катков, И. С. Аксаков, М. П. Погодин и другие. Современники запечатлели в памяти этот трогательный момент единения православного духовенства и всех слоев народа: “в этом однодушии и заключается сила православной Церкви и основание надежд на успех во всех предприятиях для ее блага и чести”[25]. Значительная речь была сказана протоиереем церкви Казанской Божией Матери у Калужских ворот отцом Алексием Ключаревым. Отец Алексий принимал значительное участие в организации нового Общества, став затем одним из самых деятельных его сотрудников.

Вслед за службой состоялась и церемония открытия Общества в доме Долгорукова на Тверской площади. В краткой речи Митрополит напомнил: “Дело, которому мы хотим содействовать <…> великое, святое, апостольское. Для желаемого успеха в обыкновенных делах и предприятиях, независимо от средств, необходимы ум, знание, опытность, способность, деятельность и энергия <…> но мы не можем и не должны рассчитывать на все сии условия как на верные средства к достижению нашей цели, даже при самых благоприятных обстоятельствах. Почему? Потому что обращение человека на путь веры и истины всецело зависит от Бога”. О ниспослании милости Божией Святитель призывал молиться всех участвующих в делах Миссионерского общества и сочувствующих ему[26]. И закончил собрание словами благодарности всем сочувствующим и извещением об избрании им, по Уставу, двух членов будущего Совета ПМО: протоиерея Алексия Иосифовича Ключарева “для заведования письменною частью” и статского советника Ивана Ивановича Четверикова “для приема и хранения сумм”. Общее собрание для избрания оставшихся членов Совета, второго помощника Председателя (первым, по Уставу, был викарий Митрополита епископ Дмитровский Леонид) и казначея было назначено им на 2 февраля[27]. В этом промежутке времени шел интенсивный прием членов Общества, первых взносов и пожертвований. 1 февраля святитель Иннокентий извещал Д. А. Толстого. “Благодарение Богу! подписка или заявление быть членами Миссионерского общества идет удачно. Не более как в 3 дня подписалось до 1700 человек, со взносом не менее 3 руб., а с полученными мною предварительно (в минувшем апреле) до 37 т. Нет сомнения, что явятся и еще члены <…> 3 числа предполагаем открыть первое присутствие Совета Миссионер. Общества, а 4-го думаю вечером отправиться в СПБург”[28]. К 3 февраля средства выросли еще более: святитель Иннокентий извещал Обер-прокурора о том, что “в настоящее время число действительных членов простирается более 3000, а сумма, пожертвованная в пользу Миссионерского Общества, более 36000, всего же с полученными в апреле прошлого года около 39000 р.”[29].

Первое общее собрание Общества под председательством Митрополита Иннокентия открылось 2 февраля 1870 г. в зале Московского Благородного дворянского собрания; на нем присутствовало 470 действительных членов Общества. Была зачитана приветственная телеграмма Попечительницы Общества Императрицы Марии Александровны: “С удовлетворением известясь об открытии Православного миссионерского общества, душевно желаю ему преуспеть. Да благословит Господь его благую цель”. Прошли выборы. Владыка Иннокентий предложил демократическую процедуру голосования билетиками, — без составления предварительных кандидатских списков. Вторым помощником Председателя был избран тайный советник Помпей Николаевич Батюшков. За него было подано 224 голоса. Казначеем был избран коммерции советник Василий Дмитриевич Аксенов. Членами Совета ПМО были избраны: князь Владимир Александрович Черкасский, мануфактур-советник, старшина московского купечества Василий Михайлович Бостанжогло, протоиерей Троицкой на Арбате церкви Ипполит Михайлович Богословский-Платонов, член-сотрудник Алтайской миссии священник Спиридоновской церкви Николай Дмитриевич Лавров, старшина потомственных дворян князь Дмитрий Михайлович Голицын, надворный советник, знаменитый русский писатель и мыслитель Иван Сергеевич Аксаков, законоучитель Александровского военного училища, священник Александр Михайлович Иванцов-Платонов и коммерции советник Иван Артемьевич Лямин. В том же году, по выбору Святителя, к указанным избираемым лицам были добавлены предводитель московского дворянства князь Николай Петрович Мещерский и граф Алексей Васильевич Бобринский. Закрывая первое общее собрание ПМО, Владыка обратился к присутствующим со словами: “Позвольте мне, милостивые государи, выразить вам мою задушевную благодарность за ваше единодушие, радушное и примерное сочувствие святому делу. Да воздаст вам Господь Своею милостию”[30].

Примечания

1 Письма Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского. Т. 1. М., 1897. — С. 169.

2 Творения Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского. Т. 1. М., 1887. — Сс. 242, 254.

3 Письма Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского. — Сс. 288–289.

4 Там же. — Сс. 352–353.

5 Там же. — Сс. 212–216.

6 У Троицы в Академии. М., 1914. — С. 527.

7 Письма Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского. Т. 3. М., 1901. — С. 167.

8 Там же. — Сс. 180–182.

9 Там же. — Сс. 191–192.

10 Там же. — Сс. 199–200.

11 РГИА. Ф. 797. Оп. 38. Отд. 2. Ст. 3. Д. 131. — Лл. 94–94 об.

12 Там же. — Лл. 108–115.

13 Отчет Миссионерского общества за 1867 г. СПб., 1869. — Сс. 30–31.

14 Никольский А. Православное миссионерское общество. М., 1895. — Сс. 6–8.

15 Письма Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского. Т. 3. — Сс. 151–152.

16 Там же. — С. 158.

17 Там же. — С. 225.

18 Там же.

19 Там же. — С. 227.

20 Никольский А. Православное миссионерское общество. — Сс. 6–8.

21 Творения Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского. Т. 3. — С. 152.

22 Письма Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского. Т. 3. — С. 230.

23 Там же. — С. 231.

24 Там же. — С. 236.

25 Барсуков И. П. Иннокентий, Митрополит Московский и Коломенский. М., 1883. — С. 682.

26 Там же. — С. 685.

27 Там же. — С. 687.

28 Письма Иннокентия, Митрополита Московского и Коломенского. Т. 3. — С. 240.

29 Там же. — Сс. 241–242.

30 Барсуков И. П. Указ. соч. — С. 688.

Источник