Всё началось с того, что в Перервинскую православную духовную семинарию пришло письмо от губернатора Ненецкого округа Игоря Кошина. Он просил организовать из преподавателей и воспитанников учебного заведения миссионерскую экспедицию в далёкие арктические сёла, где жители не видят священников годами.

Строго говоря, до того с подобной просьбой сюда (а также ещё в две московские семинарии, Московскую духовную академию и Православный Свято-Тихоновский гуманитарный университет) уже обращался епископ Нарьян-Марский и Мезенский Иаков. Однако поскольку, пояснил владыка, он знает «инерцию реакции на такого рода просьбы», то для ускорения дела счёл необходимым заручиться поддержкой главы региона. Кроме того, округ был готов покрыть дорожные расходы будущих миссионеров. Для начала речь шла о двухстах тысячах рублей на авиаперелёты. Деньги, вроде бы, невеликие, однако для самой северной епархии с её неоглядными, но малонаселёнными просторами и весьма ограниченными вследствие этого финансовыми возможностями существенные.

После того, как владыка Иаков побывал в Перервинской семинарии и на встрече со студентами рассказал, не скрывая сложностей, о духовном возрождении Русского Севера, в учебную часть выстроилась очередь из семинаристов, желающих отправиться на две недели в далёкий посёлок со странным для непривычного уха, но волнующим воображение названием Усть-Кара. А вот преподавателей из числа московского духовенства будто эпидемия поразила: обострились, как на грех, давние болячки, возникли непреодолимые семейные обстоятельства и неотложные дела, препятствующие командировке на край света в тундровое поселение с необустроенным бытом.

Что ж, бывает, батюшкам остаётся только посочувствовать. В конце концов, как показали дальнейшие события, усть-карцам необыкновенно повезло, что к ним прилетел проректор семинарии протоиерей Алексий Харин – опытный священник и необычайно работоспособный и ответственный человек. Таких пастырей, как отец Алексий, ещё поискать надо. В помощь он взял семинаристов-третьекурсников Антония Шабанова и Николая Синявина. Не в последнюю очередь потому, что ребята – поющие. Службы в местной часовне хотелось совершать как можно торжественнее, с песнопениями.

Духовная азбука и болевые приёмы

В Заполярье никто из них прежде не был. Но то, что миссионеры увидели в посёлке на берегу Карской губы, их представлению о Крайнем Севере вполне соответствовало: пронизывающий ледяной ветер, давящее серое небо с царапающими землю свинцовыми облаками и высокие сугробы в середине мая.

В первую ночь они замёрзли. Группу поселили у Галины Петровны Янгасовой. Дом большой. В семье пятеро детей, но старший живёт отдельно, а хозяин-оленевод – в тундре. Прежде кочевала и жила в чуме вся семья, но семь лет назад осели в Каре. Семинаристов определили в пустующую комнату, проректора – на кухню. Однако городские жители не знали, что перед сном надо подтопить печку, и их временное обиталище выстудило, а одеяла были тонкие.

Потом подобной оплошности они уже не допускали. Да и погода начала улучшаться, повернуло на тепло. Снег, правда, временами ещё срывался, затем хлестал дождь, но миссионеры на это внимания особо не обращали. Каждый день был плотно занят с утра и до позднего вечера. Главной своей задачей они поставили наладить в Каре хотя бы на две недели нормальную приходскую жизнь. А в посёлке, где постоянного священника отродясь не было и православный приход не создан, это совсем не просто.

Начали с того, что с «благословения» главы Карского сельсовета Евгении Амеличкиной развесили объявления с расписанием богослужений в наконец-то достроенной поселковой часовне, которая несколько лет стояла без кровли. Всего наметили восемь служб: четыре литургии (утром) и столько же всенощных (вечером).

Но прежде всего, конечно, было необходимо установить какой-то контакт с местными жителями. Объяснить, кто к ним прибыл и зачем. Глава поселка успокаивала: да все уже знают о вашем прилёте. Отец Алексий в этом не сомневался, но привык руководствоваться правилом: под лежачий камень вода не течёт. Поэтому попросил помочь организовать встречи с населением в клубе. Руководитель муниципалитета не возражала.

– Галина Ювинальевна нас вообще приняла очень благосклонно. Без её активного содействия многого из совершённого, безусловно, не сделали бы. Да ей и самой было интересно – приходила в клуб на духовные беседы. Хотя так и не покрестилась. Сказала, сделает это в Нарьян-Маре, в кафедральном соборе, – улыбается батюшка.

В Доме культуры провели шесть встреч. На первую явились двенадцать человек. На следующую – больше. На третьей было уже 25 человек, полон зал – он в стареньком карском клубе крошечный.

– Только тогда я чуточку успокоился, – признаётся священник. – А поначалу очень переживал: как люди настроены, как нас воспримут, явятся ли на зов вообще? В основном, конечно, приходили женщины. Было много детей. Они окружали нас всегда, все две недели, пока мы находились в Усть-Каре. Пьяный – а нас сразу предупредили, что возможно и такое, – явился всего раз. Поговорить с ним о чём-то было невозможно, настолько мужчина был нетрезв. Просто сидел и мычал что-то нечленораздельное. Внимания на него никто не обращал – к подобному привыкли.

Понимая, что людям надо рассказывать о Православии буквально с азов, максимально просто и доходчиво, собравшимся показывали короткие, минут на десять, фильмы об основах веры, Священном Писании, Боге как Творце мира, Христе Спасителе, церковных Таинствах – подборку на жёстком диске привезли с собой. Затем батюшка комментировал увиденное. И запускали следующую короткометражку. За одну встречу – не более трёх. Смотрели и слушали присутствующие внимательно. А вот вопросов почти не задавали. Поначалу столичных миссионеров это удивляло. Потом поняли: особенности менталитета. Духовную литературу, которую также привезли из Нарьян-Мара, после встреч разобрали всю, хотя книг в епархиальном управлении взяли немало, в аэропорту пришлось даже доплачивать за перевес.

– Весьма распространён штамп, что северный народ – открытый, душа нараспашку. Я тоже так думал. Оказалось, всё не так просто, – размышляет отец Алексий. – Северяне ведут себя сдержанно. Можно говорить им что угодно, но, чтобы к тебе появилось доверие, необходимо какое-то время. Местные должны привыкнуть к новому человеку. И судят они не по словам, а по делам.

Решили провести беседу и в школе, с учениками и преподавателями. Однако директор пожаловавшую троицу встретила настороженно.

– Вы точно не баптисты? – строго спросила Марина Хатанзейская.

– А по нам разве не видно? – погладил окладистую бороду протоиерей. – Баптисты бреются.

Разговорились, рассказали, кто они, зачем приехали в посёлок, и директор школы успокоилась. Как очень точно сказал отец Алексий – доверилась. Договорились, что гости не только проведут встречу с учащимися, но и дадут мальчишкам несколько уроков борьбы самбо. Несомненно, это вызовет у ребят дополнительный интерес к «нетипичным» представителям Церкви.

После уроков учеников, за неимением актового зала, собрали в холле первого этажа. Всё прошло по уже отработанной в клубе схеме. Только после фильмов с комментариями солировал не батюшка, а семинарист Николай Синявин. Рассудили: школьникам полезно послушать молодого парня, не на много старше их, да и будущему священнику – практика.

Затем, когда все дружно переместились в спортзал, Антон Шабанов показал местным пацанам (а также пришедшим поболеть за них девочкам), что исключительно на богословии семинаристы не зацикливаются. Самозащитой без оружия он начал заниматься, поступив в Перервинскую семинарию после срочной службы в ракетных войсках, и достиг на ковре неплохих успехов.

– После разминки мы разучили со школьниками пару болевых приёмов, поотрабатывали, как от них уходить, и устроили спарринги, – рассказывает Антон. – Тренировочные бои сходу начинать нельзя. Однако предполагалось всего три занятия, а хотелось, чтобы ребята почувствовали вкус борьбы. Смотрел, конечно, внимательно, чтобы не увлеклись чрезмерно в поединках и дело не закончилось травмой. Ну, и Коля подстраховывал, он тоже немного в самбо разбирается. Все три раза спортзал был полным. Жалко, мы уехали, и заниматься дальше с мальчишками борьбой будет некому.

Школа в Усть-Каре, к слову, теперь освящённая.

Если не ты, то никто

Недавно окружное телевидение сообщило, что приехавшие в Усть-Кару священник и два семинариста освятили часовню. Это не так. Чин освящения достроенного наконец-то в посёлке храма намерен совершить епископ Иаков. А протоиерей Алексий Харин, прежде чем начать там службу, лишь окропил симпатичную аккуратную часовенку в русском стиле святой водой. Слишком долго она пустовала. Кто-то, у кого сильно чесались руки, даже разбил стёкла, взломал дверь и намусорил внутри.

Сруб часовни, увенчанный луковичной главкой с крестом, в своё время поставил на свои средства Роман Мороз, руководитель московской компании «Промкапстрой». Глубоко верующий человек, он очень переживал, что не получилось довести до ума всё сразу. Бригаду, сдавшую в Каре новую школу, из одного из самых отдалённых в округе посёлков вывели, и часовня осталась незавершённой. Самое печальное, что в короткую навигацию не завезли предусмотренный проектом для покрытия храма осиновый лемех. Пришлось ограничиться положенной на стропила черновой доской с натянутым сверху целлофаном. Думали, что ненадолго, оказалось – на восемь лет. Плёнку быстро сорвало ветром, в щели на крыше лил дождь, набивался снег. По весне он таял, строение изнутри мокло. Хорошо хоть брёвна были из лиственницы – материала вечного, к гниению непредрасположенного... Прежнее окружное руководство всё собиралось часовню достроить, но так и не собралось. А у Романа Мороза эта возможность появилась, лишь когда он получил в Усть-Каре очередной большой подряд на строительство детского сада, двух четырёхквартирных домов и гаража Севержилкомсервиса.

Роман Марьянович как раз улетал из Кары, где был в очередной командировке, когда туда прибыли миссионеры. Они пересеклись на аэродромной площадке, коротко пообщались, и Мороз отдал строителям распоряжение: срочно просушить часовню, подключить освещение, помочь подготовить к намеченному на субботу молебну и вообще взять батюшку с помощниками под опеку: поставить на довольствие в своей столовой (общепита в посёлке нет) и обеспечить баней.

Тут же у утопающего в снегу храма заурчал трактор, расчищая подходы. Притащили столб для электролинии. А когда в промороженной за долгую зиму постройке врубили тепловую пушку, с потолка просто ручьи потекли... Ну, пошли дела с Божьей помощью, перекрестился отец Алексий и переключился на другие хлопоты – было чем себя занять.

Кормили строители миссионеров очень хорошо – трёхразовое питание, мяса не жалели. И банька у них оказалась славной. Но в канун намеченного богослужения батюшка зашёл в часовню и обомлел. Там – никого. Обогреватель не работает. Стены мокрые, на голову капает. Электричество не подведено. Недоумевающий священник бросился к бригадиру. Тот глаза отводит: да понимаю, что служба назначена, шуроповёрт, чтоб иконы повесить, пожалуйста, но печка работает на соляре, а с ней у нас напряжённо. В общем, классическая ситуация: кошка из дому – мышки в пляс. Не успел Роман Мороз отбыть в Москву, как строители без хозяйского надзора тут же расслабились.

Положение спасла глава сельсовета. Евгения Ювинальевна созвонилась с бригадиром, сказала, что дадут им дизтопливо из своих запасов – на благое дело не жалко. Ещё что-то добавила. И к субботе всё было готово: храм пусть и не до конца, но просушен, свет горит, образа висят...

– Для меня это было хорошим уроком, – размышляет пастырь. – В столице, да и в любом большом городе, привыкаешь к тепличным условиям. Всё отлажено, идёт своим чередом, тревожиться особо не о чем. А в арктической глубинке надеяться не на кого. Сам должен всё делать и жёстко контролировать. Очень полезно священнику здесь послужить.

Зато какую радость испытал батюшка, когда в часовне на общую молитву собрались два десятка человек. Он думал, будет меньше, – всё-таки первое за всю историю Усть-Кары всенощное бдение. Длилось оно два часа, местным с непривычки было тяжело, но почти все достояли до конца. Примерно столько же людей пришли затем на литургию. На последней службе, которую совершили миссионеры, было 25 человек.

– Знаете, даже в Москве на Гурьянова – мы там служим в храме, построенном близ места, где террористы взорвали дом, – в будни прихожан порой бывает меньше, – говорит отец Алексий. – К молитве усть-карцы очень внимательно относятся и полностью священнику доверяют. Ты перекрестишься, и тут же, как по команде, все крестятся. В часовне холодно, пар изо рта, а женщины, дети, мужчины сосредоточены, каждое слово ловят. Уже на первой из четырёх проведённых в посёлке Божественных литургий святых Христовых Таин причастились двенадцать человек, на последней – семнадцать. Исповедовались все они впервые в жизни.

А ещё в Каре впервые состоялся крестный ход. Поначалу хотели обойти с хоругвями вокруг посёлка. Однако не получилось: весна по местным меркам в этом году выдалась ранняя, уже в середине мая начали таять сугробы, побежали ручьи, и посёлок «поплыл». Так что ограничились тем, что после литургии участники богослужения прошли с пением стихир по центральной улице до сельсовета и обратно в храм. Яркое солнце отражалось в широко разлившихся лужах. Солнечно было и на душе.

Чем заполнить душевную пустоту

От Галины Петровны, приютившей в своём доме миссионеров, отец Алексий узнал, что в январе в Кару приезжал из Нарьян-Мара батюшка и покрестил желающих, в том числе большую семью Янгасовых. Из наводящих вопросов стало понятно: делалось это автоматически, Таинство не предваряли огласительные и покаянные беседы. А так нельзя, обряд – не самоцель. Представления о вере у людей могут быть разные, и прежде чем принять крещение, человек должен уяснить: это неправильно, надо иметь веру Божью, как Сам Господь её открывает. «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа, уча их соблюдать всё, что Я повелел вам», – сказано в Евангелии.

Разговоры долгими вечерами завершились тем, что все Янгасовы наконец-то, четыре месяца спустя после крещения, исповедовались и причастились.

Всего протоиерей Алексий Харин крестил в Каре семнадцать человек. Объясняя прежде каждому, не считаясь со временем, зачем это нужно, что значить жить во Христе. Семинаристы помогали. Следующие затем покаянно-исповедальные беседы проводил, конечно, только священник. Желание покреститься многие объясняли так: для защиты, чтобы спокойнее было, чтобы быть к Богу ближе.

– Исповеди жителям Кары даются очень непросто, раскрыться им тяжело. Тем радостнее, когда они всё-таки преодолевают себя, – рассказывает батюшка. – Не передать словами, какие чувства я испытал, когда исповедовал одну женщину второй раз. На покаянной беседе она была скованной. Но затем, когда по собственной инициативе исповедовалась снова, её просто прорвало. Она плакала и повторяла сквозь слёзы: «Почему я раньше не ходила в храм? Я столько не понимала...»

Крещение совершалось в жилых домах. Сделать это как полагается, полным погружением, в условиях Усть-Кары нельзя при всём желании. У людей даже корыт нет – моются в общественой бане. Поэтому новообращённый, надев чистую сорочку либо обернувшись простынёй, становился в тазик, и его окатывали загодя подогретой водой от макушки до пят.

– Ну что вы, просто головой в купель окунуть... – чуточку укоризненно смотрит на меня батюшка. – Человек должен ощутить возможно большее соприкосновение с водной стихией, он ведь при этом к новой жизни возрождается.

В подтверждение отец Алексий рассказывает, как крестили в одной усть-карской семье младенца Николая. Тот плакал, не переставая. А после погружения резко прекратил. И не на какое-то непродолжительное время, а вообще стал вести себя спокойно.

– Родители такие радостные были, так благодарили. Никогда прежде, говорили, мы его в таком состоянии не видели. Угостили нас.

Прежде чем начинать крещение, миссионеры обязательно освящали дом. Читали Евангелие, кропили святой водой комнаты, наклеивали на стены по сторонам света крестики – всё, как положено.

– Люди тянутся к христианству, и в то же время у них очень сильны разные поверья, много страхов, – поясняет отец Алексий. – В каждом доме – оберег. Очень распространены куколки домовых. Говоришь, что надо бы убрать, возражают: «Ну как же, они ведь дом охраняют?!» Объясняешь: следует искать Божьей защиты, Божьего покровительства, а не от изделия рук человеческих. Искренне удивляются: «Почему ж тогда их в магазинах продают?» Однако убирают. А в следующий дом придёшь – там уже нет оберегов. Говорят, выкинули. Соседи успели рассказать, что батюшка не доволен, когда их видит.

С сувенирными домовыми было всё предельно ясно. Но протоиерей Алексий столкнулся и с традициями, связанными, как ему представлялось, с языческими корнями культуры ненецкого народа. В это, после долгих размышлений, он решил не вмешиваться. Слишком деликатная тема. Рассудил: я тут в миссионерской поездке, чего же начну свои порядки наводить, пытаться всех за две недели исправить? Разумнее сосредоточиться на восполнении у людей религиозного христианского знания. И когда они укрепятся в вере, сами многое поймут.

Миссионеры ходили на сельское кладбище. Решили отслужить по всем усопшим христианам литию, которая здесь никогда не совершалась. И увидели рядом с крестами много каких-то столбиков. Потом им объяснили: крест на могиле принято ставить, если человек умер после сорока, если до этого срока – погребальным знаком служит столб-стела.

И проректора семинарии, и его студентов поразило, что, в какой бы дом они ни зашли, везде, за редким исключением, была своя трагическая история: утонул сын, застрелили мужа, кто-то сгорел от пьянства.

– Северные люди добрые, отзывчивые. Но не знаю, как правильно сказать, чтобы никого не обидеть, – тщательно подбирает слова семинарист Антон Шабанов, – есть такие, у которых надрыв и даже отчаяние чувствуется.

– Насколько я понял по рассказам пожилых людей, раньше в национальном посёлке свои традиции были очень сильные. А сейчас народ своё теряет, а нового не приобретает. Появляется душевная пустота, – продолжает отец Алексий. – Да, храма прежде не было. Но был большой совхоз, была занятость. Когда всё рухнуло, люди ещё держались по инерции. Потом она себя исчерпала, а работы так и не появилось. И многие начали пить. Душевный надлом – это следствие неверия. Как-то со мной разоткровенничался весьма нетрезвый ненец в годах: «Я на перепутье нахожусь. Вроде бы идолопоклонник, нашими традициями дорожу, но и к Господу тянусь. Бросить пить мне только Бог поможет. Когда часовню начали строить, мы думали, что скоро и постоянный священник появится. Но храм всё больше под замком, а батюшки как не было, так и нет. Очень это не полезно, стремление к вере ослабевает». Его язык заплетался, разобрать речь было непросто. Но возразить, по сути, нечего...

Завтра – значит, никогда

Ещё понял отец Алексий в Усть-Каре: здесь всё надо делать сразу, не откладывая. В один из первых дней пребывания в посёлке к нему подошла женщина с просьбой покрестить её.

– Замечательно, конечно, – ответил батюшка. – Но уже поздно, давайте встретимся завтра и поговорим спокойно.

Потом её пришлось искать по всей Каре.

Нечто подобное произошло, и когда другая женщина попросила освятить дом. Ходили к ней несколько раз. Однако освящение так и не состоялось.

А чтобы крестить пятнадцатилетнего Диму, к нему домой пришлось наведываться трижды. После сына приняла крещение и мама. Затем – его родные братья, двоюродные, тётя.

Стало очевидным: большая часть населения Усть-Кары считает себя православными, но никакого духовного окормления практически никогда люди не имели, опыта церковной жизни у них нет, и если в какой-то момент у кого-то появилось желание к ней приобщиться, его душа раскрылась, нужно это ценить и действовать незамедлительно. Кроме того, у местных жителей велика инертность. Если ждать у тёплой печки, когда к тебе придут с просьбой совершить какие-то требы, то можно просидеть так две недели и никого не дождаться. К людям необходимо идти самим. Что миссионеры и делали. При этом с агрессией они не встретились ни разу, грубого слова никто не сказал.

– Священник в Усть-Каре востребован чрезвычайно, – подводит итог двухнедельной миссии отец Алексий. – Людям можно говорить, и говорить, и говорить. У них там такой внутренний голод, что всё сказанное они впитывают в себя, как сухая губка. Ты постоянно в действии: освящаешь, беседуешь, молишься общей молитвой. Делишься тем, что знаешь. И сам тоже учишься. Всё, что нам удалось сделать – это, конечно, мизер, какая-то капелька. Но когда мы уже прощались, люди просили: «Батюшка, приезжайте ещё!» Честно ответил: если представится такая возможность, предложат поехать в очередную миссионерскую экспедицию, соглашусь обязательно. Здесь работать и работать, служить и служить...

Владимир Киселев

Приходы.ru/Портал "Идите, научите все народы"